Перечень марок и производителей представлен известными марками, такими как Kiturami, Giercsh, Weishaupt, Viessmann, Ferroli, Lamborgini, Cuenod, Bentone, Ecoflam, Baltur, FBR, ACV, Roca, Riello, Oilon, Protherm, Bosch, Baxi, Vaillant, Buderus, Junkers, DeDietpich, Navien, Saturn и другими мировыми производителями. Ремонт котлов газовых. Ремонт котлов дизельных. Ремонт горелок котлов газовых и дизельных. Вызов инженерной группы или мастера — 8(910)457-8343 Зона обслуживания Москва и Московская обл.: Мытищи, Химки, Одинцово, […]

Специфика демократии как реальности конкретной социальной системы — капиталистической; показывается процесс её демонтажа, резко ускорившийся в 1980-1990-е годы.

О кризисе демократии на Западе говорят довольно давно, как минимум четыре десятилетия. При этом необходимо отметить, что демонтируется не демократия вообще, а та форма, которая сложилась в североатлантическом ядре (США, Западная Европа) капиталистической системы в 1945-1975 гг. и которая представляет собой пик, наивысший уровень развития буржуазной демократии. Причем уровень этот был достигнут не столько по логике капитализма самого по себе, сколько вопреки ей. В связи с этим то, что ряд исследователей именуют «кризисом демократии» конца ХХ — начала XXI в., представляет собой не что иное, как возвращение буржуазного общества к своей норме. Есть и другие трактовки кризиса демократии, о которых будет сказано ниже.


Главное заключается в том, что демократия — это некая идеальная, пропагандистски провозглашаемая форма, реальное наполнение которой содержанием никогда не было полным и всегда было результатом борьбы различных социальных сил. Аналогичным образом и нынешний кризис демократии на Западе есть результат деятельности определенных социальных сил, прежде всего транснациональных олигархий, «глобалитариев» («глобализация плюс тоталитаризм»). Однако прежде чем говорить о текущем историческом моменте, необходимо, во-первых, сказать несколько слов о термине «демократия»; во-вторых, о реальности буржуазной демократии, которая всегда была нетождественна себе как «воле и представлению». После этого перейдем к вопросу о демократическом «всплеске» 1945-1975 гг., его причинах и, наконец, обратимся к нынешнему демонтажу демократических институтов как несущих конструкций послевоенного капитализма.

Термин «демократия» («власть демоса», т. е. народа) — один из самых многосмысленных, и в силу этой многосмысленности и аморфности он не может считаться строго научным, располагаясь на грани между наукой и идеологией и тяготея в большей степени к последней. Исходно под демократией понималось народовластие, которое противопоставлялось, с одной стороны, охлократии (власти толпы), с другой — аристократии/олигархии и монархии/тирании. В этом контексте термин «демократия» также используется для обозначения прав и свобод граждан, как правило, формальных. Наполнены ли они реальным содержанием и если да, то насколько, — это вопрос, связанный не с демократией самой по себе, а с конкретной социальной системой, с той степенью, которую в зависимости от природы этой системы и конкретной ситуации «сложения — вычитания» социальных (классовых) интересов допускают хозяева этой системы.

С учетом наличия или отсутствия этих прав и свобод (декларирование свободы и равноправия граждан, признание воли большинства в качестве источника власти и т. п.) термин «демократия» используется для характеристики типа государственности и самого государства. Таким образом, чаще всего в идеологических схемах и научно-идеологических теориях термин «демократия» используется в государственно-политическом и правовом измерениях. Наконец, в буржуазном обществе демократия была провозглашена одной из высших ценностей и, как следствие, мерой прогресса (отсюда формула «демократия и прогресс»). В соответствии с этой мерой Запад оценивал прогрессивность тех или иных обществ, т. е. их заподоподобие, готовность копировать буржуазный Запад, признавая его неким эталоном, а западный meum — универсальным verum.

Необходимо — в условиях существования того, что именуют «гражданским обществом», — различать государственную и гражданскую демократии. Кроме того, необходимо различать абстрактную, идеологизированную демократию, с одной стороны, и ее реальные формы в их конкретном содержании, с другой. Нарастание разрыва между «идеальным» и «реальным» и составляет суть эволюции демократии на Западе — эволюции, которая в 1970-е годы вступила в полосу кризиса, а по сути — демонтажа демократии как реальности при относительном сохранении демократии как идеологемы, за которой, по сути, уже нет никакого содержания или оно, в лучшем случае, минимально. Демократия всегда была лишь элементом, преимущественно внешним, западной (буржуазной) властной конструкции, которая в целом не являлась и не является демократической. Другое дело, что на определенном этапе развития буржуазного общества, борьбы буржуазии с феодализмом и тем, что неточно именуют абсолютизмом, элемент «демократии» занимал более или менее значительное место во властной конструкции. На Западе он играл определенную роль, которая в еще большей степени раздувалась в пропагандистских целях, особенно в период противостояния капиталистического Запада Советскому Союзу как системному антикапитализму, как альтернативной мировой системе. Не случайно, что, стартовав в 1970-е годы, кризис демократии на Западе прорвался после разрушения СССР, когда хозяевам капиталистической системы уже не надо было — не перед кем и незачем — сохранять демократический фасад. Повторим однако: в последние 30-40 лет произошел лишь переход количества в качество, постепенная, ползучая дедемократизация (раздемократизация) Запада (т. е. ликвидация даже тех куцых форм, которые стали результатом, нередко побочным и непредвиденным, борьбы буржуазии за власть) началась значительно раньше — со времени завоевания буржуазией власти в «эпоху революций» (Э. Хобсбоум) — 1789-1848 гг.

