16 пасхальных гирлянд

Сегодня мы предлагаем вам ознакомиться с идеями пасхального декора, которые можно воплотить в жизнь самостоятельно. Вам наверняка известно, что уже пора готовиться к Светлому и доброму празднику Пасхе, осталось всего пару недель. Такими пасхальными гирляндами можно украсить стены, повесить над камином ,словом, везде, где подскажет вам фантазия. Все, что вам […]

alekstarn

Знаменитая «Седьмая колонка» (Ха-тор Ха-швии) Натана Альтермана в газете «Давар» была там, без преувеличения, самым популярным материалом. По пятницам, когда она выходила, люди заранее собирались у типографии, чтобы не ждать появления газеты в киоске. Посвященная актуальным событиям, колонка вроде бы предполагала сатирический тон и поспешность реакции – в ущерб высоким поэтическим качествам. Но Альтерман не был бы Альтерманом, истинным мастером стихотворной баллады, если бы пошел по этому легкодоступному пути. 

Я собираюсь (без зарока) знакомить интересующихся с наиболее значительными текстами «Седьмой колонки» в их переводе на русский. Собственно, этот процесс уже, что называется, пошел – с публикацией здесь примерно пару месяцев назад перевода стихотворения «Из всех народов». Оно появилось в газете в ноябре 1942 года, а вскоре после него было опубликовано и предлагаемое сейчас вашему вниманию «Письмо Менахема-Мендла». Несколько слов предыстории для тех, кто не читал (или не помнит) Шолом-Алейхема. 

Упоминаемые в стихотворении Менахем-Мендл, его жена Шейна-Шендл, мальчик Мотл, Тувья-молочник, хазан Пейсах, дядя Пиня, скрипач Стемпенью и шалун Топале Тутуриту – известные персонажи повестей и рассказов этого классика еврейской литературы на языке идиш. Написанное в разгар войны, стихотворение Альтермана с печальной точностью предсказывает то, что окончательно выяснится лишь двумя-тремя десятилетиями позже. Уничтожив народ-носитель богатейшей идишской культуры, Гитлер (а затем и Сталин) уничтожили таким образом и ее саму. В расстрельные рвы легли не только те, кто читали «Повесть в письмах», которые писал Менахем-Мендл из Одессы своей жене Шейне-Шендл в Касриловку. Та же судьба постигла и самих Менахема-Мендла и Шейну-Шендл. Теперь их мало кто помнит. Это только дурачки полагают, что рукописи не горят. В крематориях горят и рукописи, и книги, и собрания сочинений, и целые пласты человеческой культуры.

Письмо Менахема-Мендла

Шейна-Шендл моя, сквозь ночь и пургу,
как луна из облачной тени,
Шейна-Шендл, мечтой в помутнённом мозгу
ты коснёшься моих видений.

Моя шляпа заломлена для куражу,
лапсердак ветрами иссечен.
Так я в жизни ходил, так я в смерти лежу – 
говорят, что мой образ вечен.

Шейна-Шендл, вокруг только снег и гроза,
и все судьбы печально схожи.
Тувья умер, и Мотл, и Пейсах-хазан.
Дядю Пиню ты помнишь? 
Тоже.

И скрипач наш Стемпенью. 
Он бос и мал,
но красив красотою прежней.
И поёт ему скрипка немой хорал 
в омертвелой пустыне снежной.

Здесь же Топале лёг, всем проказникам брат,
пацанёнок из детской песни…
Если правда, что слёзы и смех не горят,
то, наверно, и он воскреснет.

Нас вели в той ночи, словно скот на убой.
Шейна-Шендл моя, мы стояли
рядом с теми, кому мы дарили с тобой
радость счастья и радость печали.

Ты почистила старенький мой лапсердак,
повязала платок весенний.
Но никто не смеялся. 
Смотрели так, 
будто ждали от нас спасенья.

Ночь была от пожаров светла, и я
стал писать завещанье быстро.
На клочке простом, Шейна-Шендл моя, –
лишь о самом большом и чистом.

Лишь о том, как я счастлив тому, что ты
мне была женой и удачей.
Мы играли комедию вечной мечты,
но закончилось всё иначе.

Мы шутили о смерти со сцен и страниц – 
о нестрашной, домашней, спящей.
Но она пришла – в миллион десниц,
в миллион кулаков разящих.

Кто же думал – под скрипочку и под смех –
что пожрёт нас адское пламя,
что актёры и зрители наших потех
лягут в красный снег рядом с нами.

Ну а мы, люди снов и тяжелых вериг,
слёз и песен во тьме изгнанья –
мы мертвы – персонажи спектаклей, книг,
дети радости и страданья. 

Шейна-Шендл, сквозь бури протяжный вой,
сквозь круги рычащего ада,
Шейна-Шендл, склонись над моей головой,
как незрячих очей отрада.

Само собой, стихотворение положено на музыку и даже не в одном варианте.