Некоторые историки уверены, что такой такой документ был

В последние годы жизни Сталин всё больше сосредотачивался на теоретических вопросах. Строительство социализма в одной стране и последующее расширение лагеря социализма в результате Второй мировой войны требовали глубокого осмысления. Куда и как вся эта система двинется дальше? Долгосрочное стратегическое планирование советской политики на основе объективных законов общественного развития в радикально изменившихся по сравнению даже с 1930-ми годами международных условиях было жизненно важно для сохранения и упрочения СССР.

Необходимость осмысления совершившегося и грядущего в сочетании с ухудшающимся состоянием здоровья вынуждала вождя всё меньше уделять внимания практическим вопросам управления великой державой. Сталин стремился оставить должности, сопряжённые с высокой формальной ответственностью. Ему уже давно было не под силу полностью выполнять обязанности ни Генерального секретаря ЦК ВКП(б), ни Председателя Совета министров, а тем более – совмещать их обе. Но инерция созданной под его руководством системы не позволяла ему сделать это при жизни. В этом и была ахиллесова пята сталинской империи.

Ещё в 1951 году Сталин доверил тройке в составе – Берия, Маленков, Булганин – право использовать факсимиле подписи вождя на официальных документах. На октябрьском (1952) года Пленуме ЦК КПСС Сталин подал заявление об отставке с поста Первого секретаря (так стали называться партия и должность её лидера на только что состоявшемся съезде). Отставка не была принята.

Есть все основания считать, что просьба Сталина об отставке не была хитростью, чтобы выявить, кто из членов Президиума ЦК (так теперь стало называться бывшее Политбюро) пытается претендовать на его место.

Во-первых, и Сталин, и его коллеги отлично понимали, что никто не сможет сравниться авторитетом с живым Сталиным. Поэтому по уходе с поста Первого секретаря Сталин остался бы неформальным, но непререкаемым вождём партии. Во-вторых, такой «манёвр» не позволил бы разоблачить и того (если бы он был), кто готовил покушение на вождя. Ведь метивший на место Сталина нацеливался бы в тот момент, скорее всего, не на пост Первого секретаря партии, а на должность Предсовмина как более высокую в государственной иерархии. Известно, что Сталин стремился поставить конституционные органы власти выше партийных.

Мотивом дружного отказа соратников Сталина принять его отставку стала, скорее всего, их полная неготовность выделить кого-то из своей среды на место вождя. Сам же Сталин никого в тот момент не порекомендовал, что, видимо, было его ошибкой. Ведь на XIX партийном съезде в октябре 1952 г. по предложению Сталина Президиум ЦК был увеличен с 11 до 25 человек, и старые его члены оказались там в явном меньшинстве. Многие историки считают, что в лице этих новых кадров Сталин готовил замену себе и своим давним соратникам на высших постах. Но сама система исключала возможность самовыдвижения. Преемник должен был быть назван самим Сталиным.

«Раз мне это поручено, значит, я это делаю. А не так, чтобы это было только записано за мною. Я не так воспитан», – говорят, заявил Сталин, встретившись с отказом ЦК утвердить его отставку под тем предлогом, что коллеги помогут разгрузить Сталина от реальной работы в Секретариате ЦК. Он остался Первым секретарём, но вряд ли оставил намерение передать эту должность в ближайшее время кому-то другому.

Вполне возможно, что Сталин решил повременить с выдвижением кандидатуры своего преемника из числа новых кадров. Он счёл, что пока рано предлагать кого-то конкретно в обход старых членов Президиума ЦК. Тем больший интерес вызывает то, о чём Сталин хотел сообщить 1 марта 1953 года.

Вечером 1 марта Сталин собирался устроить на своей даче обед, куда предварительно были приглашены четыре наиболее близких ему в тот момент руководителя страны – упомянутая «тройка» плюс Хрущёв, а также его дети Светлана и Василий. Возможно, считает историк Ю.В. Емельянов, «что помимо упомянутых выше были приглашены и другие советские руководители». Очевидно, Сталин намеревался сообщить нечто важное. Есть вероятность, конечно же, что это сообщение не относилось к вопросам государственной политики. Своих детей вождь старался держать в стороне от таких вопросов. С другой стороны, сам состав приглашённых заставлял думать о неординарности события, которое планировалось.