Реально буржуазия боролась за демократию в XVIII — первой половине XIX в., т. е. организовывала и использовала то, что впоследствии стали именовать «буржуазными революциями». Что же касается класса, совершающего революцию, то, как писали К. Маркс и Ф. Энгельс, «уже по одному тому, что он противостоит другому классу, —с самого начала выступает не как класс, а как представитель всего общества; он фигурирует в виде всей массы общества в противовес единственному господствующему классу. Происходит это оттого, что вначале его интерес еще связан более или менее с общим интересом всех остальных негосподствующих классов, не успев еще под давлением отношений, существовавших до тех пор, развиться в особый интерес особого класса» (Маркс, Энгельс, 1955: 47).

Здесь необходимо отметить, что Маркс и Энгельс несколько упростили, спрямили ситуацию: на самом деле нередко класс, совершающий революцию, совершает ее не только против прежних господ, но — автоматически — против прежних и будущих негоспод, хотя ratio в тезисе есть, тем более что на полях Маркс зафиксировал конкретные истоки «всеобщности» интересов, среди них — иллюзия общих интересов и самообман идеологов. В любом случае демократия была одним из знамен борьбы эпохи революций, причем за этим знаменем было определенное содержание — это содержание вынуждены были допускать, и в течение какого-то (исторически непродолжительного) времени оно получило возможность относительно автономной жизни. Однако как только власть была взята буржуазией (или был достигнут компромисс между буржуазией и аристократией Старого порядка), начал развиваться противоречивый процесс. С одной стороны, с 1860-х годов буржуазия (прежде всего в Великобритании, но затем и в других странах североатлантической зоны) начала включать трудящиеся классы, в первую очередь рабочих, в политический процесс, распространяя на них избирательное право, разрешая создавать свои политические партии и движения и т. д. То есть внешне налицо развитие демократии, столь пугавшее многих консерваторов. С другой стороны, чем более демократичными становились внешние формы, фасад буржуазного общества, тем в большей степени реальная власть уходила в тень, в закрытые, по сути, антидемократические наднациональные структуры мирового согласования и управления: в масонские, парамасонские, а с конца XIX в. — в принципиально иные, уже не унаследованные буржуазией от старопорядкового (XV-XVII вв.) прошлого, а созданные ею самой на буржуазной же основе («Мы»/«Группа» Родса, Общество Милнера и др.).

В двухконтурной системе власти буржуазного общества, окончательно оформившейся к концу XIX в., партии и официальные институты, государственно-политические структуры национального уровня все больше превращались в функциональные органы клубов и лож, т. е. закрытых структур наднационального уровня. В такой ситуации развивающаяся демократизация фасада, т. е. формальная демократизация, не просто компенсировалась, а подрывалась содержательной раздемократизацией. Иными словами, демократический элемент власти становился все меньшим и все менее значимым.

Не должен вводить в заблуждение и факт внешней демократизации, проявлявшийся в возникновении рабочих (лейбористы, социалисты, социал-демократы) партий. Как верно заметил И. Валлерстайн, капитализм — единственная система, которая легализует политическую оппозицию себе (т. е. своим хозяевам). В результате представители негосподствующих групп получают доступ к политике, к политической игре, но по правилам, написанным господами (т. е. буржуазией), которые свои частные классовые правила и интересы представляют в виде общих, универсальных, надклассовых национальных, умело направляя любой протест в прокрустово ложе демократии и пережевывая его ее «безжалостными челюстями». Происходит политическое одомашнивание социально опасных классов, а демократия становится формой сохранения иерархии и сдерживания оппозиционных движений определенными рамками. Нужно помнить, что демократические правила и институты созданы недемократическими силами и слоями в недемократических целях и выступают в качестве функций, внешнего контура закрытых структур.

Впрочем, в истории капиталистической системы, ее североатлантического ядра порой происходили «расширения демократии», но они были вызваны внешними, экстраординарными обстоятельствами (войны, революции, факт существования СССР) и носили исторически краткосрочный характер — несколько десятилетий.

Так, Октябрьская революция, происшедшая за пределами Запада, открыла новую эпоху в развитии демократии на самом Западе. Во-первых, сама революция возникла в условиях мирового кризиса, вызвавшего демократический подъем, который несколько ослабил давление «железной пяты». Во-вторых, с возникновением СССР наряду с буржуазной демократией появился новый, альтернативный тип демократии — социалистический, основанный не на правах индивида, а на социальной справедливости. Поскольку советский строй был отрицанием одновременно и самодержавия, и капитализма, у социалистической демократии в Советской России оказалось два источника: во-первых, такая традиционная ценность русской цивилизации, как социальная справедливость, которую Гольштейн — Готторн — Романовская империя явно попирала с 1762 г.; во-вторых, идущий от европеского якобинства примат коллективного блага над индивидуальным. Надо помнить, что русская революция была далеко не только русским явлением, но в равной степени общеевропейским и мировым: это была реализация на русской почве левого, демократического (якобинского) проекта Модерна. Иными словами, само возникновение СССР стало фактором, который усугубил кризис буржуазной демократии, вызванный Первой мировой войной.

Ответом «демократического Запада» на кризис демократии первой четверти ХХ в. стало возникновение правоавторитарных и тоталитарных режимов. Даже в «цитадели демократии» — Великобритании и особенно в США — имело место ограничение целого ряда прав и свобод основной массы населения, дополнительным фактором для чего стал мировой экономический кризис 1929-1933 гг. В этом контексте нелишне будет напомнить, что и в СССР в это время (1936-1937 гг.) Политбюро провалило попытку Сталина демократизировать властную систему — вождь хотел ввести принцип альтернативности кандидатов на выборах.

Послевоенное тридцатилетие (1945-1975 гг.) стало периодом мощного (и, по-видимому, последнего) расцвета буржуазной демократии. Точнее, это была временная передышка в длительном кризисе, начавшемся вместе с ХХ в.

