Автор текста: M. Bruk

На фоне относительно вялотекущих процессов в Украине назначение Михаила Саакашвили в Одессу стало ярким событием, которое оживило интерес к происходящему. Постепенно стали появляться не только новости, но и аналитические материалы. Подобное событие дает богатую пищу (в хорошем смысле) для интересных креативных идей и перспектив.

Важно, что в данной ситуации может быть не один, а множество продуктивных взглядов. Мы попробуем заняться не экономикой и не политикой, а смыслами — на разных уровнях, тем, как мы можем осмыслить это явление.

Выбор места

Украина жаждет перемен. Но эффективно поменять глобальный механизм очень непросто, особенно с учетом коррумпированного «болота». Центральным узлом Украины является ее столица — Киев, но столицу менять тоже непросто. В столице как раз и заседает большинство старорежимной номенклатуры. Да и масштаб столицы также весьма громоздкий.

В данном случае самым выгодным местом приложения усилий является город номер два в стране. У такого города всегда достаточно амбиций, но нет такой суровой перегрузки по «тормозящим» факторам. В свое время в Союзе цвет страны тяготел к Питеру. Во втором городе и жить приятнее, там достаточно цивилизации, но меньше прессинг официоза.

Поэтому Одесса является очень перспективным местом для реализации новых проектов. Это не просто город номер два, это город с характером, с амбициями, с интересным прошлым. И, несмотря на массовый отъезд евреев, всё же на общем фоне постсоветского пространства человеческий потенциал Одессы — это уникальный ресурс.

Мета-взгляд на ключевые фигуры

Рокировка с появлением Саакашвили в Одессе достойна особого анализа.

Каждый народ как большая группа людей действует по особой динамике. В большой группе есть свой характер, свои интересы и приоритеты. И группы имеют объединяющий центр (точку сборки). Есть несколько типов «точек сборки».

Символы — герб, флаг, гимн.

Исторические личности — герои прошлого

Исторические события.

И, наконец, есть точки сборки — в лице действующих лидеров народа и государства.

Лидер — это уникальный ресурс. В отличие от предыдущего списка, он живой и динамичный.

Его личность приобретает огромную энергию, как бы заряжаясь от всей системы.

Бывают разные типы лидеров.

— Вялые и маловыразительные лидеры. Иногда это полезно — в случае демократических государств, где народная инициатива свободнее дышит без прессинга.

— Активные и злобные диктаторы. Это самый вредный тип. Такие персонажи формируют диктатуры, часто с агрессивными замашками.

— И, к сожалению нечастый, но самый интересный тип — продуктивные сильные лидеры, которые умеют собрать команду, имеют видение, могут вдохновлять на позитив.

Интересно составить список таких позитивных лидеров.

Конечно, никто не идеален, но всё же в исторической перспективе роль лидера можно оценить. Такими лидерами можно было бы в определенной степени назвать генерала Шарля де Голля, Маргарет Тэтчер, Франклина Рузвельта, Уинстона Черчилля. Еще раз повторю, все они не идеальны, но в наследии таких лидеров просматриваются явные продуктивные элементы созидания. Часто объективную оценку деятельности таким лидерам дает история, когда краткосрочные аспекты отходят в прошлое, а долгосрочные факторы становятся заметнее.

Интересно проследить судьбу таких лидеров. Иногда они досиживают на «троне» до смерти, но чаще они уходят на пенсию, переходя из категории вождя в категорию героев прошлого (в том числе прижизненно).

А сейчас мы видим уникальную ситуацию

Один из героев-президентов — лидер Грузии после достаточно успешного (хотя, конечно, не идеального) периода пребывания у власти выходит из большой игры, оставаясь одновременно действующим политиком и национальным героем.

И тут происходит уникальный эксперимент — живой экс-президент с мощной репутацией и энергетикой перемещается в совершенно другую страну, в ситуацию, когда обществом востребованы его качества, и пересаживается не на «глобальный трон», а в более локальную, но «подъемную» зону.

Задумаемся: «готовая точка сборки» реализовавшегося проекта пересаживается на ключевое место, где его деятельность сможет быть максимально продуктивной. Это более чем уникальная ситуация. Кстати, во многих случаях подобная рокировка была бы заблокирована чувством «гордости» (или гордыни) с обеих сторон.

Экс-президент будет считать ниже своего достоинства спускаться до статуса губернатора. А страна будет считать ниже своего достоинства приглашать руководителя со стороны (это как будто говорит о том, что нет своих кадров).

Более того, экс-президент обычно является человеком небедным и заслужившим свою пенсию. И он легко переходит в жанр писателя, советника и свадебного генерала.

Или же он сможет попытаться в некоторых случаях пробраться к власти еще раз (как умудрился сделать российский лидер).

В общем, наша ситуация более чем уникальна.

Но суть не в ее уникальности, а в том, что Украине досталась готовая «точка сборки» — лидер, который обладает опытом, амбициями, и, самое главное, желанием преуспеть и в пользу Украины, и в свою пользу. При этом он не кормится ни от бизнеса, как Порошенко, ни от олигархических схем, ни от коррупционных. И он может себе позволить оперативно включиться в работу.

И хотя у всей этой «комбинации» есть конкретные инициаторы, создается ощущение Б-жественного вмешательства Провидения, которое в нужный момент сделало нашего героя из президента экс-президентом, сохранив его репутацию, энергию и амбиции, а потом нашло гениальное решение — совместить его фигуру с Одессой, чей масштаб позволяет реализовать нужные инициативы.

И не случайно многие основные «игроки» общеукраинского масштаба (и, в частности, мои друзья — Валерий Пекар и Андрей Длигач) сейчас значительную часть своей энергии и деятельности направляют на помощь Одесскому проекту.

Б-г с нами!

В истории периодически происходят события, которые, имея земные причины, выглядят «делом рук» Небесного Провидения. Интересно, что в этих историях всегда сохраняется свобода выбора. Человек, живущий в сугубо материалистическом мировоззрении, будет удовлетворен земными объяснениями. И его не будет «напрягать» необходимость апеллировать к Высшим Силам.

