Вы не поверите - ХАМАС, набравшись наглости, обвинил Израиль в агрессии. Причём, не просто на каком-нибудь брифинге для местных журналистов, а нацелившись на все "силы, желающие мира на Ближнем Востоке". Выходит, агрессию против "мирного народа Газы" совершает Израиль. Видно, у хамасников был хороший учитель - министр пропаганды Третьего рейха. Совершенно точно так же, послав своих переодетых эсэсовцев, под покровом ночи, совершить нападение на немецкую радиостанцию в Гливице (Гляйвиц), приграничном с Польшей, 1 сентября 1939 года, он получил повод для нападения на независимое государство - соседа.

Дальше

Аллан Пинкертон – реальное историческое лицо. И прототип героя множества книжек.

Фото неизвестного автора

Дано: просвещение. А у него – плоды, весьма различного качества. У Толстого название пьесы «Плоды просвещения» вполне ироническое. Ну а уж потом... «Не могу молчать. Вот они, красные плоды всеобщего и обязательного просвещения». Таковы слова, по мнению персонажа «Бани» Маяковского, произнес бы на митинге по случаю пуска советского трамвая Толстой, «эта величайшая медведица пера».

Кроме просто просвещения известно еще Просвещение с большой буквы. Период в истории культуры, подготовивший, в частности, Великую Французскую революцию. 25 августа 1767 года родился Луи Антуан Сен-Жюст, один из ее видных деятелей. Совсем молодым человеком он был избран в состав Конвента и занял там место рядом с Робеспьером. Стал одним из составителей принятой в 1793 году Конституции. Но девиз революции был, как известно, «Свобода, Равенство, Братство». А Сен-Жюст – один из идеологов государственного террора. Карать он призывал не только контрреволюционеров, но и вообще всех, кто подозрителен или хотя бы равнодушен. Вообще республика виделась Сен-Жюсту примерно такой, какой ее обрисовал в своем диалоге Платон. Свобода там не просматривается.

Сен-Жюста казнили на гильотине в 1794 году, на другой день после свержения якобинской диктатуры. Есть у него трактат с очень характерным названием: «Дух революции и французской Конституции». Дух – субстанция востребуемая. Призрачная, трудноуловимая, однако имеющая свойство материализовываться в виде крови. А кровь, как скажет потом польский поэт Юлиан Тувим, бывает в жилах и из жил. Причем классификация первой оборачивается появлением второй.

Что же касается собственно духа, то известны две важнейшие его категории: дух времени и дух места. Последний нередко совпадает с духом национальным, народным. Все это стало предметом внимания и изучения у наследников и оппонентов Просвещения – художников и мыслителей эпохи романтизма. Одна из ключевых фигур здесь – немецкий философ, поэт и богослов Иоганн Готфрид Гердер, родившийся 25 августа 1744 года (ум. 1803). Автор «Фрагментов по немецкой литературе», незаконченного фундаментального труда «Идеи к философии истории человечества». Если коротко резюмировать, то главная мысль Гердера – своего рода метафора. Народ, его культура подобны личности, столь же неповторимы и сходным с нею образом проходят молодость, зрелость и старость. И вот здесь-то и кроется ловушка: романтизм перемахивает через барьер, который нарушать нельзя.

По латыни «ин-дивидуум» означает «не-делимый». Но национальная общность, как и любая иная, принципиально делима, многосоставна. Неделимость ее – необходимый и достаточный признак тоталитарности. И очень закономерно, что Гердер, вовсе не поклонник жестокостей Французской революции, личность воспринимает как частицу национального и социального целого. Привет Платону и тому же Сен-Жюсту.

Совместно с Гете Гердер выпустил сборник «О немецком характере и искусстве». Все в духе его идей: каждому народу свой дух, свою культуру. Немцам – немецкие по духу. Получается, что прилагательное «национальный» и его частные случаи («немецкий», «французский», «русский» и т.д.) являются качественными, а не относительными. Мину замедленного действия заложили романтики из движения «Буря и натиск», по-немецки Sturm und Drang. Ассоциации напрашиваются.

А вот вопрос, который поставил Гердер: «Могли ли бы Гомер, Эсхил, Софокл написать свои произведения на нашем языке и при наших нравах?» – содержит разумное зерно. Ответ Гердера однозначен: «Никогда!» Выразимость смыслов – проблема реальная. Но у духа времени и места множество источников, граней и форм.

25 августа 1819 года появился на свет человек, чье имя (точнее фамилия) стало нарицательным. Звали его Аллан Пинкертон (ум. 1884). В США перед Гражданской войной он занимался расследованием воровства на железных дорогах и по случаю предотвратил покушение на Авраама Линкольна, направлявшегося на инаугурацию. На войне он налаживал для северян агентурную работу, а довоенное его бюро стало первым в мире детективным агентством. Сам Пинкертон послужил прототипом Ната Пинкертона, короля сыщиков, – персонажа многочисленных детективно-приключенческих книжек для массового читателя. Для народа то бишь.

Как раз в ту эпоху издатели учились оперировать миллионными тиражами. А это феномен, так сказать, двояковыпуклый. Вслед за пинкертонами из книжек детективного жанра родилось словечко «пинкертоновщина». И Корней Чуковский, ужаснувшийся данному явлению, написал в 1908 году статью «Нат Пинкертон и современная литература», с эпиграфом из Валерия Брюсова: «Где вы, грядущие гунны?» А вот они, отвечал поэту критик. Они уже здесь. Читающие про Пинкертона. «Многомиллионный готтентот» – так определил Чуковский сей тип современного горожанина. «Этого сплошного готтентота в русской литературе предвидели давно и смотрели на его приближение», – писал он. Потом была проза Зощенко. Была обэриутская картина мира, увиденная как бы глазами людей этой формации.

Что строили и построили народные массы, известно. Народ опасен(?-Э.В.), ведь он – неделимое целое. А потом почему-то в нем появляются отдельные граждане. Как те восемь диссидентов, вышедших 25 августа 1968 года к Лобному месту протестовать против ввода войск в Чехословакию. Начинается путь от народа к обществу.