Причин, обусловивших демократический всплеск 1945-1975 гг., несколько. Во-первых, победа над Третьим рейхом и национал-социализмом («фашизмом») укрепила те силы, которые противостояли фашизму под знаменем демократии — именно они были в авангарде борьбы с «коричневой чумой». В этих условиях даже тем, кто в Великобритании и США косвенно симпатизировал Третьему рейху и сохранял экономические и даже политические контакты с ним почти до конца войны, пришлось вести себя «демократически». Кроме того, в развернувшемся противостоянии с СССР западные верхушки вынуждены были выставлять себя «защитниками демократии» и играть в соответствующие социальные игры.

Во-вторых, послевоенное тридцатилетие было периодом небывалого экономического бума. Бум породил такие по численности и значению рабочий класс и средний слой (у которых появились свои мощные партии), игнорировать и тем более давить которые бы-ло весьма опасно. К тому же экономическое процветание позволяло откупаться от этих групп как экономически, так и политически.

В-третьих, и это главное, сам факт существования СССР, противостояние капитализма и социализма, идущая холодная война — все это заставляло правящие круги ведущих государств капиталистической системы проводить политику относительного умиротворения определенных слоев своих стран, прежде всего тех, которые по своему социально-экономическому положению, по своей классовой ситуации могли бы симпатизировать СССР и стремиться воплотить некоторые его социальные достижения у себя дома. Отсюда — отклонение буржуазного политического строя от той демократической меры и нормы, которая имманентна ему по природе и распространяется только на верхи.

Три указанных первостепенных фактора (были и второстепенные) обусловили расширение, а отчасти и углубление демократических практик в буржуазном обществе в тот уникальный, исключительный период в истории Запада. Его можно охарактеризовать как «расцвет буржуазной демократии», продлившийся, впрочем, всего лишь 30 лет (правда, и рабовладельческая демократия в Афинах просуществовала не дольше).

Многие полагали, что ситуация 1945-1975 гг. сохранится на очень долго, если не навечно, и строили прогнозы, экстраполируя ее на будущее, как близкое, так и далекое. Однако, как говорили древние, nihil dat Fortuna mancipio — судьба ничего не дает навечно. Уже во второй половине 1960-х годов ситуация начала меняться. Экономическое процветание стало подходить к концу вместе с фазой «А-Кондратьев» («повышательной волной» кондратьевского цикла); впереди замаячила Б-фаза («понижательная волна»), и это означало, что общественный пирог уменьшится и уже нельзя будет так лихо перекачивать часть дохода сверху вниз с помощью налоговой системы государства всеобщего социального обеспечения (welfare state). Кстати, и с этим типом государства во второй половине 1960-х годов тоже возникли проблемы: оно разбухло и стало менее эффективным, оставаясь в то же время одним из символов и завоеваний буржуазной демократии. Наконец, что представляло собой наиболее серьезную проблему для верхушки буржуазии и выражающего ее интересы истеблишмента, это растущая в условиях послевоенной демократии социально-экономическая мощь рабочего класса и среднего слоя, отливавшаяся в политическую мощь левых, левоцентристских и леволиберальных партий, готовых бросить вызов верхушке.

Верхушка это очень хорошо понимала, осознавая, что именно демократия, при всей ее формальности и фасадности, может быть использована если и не для подрыва ее (верхушки) позиций, то для весьма существенного ограничения ее экономического и политического пространства. Для решения в том числе и проблемы «избыточной» демократии (хотя, разумеется, не только ее) на рубеже 1960-1970-х годов создаются принципиально новые закрытые наднациональные структуры мирового (глобального) согласования и управления — Римский клуб (1968 г.) и Трехсторонняя комиссия (1973 г.). Показательно, что уже в 1975 г. по заказу Трехсторонней комиссии три видных социолога и политолога — С. Хантингтон (США), М. Крозье (Франция) и Дз. Ватануки (Япония) — готовят доклад «Кризис демократии», который на несколько десятилетий становится идеологическим обоснованием раздемократизации Запада и своеобразным руководством к действию.

Этот откровенный документ до сих пор не переведен на русский язык, поэтому имеет смысл ознакомиться по крайней мере с некоторыми выдержками из него.

В докладе четко и откровенно фиксировались угрозы правящему слою — прежде всего то, что против него начинают работать демократия и welfare state (государство всеобщего социального обеспечения), оформившиеся в послевоенный период. Под кризисом демократии имелся в виду не кризис демократии вообще, а такое развитие демократии, которое невыгодно верхушке.

В докладе утверждалось, что развитие демократии на Западе ведет к уменьшению власти правительств, что различные группы, пользуясь демократией, начали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее никогда не претендовали, и эти «эксцессы демократии» являются вызовом существующей системе правления. Угроза демократическому правлению в США носит не внешний характер, писали авторы, ее источник — «внутренняя динамика самой демократии в высокообразованном, мобильном обществе, характеризующемся высокой степенью (политического. — А. Ф.) участия» (Crosier, Huntington, Watanuki, 1975: 113). Эксперты рекомендовали способствовать росту невовлеченности (noninvolvement) масс в политику, развитию определенной апатии, умерить демократию, исходя из того, что она лишь способ организации власти, причем вовсе не универсальный. В частности, в докладе говорилось: «Во многих случаях необходимость в экспертном знании, превосходстве в положении и ранге (seniority), опыте и особых способностях могут перевешивать притязания демократии как способа конституирования власти» (там же: 113-114).

