Э.В.: Ребята из Прибалтики плохо учились в школе и сейчас заново усваивают арифметику...Учитесь,хлопцы, получить образование можно в любом возрасте...

Постулат о «сорока семи годах советской оккупации» с самого начала был положен в основу идеологии современных республик Балтии. Соответственно, ритуальные подсчеты «ущерба от оккупации» и требования «компенсаций» являются важной частью господствующей в Литве, Латвии и Эстонии государственной мифологии. Почему же так получилось?

К началу 1990-х Литва, Латвия и Эстония являлись вполне развитыми территориями, которые по тогдашним показателям вполне соответствовали среднеевропейскому уровню.

Скажем, Латвия в конце 1980-х могла похвастаться ВВП, составлявшим 6265 долл. США на душу населения (для сравнения: ФРГ – 10709 долл., Италия – 7425 долл., Ирландия – 5225 долл.). Латвийская промышленность в ту пору производила радиоприёмники, автобусы, магнитофоны, доильные установки, стиральные машины, бумагу, мопеды, рояли и пианино, промышленные роботы, телефоны, вагоны, дизели, полупроводниковые микросхемы и приборы, целлюлозу и много чего еще. Естественный демографический прирост составлял 1,1 на 1000 жителей в год.

Другая «прибалтийская сестра» Эстония при Советском Союзе также считалась одной из самых передовых республик. Национальный доход на душу населения существенно превышал здесь среднесоюзный: в 1989 г. в Эстонии этот показатель составлял 117 % от среднего по СССР. Более того, в 1986-1989 годах здесь наблюдался настоящий подъем – за это время темп развития народного хозяйства увеличился по сравнению с предшествующим пятилетием аж в 1,4 раза!

Литву в те времена тоже трудно было бы назвать бедствующим государством. На ее территории строилось много предприятий – как республиканского, так и союзного подчинения. Промышленность была представлена приборо-, станко-, судостроением, сельскохозяйственным машиностроением, электротехнической, радиоэлектронной и другими отраслями. Вырабатывались искусственное волокно, минеральные удобрения, пластмассовые изделия, стройматериалы. Активно развивались хлопчатобумажная, шерстяная, обувная, мясо-молочная, рыбная, мукомольная, сахарная промышленность. В 1990 году по ВВП на душу населения Литва занимала 39-е место в мире.

Однако с приобретением независимости все резко изменилось. Тут нужно подчеркнуть, что новые правители, выплывшие на волне борьбы за отделение от СССР, оказались выходцами из разных социальных слоев. Качественно постсоветскую элиту Прибалтики можно разделить на две категории. Во-первых, это бывшие «нацкадры» из советских партократов, резко сменившие лозунги и убеждения. Они и до сих пор сохраняют важные позиции в местных эшелонах власти. Так, например, нынешний президент Латвии Андрис Берзиньш в былую эпоху являлся заместителем министра бытовых услуг Латвийской ССР, возглавлял Совет народных депутатов и исполком Валмиерского района. Его литовская коллега Даля Грибаускайте подвизалась в Вильнюсской высшей партийной школе, где до 1990 года вела курс политэкономии. Многолетний премьер-министр Эстонии Андрус Ансип был заведующим орготделом Тартуского райкома КПЭ.

Вторую часть элиты составили экс-эмигранты из Эстонии, Литвы и Латвии, покинувшие родину в 1944-1945 гг. вместе с отступавшими немцами, и их прямые потомки. Яркий представитель этой прослойки – экс-президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, приехавшая из Канады и правившая в 1999-2007 гг. В отличие от «партократов», «эмигранты» были куда более непримиримо настроены к русскоязычному населению Прибалтики, видя в нем своих естественных врагов. Впрочем, «эмигранты» и «партократы» быстро договорились между собою: последние согласились перейти на позиции бескомпромиссного национализма, руководствуясь соображениями выгоды. Ведь от советских времен в Литве, Латвии и Эстонии осталось большое количество материальных активов, представлявших собою очень лакомый кусок. Требовалось оттеснить русское население от дележа этого пирога – в связи с чем в оборот и оказалась запущена теория «оккупации».
 

События 1940 года, в результате которых Эстония, Латвия и Литва оказались в составе СССР, были сложными и противоречивыми, однако трактовать их как «оккупацию» невозможно. Как ни крути, вхождение советских войск на их территорию согласно договору о взаимопомощи было воспринято значительной частью населения с восторгом, а за присоединение республик к Советскому Союзу голосовали выбранные народом парламенты.

