генерал Духонин, первая жертва революции, самый одаренный русский офицер, как называли его в эмиграции.

В годы Гражданской войны у большевиков появилось немало фразеологических оборотов, заменивших слово «расправа». Некоторые лидеры партии не чурались использовать их и в официальных документах. Начало было положено еще в ноябре 1917 года бывшим прапорщиком Крыленко. Вот пример: «всю контрреволюционную сволочь нужно отправить в штаб к Духонину». Максимилиан Волошин даже запечатлел эти выражения, обозначавшие расстрел и пытки, в своем знаменитом стихотворение «Терминология»:

«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлепку»,
«К Духонину в штаб», «разменять» -
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку.
Правду выпытывали из-под ногтей,
В шею вставляли фугасы,
«Шили погоны», «кроили лампасы»,
«Делали однорогих чертей».

Кто же был этот самый Николай Николаевич Духонин, в штаб к которому в годы русской смуты большевики отправили сотни тысяч своих жертв? Вот каким он запомнился барону Петру Николаевичу Врангелю: «Среднего роста, полный, румяный, с густыми вьющимися черными волосами, чрезвычайно моложавый, он производил впечатление очень мягкого, скромного человека. Генерал имел немало славных дел, и георгиевские кресты, украшавшие его грудь и шею, говорили об этом».

Николай Николаевич стал известен в 1914 году, когда принял участие в знаменитой Галицийской битве. Духонин курировал в армии разведку и со своими обязанностями справлялся блестяще. За проведение рекогносцировки у мощной австрийской крепости Перемышль ему вручили орден Святого Георгия 4-й степени (высшая воинская награда империи). Спустя два года Николай Николаевич принял участие в разработке плана легендарного «брусиловского прорыва». Даже сам генерал от инфантерии Брусилов, который не жаловал большинство офицеров императорской армии, в своих воспоминаниях был вынужден отозваться о Духонине как о самоотверженном молодом соратнике. Такая оценка дорогого стоит. Не случайно именно Николаю Николаевичу суждено было стать последним начальником штаба Верховного главнокомандующего русской армией. 9 сентября 1917 года, после провала «Корниловского заговора» глава временного правительства Александр Керенский подписал приказ о назначении Духонина. В своих мемуарах он так объяснял свой выбор:

«Это был широкомыслящий, откровенный и честный человек, далекий от политических дрязг и махинаций. Ежедневные сводки о положении на фронте, которые он сам составлял в Ставке, носили взвешенный характер и отражали реальное положение вещей. Духонин никогда, не стремился живописать действующую армию в виде шайки безответственных подонков».

Менее чем за два месяца, отведенных ему историей на этой должности, Николай Николаевич проделал огромную работу, которая выходила за рамки обязанностей начальника штаба Верховного главнокомандующего. Как вспоминал позднее КЕренский, на всех произвел огромное впечатление отчет Духонина, в котором он честно признался: армию следует сократить, реорганизовать и очистить от нелояльных лиц среди офицерского состава и рядовых. Только после этого вооруженные силы будут способны охранять границы России и, если не предпринимать крупных наступательных операций, защитить ее коренные интересы. Любопытно, что в своих «Очерках русской смуты» Антон Иванович Деникин так отозвался об этом человеке: «Храбрый солдат и талантливый офицер генерального штаба принес Керенскому добровольно и бескорыстно свой труд, отказавшись от всякой борьбы в области военной политики и примирившись с ролью «технического советника». Духонин шел на такую роль заведомо рискуя своим добрым именем, впоследствии и жизнью, исключительно из-за желания спасти положение. Он видел в этом единственное и последнее средство».

Свержение большевиками Временного правительства сразу же выдвинуло на политическую авансцену Николая Николаевича - начальника штаба Ставки. Уже в ночь на 26 октября 1917 года главнокомандующий армиями Западного фронта генерал Балуев запросил Духонина, как быть с поступающими к нему телеграммами об аресте министров. В экстренной ответной депеше Николай Николаевич писал: «Мы решили всемерно удерживать армию от влияния восставших элементов, оказывая в тоже время полную поддержку правительству». Всю неделю генерал провел в непрерывных переговорах по прямому проводу с командованием всех фронтов, c целью мобилизации верных присяге частей и соединений для оказания помощи Временному правительству. Так, в разговоре по прямому проводу с начальником штаба Северного фронта Духонин указывал: «Высланы части в Киев, дабы заставить притихнуть большевиков». А в телеграмме на имя Керенского от 31 октября он писал, что принимаются меры для наведения порядка в Москве. Впрочем, Николай Николаевич хорошо понимал, что Временное правительство не способно управлять страной. В этой ситуации он счел необходимым выступить со следующим обращением:

«К Вам, представители всей русской демократии, к вам, представители городов, земств и крестьянства - обращаются взоры и мольбы армии: сплотитесь все вместе во имя спасения Родины, воспряньте духом и дайте исстрадавшейся земле Русской власть, - власть всенародную, свободную в своих началах для всех граждан России и чуждую насилия, крови и штыка».