«Кризис демократии» подвел черту под «тридцатилетием демократии» и открыл новую эпоху в истории Запада — противоположную «славному тридцатилетию» (Ж. Фурастье), означавшую возвращение капитализма, буржуазного общества ядра капсистемы к состоянию рубежа XIX-XX вв., к состоянию «железной пяты» (Дж. Лондон). С конца 1970-х годов верхи капиталистической системы разворачивают классовое наступление на демократические институты буржуазного общества (стремясь максимально свести их к фасадности, к внешней форме — со временем все меньше озабочиваясь сохранением даже внешних приличий) и на те слои, которые немало выиграли от послевоенной демократизации буржуазного общества, а следовательно, представляли наибольшую угрозу для его верхов. Не случайно первые удары в рамках и посредством тэтчеризма в Великобритании и рейганомики в США были нанесены по наиболее организованным профсоюзам (авиадиспетчеры) и наиболее активным группам рабочего класса (шахтеры). В то же время до тех пор пока существовал Советский Союз, системный антикапитализм, полномасштабная раздемократизация Запада были затруднены; в этом плане ясно, что разрушение СССР было для верхушки капмира императивом не только внешней политики, но и внутренней. Показательно, что с исчезновением СССР неолиберальная раздемократизация на Западе начала развиваться уже не только без серьезных помех, но и практически открыто. Процесс этот шел по нескольким направлениям:

— демонтаж государства всеобщего социального обеспечения;
— курс на деполитизацию общества, подмену политики комбинацией административной системы и шоу-бизнеса;
— ограничение пространства гражданского общества;
— разрушение массового образования (снижение образовательных стандартов, затруднение доступа выходцев из непривилегированных слоев).

Особо необходимо выделить еще одно направление раздемократизации Запада. Демократия, как мы знаем, — это по определению воля большинства индивидов. В последние десятилетия на Западе восторжествовал курс, во-первых, на установление примата меньшинств (сексуальных, этнических, возрастных) над большинством, причем с этой целью волю большинства, часто подавляющего, попирают и ломают самым жестким образом.

Во-вторых, капиталистическая верхушка превращает Запад из общества индивидов в общество неообщин, коллективов, которые вытесняют и подменяют индивида в качестве субъекта (агента) социальных отношений. Речь идет о неообщинах этнических (главным образом выходцев из стран Ближнего Востока, Северной Африки, Азии, Латинской Америки) и сексуальных меньшинств. Из единого целого, из социума индивидов, воля большинства которых имеет какое-то значение, т. е. из формально демократического социума Запад превращается в совокупность, сумму плохо скрепленных коллективов-неообщин, представляющих не большинство, а различные меньшинства, навязывающие свою волю большинству. А точнее, использующиеся верхушками для навязывания своей воли большинству в качестве процесса раздемократизации и его орудия. Показательно и то, что для ликвидации демократии как одной из важнейших традиций европейской цивилизации, идущей из Античности через Средневековье в Новое время и провозглашенной в это самое Новое время одной из высших ценностей (авторы «Кризиса демократии», как мы помним, выполняя желание и волю заказчика, перевели демократию в разряд инструментов), используются неевропейские формы и этнические группы. Не менее показательно и то, что одним из направлений раздемократизации Запада являются нападки на христианскую церковь, как на католическую, так и особенно на православную, нападки на религию вообще, которую пытаются подменить магией и мистикой. И это понятно. Во-первых, магия в отличие от религии вообще и от христианства в частности не знает различий между добром и злом. Во-вторых, христианская вера volens nolens приучает к рациональному взгляду на мир (это одно из внутренних противоречий христианства как религии), что противоречит установке на дерационализацию сознания и поведения. Наконец, в-третьих, христианство, в котором верующий субъект — индивид — вступает в индивидуальные, личные отношения с Абсолютом, перед которым все равны, представляет собой одну из основ демократии (в этом тоже внутреннее противоречие).

Таким образом, можно сказать, что из реального кризиса демократии реальные хозяева Запада — транснациональные олигархи — стремятся выйти путем подрыва и уничтожения демократии, которая при всей ее ограниченности и отчасти иллюзорности в буржуазном обществе формально, т. е. в плане идеологии (а точнее, социально-политической демагогии), до сих пор является одной из несущих конструкций не только этого общества, но и европейской цивилизации в целом. Кто не слеп, тот видит, что из кризиса капитализма вообще и кризиса демократии в частности западные верхушки двинулись путем демонтажа Запада как одного из вариантов европейской цивилизации и этой цивилизации в целом. В связи с этим главная задача — защита традиционных ценностей нашей цивилизации: демократии, рационального знания и — тактически — христианства. А это возможно только в том случае, если сохраняется и силен цивилизационный, гуманитарный суверенитет, если силен и здоров его носитель. В нашем случае это русский народ. Тем более что у нас свои традиции народовластия, отличающиеся от «западной демократии». Не случайно герои древнерусских былин — не короли и герцоги, как в западноевропейском эпосе, а богатыри — персонификаторы и символы соборного единства и соборной воли народа. Однако этот вопрос выходит за тематические рамки данной статьи.

Список литературы:

Зиновьев, А. А. (2000) На пути к сверхобществу. М. : Центрполиграф.
Маркс, К., Энгельс, Ф. (1955) Немецкая идеология // Соч. : в 39 т. 2-е изд. М. : Госполитиздат. Т. 3. С. 7-544.
Crosier, M., Huntington, S.P., Watanuki, J. (1975) The Crisis of Democracy : Report on the Governability of Democracies to the Trilateral Commission. N. Y. : New York University Press.

А. И. Фурсов (Московский Гуманитарный Университет)


ertata

1 февраля 1992 года в Кэмп-Дэвиде была подписана российско-американская Декларация о завершении холодной войны. Западные пропагандисты выдохнули: всё «военное время» они активно формировали у своих граждан образ советских нецивилизованных дикарей

1. В СССР ходят медведи по улицах

Это штамп перекочевал в американскую пропаганду из пропаганды британской, которая пытались продемонстрировать дикость русского народа во времена далекой Крымской войны. Регулярное присутствие медведей на антисоветских карикатурах в западной прессе привело к тому, что даже в 1980-ые годы некоторые жители Запада полагали, что косолапые звери живут в качестве одомашненных животных во многих советских семьях.