Но человек, которому важно, чтобы мир имел Высшие руководящие аспекты, будет готов видеть в некоторых событиях «руку Провидения».

Кстати, термин «провидение» — очень удобный. Он означает (и подразумевает) наличие Высшего управления, но позволяет обойтись без прямого использования слова «Б-г».

В принципе, всерьез религиозный человек скажет, что все в мире происходит под Б-жественным провидением. Но часто имеет смысл разделять «каждодневные» ситуации и «эпохальные» (или исторические). Что это дает человеку (как наблюдателю или/и соучастнику)?

Начнем с наблюдателя

Сейчас мировую медиа-сферу захлестнул огромный мусорный поток, зациклившийся на мерзостях, творимых маргинальными силами. Ничтожный террорист из Хамаса или ИГИЛа может заработать «славу Герострата», совершив публичный акт насилия.

По ущербным законам медиа, подобные провокации получают «зеленую дорогу» на первые полосы газет и в прайм-тайм эфира. Обычный человек, «не приходя в сознание», оказывается погружен в восприятие мира, зараженного и пораженного силами зла и разрушения.

Когда же мы обращаем внимание на события, удостоившиеся «почетного титула» провиденческих, в нашем мире появляется «луч света». И хотя такие события не являются автоматически глобально спасающими или продвигающими все человечество вперед, они вносят значительную лепту в этот процесс.

С точки зрения потенциальных «соучастников»

Многие люди со здоровыми амбициями и желанием сделать хорошее для человечества могут постараться найти для себя место/связь с подобными событиями, чтобы «личное Провидение» (на иврите — ашгаха пратит) соединилось с глобальным Провидением (на иврите — ашгаха клалит). И тогда соучастники событий почувствуют свою значимость, возможность проявить себя и реализоваться. Недаром мои украинские друзья-активисты нашли для себя множество возможностей помочь процессу (в частности, Валерий Пекар участвовал в одном из первых совещаний с Саакашвили и также был одним из соорганизаторов встречи губернатора с одесским творческим активом, и т.д. Сейчас мои друзья помогают в подборе персонала для ключевых должностей в одесских органах госвласти).

Вместо эпилога

Хорошие дела, к сожалению, не защищены от «изнасилования» силами зла — «клипот», — которые могут перехватить инициативу или помешать каким-то другим образом. И исторический опыт должен научить нас защищать достижения, удерживать их в руках сил света и давать им ход. В иврите есть важное пожелание — «Яшар Коах», которое переводится как пожелание «прямой силы».

В частности, имеется в виду пожелание того, чтобы усилия, затраченные инициаторами и группой поддержки, шли в дело прямо (не уходили «налево», в сторону) и приносили максимальный эффект. Пожелаем нашим героям «Яшар Коах» и предложим всем, кто может, включиться в работу команды героев — присоединиться к ней и внести свою лепту в историю сил света.

Пицунда, Агараки Комната Ориентировочная стоимость < 500р за все жилье в сутки До моря более 500 метров Удобства: Горячая вода, Холодильник, Телевизор, Микроволновка, Электроплита, Посуда, Утюг, Фен, Вид на горы, Магазины рядом, Кафе рядом, Возможен трансфер, Евро ремонт, WI-FI Интернет, Экскурсии, Можно курить, Фруктовый сад Стоимость: Май < 500р за все жилье в сутки Июнь … Читать далее ЧАСТНЫЙ СЕКТОР в Пицунде →

То, о чем я хочу вам поведать, не напечатано ни в «Восхвалении Баал-Шем-Това», ни других книгах о его деяниях. И все же всё это истинное свидетельство, в чем вы сами убедитесь…

Началась эта история очень-очень давно, во времена черной оспы. В пятнадцати милях от Меджибожа есть деревня. На въезде в деревню стоит корчма. Корчму эту держали два компаньона. Старики помнили, что при графе корчмарей было двое. Даже имена их были известны: одного звали Эля Кривой, он был кособокий, второго — Михл Толстый, он был человек дородный, едва в двери проходил. Жили они вместе, вместе вели торговлю, дети у них росли…

И вот пришла черная оспа, ворвалась в корчму, прибрала обоих компаньонов, их жен и почти всех детей. Остались только сын Эли Кривого и дочка Михла Толстого, одногодки, двое малых детей. Михл Толстый и его жена — кажется, Шейндл ее звали — умерли последними и перед смертью нарекли детей женихом и невестой… Эта самая Шейндл вынула тогда из-под подушки свое серебряное обручальное кольцо, отдала мальчику и, уже испуская дух, сказала:

— Чтоб ты дожил до того дня, как наденешь это кольцо на палец твоей невесте…

Кроме двух детей — жениха и невесты — остался еще слуга. И вот какое злое дело он совершил. Утаил детей от помещика и перехватил корчму. Заплатил аренду помещице, которой помещик подарил корчму, как это у них называется, «на булавки». Обидел детей, а когда они подросли, сделал мальчика слугой, а девочку — кухаркой. В Меджибоже — корчма-то всего в пятнадцати милях — тогда много об этом говорили. Арендатор был человек здоровый, к тому же помещик с помещицей его жаловали. А помещиком — чтоб ему на том свете гореть! — был граф, придворный вельможа, и евреев он до себя почти не допускал. Люди посудачили-посудачили и забыли. Корчма всем разонравилась: бедных гостей бывший слуга на порог не пускал, а с тех, что побогаче, три шкуры драл.