Однако спустя пятьдесят лет местным элитам потребовалось, чтобы постулат об оккупации превратился в незыблемую догму. Благодаря этому идеологическому конструкту стало возможным оттеснить «оккупантов» от «распила» оставленных СССР богатств. Соответственно, сегодняшняя историческая наука в государствах Балтии выполняет заказ власти, доказывая, как хорошо жилось до 1940 года, а потом пришли «злые русские», и случился «страшный год». Затем появились немцы, прогнавшие русских. После этого, в 1944-м, опять пожаловали Советы, и наступила «ужасная эпоха советской оккупации».

Эта концепция сыграла свою роль как нельзя лучше – большинство промышленных предприятий Литовской, Эстонской и Латвийской ССР попали в руки нацэлиты, правда, после этого, в течение 1990-х, приказали долго жить. Заводы и фабрики попросту распотрошили и растащили. Вслед за экономическим упадком последовал и демографический. Он усугубился благодаря Евросоюзу, открывшему в 2004 году границы гастарбайтерам из Латвии, Литвы и Эстонии: люди в поисках работы бросились на английские и ирландские грядки, к конвейерам, в прачечные и посудомоечные. Если к началу 1990-х в Латвии проживало 2,6 млн. человек, то сейчас там – около 2 млн.; соответственно в Эстонии свыше 1,5 млн. человек и около 1,3 млн.; в Литве – 3,7 млн. и 3 млн.

С самого начала государства Балтии оказались заинтересованы в том, чтобы вырвать у России признание факта оккупации. Во-первых, это полностью оправдало бы политику апартеида, проводимую по отношению к местным русским. Около миллиона из них были наделены унизительным званием «негражданина», лишены многих элементарных прав. Даже те из русских, кто гражданство получил, по умолчанию все равно считаются как бы «гражданами второго сорта». А если бы Россия, как правопреемник СССР, признала факт «оккупации» – это разом сняло бы все возможные претензии к прибалтам за обращение со своими нацменьшинствами как с «оккупантами» и «детьми оккупантов». Это в 2005 г. совершенно откровенно дала понять, например, председатель комиссии по иностранным делам Сейма Латвии Вайра Паэгле: «Если мы отказываемся от концепции оккупации, то ставим под угрозу нашу политику в отношении гражданства, в отношении неграждан и их прав и других ключевых вопросов. Понятно, что на такой шаг мы пойти не можем».
 

Как результат, в той же Латвии с 2005 г. начала действовать так называемая комиссия по подсчету ущерба от оккупации, финансируемая государством. Периодически оглашаются умопомрачительные суммы, которые якобы должна выплатить Россия – и это всего лишь «по предварительным расчетам». Так, недавно профессор Петерис Звидриньш провел в Риге презентацию книги «Урон, причиненный Советским Союзом в Балтии». В ходе этого мероприятия он заявил, что прямой демографический ущерб Латвии от советской оккупации составляет 10 млн. человеко-лет, а косвенный – 20 млн. До этого глава Латвийского общества исследования оккупации Рута Паздере заявила, что общий ущерб от советской оккупации для республики эквивалентен 290 млрд. евро.

До Латвии пальма первенства по подсчёту «убытков от оккупации» была за Литвой. По оценкам разных независимых институтов, которые считали «ущерб» по заказу правительства, сумма компенсации от России должна составить около 20 млрд. евро (еще ранее прозвучала цифра 834 млрд. долларов!). Эстония в вопросе требования «компенсаций» ведет себя менее активно, но и ее представители периодически заявляют о «многомиллионном ущербе».

Представители стран Балтии периодически обсуждают данный вопрос на разного рода форумах и конференциях. Тема настолько актуальна, что в ближайшее время Сейм Латвии намерен утвердить закон об уголовной ответственности за так называемую «тривиализацию советской агрессии». Согласно данному законопроекту, «наглец», осмелившийся покуситься на «оккупацию» – этого главного государственного идола, посмевший отрицать ее или даже отзываться о ней иронически, рискует потерять свободу на срок до трех лет.