Однако развернутая Духониным кампания по мобилизации верных Временному правительству сил значительно сократилась после того, как 1 ноября большевикам удалось подавить под Петроградом вооруженное выступление Краснова. А побег Керенского, вынудил Николая Николаевича (согласно положению о «Полевом уставе русской армии»), как начальника штаба Ставки вступить во временное исполнение обязанностей Верховного главнокомандующего. На сорокалетнего генерала навалилась тяжелая, возможно, непосильная для него ноша. Военный интеллигент, высокопрофессиональный штабист, готовый добросовестно выполнять свой солдатский долг, он совсем не походил на Быховских пленников, хотя относился к тем с большим уважением и симпатией. Корнилов писал из тюрьмы Духонину: «Я думаю, что Вам необходимо безотлагательно принять такие меры, которые, дали бы благоприятную обстановку для организации борьбы с надвигающейся анархией». Однако Николай Николаевич всячески стремился избежать кровопролития и поэтому не принял совет, о чем свидетельствует сделанная его рукой пометка: «Это может вызвать эксцессы». Как созвучны эти слова строкам Глеба Струве:

Мы живем в тупом ожиданье
И в тревоге за каждый час.
Перейти сокровенные грани
Не дано никому из нас.

И тревога все злей, все резче,
Кровью красною всходят цветы,
Собираются тучи зловещей,
И растут на могилах кресты.

Два основных соображения, по всей видимости, руководили в эти дни Духониным. Как военный, в сложившейся экстремальной обстановке он стремился всеми средствами сохранить и удержать разваливающийся фронт. Как гражданин и патриот своей Родины, в стремительном калейдоскопе событий Николай Николаевич, натолкнувшись на невозможность оказать помощь Временному правительству, склонялся к мысли об изоляции большевиков в Петрограде и их быстром внутреннем разложении… 

Ранним утром 8 ноября 1917 года Николай Николаевич Духонин получил приказ Совета Народных Комиссаров, подписанный Лениным, о незамедлительном начале предварительных переговоров с немцами по поводу перемирия. Ставка верховного главнокомандования русской армией предпочла не отвечать на эту депешу. Спустя сутки лидер большевиков потребовал генерала к прямому проводу. Разговор длился два с половиной часа. Когда Духонину в ультимативной форме было отдано распоряжение немедленно подчиниться новому правительству, он ответил категорическим отказом. Николай Николаевич заявил, что никто не уполномочивал Совет Народных Комиссаров на принятие таких судьбоносных решений. В ответ Ленин продиктовал приказ: «Мы увольняем Вас с занимаемой должности за неповиновение». Генералу Духонину при этом предписывалось по законам военного времени продолжить службу до тех пор, пока его сменщик, прапорщик Крыленко, не прибудет в ставку. Николай Николаевич тут же составил экстренную телеграмму командующим всех фронтов о том, что он не подчиняется новому правительству, в отставку не подает и запрещает ведение мирных переговоров с противником. В результате он очень скоро получил депеши от генералов Володченко, Пржевальского и Щербачева, в которых те заявили о своей поддержке Духонина. Страна сделала последний шаг к Гражданской войне. Пожалуй, никому так точно не удалось описать весь ужас русской смуты, как бывшему добровольцу Ивану Савину:

И плыл рассвет ноябрьский над туманом,
И тополь чуть желтел в невидимом луче,
И старый прапорщик, во френче рваном,
С чернильной звездочкой на сломанном плече,

Вдруг начал петь – и эти бредовые
Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:
Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие Твое…


9 ноября, Ленин от имени Совета Народных Комиссаров по радиотелеграфу обратился к солдатам действующей армии с воззванием взять инициативу в свои руки. «Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных. Мы даем вам права на это»,- говорилось в обращении. Духонин сразу же связался по прямому проводу с военным министерством. В разговоре с генералом Маниковским, он заявил, что не признает правительство большевиков и не желает иметь с ним никаких отношений. Что касается обращения Ленина к солдатам фронта, Николай Николаевич тогда очень точно заметил: «Эти действия исключают всякое понятие о государственности и могут быть на руку не русскому народу, - комиссарами которого себя именуют большевики, а, конечно только Вильгельму». Такую эмоциональную реакцию Духонина легко понять. Ведь как показали дальнейшие события, именно этот указ Совнаркома сыграл решающую роль в необратимом процессе развала армии. Николай Николаевич постоянно обращался к солдатам с призывами соблюдать обязательства перед союзниками и обещал, что законно избранное правительство сделает все возможное, чтобы Россия вышла из войны победительницей, а не побежденной.