Всплыла эта история только лет через пятнадцать. Кто-то был проездом в Меджибоже. Заехал без особого дела к Баал-Шему и рассказал ему, так, мол, и так, арендатор той корчмы, бывший слуга, сватается к сиротке. А не согласится она, грозит прогнать обоих сирот из дома…

Всех до печенок пробрало, но коли Баал-Шем слушает и молчит, надо молчать. Однако ж вздыхаем, вспоминая давнюю историю, опять вздыхаем и снова забываем…

А Баал-Шем, оказывается, не забыл, сами увидите…

Как-то зимой случилась сильная метель. Снег валит и валит. Но в субботу вечером вдруг стало тихо. Выглядывают: не пора ли начинать гавдолу? Все небо в звездах. Хорошо. Баал-Шем совершает обряд. Годл, как повелось, держит свечку. Ребецин стоит в дверях. В доме — всю неделю из-за снегопада никто не приезжал — народу едва набралось на миньян.

Ждем, что после гавдолы Баал-Шем начнет «И пусть дарует тебе». Баал-Шем задумывается. Потом улыбается и говорит:

— Знаете что, рабойсай? Поедемте-ка прогуляться, ребецин с Годл поедут с нами. «И пусть дарует тебе» скажем по дороге. «Элийогу», даст Бог, споем в лесу, а мелавемалку устроим в корчме. Весело будет! Пусть Василь закладывает большие сани.

Бежим сказать Василю. А Баал-Шем велит ребецин и Годеле собрать мелавемалку по-царски, не забыть взять лекех и водки, и вина, оставшегося от гавдолы, тоже взять…

Как говорится, сказал он «весело будет», и сразу радостно становится на сердце.

Оказался при этом меджибожский сойфер.

— Нет ли у тебя при себе готовой ксувы, чтоб только имена вписать?

Удивляемся такому вопросу. Сойфер припоминает: дома у него такая есть. Баал-Шем велит ему сбегать, принести и взять с собой. Еще больше удивляемся, но ни о чем не спрашиваем.

Не проходит и получаса, отъезжает Василь на широких санях; на переднем сиденье сидят уже ребецин и Годл, а ме-лавемалка, завернутая в скатерть, лежит между ними. На заднем — Баал-Шем между двух старших своих приближенных, а остальные тоже как-то уселись, ноги из саней наружу точат. Кто-то из молодых уцепился за оглоблю и на ней верхом едет… Василь с кнутом и вожжами в руке садится как обычно: ноги на дышле, лицом к седокам — и спрашивает:

— Куда?

Баал-Шем отвечает:

— Езжай!

Василь не переспрашивает, втыкает кнут в сено в углу саней, привязывает вожжи к передку и — как гаркнет на лошадушек! Лошадки, отдохнувшие за время метели, резво вскидывают ноги, вздымают снежную пыль, и мы, будто в сияющей дымке, несемся по улице, через рынок, за город, в заснеженные просторы, и разносится окрест «И пусть дарует тебе»…

Завершили «И пусть дарует тебе» — въезжаем в лес. Тогда-то лес на все пятнадцать миль тянулся… Шлях широкий, гладкий как скатерть. Затянули «Элийогу»… Напев все громче и, ясно видно, до того нравится звездным небесам, что даже звездочки пританцовывают. Старые ели — справа и слева — вздрагивают как во сне и осыпают нас снежинками, ну точь-в-точь как молодоженов —хмелем. Иногда вспорхнет разбуженная ворона, метнется прочь с криками, и нет ее… Иногда проснется целая стая маленьких птичек и фью, фью, фью — подхватывают напев, подпевают… И вот заканчивается «Элийогу», а вместе с ним и лес, снова простор, и видна вдали деревня, а перед ней большой дом — та самая корчма. Узнаем корчму и деревню, значит, от города уже пятнадцать миль! Но об этом речи нет. Все уже привыкли к «скачкам дороги» во время прогулок.

— Стой! — велит Баал-Шем.

Останавливаемся.

— Здесь, — говорит он, — подождем немного.

Подождем так подождем. Кто-то спрыгивает с саней — ноги размять.

Вдруг слышим: топот копыт по снегу все ближе и ближе. Смотрим: конь, запряженный в санки. Ближе — видим — двое в санях. Меховая шапка и платок. Хотят они мимо проехать — Баал-Шем их останавливает.

— Послушай, парень! — говорит, но без гнева, даже с улыбкой. — Как же это парень с девицей ночью одни катаются?

Парень всматривается, кто это его спрашивает. И, похоже, видит — кто. А может, по голосу понял: не простой смертный.

— Мы жених и невеста, ребе!

— Это я знаю… Но до хупы и кидушин…

— Хозяин прогнал нас, ребе, в чем были. Повезло еще, что сосед-крестьянин сжалился над нами, одолжил коня, сани и тулупы и посоветовал ехать в Меджибож к ребе, к Баал-Шему… Он мне поможет…

— А Баал-Шем, — отвечают ему все с улыбкой, — к тебе приехал…

Тот ушам и глазам своим не верит.

— Поезжай назад! — говорит Баал-Шем.

— Он прибьет нас… Он сказал…

— Поезжай, тебе говорят!

Поворачивает он и едет обратно. Большие сани — следом… Кто прохаживался, залезают обратно или идут остаток пути пешком…

Не успевают маленькие сани подъехать к корчме, выбегает арендатор с жердью…

Окликают его из больших саней. Видит арендатор толпу и кричит сердито:

— Бродяги пожаловали! Езжайте дальше! Есть нечего, пить нечего, ночевать негде! Пошли отсюда!

И бежит назад, хочет ворота запереть.

Здоровенный такой разбойник: плечи, ручищи, да еще жердь в ручищах. Но у нас-то есть Василь, да и мы помогаем… Через минуту все в корчме.

— Ночевать, — говорит ему Баал-Шем, — мы тут не будем, еду и питье мы, слава Богу, с собой привезли. А ты поищи, найди и зажги побольше свечей…

Разбойник ворчит что-то себе под нос, но слушаться -слушается. И вот уже горят несколько свечей в бронзовых подсвечниках.

— Постели-ка скатерть!

— Пусть он стелет! — бубнит разбойник и сверкает глазами на парня, которого прогнал.

— Ты его слуга! — кричит ему Баал-Шем.

