- Городской медицинский центр: справки для гаи на планерной без очередей за 20 минут
- Городской медицинский центр: справки для гаи на планерной без очередей за 20 минут
Случилась эта история в те дни, когда мы жили под благодатной сенью великого цадика, мудреца и чудотворца ребе Элимелеха. В каждом доме имя его произносилось с трепетом и любовью, в каждой семье рассказывали о нем десятки чудесных историй. Но чудеснее всех историй, передававшихся в народе из уст в уста, удивительная история о том, как Господь Бог был вызван на суд и как судил его не кто иной, как великий ребе Элимелех.
Но да будет все рассказано по порядку.
В один из дней, в мрачный день всенародного горя, царь издал гзейру: повелел изгнать всех евреев из пределов своего государства в течение одного месяца. Царский указ с быстротой молнии достиг самых отдаленных местечек и сел и поверг в глубокий траур все общины. Что испокон веков делали в таких случаях евреи? Объявляли пост. Объявили и на этот раз. За исключением детей, беременных и больных, все постились и возносили к Небу горячие молитвы.
В синагогах день и ночь не закрывались дверцы ковчегов со свитками Торы. Раввины и цадики, облачившись в талесы и тфилин, не ведая ни сна, ни отдыха, читали псалмы и скорбные молитвы. Проходил день за днем, приближался роковой срок, но ничто не указывало на то, что Бог смилостивился и отменил злую гзейру.
И только один человек не был погружен в траур, не скорбел и не плакал. Это был знаменитый глава Воложинской ешивы, мудрый и благочестивый реб Нохемце. Со дня оглашения гзейры реб Нохемце засел за книги. Он обращался к Шулхан Оруху и к Хошен Мишпату, он усиленно искал ответа на мучившие его вопросы в Арба Турим, в Яд Хазака, в Зогаре и других книгах. Он перелистал за эти страшные дни сотни, тысячи пожелтевших страниц, с каждым разом находя все новые и новые подтверждения зародившейся в нем великой мысли. Так он провел несколько дней в неустанном напряжении всех умственных сил. Наконец реб Нохемце завершил свой труд: захлопнул последний прочитанный фолиант, покинул свой дом и направился к ребе Элимелеху.
— Ребе! — сказал реб Нохемце, представ перед великим ребе Элимелехом. — Вправе ли господин допустить, чтобы кто-либо вмешивался в судьбу его рабов?
— Нет! — ответил ребе Элимелех. — Он может это сделать, только отказавшись от своего права владеть этими рабами.
— Правильно, великий ребе, — скакал реб Нохемце. — Так говорит святая Тора, и так говорят наши мудрецы и законоучители. И я прихожу к тебе с жалобой на этого господина и требую осудить его действия. Как мог допустить Бог, чтобы какой-то земной царь по собственному капризу согнал с насиженных мест целый народ и обрек его на бедствия и страдания?
— Чего же ты хочешь, сын мой? — спросил ребе Элимелех.
— Я требую к суду Господа Бога! Пусть Он предстанет перед судом собственных законов!
— Одумайся, сын мой! — сказал печально ребе Элимелех. — Как мы, земные твари, можем призвать к ответу Создателя Мира?
— Можем, если Он творит несправедливость!
— Но, быть может, было бы разумней судить царя земного? — спросил ребе Элимелех.
— Царя земного? А за что его судить, если он только орудие в руке Божьей и творит Его волю? — упрямо возразил реб Нохемце.
И ребе Элимелех погрузился в тягостные раздумья. Долго длились эти размышления, и мудрый, благочестивый реб Нохемце стоял около него и смиренно дожидался его решения. Наконец ребе поднял голову и сказал:
— Твое желание вызвать на Дин Тойро самого Господа Бога смело и даже дерзко, но, принимая во внимание, что это желание вызвано не себялюбием или честолюбием, а высокой любовью к народу и сочувствием к его страданиям и бедствиям, принимая во внимание твое самопожертвование и презрение к опасности, которой ты подвергаешь свою жизнь и свою душу, я, скромный слуга Божий, готов отважиться на то, чтобы призвать к суду Бога, но только в том случае, если мне, как судье, будет придана коллегия таких судей, которая не даст решению суда уклониться от истины.
И в ожидании дальнейшего истец удалился к себе домой. В ту же ночь к ребе Элимелеху, случайно или не случайно, прибыли знаменитый цадик из Ляд ребе Шнеур-Залман, который считался величайшим талмудистом своего времени, и великий Дов-Бер из Межеричей, преемник святого Бал Шем Това, прозванный Межеричским Магидом.