2. Рюмка водки с утра

Советские люди действительно пили. Но, конечно, не в таком количестве, как это показывала американская массовая культура. Многие американцы полагали, что советский человек начинал утро, выпив стопку водки натощак и закусив ее соленым огурцом. Причем некоторые граждане США были уверены, что советские родители наливали алкоголь и своим детям. Неудивительно, что американские атлеты на заре состязаний с советскими спортсменами, нередко просили судей удостовериться: “не пьян ли русский?»

3. Все советские люди играют на балалайке

Когда в мире происходила рок-революция, американские пропагандисты упорно стали продвигать в массовой культуре имидж «русского с балалайкой». На самом деле, это не было невинным штампом: так черные пиарщики пытались навязать прогрессивной западной рокенрольной молодежи, судящий порой о людях лишь по музыке, которую те слушают, образ отсталости советской молодежи. Делалось это во многом потому, что в среде рокеров витали левые, прокоммунистические настроения. Разумеется, демонстрировать свои симпатии к советским балалаечникам из поклонников рок-музыки вряд ли кто рискнул. Кстати, именно по «рокенрольной» причине пропагандисты Запада выбрали необходимым атрибутом советского человека балалайку, а не гармонь. Считалось, что этот музыкальный инструмент лучше контрастирует с «культовой» электрогитарой.

4. Везде ГУЛАГ

«СССР – тюрьма народов», — это фразу знал почти любой американец. Причем понимал порой ее в буквальном смысле. Так, многие граждане США, приезжающие в Москву во времена «Железного занавеса», просили своих советских сопровождающих показать им ГУЛАГ. Бытовало мнение, что их в СССР не меньше, чем, скажем, кинотеатров.

5. За каждым советским гражданином приставлен сотрудник КГБ

На каждого советского человека существует досье в КГБ, все квартиры прослушиваются, а по улицам за простыми гражданами осуществляется слежка. Все как в романе Оруэлла «1984». Разумеется, симпатизировать такому государству могли только самые большие оригиналы на Западе.

6. Советские граждане очень кровожадные

В формировании этого стереотипа решающую роль сыграл Голливуд. Если бы советский человек посмотрел американские боевики «Красный рассвет», «Красный скорпион», «Зверь войны», то даже у него возникли бы сомнения в собственной добродушности.

7. В СССР вечная мерзлота

Тема вечных холодов в СССР проходит красной нитью через всю написанную американцами «советскую мифологию». Большинство граждан США даже себе представить не могли, что в Советском Союзе есть места, которые составят конкуренцию по жаркому климату их Техасу и Калифорнии. С помощью «искусственного охлаждения» СССР американские пропагандисты хотели показать, что в таком климате могут существовать только очень особые люди, которых весьма сильно отличаются по характеру от цивилизованных и теплолюбивых жителей Запада. В русском просторечии для таких людей есть очень ёмкое определение – «отморозки».

Русская семёрка

ertata

Итак для всякого Славянина: Русского, Чеха, Серба, Хорвата, Словенца, Словака, Булгара (желал бы прибавить и Поляка), - после Бога и Его святой Церкви, - идея славянства должна быть высшею идеею, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага, ибо ни одно из них для него недостижимо без её осуществления - без духовно-, народно- и политически-самобытного, независимого славянства; а напротив того все эти блага будут необходимыми последствиями этой независимости и самобытности.


Исторический народ, пока не соберет воедино всех своих частей, всех своих органов, должен считаться политическим калекою. Таковы были в недавнее время итальянцы; таковы до сих пор греки, сербы и даже русские, от которых отделены еще три или четыре миллиона их Галицких и угорских единоплеменников. А сколько еще под спудом почивающих народностей, чающих своего воскресения!



Требование нравственного образа действий есть не что иное, как требование самопожертвования. Самопожертвование есть высший нравственный закон. Собственно говоря, это тождественные понятия. Но единственное основание для самопожертвования есть бессмертие, вечность внутренней сущности человека; ибо для того, чтобы строгий закон нравственности или самопожертвования не был нелепостью, заключающей в себе внутреннее противоречие, очевидно, необходимо, чтобы он вытекал из внутренней природы того, кто должен на его основании действовать, точно так же, как и во всех природных, или, что то же самое, божественных законах


Но если для человека все оканчивается здешнею жизнью, то, без сомнения, и законы его деятельности не могут ни откуда иначе почерпаться, как из требований этой же жизни, - из того, что составляет ее сущность, то есть из требований временного спокойствия, счастья, благоденствия, в которых каждое существо находит конечную и даже единственно вообразимую цель своего бытия. Только в том случае, ежели не в этом, заключается внутренняя потребность нашей сущности, духа, как мы его называем, - если в нем содержится нечто иное, неисчерпываемое содержанием временной земной жизни, - может быть выставляемо и иное для его деятельности, начало нравственности, любви и самопожертвования.


Но государство и народ суть явления преходящие, существующие только во времени, и, следовательно, только на требовании этого их временного существования могут основываться законы их деятельности, то есть политики. Этим не оправдывается макиавеллизм, а утверждается только, что всякому свое, что для всякого разряда существ и явлений есть свой закон. Око за око, зуб за зуб, строгое правило, бентамовский принцип утилитарности, то есть здраво понятой пользы, - вот закон внешней политики, закон отношений государства к государству. Тут нет места закону любви и самопожертвования.