Мы, конечно, теперь вряд ли когда-нибудь узнаем, собирался ли Сталин на обеде вечером 1 марта 1953 года назвать имя своего желательного преемника на постах Первого секретаря партии и главы правительства (видимо, это были бы два разных человека). Ничто не позволяет говорить об этом однозначно. Тем более, что вечером 28 февраля Сталин виделся с упомянутой «четвёркой» и провёл с ними довольно много времени, расставшись лишь под утро. Обед с участием членов семьи мог бы стать в известной мере продолжением «банкета», происходившего накануне. Если Сталин хотел сообщить что-то государственно важное, почему он не сделал этого 28 февраля?

Вот тут-то и возникают сомнения: почему мы уверены в том, что он не назвал в узком кругу имя своего желательного преемника (или преемников) как раз 28 февраля? Если он это сделал, то совершенно понятно, почему молчание об этом всегда хранили Маленков, Хрущёв и Булганин (Берию очень скоро заставили замолчать навсегда). Историками дотошно проанализировано поведение этих лиц в последние дни жизни Сталина, заставляющее думать, что все они, по меньшей мере, вовремя не приняли мер для оказания помощи вождю (не будем здесь разбирать гипотезы об отравлении Сталина), когда его явственно хватил удар.

Есть основание предполагать, что 28 февраля Сталин если не сказал конкретно, то намекнул на перестановки в высшем руководстве партией и страной, а на следующий день собирался развить эту тему в более широком кругу.

Одной из сторон этого сообщения Сталина явно могло быть заявление о предстоящем уходе с официальных постов, что, вероятно, подчёркивалось приглашением детей на обед. Сталин хотел продемонстрировать, что стремится провести остаток дней в кругу семьи. Другой – направления и персональный характер намеченных вождём изменений в руководстве, похоже, категорически не понравились никому из членов «четвёрки».

Не исключено, что Сталин делал и какие-то записи по этому поводу. Недаром судьба бумаг из личного архива Сталина до сих пор остаётся неясной. Похоже, многие документы оттуда пропали навсегда. До того, как партийные органы сформировали то, что носит такое название – «архив Сталина» – с бумагами покойного вождя успели поработать. Да и после с этим архивом происходили и происходят до сих пор странные истории.

По некоторым сведениям, в 1990-е годы архив Сталина был на какое-то время вывезен в США.

Содержит ли фонд №558 РГАСПИ подлинные документы из архива вождя или только их копии, насколько он полон, нет ли там фальшивок – это уже тайна сегодняшней истории. Вряд ли завесу над ней окончательно приподнимет Йельский университет, приобретший в 2009 году у РГАСПИ эксклюзивное право публикации документов из архива Сталина в своей электронной библиотеке и уверяющий, что не получил доступа к документам архива, остающимся под грифом «секретно». Остаётся надеяться, что когда-нибудь все эти секреты будут раскрыты.

Но в данном случае нас больше интересует, что могли сделать с документами из архива Сталина в первые же дни после его смерти. Известно, что партийную комиссию, занимавшуюся описью и систематизацией бумаг Сталина, созданную вскоре после его смерти, возглавлял Хрущёв. Имеются сведения, что по его распоряжению эти бумаги уничтожались в огромном количестве. Историк Жорес Медведев прямо утверждает: «Личный архив Сталина был уничтожен вскоре после его смерти». Причём это может относиться ещё ко времени до того, как Хрущёв официально возглавил соответствующую комиссию ЦК.

По свидетельству Светланы Аллилуевой, 7 марта с ближней дачи Сталина в Кунцево, где он умер, была куда-то вывезена вся мебель. Через некоторое время её вернули, но уже без содержавшихся в ней бумаг. Дочь Сталина считала, что такой обыск был произведён по приказу Берии. Современные историки сомневаются в этом. Е. Прудникова («Сталин. Второе убийство») считает, что, скорее всего, это было сделано по распоряжению Хрущёва. Молотов в беседах с Ф. Чуевым сомневался в том, что это мог сделать Берия. Если они правы, то, по всей вероятности, последние записи Сталина исчезли бесследно, без надежды на восстановление. Прудникова полагает, что в случае, если их конфисковал всё-таки Берия, то остаётся небольшая вероятность того, что их можно обнаружить рассредоточенными в разных архивных фондах.

Если «политическое завещание» Ленина стало известно вскоре после его смерти, то о содержании аналогичного «завещания» Сталина нам остаётся только гадать.