Вся «оккупационная» риторика прибалтийских государств сейчас больше направлена на их собственное население. Власти Латвии, Литвы и Эстонии прекрасно понимают, что от РФ им никаких денег не добиться. Трудно забыть слова В.В. Путина, сказанные в ответ на территориальные претензии, исходившие от Латвии: «Уши от мертвого осла они получат…» Тем не менее попыток сорвать хоть какой-то куш, пусть не финансовый, так морально-политический, правящая элита стран Балтии не оставляет.

Все это не могло не сопровождаться увлечением фигурой Гитлера. Рассказывая о своем первом лагерном сроке в Мордовии в 1958-1961 годы и отношениях с русскими эсэсовцами (карателями, получившими 25 лет заключения и не попавшими под амнистию коллаборационистам в 1955 году), познакомившими его с концепцией отрицания Холокоста, Добровольский сожалел, что Гитлер «был большой либерал». «Мы бы, русские, всех врагов сразу вырезали, а не нянчились с ними в концлагерях», – объяснял русский фюрер.

По свидетельству его подельника Поленова, Добровольский, даже находясь в лагере строгого режима, выступал за поголовное уничтожение евреев по гитлеровскому образцу. В лагере он обладал некоторой автономностью (от администрации и воровского мира – охранники боялись, что он заразит их нацизмом), и это позволяло ему и там производить внешние эффект. Так, известна карточка, когда он, будучи в лагере, сфотографировался там в полной форме СС.

В отличие от других диссидентских групп, русские нацисты готовы были и заниматься террором. Так, в 1963 году в Воронеже была раскрыта созданная за год до того группа из молодых людей, называвших себя «оасовцами-национал-социалистами».

Они не только отмечали день рождения Гитлера и носили найденные на полях сражений нацистские ордена, но и постепенно копали там же оружие, намереваясь воевать с советской властью. При обыске у них были изъяты автоматы и пистолеты, взрывчатка.

Кроме организованных нацистских групп, состоявших из нескольких десятков человек, в СССР множились и небольшие кружки. Например, в декабре 1970 года в Николаевске-на-Амуре некий рабочий Лентарев расклеивал листовки, заканчивавшиеся так: «Наш идеал – Адольф Гитлер! Heil Hitler!». В 1973 году некий В.М. Краснов послал в посольство ФРГ в Москве «Тезисы программы нацистской партии». В следующем, 1974 году Ю.Е. Бакунин изготовил «Программу национал-социалистической партии» и разослал её по редакциям молодёжных изданий.

В декабре 1976 года КГБ составил «Аналитическую справку о характере и причинах негативных проявлений среди учащейся и студенческой молодежи» (её автором был начальник 5 управления КГБ при СМ СССР Ф. Д. Бобкова – после перестройки он возглавил службу безопасности олигарха Гусинского).

Из неё хорошо видно, какие политические взгляды разделяла диссидентствующая молодёжь (см. таблицу ниже). Треть придерживалась националистических взглядов (а вместе с сионизмом – и чуть более половины). Под «ревизионизмом и реформизмом» КГБ тогда понимал и левых, и либеральных диссидентов – их была треть. Собственно на нацистов приходилось 6%. Однако свою относительную немногочисленность они компенсировали хорошей организованностью и жестокостью.

В той же справке кратко говорилось о нацистах:

«Органами КГБ пресечена политически вредная деятельность нескольких групп, участники которых заявляли в своем кругу о необходимости создания «нового» общества «сильных личностей», установления «диктатуры сверхчеловека» («Нацистская молодежная партия» в г. Красноярске», «Рыцарский крест» в Белгороде, «Четвёртый рейх» в Волгограде и другие). Подобные проявления внешне выступали как совершённые под влиянием идеологии (взглядов) фашизма и неонацизма. Совершавшие их лица стремились придать своим группированиям и действиям признаки, связанные с фашистскими атрибутами (названия групп, лексикон, клятвы и т. п.). Но в действительности проявления носили замкнутый характер, не выражали существа фашистской идеологии и допускались главным образом из хулиганских и иных антиобщественных побуждений. 45,4% таких проявлений приходится на долю школьников, учащихся ПТУ и техникумов. Более взрослые представители молодёжи совершали проявления в иной форме. Студент 2 курса Николаевского кораблестроительного института БАЛЫКИН, например, пытался вести обработку лиц из своего окружения, внушая, что «идеи фашизма сходны со взглядами современной молодежи, которая отбрасывает в сторону такие понятия, как совесть, стыд, мораль и т. п.».