Ребе Элимелех рассказал им о дерзком иске реб Нохемце и предложил им присоединиться к нему, дабы выслушать обе стороны — истца реб Нохемце, ответчика Бога — и вынести решение о справедливости или несправедливости действий Бога.
Побелели, как саван, великие мужи. Испугались они святотатственной мысли: судить Бога.
— Кто мы и что мы, чтобы судить о справедливости действий Создателя? — трепеща промолвил ребе Шнеур-Залман.
— Разве не Он создал Тору? Значит, Он олицетворение справедливости, — сказал Межеричский Магид.
Но великий ребе Элимелех не согласился с ними:
— С тех пор как Господь дал нам Свою Тору — она принадлежит нам, а не Богу, и мы не только имеем право, но и должны соразмерять все совершаемое в мире с ее зако-ии, мы должны обличать всех тех, кто поступает вопреки Торе, невзирая на лица. Вы слышите? — повторил ребе Элимелех, и голос его зазвенел, как медь.
— Невзирая на лица!
И великие мужи, услыхав слова ребе Элимелеха, встрепенулись, гордо подняли головы и сказали:
— Мы готовы. Именем справедливости, предписанной нам, людям, мы готовы судить справедливость поступков Всевышнего.
На другой день начал заседать великий трибунал. На судейский стол, покрытый паройхесом, поставили горящие свечи, положили десятки фолиантов. За этот стол сели трое величайших мужей. Каждый был облачен в талес, каждый надел тфилин.
— Здесь ли истец, приносящий жалобу на Всевышнего? — спросил председатель суда ребе Элимелех.
— Здесь! — встал со своего места реб Нохемце.
— Здесь ли ответчик и готов ли Он отвечать перед человеческим судом, готов ли принять на Себя исполнение решения суда? — спросил далее председательствующий.
На минуту воцарилось молчание. Это была гробовая тишина. Слышно было, как бьются сердца людей, осмелившихся призвать к ответу Бога.
Наконец, неизвестно откуда, раздался тихий, но внятный голос Шхины:
— Да. Здесь.
И суд начался.
— Истец! В чем твоя жалоба на Бога и чего ты требуешь?
Реб Нохемце начал так:
— Я обвиняю Бога в несправедливости. Руками земного царя Он обрек на неимоверные страдания целый народ, в том числе сотни тысяч людей, которые ни в чем не повинны: женщин и грудных детей. Он обрушил Свою месть не только на виновных, на грешников, но и на праведников, что является нарушением законов Торы. Я обвиняю Бога в клятвопреступлении: Он поклялся в своем благоволении к избранному народу, а вместо этого избрал его для поголовного бедствия. Я обвиняю Бога в том, что Он подстрекает людей ко злу: повелевая им любить ближнего, Он принуждает людей к ненависти к нашему народу ибо приказ царя сеет ее в сердцах всех его подданных.
Потому я от имени всего народа определяю действия Бога как явную несправедливость, идущую вразрез с уже установленными законами, и я основываю свое обвинение на таких-то и таких-то священных книгах, таких-то и таких-то главах, на таких-то и таких-то страницах. Исходя из этого, я требую, чтобы злая гзейра была отменена!
Реб Нохемце закончил. Судьи посовещались, и реб Элимелех сказал:
— Ответчик! По закону мы должны выслушать вторую сторону. Тебе принадлежит слово. Говори.
И голос, струящийся откуда-то сверху, произнес внятно и раздельно:
— Большая часть Моего народа погрязла в грехах. Я Бог мести, и Я мщу. Смертному не дано отменить Мое повеление.
И снова молчание, свинцовое, тяжелое молчание, которое было нарушено ребе Элимелехом:
— Суд удаляется для размышления и вынесения решения.
Три дня размышляли, обсуждали и решали судьи: привлекали цитаты, ссылки и аналогии, горячо спорили, доказывали, пока наконец не пришли к единому выводу:
— Признать, что злая гзейра, изданная с соизволения Бога, обрекает весь народ, включая и сотни тысяч ни в чем не повинных людей, на нечеловеческие страдания; признать, что гзейра является нарушением великого закона справедливости; признать, что гзейра является жестоким нарушением великого закона любви.
Признавая все это и обвиняя Бога в несправедливости, мы, суд людей, основываясь на Божеских и человеческих законах, требуем от Бога отмены злой гзейры.
Так этот псак-дин был сформулирован, записан сойфером на пергаменте и скреплен подписями всех трех мужей — членов священного трибунала — ребе Элимелеха, ребе Шнеур-Залмана и ребе Дов-Бера, после чего подписанный пергаментный свиток был торжественно помещен в орн койдеш среди свитков Торы.