Вряд ли Сталин оставил где-то в своих черновиках имя предполагаемого наследника или наследников своей власти. Правдоподобнее предположить, что он, как и Ленин, мог дать какие-то характеристики своих соратников без выделения в лучшую сторону кого-то одного из них. Вообще, не такие это вещи, чтобы доверять их бумаге.

Но, пожалуй, не менее важно, чем имя преемника, теоретическое наследие вождя. «Политическое завещание» Ленина, кроме «Письма к 13-му съезду», озвученного тогда же, но опубликованного лишь шесть с лишним десятилетий спустя, включало в себя ряд документов общетеоретического характера, которые никогда не скрывались. В качестве «политического завещания» Сталина многие рассматривают его последнюю работу «Экономические проблемы социализма в СССР», опубликованную в 1952 году. Однако в свет вышла только первая часть этой работы! Сталин написал и её продолжение!

Впервые мы узнаём об этом из бесед Молотова с Чуевым:

«—Сталин работал над второй частью «Экономических проблем», давал мне кое-что почитать, но куда всё это делось, ничего не известно.

—Не мог Берия прибрать?

—Нет, Берия не интересовался».

Итак, Сталин не только предполагал продолжить работу над «Экономическими проблемами социализма в СССР», но успел до смерти написать по меньшей мере какие-то фрагменты второй части, а может быть и всю вторую часть. Если он давал Молотову «кое-что почитать», это не означает, что Молотов был ознакомлен со всей сталинской рукописью. Какие-то записи вождь мог Молотову и не показать. Но вряд ли Сталин дал бы Молотову ознакомиться с отрывком сырого произведения, в концепции которого не был уверен.

Это может с наибольшей вероятностью означать следующее: вторая часть «Экономических проблем социализма в СССР» была Сталиным, по крайней мере вчерне, закончена.

В этом убеждают соображения хронологического порядка. Опубликованная часть работы «Экономические проблемы социализма в СССР» состоит из четырёх разделов, написанных Сталиным в течение февраля-сентября 1952 г. Где-то осенью 1952 г. (уже после публикации в №18 журнала «Большевик» в сентябре, но, очевидно, ещё до XIX съезда, состоявшегося в октябре) Сталин попытался устроить обсуждение этой своей работы. Однако коллеги Сталина оказались неподготовленными к дискуссии, и кроме льстивого «одобрямса» ничего не вышло. Разговора по существу не получилось.

Молотов впоследствии передавал это так:

«—«Экономические проблемы социализма в СССР» обсуждали у Сталина на даче. «Какие у вас есть вопросы, товарищи? Вот вы прочитали. — Он собрал нас, членов Политбюро, по крайней мере, основных человек шесть-семь: — Как вы оцениваете, какие у вас замечания?» Что-то пикнули мы... Кое-что я заметил, сказал, но так, второстепенные вещи. Вот я сейчас должен признаться: недооценили мы эту работу. Надо было глубже. А никто ещё не разобрался. В этом беда. Теоретически мало люди разбирались».

Следовательно, знакомство Молотова с фрагментами второй части сталинской работы могло произойти только после этого времени.

Но одному ли Молотову Сталин дал почитать продолжение своего труда? И когда он мог это сделать? Ведь с 1949 года, с момента ареста его жены по делу «Еврейского антифашистского комитета», Молотов находился в опале у вождя. На октябрьском (1952 г.) пленуме ЦК произошла его частичная «реабилитация»: он был избран в состав Президиума ЦК. Но в более узкое неофициальное Бюро Президиума, которое фактически заменило прежнее Политбюро, он не прошёл, хотя и допускался на его заседания.

Раз сталинская рукопись не осталась у Молотова, то, очевидно, он её Сталину вернул. Это могло произойти не позднее 21 декабря 1952 года, так как, по-видимому, именно в этот день Молотов последний раз видел Сталина живым, приехав к нему на дачу поздравить с днём рождения (если только он не возвращал рукопись через третьих лиц, что крайне сомнительно). А когда Сталин мог передать её Молотову? Наиболее подходящее время – октябрь 1952 г., на съезде или последовавшем после него пленуме ЦК. Но если это так, тогда Молотов вряд ли был единственным читателем этой последней сталинской работы.