Впервые, наверное, слышим, как он кричит. И это действует. Арендатор сразу сникает, горбится, весь как-то съеживается и снова становится слугой. Идет и приносит из другой комнаты скатерть.

— Есть у тебя палки? — спрашивает Баал-Шем.

Тот отвечает уже как слуга:

— Растопить печь или плиту?..

— Палки не для того, чтоб топить. Принеси четыре ровные палки…

Тот приносит.

Говорит Баал-Шем сойферу:

— Достань ксуву и впиши имена жениха и невесты…

И потом:

— Пусть кто-нибудь сделает из скатерти и палок хупу.

Сойфер пишет. Хупу делают. И вот уже жених и невеста стоят под хупой. Баал-Шем произносит по порядку кидушин… Мазл-тов, мазл-тов! Все садимся за мелавемалку, которую ребецин и Годл тем временем достали и накрыли на столе…

Едим, пьем, подпеваем… Баал-Шем провозглашает:

— А теперь свадебный подарок! Гости-то у хозяев общие, сразу и со стороны жениха, и со стороны невесты.

Он улыбается и продолжает:

— Я со своей стороны даю молодым корчму в аренду!

— Корчма моя! — вспыхивает бывший слуга.

— Болван ты и злодей! Теперь я помещик, и корчма моя, и я передаю ее молодым.

И поворачивается к ребецин:

— А ты, ребецин, что дашь?

Как и другие, ребецин думает, что это все в шутку, только чтобы припугнуть разбойника, и отвечает:

— Если муж — помещик, то жена — помещица, а так как арендную плату (дело известное) помещица берет себе «на булавки», то дарю я им свадебный подарок, арендную плату на вечные времена!

— Если так, — говорит Годл, — если отец — помещик, а мать — помещица, то я — единственная помещичья дочь, и у меня тоже есть право подарить подарок.

— Верно! Верно!

— Я, Годеле, со своей стороны дарю им триста ведер водки.

— Рабойсай, благословим!

Благословляем, думая, что в шутку.

Поле благословения Баал-Шем говорит молодым:

— Теперь вам можно ездить вместе. Куда вы хотите ехать?

— У меня неподалеку дядя живет, в лесу… Смолокур…

Улыбается Баал-Шем и говорит:

— Человек идет, а Господь ведет… Езжайте на здоровье. Но остатки трапезы возьмите с собой вместе со скатертью. Самое главное, не забудьте недопитое вино. Оно вам пригодится…

Такая вот история. Уезжают санки в одну сторону, а мы, на больших, в другую, обратно в Меджибож… Не иначе опять будет «скачок дороги». Уже сидя в санях, оборачивается Баал-Шем к арендатору:

— А ты, разбойник, должен покаяться! Из корчмы будешь изгнан, станешь странником, станешь «справлять изгнание». Потом Господь тебе поможет, и ты придешь ко мне после покаяния… Трогай, Василь…

Сани трогаются, арендатор стоит, будто окаменел… Перед тем как въехать в лес, оглядываемся и видим, что он все еще стоит и трет глаза. Будто хочет очнуться от кошмарного сна.

Как сказал Баал-Шем, так, разумеется, и вышло…

Через несколько лет арендатор, раскаявшись, пришел к нему… Его уже было не узнать. Но это совсем другая история. Послушайте лучше, что случилось со свадебным подарком. Мы-то думали: шутка…

Въезжают молодой человек с женой в лес. Остатки мелавемалки и бутылка с вином завернуты в скатерть. До смолокура около получаса езды. Едут они уже час и еще полчаса, а того места, где стоит закопченная хижина, все не видать. Немудрено — столько снега выпало, поди сыщи дорогу! Им как-то не по себе, страшновато. Вдруг встала лошадка, хочет подкрепиться, оголодала. Жена говорит:

— Нужно иметь сострадание к животному! Может, дадим ей кусок халы из остатков…

— Ну давай…

Вылезает жена из санок, разворачивает скатерть, достает кусок халы и дает лошади, а та жует.

Выпрыгивает молодой человек из санок — ноги размять. Можно, кстати, немного и пешком пройтись.

Лошадь пожевала, очухалась. Пора трогать, и тут они слышат из-под деревьев тяжкий стон. Потом еще один…

— Это зверь? — спрашивает жена.

— Нет, кажись, человек.

— Верно, беда стряслась…

— Давай поищем!

Прошли они немного на стон и видят: лежит человек в забытьи. Молодой человек, похоже, барчук. Рядом с ним — ружье. Неподалеку — подстреленный заяц.

— Охотник, — говорит жена, — заблудился, изнемог от голода.

— Может и так, принеси вина…

Припоминают они, как Баал-Шем сказал: оно вам пригодится…

Приносит жена вино и кусок лекеха. Молодой муж тем временем присел и положил голову охотника себе на колени. Жена смачивает губы несчастного вином. Он приоткрывает глаза:

— Где я?

Вливает она ему несколько капель в рот, он глотает. Подносит ему ко рту кусок лекеха — он откусывает. Приходит в себя.

И знаете, кто это был?

Молодой граф собственной персоной! Уже три дня, как он ушел с другими молодыми помещиками на охоту. Отошел в сторону. Как? Он что, леса не знает? И заблудился. Сперва были слышны выстрелы, потом и они смолкли. Охотники, конечно, заметили, что молодого графа нет, бросились искать, да только еще дальше от него отдалились… Измученный голодом и жаждой, он долго понапрасну кружил по лесу. Потом сел под деревом… Отшвырнул подстреленного зайца, из-за которого заблудился… Столько за ним гонялся!.. Потом, уже ослабев, услышал где-то далеко в лесу охотничьи рожки, крики и ауканья. Идти он уже не мог, да и слабый крик его никто бы не услышал… Потом стало тихо… Он, наверное, заснул. Похоже, с открытыми глазами… Потому что вскоре увидел, как люди — крестьяне и охотники — бегают по лесу с горящими факелами, трубят в рожки, кричат, аукают… Он слышит, видит, хочет пробудиться и не может…

Повезло еще, что молодожены его нашли, а то бы он уже не проснулся.

