библиотека RP
)
Религиозная вражда несколько сложнее для исследования, чем национализм, хотя бы в силу того, что для нашей страны это относительно новое явление; в советское время межрелигиозная проблематика в общественном дискурсе практически полностью отсутствовала, как и религия. Кроме того, словесная часть религиозных конфликтов носит преимущественно опосредованный характер: прямой межконфессиональный диалог, вообще говоря, проблематичен, поскольку отсутствует возможность договориться, - все прочие религии, кроме своей, верующие считают ложными и предлагают от них отказаться. Представители разных религий поневоле общаются между собой на площадке светского дискурса, по его правилам и редко выходят за рамки светского когнитивного аппарата. Вражда между церквями чаще всего носит скрытый характер, поскольку ограничивается светской властью и – реализуясь на светской публичной площадке - не опирается на значимую для конфликтующих сторон фактическую аргументацию. Свои претензии к соседним религиям верующие без стеснения заимствуют из атеистической литературы, иногда они просто изображают научность. Например, один из христианских богословов придумал квазинаучную дисциплину под теологическим названием «сектоведение» и публикует книжки, в которых излагает собственные фантазии обо всех прочих конфессиях, кроме той, приверженцем которой является.
Некоторые запреты, которые налагаются на пропаганду, для религиозных текстов не действуют, либо действуют с ограничениями и оговорками. Это объясняется тем, что религиозные тексты по-разному воспринимаются верующими и неверующими. Для неверующих религиозные тексты являются мифами, выдумками, не опирающимися на фактическую и событийную информацию. Для верующих религиозные тексты являются истинными и более значимыми, чем окружающая их реальность, однако доказать их истинность они не могут. Отсюда происходит религиозная агрессия. Поэтому если антисемитизм в его светском понимании носит надуманный характер, то вражда между иудеями и христианами как между материнской религией и отколовшейся от нее сектой вполне реальна и имеет многовековую историю. И применять методические рекомендации НИИ Генпрокуратуры с их «исконной враждебностью» к межконфессиональным отношениям было бы нелепо (противоречило бы историческим фактам), к тому же это было бы вмешательством государства в область вероисповедания, то есть в область мнений.
Вряд ли допустимо применять к религиозным текстам те ограничения, которые накладываются на рекламную продукцию. Например, рекламистам запрещают называть рекламируемый продукт самым лучшим, и они этот запрет выполняют. Запрещать верующим говорить, что их вера самая истинная, было бы неправильно, это не только вмешательство общества в свободу вероисповедания (свободу мнений), но и понуждение говорящих к отказу от условия искренности высказываний. В тоталитарных культурах такие запреты возможны, в демократических - нет. То же самое касается запрета на сравнение своей религии с конкретными другими религиями. Для рекламы товаров это допустимо, для мнений (религиозных воззрений) – нет. Таким запретом общество декларировало бы, что оно является не светским, а атеистическим, что оно считает религиозные представления мифологемами. Более того, исходя из принципа равенства, тогда потребовалось бы запретить атеистам критику религий, то есть наложить запрет уже не на мнения, а на научные знания. Что было бы, согласитесь, смешно.
Может сложиться впечатление, что верующим дают преимущество, что их не преследуют за то, за что преследуют националистов и рекламщиков. Это не совсем так. Межконфессиональные конфликты обычно малопонятны обществу и общество в них не участвует. Из курса истории многие знают, что была Варфоломеевская ночь, когда одни христиане резали других христиан, но мало кто помнит, в чем была причина конфликта. Кое-кто читал житие протопопа Аввакума, но мало кто вспомнит, в чем именно старообрядцы разошлись с реформами Никона. Двоеперстие и троеперстие, признание или непризнание троичности верховного божества, почитание или непочитание икон, точное библейское имя божества, Иисус Христос или Иегова, - все эти вопросы,вызывающие ожесточенные богословские споры, доходившие и доходящие до войн и кровопролития, находятся сегодня вне сферы общественного интереса (политического дискурса) и являются внутренним делом религиозных сообществ. Гарантией сохранения этой изоляции служит юридическое отделение церкви от государства.