Итак, состав Русского государства, войны, которые оно вело, цели, которые преследовало, а еще более - благоприятные обстоятельства, столько раз повторявшиеся, которыми оно не думало воспользоваться, - все показывает, что Россия не честолюбивая, не завоевательная держава, что в новейший период своей истории она большею частью жертвовала своими очевиднейшими выгодами, самыми справедливыми и законными, европейским интересам, - часто даже считала своею обязанностью действовать не как самобытный организм (имеющий свое самостоятельное назначение, находящий в себе самом достаточное оправдание всем своим стремлениям и действиям), а как служебная сила. Откуда же и за что же, спрашиваю, недоверие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительств и общественного мнения Европы?


В вопросах общественных почти никогда нельзя прибегать к опытам...


Почему же Европа, которая все знает от санскритского языка до ирокезских наречий, от законов движения сложных систем звезд до строения микроскопических организмов, не знает одной только России?


Дело в том, что Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки и т.д.,- материалом, который можно бы формировать и обделывать по образу и подобию своему.


Европа видит поэтому в Руси и в славянстве не чуждое только, но и враждебное начало.

Как ни рыхл и ни мягок оказался верхний , наружный, выветрившийся и обратившийся в глину слой, все же Европа понимает, или точнее сказать, инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолоть, не растворить, - которое, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, претворить в свою кровь и плоть, - которое имеет силу и притязание жить своею независимою, самобытною жизнью.


Почему так хорошо уживаются вместе и потом мало-помалу сливаются германские племена с романскими, а славянские с финскими? Германские же со славянскими, напротив того, друг друга отталкивают, антипатичны одно другому; и если где одно замещает другое, то предварительно истребляет своего предшественника, как сделали немцы с полабскими племенами и с прибалтийскими славянскими поморянами. Это-то бессознательное чувство, этот-то исторический инстинкт и заставляет Европу не любить Россию. Куда девается тут беспристрастие взгляда, - которым не обделена, однако же, и Европа, и особливо Германия, - когда дело идет о чуждых народностях? Все самобытно русское и славянское кажется ей достойным презрения, и искоренение его составляет священнейшую обязанность и истинную задачу цивилизации.


Но может ли быть признано за Европой значение части света - даже в смысле искусственного деления, основанного единственно на расчленении моря и суши, - на взаимно ограничивающих друг друга очертаниях жидкого и твердого?.....Азия вместе с Европой также будет почти островом. С какой же стати это цельное тело, этот огромный кусок суши, как и все прочие куски, окруженный со всех или почти со всех сторон водой, разделять на две части на основании совершенно иного принципа?


Что же такое Европа в этом культурно-историческом смысле? Ответ на это - самый определенный и положительный. Европа есть поприще германо- романской цивилизации, ни более ни менее; или, по употребительному метафорическому способу выражения, Европа есть сама германо-романская цивилизация. Оба эти слова - синонимы.


Принадлежит ли в этом смысле Россия к Европе? К сожалению или к удовольствию, к счастью или к несчастью - нет, не принадлежит. Она не питалась ни одним из тех корней, которыми всасывала Европа как благотворные, так и вредоносные соки непосредственно из почвы ею же разрушенного древнего мира, не питалась и теми корнями, которые почерпали пищу из глубины германского духа. Не составляла она части возобновленной Римской империи Карла Великого, которая составляет как бы общий ствол, через разделение которого образовалось все многоветвистое европейское дерево, не входила в состав той теократической федерации, которая заменила Карлову монархию, не связывалась в одно общее тело феодально-аристократической сетью, которая (как во времена Карла, так и во времена своего рыцарского цвета) не имела себе почти ничего национального, а представляла собой учреждение общеевропейское - в полном смысле этого слова. Затем, когда настал новый век и зачался новый порядок вещей, Россия также не участвовала в борьбе с феодальным насилием, которое привело к обеспечениям той формы гражданской свободы, которую выработала эта борьба; не боролась и с ложной формой христианства (продуктом лжи, гордости и невежества, величающим себя католичеством) и не имеет нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантизмом. Не знала Россия и гнета, а также и воспитательного действия схоластики и не вырабатывала той свободы мысли, которая создала новую науку, не жила теми идеалами, которые воплотились в германо-романской форме искусства.

Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу; как же может она принадлежать Европе? НИ ИСТИННАЯ СКРОМНОСТЬ, НИ ИСТИННАЯ ГОРДОСТЬ НЕ ПОЗВОЛЯЮТ РОССИИ СЧИТАТЬСЯ ЕВРОПОЙ.

Она не заслужила этой чести и, если хочет заслужить иную, не должна изъявлять претензии на ту, которая ей не принадлежит.


Но если Россия, скажут нам, не принадлежит Европе по праву рождения, она принадлежит к ней по праву усыновления; она усвоила себе (или должна стараться усвоить) то, что выработала Европа; она сделалась (или, по крайней мере, должна сделаться) участницей в ее трудах, в ее триумфах. Кто же ее усыновил? Мы что- то не видим родительских чувств Европы в ее отношениях к России; но дело не в этом, а в том - возможно ли вообще такое усыновление? Возможно ли, чтобы организм, столько времени питавшийся своими соками, вытягиваемыми своими корнями из своей почвы, присосался сосальцами к другому организму, дал высохнуть своим корням и из самостоятельного растения сделался чужеядным?

Если почва тоща, то есть если недостает ей каких-либо необходимых для полного роста частей, ее надо удобрить, доставить эти недостающие части, разрыхлить глубокою пахотою, те, которые уже в ней есть, чтобы они лучше и легче усвоялись, а не чужеядничать, оставляя высыхать свои корни.


Поистине, горою, рождающей мышь, - каким-то громадным историческим излишеством, чем-то гигантским лишним является наша Россия в качестве носительницы европейской цивилизации.


Итак, при нашей уступке, что Россия если не прирожденная, то усыновленная Европа, мы приходим к тому заключению, что она - не только гигантски лишний, громадный исторический плеоназм [излишество], но даже положительное, весьма трудно преодолимое препятствие к развитию и распространению настоящей общечеловеческой, т.е. европейской, или германо-романской, цивилизации.