Берут они молодого графа, который уже пришел в себя, усаживают его в сани, сами садятся и — в путь.

— Удивительно, — говорит молодой граф, — теперь мне ж но, где я нахожусь. Усадьба, — он показывает пальцем, — вон там, за деревьями. Езжайте прямо туда…

— Просто наваждение какое-то! — бормочет он и умолкает, воображая, что творится дома с отцом и матерью…

И они едут, как он им сказал, прямо к усадьбе…

Усадьба во мраке, только одно окно светится за занавесками. В других темно.

Подъезжают к воротам. Бегут навстречу люди: кто это может быть ночью?.. Собаки лают. Одна подбегает, узнает и заливается уже совсем другим лаем, радостным, несущим добрые вести. Подбегает слуга:

— Барин, молодой барин!..

Бегут во дворец, докладывают. Выбегают отец с матерью и гостями…

— Сын мой! Сынок! Брат!

— Стах, Стах, ты жив! — кричат молодые помещики, еще не успевшие переодеться с охоты. Пана Станислава подхватывают на руки, несут во дворец. Разом вспыхивают все окна, освещается двор.

Пан Станислав рассказывает. Все окружили его и слушают, затаив дыхание… Тем временем стол уже накрыт: вино, закуски. Садятся, пьют, закусывают, радуются. И тогда кто-то спрашивает:

— А кто тебя подобрал, кто тебя привез, дорогой Стах?

Всем становится стыдно. Забыли о тех, кто спас жизнь

единственного сына помещика!

— Какая несправедливость! — помещик заламывает руки.

— Горе мне! — стонет помещица, — Господь мне этого не простит…

— Они были на санках, им нужно было обратно ехать. Ничего не поели, ничего не выпили, не согрелись, никто им спасибо не сказал, — говорит, чуть не плача, помещичья дочь.

В эту минуту входит камердинер и докладывает:

— Все, что нужно, сделал. Лошадь распряг, отвел в стойло и задал ей свежего овса. Парня и девку… то ли они брат и сестра, то ли жених и невеста… отправил на кухню, чтоб отогрелись. Еда у них с собой своя. Они евреи, нашего и не попробуют…

— Сюда веди их, сюда! — кричит помещик.

— Сами, сами их приведем! — отвечают ему сестра и мать молодого графа…

И уходят, и возвращаются с молодой парой…

— Спасибо, спасибо, спасибо…

Помещица спрашивает:

— Кто вы? Брат и сестра? Жених и невеста?.. У вас так не разъезжают…

— Нет, — говорят, — муж и жена, только что из-под хупы! Мы ехали в лес, к нашему дяде… К смолокуру…

— Если так, — раздается со всех сторон, — мазл-тов, мазл-тов! Ведь это значит по-вашему: счастья!..

— Тогда вам, — говорит молодой граф, — подарки полагаются… Дроше-гешанк, так ведь, по-вашему, свадебный подарок?

Тут помещик и говорит:

— Отдаю вам в аренду лучшую корчму в моем имении! А помещица говорит:

— А я дарю вам арендную плату на вечные времена!

И тогда дочь говорит:

— Я единственная дочь, у меня тоже есть право подарить подарок!

— Есть, говори, — отвечают отец и мать, — что ты хочешь?

— Дарю триста ведер водки с нашей винокурни.

И было так… Молодой помещик еще кое-что им добавил от себя…

Я не считал…

Тут заиграла музыка, все стали танцевать. А наши молодые потихоньку прошмыгнули в двери и уехали — к себе в корчму…

Арендатора там уже не было… Ушел в изгнание…

Ицхок-Лейбуш Перец

Современные гардеробные системы - это Ваш уют и свободное пространство ..

Жила-была во времена царя Соломона старая бедная вдова по имени Шунамит.
И жила эта вдова Шунамит в рыбацкой деревне на берегу моря, в старой ветхой хижине, крытой ветвями и пальмовыми листьями.

И пропитание снискивала эта вдова тем, что чинила и вязала сети для рыбаков из рыбацкой деревни. Но вот однажды налетел ветер, поднялась буря и долго не утихала. Никто не выходил в море, не забрасывал сетей. Осталась бедная вдова без куска хлеба.

Она не могла пойти просить хлеба в рыбацких домах, потому что в рыбацких домах царила бедность и хлеба не хватало.

Если уж Господь не помогает, может быть, помогут люди, простые смертные. Придется ей уйти из деревни в другое место, где хлеба вдоволь.

И правда, в нескольких милях от деревни жил в большом доме с большим двором очень богатый человек, которого Господь благословил тучными нивами, фруктовыми садами и целой рощей олив. А еще — стадами овец и коров, мулов и верблюдов.

Поднимается однажды вдова Шунамит рано утром и видит: небо хмурое, на дворе ветер, как вчера, как позавчера и во все голодное время. Понимает она, что придется ей побираться у людей, а не то она помрет с голоду. Накидывает она на худые плечи старый платок, который она и днем носила, которым и ночью укрывалась, и отправляется из рыбацкой деревни просить помощи у богатого человека, которого Господь благословил всем.

В полдень входит она в усадьбу, видит богатого человека у дверей его дома: тот стоит и отдает слугам распоряжения по хозяйству. Подходит она ближе, скромно ждет, когда он ее заметит, три раза простирается перед ним и три раза касается лбом песка перед его стопами.

Поднимает он ее:

— Зачем ты простираешься предо мной, женщина? Лучше встань и скажи, кто ты и чего хочешь.

Отвечает ему Шунамит, что она вдова из рыбацкой деревни неподалеку, у берега моря. И рассказывает ему о своих нужде и голоде — что уже давно куска хлеба во рту у нее не было, что кормится она травой да кореньями, которые не могут ее насытить, и что просит она кусок хлеба, чтобы дух не испустить.

Спрашивает он:

— Даром?