Межконфессиональные конфликты от этого не исчезают, они косвенным образом проявляются в светском дискурсе, через банальный национализм, инициированный верующими. Например,известное «Письмо 500» с требованием запретить все еврейские религиозные организации как экстремистские было подписано не религиозными деятелями, а депутатами Госдумы и в основном содержало типичную антисемитскую пропаганду; о том, что евреи Христа распяли, в нем не говорилось. Аналогичным образом верующие подают претензии к текстам иноверческих священных книг. Эти книги были написаны давно, в них отражаются устаревшие культурные нормы, поэтому найти там ксенофобские фрагменты труда не составляет. Именно к этим фрагментам, то есть со светской точки зрения, претензии и пишутся. При этом авторы претензий не забывают попутно напомнить о благостности своей религии. Однако основным показателем принадлежности подобных псевдосветских текстов к религиозной пропаганде является не присутствие комплиментарных высказываний в адрес своей религии, а характерная для рекламы и пропаганды банальная потеря здравого смысла, которая проявляется в прямом несовпадении фактов и их оценок. Например,телепрограмма канала НТВ, посвященная Свидетелям Иеговы, состояла из демонстрации очевидных положительных качеств приверженцев этой разновидности христианства (не пьют, не употребляют наркотиков, усердно трудятся, живут чисто и богато, их книги расходятся миллионными тиражами) и негативных комментариев авторов программы.
Данный пример иллюстрирует типичный случай вербализации религиозного конфликта, когда мнения и оценки доминируют над фактами. Реальные факты, которые можно проверить на истину/ложь, в телепередаче имелись, и если мы начнем их проверять, мы увидим, что они подтверждаются, но являются положительными и ни коим образом не порочат репутацию Свидетелей Иеговы. Так, музыкант Федор Чистяков действительно был наркоманом, жил в грязи, изуродовал свою подружку и попал в психиатрическую клинику. В клинике он стал адептом церкви Свидетелей Иеговы, вылечился от наркомании, теперь ведет добропорядочный образ жизни, работает. Вроде бы надо радоваться, но авторы программы приводят этот случай как негативный пример дурного влияния Свидетелей Иеговы и предлагают зрителям возмутиться вместе с ними. Понятно, что пленум Верховного Суда в своем постановлении № 3 от 24февраля 2005 года, разъясняющем как работать с диффамацией, этот случай нездравой логики не предусмотрел. Верховный Суд предложил проверять факты, а мнения и оценки из-под юридического рассмотрения вывел. Однако эта особенность мышления, доминирование мнений над знаниями, все же не осталась без внимания науки, она относится к предмету психологии.
В психологии существует традиция относить искренне верующих к людям с особым типом мышления, обычно таких типов выделяют два – религиозное и мифологическое.Иногда их рассматривают в ряду патологических разновидностей мышления .Основанием для этого служат проявляющиеся в религиозном дискурсе архаические формы мышления .Пралогическая аргументация в религиозных текстах носит субкультурный характер,а отдельные религиозные тексты неразрывно связаны с общим субкультурным дискурсом, являются его с трудом вычленимыми частями. Попадая в современный публицистический дискурс, эти тексты теряют свой субкультурный контекст и воспринимаются читателем уже по правилам светского дискурса, вызывая подчас резонное удивление. Поэтому в чистом виде религиозные тексты и религиозные конфликты в общественно-политический дискурс обычно не попадают, а попадая, они приобретают там странную форму алогичных пропагандистских текстов.
В логико-лингвистическом смысле высказывания типа «как плохо, что имярек совершил хороший поступок» будут непротиворечивы при условии, что в пресуппозиции к ним находится знание о том, что имярек является врагом говорящего. При этом условии действие, обычно получающее позитивную оценку, может быть оценено негативно. В случае с религиозными текстами такая пресуппозиция является обязательной, но не всегда может быть раскрыта, то есть она является обязательным значимым умолчанием. Обвинения в религиозных грехах светское общество не поймет и вряд ли примет, поэтому вместо этого верующие пытаются обвинять других верующих в светских грехах. Перенос конфликта из одной (запретной) области в другую (открытую)довольно типичное явление, особенно в бытовой сфере. Это хорошо известные психологам коммунальные конфликты, когда враждебность проявляется в спорах о том, кто и когда моет места общего пользования, или семейные конфликты из-за неглаженных рубашек или разбросанных носков.
Поэтому участие психолога в экспертизе текстов, проверяемых на религиозную вражду,является целесообразным. Его роль, конечно, заключается не в разрешении религиозного конфликта ,а в определении того, что внешне светский конфликт на самом деле является религиозным. После лингвиста, который определяет характер коммуникативного конфликта, психолог интерпретирует его и определяет скрытый реальный (религиозный)мотив или намерение автора текста .При этом задача психолога имеет строго ограниченный характер. Она касается объяснения имеющихся в спорном тексте логических противоречий в рамках подтверждения или опровержения гипотезы о религиозных мотивах автора.