Через тридцать шесть часов гзейра была отменена.
... в пинкасе сувалкской
общины. Запись эта ...
Вот истинная история, которая случилась с одним хасидом по имени реб Ойзер. В детстве он был обручен с одной девочкой. Случилось, однако, так, что помолвка расстроилась, и он, вопреки народному обычаю, расторг тноим и не попросил у невесты прощения. Люди, правда, говорили, что он просил у нее прощения, но она его не простила. Так или иначе, но когда через много лет реб Ойзер женился, он был жестоко наказан: Господь не дал ему детей. Не помогали никакие средства, никакие благословения. В городе уже кое-кто начал называть его Ойзер-бездетный. И вот в один прекрасный день Ойзер поехал к самому люблинскому цадику. Приехал, дал габаю пятьдесят два рубля и сказал чудотворцу:
— Ребе! Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы мне не пообещаете, что у меня будет ребенок.
Люблинский цадик велел ему ехать в Балту, больше ничего не прибавив.
Приехал реб Ойзер в Балту, а там в это время большая ярмарка. Бродит он бесцельно среди людей — сам не знает, кого и чего ему нужно. Вдруг столкнулся в толпе с одной нарядно одетой еврейкой. Сделал он поспешно два шага в сторону, но в эту минуту услыхал, как женщина эта сказала, обращаясь к своей спутнице:
— Смотри, и сейчас он от меня убегает, а ведь когда-то был моим женихом.
Посмотрел реб Ойзер на эту женщину и вздрогнул: это ведь его бывшая невеста. Тут он рассказал ей о своей жизни, о своем несчастье, постигшем его из-за того, что она тогда не простила ему измены и позора. У женщины злорадно блеснули глаза. Видно, рассказ о его горе доставил ей большое удовольствие. Стал реб Ойзер упрашивать свою бывшую невесту помочь ему в его горе. Пусть, мол, она его простит. А он готов дать ей все, что она пожелает, — деньги, наряды, дом. Но женщина от всего отказалась, ей, дескать, ничего не надо, она ни в чем не нуждается. Ни словом не заикнувшись о прощении, она, однако, сказала, что есть у нее одна просьба. В городе Сувалки живет ее брат, а у него дочь на выданье. Она просит его поехать туда и дать племяннице пятьсот червонцев в приданое. И с этими словами она дала реб Ойзеру пятьсот червонцев.
И тут эта женщина вдруг исчезла.
Обрадовался реб Ойзер поручению. Приехал в Сувалки, нашел брата своей бывшей невесты и его дочь, передал им деньги и тут только узнал о том, что его бывшая невеста умерла десять лет тому назад и похоронена на кладбище в Сувалках.
Спустя год жена реб Ойзера родила сына. Эта история записана в пинкасе сувалкской еврейской общины. Запись эта сделана по просьбе реб Ойзера и с соизволения люблинского цадика.многопрофильный медицинский центр - европейские стандарты обслуживания. Здесь вам не придется долго стоять в очереди, ожидая приема.
Рассказывают, что цадик ребе Мойше-Лейб из Сасова отличался редким человеколюбием.
Больше всего ребе Мойше-Лейб любил сирот. Он заботился о них, когда они были детьми, а когда вырастали, устраивал их свадьбы.
И еще одна была страсть у ребе Мойше-Лейба — музыка. Он учил, что Создателю надо служить радостно, с песнями, с любовью к людям.
Однажды ребе Мойше-Лейб справлял сиротскую свадьбу. Он и его жена старались устроить ее получше и даже пригласили клезмеров, чтобы развеселить жениха и невесту и заглушить их грусть. Когда молодых повели под хупу, клезмеры заиграли берущую за душу мелодию, полную одновременно радости и печали. Эта мелодия была сочинена в честь ребе Мойше-Лейба. Цадик внимал мелодии, широко раскрыв глаза, будто пред ним предстало какое-то видение, потом тихо произнес:
— Пусть, когда настанет мой час, меня проводят под эту мелодию на вечный покой.
Прошло много-много лет. Люди забыли этот случай. Забылось и пожелание цадика.
Как-то в морозный зимний день из леса выехали сани, запряженные парой коней. В санях сидели клезмеры, они кутались в шубы, дрожа от холода. Клезмеры ехали на свадьбу, но по дороге попали в метель и заблудились. Снежная буря все усиливалась, замело все дороги. Ничего не было видно. Кони встали, возница не знал, куда ехать. Он выпустил вожжи и глубоко вздохнул.