Говорит она ему: даром, потому что ей нечем заплатить.

Показывает он ей, что делается в усадьбе.

— Посмотри, — говорит, — добрая женщина, вот распрягают моих верблюдов и мулов, я только что с дороги. Вернулся я из святого города Иерусалима, где правит умнейший из людей — царь Соломон. И есть у царя Соломона большой дворец, ослепительный.

И открыт этот дворец для всего народа. Всякий, кто пожелает, может войти и увидеть царя Соломона и весь его двор. Я тоже вошел и увидел царя Соломона. Он сидел на золотом троне в золотой короне. Князья, и старцы, и даже простые люди окружали его, и он говорил им слова Торы. И что, по-твоему, Шунамит, произнесли его губы, когда я вошел? «Кто хочет жить, да не примет ни у кого даров».

Не понимает Шунамит, при чем тут кусок хлеба, который она просит. Объясняет он ей, что, прося хлеб задаром, она укорачивает дни своей жизни, которые отсчитал ей Господь, и поэтому он, богач, не должен ей помогать. Ибо Господь, Судия и Заступник вдов, который наказывает всякого, кто причинит им зло, не простит ему, что он помог ей укоротить дни ее жизни. И поэтому задаром хлеба он ей не даст!

Думает вдова Шунамит: если так сказал царь Соломон — э го истина; она сама не хочет укорачивать дни своей жизни и покидать мир Божий раньше своего срока. Но умирать от голода не лучше, поэтому она просит одолжить ей кусок хлеба или немного муки. Она вернется домой и испечет хлеб, чтобы поддержать свои силы. А когда Господь сжалится над рыбацкой деревней и успокоит море, она снова начнет вязать и чинить сети, что-нибудь заработает и первым делом отложит деньги, чтобы вернуть долг.

Улыбается богач и отвечает ей рассудительно, что это тоже не выход, ибо царь Соломон сказал еще кое-что: «Кто берет в долг, тот становится рабом».

— А тебя, бедная вдова, я не хочу делать своей рабой, этого мне Господь тоже не простит!

Видит уже ясно вдова Шунамит, что имеет дело с обманщиком, у которого на языке имя Божие, а вместо сердца — камень и всегда наготове слово царя Соломона. Пробует она в последний раз:

— Значит, пусть лучше я умру у твоих ног! Тогда уж ты точно заслужишь милость в глазах Господа.

Опять спокойно улыбается бессердечный обманщик.

— Вдова Шунамит, — отвечает он ей, и кажется, губы его источают мед, — ты, упаси Боже, не умрешь от голода у моих ног. Помогу я тебе, ибо я люблю Господа, но грешить не хочу. Послушай моего совета: пойди и возьми себе то, что никому не принадлежит, что-нибудь ничье!

— Ничья только пустыня, бесплодная земля, — с горечью отвечает Шунамит. — До пустыни три дня пути. Где мне взять на это силы? Я стара, слаба, измучена голодом!

И что я найду в пустыне? Сухую траву… Ты смеешься над бедной вдовой и даже не думаешь бояться Господа, Который глаз не сводит с вдов и сирот…

— Нет, вдова Шунамит, — отвечает он ей без гнева, — богобоязнен я со дня моего рождения, и не за травой в степь я тебя посылаю. Послушай, что я имею в виду: в моих закромах лежали сто мешков пшеничной муки, мягкой как снег. Я отвез их царю Соломону в Иерусалим… Теперь закрома пусты, но пол в них покрыт мучной пылью. Эта пыль, вдова Шунамит, уже не моя, она никому не принадлежит, она ничья. Пойди в мои закрома, собери немного пыли и возвращайся к себе в деревню. А по дороге, мой тебе совет, смотри по сторонам, щепку найдешь — подбери, сухую ветку увидишь — подбери… Господь да поможет тебе… А когда придешь домой, замеси мучную пыль водой, поставь на огонь и испеки несколько лепешек, чтобы поддержать свои силы: ешь, радуйся и хвали Господа…

* * *

Вдова Шунамит сделала так, как посоветовал ей богач. Она наскребла немного мучной пыли в закромах, которые он ей показал, на обратном пути набрала веток, сорванных ветром. Пришла она домой уже ночью, разожгла огонь, добавила к муке воды, замесила тесто. Вышло три маленьких хлебца.

И только она, испекши хлебцы и хваля Господа за Его милость, хочет поднести первый хлебец ко рту, как вдруг дверь с силой распахивается… В хижину вбегает человек и кричит:

— Спаси меня! Умираю! Три дня и три ночи крошки хлеба во рту не было…

И он рассказывает, дрожа от страха и запинаясь, что его деревня сгорела. Среди ночи, когда все спали, начался пожар… С неба пал огонь, и буря разнесла его по всей деревне… Всё сгорело, одни он выбрался живым из пламени и дыма. Всё стало добычей огня: стар и млад, хлеб и хлев, скарб и кров. Три дня и три ночи скитался он, огнемпалимый, страхом гонимый, голодом томимый…

Протягивает ему вдова хлебец и говорит:

— Возьми и ступай с миром своей дорогой.

Выходит он из хижины с куском хлеба и исчезает во тьме ночной.

Благодарит вдова Господа за то, что послал Он ей хлеб и доброе дело — спасти человека от смерти — в придачу. И хочет она поднести ко рту второй хлебец.

Дверь снова с силой распахивается, и другой человек вбегает в хижину вдовы с тем же криком:

— Спаси меня! Умираю!

Когда-то он был богат, пас в степи стада овец и коров, жил с женой и детьми в богатых шатрах; сильные юноши стерегли его скот… Вдруг, словно на крыльях ветра, примчались на своих конях бедуины с луками в руках. Стан окружили, тучи стрел пустили, юношей, жену и детей убили, скот угнали и в степь умчали… Когда в степи смолкло эхо их набега, поднялся он один живой среди убитых. И вот он уже три дня и три ночи скитается без куска хлеба, едва дополз до ее хижины…

— Смилуйся, — молит, — дай немного хлеба, а то я умру у твоих ног…

От всего сердца протягивает ему вдова Шунамит второй хлебец. Он уходит. Она благодарит и хвалит Господа за то, что судил Он ей второе доброе дело, и берется за третий хлебец.