Сложилась практика по привлечению к экспертизе религиозных текстов религиеведа, то есть историка, специалиста по истории религий. В принципе, иногда и религиевед бывает полезен, он помогает разобраться с «темными» местами спорного текста. Однако чаще всего религиевед занимается довольно странным делом, он доказывает, что религиозная субкультура, в рамках которой написан спорный текст, является сравнительно добропорядочной и не противоречит требованиям светского общества. Его аргументы могут в каком-то отношении удовлетворить светский суд, но совсем не интересны представителям конкурирующих религий, которые обычно бывают инициаторами проверки. Не претендуя на точность социологических наблюдений, могу сказать, что все известные мне случаи экспертной проверки религиозных текстов были инициированы представителями конкурирующих религий, то есть в основе этих проверок лежала скрытая религиозная вражда. Вряд ли иными причинами можно объяснить периодически возникающие претензии к малочисленным в нашей стране кришнаитам, тексты которых вообще не слишком понятны для нашей культуры. Той же религиозной враждой, судя по всему, объясняется судебное преследование уже упоминавшихся Свидетелей Иеговы, в текстах которых заведомо меньше ксенофобии,чем в текстах традиционных для нас религий, поскольку эти тексты написаны в Америке, где требования к толерантности были разработаны и внедрены в общественную практику значительно раньше, чем у нас.
Законодательство,охраняющее свободу совести и мультирелигиозность, поневоле является в чем-то атеистическим.Экспертиза, претендующая на достоверность, поневоле будет научной. Экспертами являются специалисты в области науки, техники, искусства или ремесла, поэтому священники и богословы, основывающие свои знания на вере (мнении), экспертами быть не могут, в том числе и по религиозным текстам. И слава богу, потому что появись такая богословская экспертиза, она в силу очевидной предвзятости послужит угнетению иноверцев и разжиганию религиозной вражды. К сожалению,природа межрелигиозных конфликтов такова, что они не подлежат продуктивному разрешению. Если научное знание тяготеет к движению вперед, развитию и новизне,религиозные представления, напротив, имеют ретроградный характер, наибольшую ценность для верующих имеют самые старые тексты и самые древние установления,они ближе к живому слову божию. Поэтому социальное реформирование религий –крайне болезненный процесс, который происходит под давлением общества и его юридических институтов. В частности, экспертиза спорных текстов,предположительно мотивированных религиозной враждой, является, на мой взгляд,наиболее сложной из экспертиз ксенофобского цикла, хотя бы из-за скрытой формы подачи предосудительной информации.
Религиозно мотивированные конфликты нередко возникают по реальному фактическому поводу. К примеру, поводом к написанию «Письма 500» послужила некорректная публикация одного из старых иудейских текстов. Книга Б. Миронова «Иго иудейское» тоже содержит немало достоверных фактов, касающихся истории перестройки и сопровождавшего ее воровства, Религиозно-националистический характер носит только интерпретация этих фактов, причем подобная оценка, как одна из возможных и не самых основательных интерпретаций, может быть удалена из текста без особого ущерба для его содержания.Однако чаще всего фактическая и оценочная информация в таких случаях настолько переплетены, что отделить одну от другой бывает затруднительно.
Перечень предвзятых (основанных на очевидных предрассудках) социальных конфликтов,подпадающий под антиэкстремистское законодательство, на религиозной вражде, на мой взгляд, заканчивается. Были попытки подвести под экстремизм другие социальные конфликты, например, конфликты между народом и властью, между народом и чиновниками, народом и милицией, народом и правящей партией, между богатыми и бедными, но быстро выяснилось, что это реальные, имеющие фактическую основу, а отнюдь не надуманные конфликты .Социологи объяснили, что если такие социальные группы госслужащих как чиновничество или милиция имеют свои отдельные от общества интересы, то только коррупционные. Юристы объяснили, что для защиты от клеветы, то есть от недостоверной фактической информации, существует гражданское судопроизводство,где честные чиновники и не берущие взятки милиционеры могут по отдельности или коллективно защитить свою честь, достоинство и деловую репутацию. Экстремизм с его неверифицируемой информацией фактического типа и надуманными конфликтами тут не при чем. Если речь идет о конкретных милиционерах, которых обвиняют в воровстве, это либо правда, либо клевета. Если речь идет о милиционерах вообще,то есть о символах или о профессиях, то символы и прочие абстракции доброго имени не имеют и юридической защите не подлежат.
Автор: Андрей Анатольевич СМИРНОВ - ведущий эксперт АНО «Лаборатория прикладной лингвистики»
* Извлечение из работы "Заметки о лингвистической экспертизе 2. Экстремизм и утрата искренности" – библиотека RP
ReligioPolis