Вдруг кони стали прядать ушами, принюхиваться и вдруг понесли. Напрасно возница пытался остановить их. Чем больше он натягивал вожжи, тем быстрее бежали кони. Они мчались прямо, никуда не сворачивая, и внезапно встали у кладбищенской ограды.
Клезмеры испугались. Уж не дурное ли это предзнаменование?
Пока они стояли и дрожали от страха, к кладбищу приблизилась многолюдная процессия.
“Должно быть, — подумали клезмеры, — скончался уважаемый человек, раз его в такой сильный мороз провожает так много людей”.
Они вышли из саней, чтобы отдать покойнику последний долг. На вопрос, кого хоронят, им ответили из толпы:
— Ребе Мойше-Лейба, человеколюбца и отца сирот, да будет благословенна его память!
У клезмеров дрогнуло сердце. Они вспомнили, как когда-то играли на свадьбе у сирот, которых сосватал цадик. Вспомнили они и мелодию, которую тогда играли в его честь, вспомнили и пожелание цадика, и мгновенно каждый музыкант подумал: “Сыграем ту свадебную мелодию!”
И в кладбищенской тишине зазвучала та самая мелодия, полная одновременно радости и печали.
Метель улеглась. Ветер стих. Воздух был морозен и прозрачен.
Так исполнено было желание цадика.ремонт микроволновых печей БытПроф, Москва
В Йом Кипур все евреи собрались в синагоге на молитву. Не пришел только Берл-портной. Раввин заволновался: где Берл? Без него нельзя начать молитву — так почему-то считал старый раввин. Когда Берла наконец нашли и привели в синагогу, портной, ни с кем не поздоровавшись, надменно спросил раввина:
— В чем дело? Зачем ты звал меня?
— Разве ты не знаешь, что сегодня великий день — суббота суббот, Йом Кипур? Разве ты не знаешь, что сегодня все молитвы возносятся прямо к подножью Господнего Престола?
— Знаю, но я Ему больше не слуга. Бог виноват передо мной. Если бы можно было подать на Бога в суд, я бы привлек Его к ответу.
— Твои слова греховны. Но о чем твоя тяжба с Богом?
— Вот о чем. Несколько месяцев тому назад, в канун Пейсаха, я сидел, не зная, как мне справить сейдер, не на что мне было приодеться, не на что купить еды, не было у меня ни денег, ни работы. Вдруг из соседнего замка посылает за мной пан. Он купил дорогой мех и решил сшить себе шубу. Я подумал, что Господь надо мной сжалился. По обычаю ремесла, то, что остается от ткани или меха, принадлежит мастеру. Когда я окончил работу, остались три маленькие шкурки. Богу не должно быть обидно, подумал я, если я заберу эти шкурки себе, выручу несколько монет и куплю еды на сейдер. Но как вынести шкурки из замка? На мое счастье, при расчете мне дали несколько хлебов. В них я и вложил шкурки. Выхожу из замка с хлебами и хвалю Бога. Только отошел, слышу за собой топот погони. Я быстро спрятал хлебы со шкурками в кусты, завалил их камнями, оставил знак и вернулся в замок. Оказалось, что я забыл обметать петли. Доделал работу и поспешил обратно. Нашел камни, нашел знак, но хлебов со шкурками я не нашел. Их не оказалось. Кто-то их похитил. Куда они могли деться? Меня никто не видел — ни человек, ни зверь, ни птица. Кто забрал? Бог единственный видел, Он и забрал! Он жестоко, несправедливо, незаконно отобрал то, что мне принадлежало по многолетнему обычаю ремесла. Значит, Его не трогают мои нужда и горе. Я Ему больше не служу. Не может существовать закона, оправдывающего страдания людей, так что я теперь не признаю праздников Божьих и не молюсь Богу.
— Но ты украл шкурки у пана, — сказал раввин, — ты нарушил Божий закон, охраняющий права пана.
— А вы, ребе, разве не знаете, что человеческий обычай ломает Божий закон? Разве закон должен отнимать у людей радость, надежду и жизнь? Мой спор с Богом праведен.
— Так что тебе нужно, Берл?
— Обычно в Йом Кипур, — сказал портной, — отпускаются грехи человека, совершенные по отношению к Богу. Но в этот день должны быть отпущены также и грехи Бога по отношению к людям. Обиды и несправедливости, которые Бог нанес людям, тоже должны быть искуплены.ремонт электроплит Hansa (Ханса) Скидка 10% при заполнении Онлайн заявки с 18:00 до 9:00. Доступные цены.
+ развернуть текст сохранённая копия