Хочет она откусить от него, как просыпается вдруг с новой силой северный ветер, валит ее хижину, срывает и уносит крышу из веток и листьев. Разлетаются стены на все четыре стороны. И снова порыв ветра, вырывает он из дрожащих рук вдовы третий и последний хлебец и уносит его в ночь, к морю…

И только тогда утихомиривается ветер.

Недвижно, задумчиво стоит вдова Шунамит, точно окаменела.

Вокруг тихо. Улегся ветер, море успокоилось. На водах его, как в зеркале, сверкают первые лучи восходящего солнца. Скоро проснется деревня, счастливые рыбаки отвяжут лодки, забросят сети… Стар и млад выбегут встречать рыбаков и будут кричать от радости: «Голоду конец! Господу хвала! Теперь у нас будет хлеб!»

Но не об этом думает вдова.

Другая дума не выходит у нее из головы.

Чего хочет от нее Бог? Зачем он ей, вдове, такое учинил?

«Зачем мне учинил мне это Господь?» — не выходит у нее из головы.

Один хлебец Он взял у нее для спасшегося от огня — так! Да святится Имя Его!

Другой — для спасшегося от разбойников! Хвала Господу! Он дал — Он и взял для того, кто важней, чем она…

Но третий хлебец? Вырвать из рук вдовы и швырнуть в море?!.

Этого она не может понять…

И пришло ей в голову, что Бог ничего об этом не знает… Что это ветер сам, по своей воле, не спросясь Господа и против воли Его, назло Ему, сделал!

Иначе и быть не может.

И этого она ветру, этому разбойнику, не простит: она пожалуется на ветер…

Кому?

Царю Соломону.

К нему она пойдет, в Иерусалим, и там станет судиться с ветром!

Недолго думая вдова покрывает голову драным платком и пускается в путь.

Она голодна и измучена, но праведный гнев поддерживает ее в долгом пути. И вот она приходит в Иерусалим.

Приходит, расспрашивает: не покажут ли ей, где дворец царя Соломона. Впускают ее стражники во дворец. Двери у царя Соломона открыты для всех, особенно для вдов. Входит она в зал и падает ниц перед царем Соломоном, который сидит на троне:

— Царь-государь, — говорит вдова, — прошу твоего суда.

— С кем? Я вижу, ты пришла одна.

— С ветром, — отвечает вдова.

Поднимает она лице свое и предъявляет свой иск.

— Справедливо, — говорит царь Соломон. — Ты сказала чистую правду, твое лицо тому свидетель… Оно осунувшееся и усталое, а в тусклых глазах тлеют угли голода. Будь спокойна, Шунамит, твоя правота выйдет наружу, как масло всплывает на воде. Но прежде ты должна отдохнуть с дороги и подкрепиться. Отойди в сторонку, присядь. Мои слуги принесут тебе хлеба и немного вина, чтобы поддержать твои силы, а потом ты выслушаешь мой приговор.

Так она и делает. Отходит в сторонку. Ей показывают место, где сесть, приносят хлеба и вина подкрепиться… В это время в зал входят три человека, судя по одеждам — чужеземцы из далеких стран…

Входят они, мешки на плечах несут. Простерлись чужеземцы перед царем Соломоном трижды — пришли они к нему с просьбой.

— Чего вы хотите, чужеземцы? И что несете вы в мешках за плечами?

Рассказывают они такую историю:

Они богатые купцы из далекой земли. Торгуют драгоценными сосудами и редчайшими, самыми дорогими пряностями. Втроем они пустились в пусть. Втроем плыли по морю в ладье, груженной товарами. Поднялись ветры, взволновалось море, но они не испугались. Они люди бывалые и сильные. И спокойно направляли они ладью с волны на волну.

Но в ладье стало мокро, появилась вода. Где-то течь, а заделать нечем. Что угодно есть в ладье, а смолу забыли! Кричат они в сторону берега, вдруг кто-нибудь услышит и придет на помощь — но никто не слышит. Ветер вырывает крики изо рта, раздирает в клочья и швыряет в море, подхватывают их волны и уносят в ночную тьму…

А вода все прибывает и прибывает, и ладья начинает тонуть… Только Бог может им помочь. Но они разноплеменники, и боги у них разные. И боги не слышат их… Взывают они к другим богам, к богам моавитян, филистимлян, к богам всех народов — ни один не отзывается.

Вспоминают они: есть еще один бог, еще одного народа — Бог Израиля. Взывают они к небу:

— Бог Израиля, вызволи из беды!

В то же мгновение порыв ветра со стороны берега зашвырнул что-то с силой в ладью и заткнул этим дыру.

Сразу же улегся ветер, море успокоилось, и они невредимыми доплыли до берега. Дали они обет: три мешка золота и серебра, что были у них с собой, принести Богу Израиля, который помог им на море…

И пришли они в Землю Израиля.

Идут они и спрашивают повсюду у людей:

— Где живет ваш Бог, Бог Израиля?

Но люди только улыбались и показывали в сторону города Иерусалима. И вот пришли они с мешками на плечах в Иерусалим и спрашивали всех, кого встречали на улицах:

— Где мы можем увидеть вашего Бога? Мы хотим воздать ему почести и благодарность. Где он живет, ваш Бог?

Смеются все над нами и ничего не отвечают.

Только очень-очень старый человек остановился и сказал нам:

— Нельзя увидеть Бога Израиля, нельзя достигнуть Его…

Мало мы поняли из его речей. Только одно хотелось бы

нам узнать: как сдержать нам наше слово, данное Богу Израиля? Что делать с тремя мешками золота и серебра? Сказал нам старик, что с этим должны мы обратиться к тебе, к царю Соломону, потому что хоть достигнуть вашего Бога нельзя, но только ты, царь Соломон, посоветуешь нам, что делать с тремя мешками золота и серебра, и этот совет будет согласен с волей вашего Бога, Бога Израиля… Вот и пришли мы к тебе и ждем твоего решения.