Как и сегодня, тогда русский нацизм был в основном прибежищем маргиналов. Неудивительно, что в начале 1980-х этой идеологией увлеклось множество первых советских панков – тоже выходцев из низов.

В феврале 1984 года в записке № 24-Ч председателя КГБ СССР В. М. Чебрикова в ЦК КПСС «Об итогах работы органов КГБ в 1983 году по розыску авторов антисоветских анонимных документов», в частности, говорилось:

«В то же время несколько возросло распространение враждебных анонимных материалов, в которых авторы, главным образом из числа молодёжи и подростков, применяли фашистскую символику и выступали от имени так называемых «панков». В течение года имело место 49 таких проявлений».

Отдельно от всей остальной страны развивались пронацистские группы в Прибалтике. Местные МВД и КГБ закрывали на них глаза, считая нацизм «самобытной культурной составляющей народа».

К примеру, 11 апреля 1969 года ансамбль «Пеолео» из Таллинна на концерте в одном из колхозов исполнил строевую песню эстонских легионеров СС – никакого наказания музыканты за это не понесли. А 22 сентября 1980 года в Таллинне после концерта, посвящённого годовщине освобождения города от нацистов, в толпе подростков появилась группа в 20-30 человек с нарукавными повязками в виде свастики, кричавших: «Хайль Гитлер!» Никто из них тоже наказан не был.

Если даже такие публичные выходки нацистов в Прибалтике оставались безнаказанными, то что уж говорить о «низовых проявлений».

Не случайно постепенно, начиная с 1960-х годов, русский нацизм стал перемещаться из Москвы и других крупных городов в Ленинград – сказывалась близость Прибалтики, где они могли спокойно общаться со своими коллегами по идеологии. Уже в 1970-е ленинградские нацисты начинают регулярно приезжать в летние лагеря к эстонским и, реже, латышским фашистам.

А с началом Перестройки нацизм первым из всех ранее запрещённых диссидентских групп вышел наружу. И особенно ярко – именно в Ленинграде.

20 апреля 1987 года, в день рождения Гитлера, две колонны молодых людей 17-22 лет, одетых в чёрные рубашки со свастиками на рукаве, промаршировали по Невскому проспекту и окрестностям метро «Площадь восстания». В тот же день такая же демонстрация прошла в Петергофе. Неонацисты отметили свой «выход на поверхность» массовым осквернением еврейских могил на кладбищах. 17 и 20 апреля было разрушено или осквернено 140 надгробий. А 25 апреля 1987 года группа подростков с криками «Бей жидов, спасай Россию!» пыталась разгромить Ленинградскую синагогу. Ими было избито около 20 человек – как евреев, так и прохожих интеллигентного вида.

Одновременно с ленинградским погромом практически прекратились их преследования. Последнее дело о пропаганде нацизма, заведённое в 1988 году, когда в Таллинне был арестован некий С. Жолдин, планировавший организацию «Эстонской национал-фашистской партии», было прекращено «в связи с изменившейся обстановкой». Далее уже начиналась легальная история русского нацизма.

+++

Ещё в Блоге Толкователя о русском национализме:

Как в 1989 году красно-коричневые чуть не захватили Кремль

Даже когда власть в России кажется сильной, на поверку она всё равно оказывается слабой. В очередной раз это правило было подтверждено в 1989 году, когда манифестация «красно-коричневых» на Красной Площади сначала повергла в панику, а потом обратила в бегство милицию и КГБ. Лишь по собственному недомыслию «несогласные» в тот день не уселись на трон в Кремле.

***

Почему у русских нет политического национализма

Политическая модель России Путина-Медведева предполагает ограничение свободы под предлогом борьбы с «русским фашизмом». Но как показывает опыт стран Прибалтики, где заметна доля русских, никаким политическим национализмом русские не страдают. Более того, у них отсутствует даже примитивная этническая солидарность, присущая всем европейским народам.

***

Русский националист Ельцин

В националистическом сегменте блогосферы бушует нешуточная дискуссия: являлся ли в начале 1990-х Борис Ельцин русским националистом. Безусловно – являлся. Более того, и фракция «Демократическая Россия», из которой чуть позднее вылупились Гайдар и Чубайс – тоже были русскими националистами.

+++