Только та деятельность плодотворна, то чувство искренне и сильно, которые не сомневаются в самих себе - и считают себя окончательными и вечными.


Народу, одряхлевшему, отжившему, свое дело сделавшему и которому пришла пора со сцены долой, ничто не поможет, совершенно независимо от того, где он живет - на Востоке или на Западе. ВСЕМУ ЖИВУЩЕМУ, КАК ОТДЕЛЬНОМУ НЕДЕЛИМОМУ, ТАК И ЦЕЛЫМ ВИДАМ, РОДАМ, ОТРЯДАМ ЖИВОТНЫХ ИЛИ РАСТЕНИЙ, ДАЕТСЯ ИЗВЕСТНАЯ ТОЛЬКО СУММА ЖИЗНИ, С ИСТОЩЕНИЕМ КОТОРОЙ ОНИ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ.


В сущности же это остарение, одряхление целых видов, родов и даже отрядов - не более удивительно, чем смерть отдельных индивидуумов, настоящей причины которой также никто не знает и не понимает.


История говорит то же самое о народах: и они нарождаются, достигают различных степеней развития, стареют, дряхлеют, умирают - и умирают не от внешних только причин


Как в развитии человека можно различать три возраста, так же точно можно отличать и различное число периодов развития в жизни исторических племен...


Только внутри одного и того же типа, или, как говорится, цивилизации, - и можно отличать те формы исторического движения, которые обозначаются словами: древняя, средняя и новая история.


Кому суждено будет вновь идти, тот также должен будет отправляться с иной точки и идти в другую сторону. Прогресс состоит не в том, чтобы все идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях, ибо доселе он таким именно образом проявлялся.


Итак, естественная система истории должна заключаться в различении культурно- исторических типов развития как главного основания ее делений от степени развития, по которым только эти типы (а не совокупность исторических явлений) могут подразделяться.


Эти культурно-исторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть: 1) Египетский, 2) Китайский, 3) Ассиро-Вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический,4) Индийский, 5) Иранский, 6) Еврейский, 7) Греческий, 8) Римский, 9)Ново-семитический, или аравийский , и 10) Германо-романский, или Европейский. К ним можно еще, пожалуй, причислить два американские типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственной смертью и не успевшие совершить своего развития.


Итак, или положительная деятельность самобытного культурно-исторического типа, или разрушительная деятельность так называемых бичей Божьих, предающих смерти дряхлые (томящиеся в агонии) цивилизации, или служение чужим целям в качестве этнографического материала - вот три роли, которые могут выпасть на долю народа.


Начну прямо с изложения некоторых общих выводов или законов исторического развития, вытекающих из группировки его явлений по культурно-историческим типам.

ЗАКОН 1. Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою для того, чтобы сродство их ощущалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества.

ЗАКОН 2. Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью.

ЗАКОН 3. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.

ЗАКОН 4. Цивилизация, свойственная каждому культурно- историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие,- когда они, не будучи поглощены одни политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию, или политическую систему государств.

ЗАКОН 5. Ход развития культурно-исторических типов всегда ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенен, но период цветения и плодоношения - относительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу.


Нет ни одной цивилизации, которая бы зародилась и развивалась без политической самостоятельности, хотя, достигнув уже известной силы, цивилизация может еще несколько времени продолжаться и после потери самостоятельности, как видим на примере греков


Вся история доказывает, что цивилизация не передается от одного культурно-исторического типа другому; но из этого не следует, чтобы они оставались без всякого воздействия друг на друга, только это воздействие не есть передача, и способы, которыми распространяется цивилизация, надо себе точнее уяснить.


Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтоб она представляла высшую точку развития, в сравнении с ее предшественницами или современницами, во всех сторонах света.


Нужны были смелость, независимость и прозорливость мысли в более нежели обыкновенной степени, чтобы под бедным нищенским покровом России и славянства видеть сокрытые самобытные сокровища,- чтобы сказать России:

Былое в сердце воскреси,
И в нем сокрытого глубоко
ты духа жизни допроси!


Животное совершенство человека заключается только в том что он изо всех животных - наименее животное и потому способен к соединению с духом, который должен победить эти остатки животности.


Следовательно, ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО не только нет в действительности, но и желать быть им - значит желать довольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности, одним словом, довольствоваться невозможною неполнотою. Иное дело - ВСЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, которое надо отличать от ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО; оно, без сомнения, выше всякого отдельно-человеческого, или народного; но оно и состоит только из совокупности всего народного, во всех местах и временах существующего и имеющего существовать; оно несовместимо и неосуществимо в какой бы то ни было одной народности; действительность его может быть только разноместная и разновременная.


Общечеловеческой цивилизации не существует и не может существовать, потому что это была бы только невозможная и вовсе нежелательная неполнота. Всечеловеческой цивилизации, к которой можно было бы примкнуть, также не существует и не может существовать, потому что это недостижимый идеал, или, лучше сказать, достижимый последовательным или совместным развитием всех культурно-исторических типов, своеобразною деятельностью которых проявляется историческая жизнь человечества в прошедшем, настоящем и будущем.


Славянское племя составляет седьмое из этих арийских семейств народов. Наиболее значительная часть славян (не менее, если не более, двух третей) составляет политически независимое целое - великое Русское царство.


... Самое обилие результатов европейской цивилизации в нашем ХIХ столетии есть признак того, что та творческая сила, которая их производит, уже начала падать, начала спускаться по пути своего течения.


Пока же заключаю, что развитие самобытной славянской культуры не только вообще необходимо, но теперь именно своевременно.


Терпимость составляла отличительный характер России в самые грубые времена.