Они закончили и пали ниц.

Подзывает царь Соломон вдову Шунамит и спрашивает ее, слышала ли она то, о чем поведали чужеземцы.

Она слышала.

Поворачивается он к чужеземцам и спрашивает:

— Не заметили ли вы, что зашвырнул ветер в ладью с берега, чем заткнул он дыру?

Конечно, заметили. Это был свежий, только что испеченный хлебец. Он у них с собой. И один из трех купцов вынимает из-за пазухи хлебец и показывает его всем.

— Не тот ли это хлебец, Шунамит, что ветер вырвал из твоих рук?

Да, она узнает его.

— Раз так, — говорит Соломон купцам, — если вы хотите сдержать свое слово и выполнить свой обет перед Богом Израиля, то отдайте этой бедной вдове три мешка золота и серебра!

Снова поворачивается царь к Шунамит:

— Возьми это золото и серебро. Они твои. Этим Господь воздает тебе за твои мучения, за твое доброе сердце, страдалица, и платит за третий хлебец.

Вот так-то…

Пошла вдова Шунамит домой, хваля Господа, и, проходя мимо усадьбы богача, не нашла ни дома, ни двора — только кучу пепла.

Огонь, рассказали ей, пал с небес и спалил все дотла.

Ицхок-Лейбуш Перец

Автор текста: M. Bruk
Тора с помощью своих сюжетов предлагает концепции, которые могут помочь нам разобраться в мире и выбрать путь для себя.

В начале Торы в истории про Ноаха говорится о его троих сыновьях — Хаме, Яфете и Шеме.
Их имена очень содержательны. Хам — означает «горячий». Яфет — происходит от слова «яфе» — «красивый». Шем — означает «имя».
Тора описывает их поведение в определенном сюжете, где проявляется хамская природа Хама (интересно, что именно в русском языке имя Хама стало определять характеристику, выраженную библейским персонажем).
Ноах дает благословение сыновьям, которое можно назвать программой — как для человека, так и для человечества. Ноах говорит, что Яфет должен жить в шатрах Шема, а Хам должен им прислуживать. На уровне характеристики человека это означает, что красота (эстетика) должна развиваться в рамках и под руководством мудрости (этики), а природная энергия и порывистость должны им прислуживать. Но это также описывает три типа народов или групп людей в составе человечества.
Недавно я перечитывал Тору, и мощный инсайт пришел ко мне.
У Хама, согласно Торе, было четверо сыновей. Трое из них широко упоминаются. Это Куш (предок африканцев — страна Куш — Эфиопия), Мицраим (предок ближневосточных народов — страна Мицраим — Египет), Кнаан (предок палестинцев — страна Кнаан — Израиль до завоевания евреями). На четвертого сына практически никогда не обращали внимания. Но сейчас на его имя трудно было не обратить внимания в свете современных политических реалий. Звали четвертого сына Хама — Пут! Это, конечно, сразу вызвало очевидный поток ассоциаций.
Недавно я написал серию статей на эту тему. Здесь отражу выводы.
Термин «хам» означает персонажа, который по-хамски вмешивается в дела окружающих, при этом его не волнует, что о нем думают другие, для него неважно понятие репутации и дружбы с приличным миром. При этом у хама может быть собственная гордость, построенная на примитивных ценностях и позволяющая не страдать от того, что его не пускают в приличное общество. Его логика строится на идеях типа «а зато у нас самый тяжелый кулак».
Вряд ли можно поспорить с тем, что это описание точно и выразительно характеризует то состояние, в которое резко деградировала сегодняшняя Россия.
Любопытно, что такой очевидный ход рассуждений, стартующий от фигуры Пута, сына Хама из Торы, не был пущен в оборот за более чем год хамского поведения России. Это говорит о том, что знатоки Торы не интересуются политикой, а знатоки политики не интересуются Торой. А зря!
Мои статьи о хамитах размещены на сайтах: www.jewishnews.com.ua, www.novaukraina.org, www.isrageo.com, www.esotericnews.ru, www.topru.org и других.
Кстати, в христианских переводах он из Пута превратился в Фута (наверное, для конспирации). Дело в том, что в греческом языке не было, в частности, букв Ш, П, и их заменили в переводах на С и Ф. Но, с другой стороны, в Торе упоминается Путиэль, и этим именем называли Итро, который был лучшим другом евреев (и папой жены Моше). И это намекает на то, что позитивная ипостась Путина включает в себя поддержку евреев.
Любопытно, что в Путине оба фактора мирно уживаются, смущая тех, кто любит простые ответы и модели.
Важный вывод можно сделать на основе троичного разделения.
Сейчас многие ругают ислам, считая его религией варваров. Но существует множество нормальных и даже высокодуховных мусульман. Лучше всего нам переформатировать обвинение ислама.
Каждая религия и идеология попадают в три лагеря. Яфетская версия религии стремится к красоте, и она самая безобидная. Шемская версия религии стремится к глубине, мистике и саморазвитию. А вот хамская версия религии отличается всеми теми грехами, от которых так лихорадит современный мир. Поэтому мы должны обвинять не ислам, но хамские версии ислама, которые представлены ИГИЛом, «Аль-Каидой», иранскими радикалами, ХАМАСом, «Хизбаллой», «Братьями-мусульманами» и другой хамской публикой, которая использует ислам для своих хамских проявлений.
Кстати, в прошлом мы видели хамское христианство — в лице крестоносцев, инквизиторов и погромщиков евреев.
Современная Россия — это горючая смесь из хамского имперского монархизма, хамского антифашизма, особо хамских массмедиа, хамского православия, хамских оккупантов Донбасса, хамских кадыровцев и других отщепенцев.
О яфетцах и шемитах поговорим далее…