Однако от фронтовиков уже мало что зависело. Инициативу открытия сепаратных переговоров с немцами взял на себя новый Верховный главнокомандующий прапорщик-большевик Крыленко. Он с вооруженным отрядом прибыл в Двинск и уже 14 ноября его парламентеры обратились к германскому командованию, нарушив тем самым обязательства страны перед Антантой. Дни Ставки были сочтены. Это отлично понимал и сам Николай Николаевич. В разговоре с генералом Щербачевым он произнес страшные слова: «В том случае, если бы я выбыл из строя, могли бы вы принять на себя обязанности Главковерха? Могу ли я на это рассчитывать?».Утром 19 ноября Духонин отдал свое последнее распоряжение об освобождении генералов, арестованных в связи с августовским мятежом. Он прекрасно понимал, что этим подписывает себе смертный приговор. Большевики мечтали в первую очередь расправиться с ненавистными им корниловцами. Ценой своей жизни Николай Николаевич спас Быховских пленников – Корнилова, Эрдели, Романовского, Маркова... В своих «Очерках русской смуты» Антон Иванович Деникин писал:

«Духонин был и остался честным человеком. Он ясно отдавал себе отчет, в чем состоит долг воина перед лицом врага. Но в пучине всех противоречий, брошенных в жизнь революцией, он безнадежно запутался. Благословив других на борьбу, сам остался. Изверился, очевидно, во всех, с кем шел».

Однако того, что произошло 20 ноября 1917 года, Духонин не предполагал даже в своих весьма мрачных прогнозах. В исторической литературе существует немало подробностей зверского убийства генерала. Однако наиболее точно описал трагедию юрисконсульт Нейман, служивший при Ставке. Согласно его воспоминаниям, все произошло в штабе Крыленко, куда Духонин был доставлен под охраной на автомобиле. Вокзал заполняли толпы праздношатающихся солдат и вихрастых революционных агитаторов. В вагон к Крыленко вошли трое матросов. В руках у одного из них был плакат, сделанный на оберточной бумаге, с крупной надписью углем: «Смерть врагу народа!» Новый главнокомандующий армией, дослужившийся всего лишь до прапорщика, быстро вскочил с места и закричал: «Товарищи! Оставьте! Генерал Духонин не уйдет от справедливого народного суда». Но его никто не слушал. Кто-то из моряков подошел к Николаю Николаевичу, и, тронув за плечо, бросил: «Пойдем». Крыленко обреченно сел, склонил голову к столу и закрыл пальцами глаза и уши. На площадке вагона произошла короткая борьба. Духонин держался за поручни и не уступал натиску трех озверевших палачей. Выстрел из нагана в затылок свалил его с ног, а тело убитого генерала потом долго терзала ликующая толпа. Новый главнокомандующий, бывший прапорщик русской армии Крыленко так объяснял одно из первых преступлений советской власти:

«Народная ненависть слишком накипела. Несмотря на все попытки спасти его, он был вырван из вагона и убит. Бегство генерала Корнилова накануне падения Ставки было причиной эксцесса. Товарищи! Будьте достойны завоеванной свободы!».

Интересно, что уже через год в своих воспоминаниях «Смерть старой армии» Крыленко оправдал жестокое убийство Духонина. Прапорщик сожалел лишь о том, что последнего командующего русской армией не расстреляли. Я даже процитирую наиболее любопытный фрагмент: «Объективно нельзя не сказать, что матросы были правы. Их отправляли в бой, и в тылу они оставляли живым виновника их возможной смерти, объявленного врагом народа»,- конец цитаты. А ведь казнь Николая Николаевича потрясла тогда всю Россию. Даже перешедший к красным генерал Брусилов с болью писал в своих воспоминаниях, что известие о смерти Духонина, стала для него тяжелым ударом. Что уж говорить о тех, кто остался верен присяге и Родине. Их, в первую очередь, и отправляли потом большевики, как они говорили, «в штаб к Духонину», используя самые разнообразные методы. О красном терроре сохранилось немало страшных свидетельств. Но, пожалуй, горче всех и безысходней сказал об этом полковой поэт семеновцев Федор Касаткин-Ростовский:

Их отрывают каждый день,
Расстрелянных и обожженных,
Средь городов и деревень
Без отпеванья погребенных.
Их растерзали без суда
В бесцельной злобе исступленья;
Мы не узнаем никогда
Ни их вины, ни их мученья.

Дальнейшие события показали, что дата захвата ставки отрядами Крыленко была выбрана не случайно. Именно в этот день, 20 ноября 1917 года, в оккупированном немцами Брест-Литовске, должны были начаться сепаратные переговоры о перемирии. И как только единственное препятствие в лице генерала Николая Николаевича Духонина было устранено, Троцкий с воодушевлением взялся за дело…