Если в октябре 1952 г. вторая часть «Экономических проблем социализма» находилась в такой степени готовности, что отрывки из неё Сталин роздал почитать некоторым членам Президиума ЦК, то очевидно, что он не мог подготовить её в короткое время после публикации первой части своей работы в журнале «Большевик». Тем более, что это время было заполнено подготовкой к партийному съезду (первому после войны) и самим съездом. Значит, работать над нею Сталин начал намного раньше.

Заодно становится понятным, что эту вторую часть следует рассматривать как продолжение первого из четырёх разделов «Экономических проблем», названного «Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951 года». Он был завершён Сталиным в феврале 1952 г. Следующие разделы написаны в форме возражений на ошибки в теоретических взглядах различных «товарищей» по экономическим вопросам и связаны с первым разделом лишь общей мыслью, но не логической конструкцией.

Раз так, то после февраля 1952 г. у Сталина было достаточно времени, чтобы написать продолжение своего теоретического труда. Не исключено, что отрывки из новой рукописи он мог вручить Молотову и другим ещё на той встрече в Кунцево перед XIX съездом. Тогда до конца февраля 1953 г. – срок вполне приличный. С другой стороны, неизвестно, насколько интенсивно Сталин работал в это время именно над данной рукописью.

Но кому ещё, кроме Молотова, Сталин мог доверить «внутреннее рецензирование» своего труда?

Известно, что при всех колебаниях в отношении Молотова, Сталин справедливо оценивал его как второго (после себя) теоретически подготовленного человека в верхах партии (на начало 50-х гг.).

Другим подготовленным человеком мог быть Микоян. Но как раз он, пожалуй, единственный, высказал на той осенней встрече в Кунцево критическое отношение к работе Сталина. Если верить самому Микояну, он выразил сомнение в главной установке «Экономических проблем» – необходимости перехода к нетоварному хозяйству, к натуральному продуктообмену.

Итак, Микояну Сталин вряд ли бы стал давать «на вычитку» вторую часть «Экономических проблем». Кому же ещё? Теоретический уровень Хрущёва вождь справедливо расценивал очень низко. Хотя не исключено, что мог дать ему почитать, чтобы тот «просветился» – ведь ещё недавно, в 1951 году, Сталин критиковал Хрущёва за левацкие взгляды на ликвидацию различий между городом и деревней. Остаются ещё Маленков и Берия. Но эти двое были слишком заняты в то время борьбой за власть, чтобы обратить внимание на «какую-то там» сталинскую рукопись. С другой стороны, остаётся надежда, что эти записи Сталина, которые после его смерти никому оказались не нужны, ещё и отыщутся.

Что в нём могло содержаться? Основной идеей опубликованной части «Экономических проблем» было, по сути, опасение реставрации капитализма в случае долгого сохранения товарного характера хозяйства в СССР. Там утверждалась необходимость перехода к натуральному продуктообмену. Колхозная собственность в перспективе должна была стать общенародной, то есть государственной, а не собственностью каждого отдельного колхоза.

Тоже левацкие, утопические идеи, скажет читатель. Возможно. Но ведь факт – реставрация капитализма в СССР произошла. Деньги, товарное хозяйство – элемент рынка, а рынок – неэквивалентный обмен, возможность прибыли, а следовательно, и эксплуатации.

Озабоченность Сталина этими вопросами позволяет утверждать, что он предвидел одну из главных внутренних угроз социалистическому строю. Он осознавал переходный характер экономической модели СССР, созданной под его руководством.

Такая модель, полагал он, может снова соскользнуть к капитализму, если не вести целенаправленную политику, основные контуры которой он и пытался наметить в своей последней работе.

Молотов, у которого на пенсии было много времени для изучения сталинского наследия, критиковал отдельные моменты «Экономических проблем социализма». Но главное ядро этой работы он считал правильным. Опасность, на которую указывал Сталин, в 70-е годы, когда Молотов беседовал с Чуевым, стала явной:

«Нет у Маркса, Энгельса, Ленина такого социализма, где продолжается господство денег … А у нас продолжается … Вместо того, чтобы преодолевать эти остатки переходного периода, мы это законсервировали, затормозили всё. А изображаем, что мы уже строим коммунизм. Это абсурд».

Пропавшая последняя рукопись Сталина имела бы немалую ценность для истории социалистической теории.

Но эпигонам вождя его теоретическое наследие было не нужно. Жажда власти, борьба за неё во что бы то ни стало, любыми способами, не останавливаясь ни перед чем – таково было, увы, практическое «завещание» сталинской эпохи партийной верхушке…