Один из славянских народов - поляки - представляет действительное и грустное исключение. Насильственность и нетерпимость отметили характер их истории. Но та, сравнительно небольшая, доля польского народа - шляхетство, к которой только и может по справедливости относиться этот упрек, могла усвоить себе европейскую насильственность не иначе как исказив весь свой славянский образ...


Славянские народы самою природою избавлены от той насильственности характера, которую народам романо-германским, при вековой работе цивилизации, удается только перемещать из одной формы деятельности в другую.


Дух русского народа, пробужденный событиями, под водительством двух приснопамятных людей: Минина и Хмельницкого, одержал так же победу над изменившей народным славянским началам польской шляхтою, хотевшей принудить и русский народ к той же измене.


Все грозное значение России заключается в том, что она - прибежище и якорь спасения пригнетенного, но не раздавленного, не упраздненного обширного славянского мира.


Итак, всеславянская федерация - вот единственно разумное, а потому и единственно возможное решение восточного вопроса.


Одним словом, Царьград должен быть столицею не России, а всего Всеславянского союза.


Всеславянский Союз есть единственная твердая почва, на которой может возрасти самобытная славянская культура...


Удел России - удел счастливый: для увеличения своего могущества ей приходится не покорять, не угнетать, как всем представителям силы, жившими доселе на нашей земле, (...) а освобождать и восстанавливать; и в этом дивном, едва ли не единственном совпадении нравственных побуждений и обязанностей с политическою выгодою и необходимостью нельзя не видеть залога исполнения ее великих судеб, если только мир наш не жалкое сцепление случайностей, а отражение высшего разума, правды и благости.


Не надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных ее интересах.


Будучи чужда европейскому миру по своему внутреннему складу, будучи, кроме того, слишком сильна и могущественна, чтобы занимать место одного из членов европейской семьи, быть одною из великих европейских держав,- Россия не иначе может занять достойное себя и Славянства место в истории, как став ГЛАВОЮ ОСОБОЙ, самостоятельной политической системы государств и служа противовесом Европе во всей ее общности и целости.


Подбор — это печать бессмысленности и абсурда, напечатленная на челе мироздания, ибо это — замена разума случайностью. Никакая форма грубейшего материализма не спускалась до такого низменного миросозерцания… эта честь должна быть оставлена за дарвинизмом.


Дарвин … оказал другую услугу материалистическому мировоззрению, доставив ему совершенно иную точку опоры. Именно, принцип механической необходимости он заменил принципом абсолютной случайности, которая является у него верховным объяснительным началом той именно части мира, которая представлялась носящей на себе печать наибольшей разумности и целесообразности.


Случайность, следовательно, обращает хаос в космос, и этой случайности оказывается по Дарвину вполне достаточно для произведения этого результата. Это учение абсолютной случайности, названное учением о естественном подборе, будучи гораздо ниже и в научном, и в эстетическом отношении — в этическом оно ему равно — учения о механической необходимости, имеет значение его заместителя или суррогата, так как эта механическая необходимость никогда не могла, и до сих пор не может, быть строго проведена через всю область сущего ни метафизическим, умозрительным, ни научно положительным путём. Вот главная причина того восторга, с которым принято было учение о подборе, ибо чего хочется, тому верится.


Если этот мир не более как бессмысленное скопление случайностей, принявшее только вид ложного подобия разумности, то, право, совершенно всё равно, как и от чего бы ни происходил человек, от обезьяны, свиньи или лягушки. Он, во всяком случае, происходил бы от бессмысленного, и сам был бы вопиющей бессмыслицей.


Ясно, какой первостепенной важности вопрос о том, прав Дарвин, или нет, не для зоологов и ботаников только, но для всякого мало-мальски мыслящего человека. Важность его такова, что я твёрдо убеждён, что нет другого вопроса, который равнялся бы ему по важности, ни в одной области нашего знания и ни в одной области практической жизни. Ведь это, в самом деле, вопрос о «быть или не быть» в самом полном и в самом широком смысле.


Вопрос, решаемый дарвинизмом, неизмеримо важнее и всего имущества, и всех благ, и жизни не только каждого из нас в отдельности, но жизни всех нас и всего нашего потомства в совокупности.


Теория его есть учение чисто английское, включающее в себя не только все особенности направления английского ума, но и все свойства английского духа. Практическая польза и состязательная борьба, вот две черты, не только, в значительной мере, дающие направление английской жизни, но и английской науке. На полезности, утилитарности основана Бентамова этика, да, в сущности, и Спенсерова также; на войне всех противу всех, настоящей борьбе за существование — Гоббесова теория политики; на состязании или соперничестве — экономическая теория Адама Смита, да и вся по преимуществу английская наука политической экономии. Мальтус применил тот же принцип к задаче народонаселения. Даже сама философия Бекона есть чисто утилитарная, как это очень хорошо разъяснено в этюде Маколея о Беконе. Дарвин распространил и частную теорию Мальтуса и общую теорию политико-экономов на органический мир.


Но чем же объяснить самый этот необычайный и продолжительный успех Дарвинова учения? Для успеха необходимо появиться своевременно. Если это условие выполнено, то истинность или ложность теорий и учений оказывается уже весьма второстепенным условием успеха.


Но кроме этой своевременности Дарвинова учения, его совпадения с стремлениями, желаниями, тенденциями не только учёного мира, но и вообще с тем, что называется духом времени, оно имело ещё и общую привлекательность, в особенности для массы образованных людей, своею удивительною понятностью и, так сказать, прозрачною ясностью. Читая самого Дарвина, или изложение его учения, каждый чувствовал, что это и его уму понятно и его познаниям подручно, и естественно чувствовал себя польщённым, что и он вводится во святую святых науки, в сокровеннейшие и глубочайшие тайники её, и говорил себе, что таково свойство гения, тогда как педантизм посредственности представлял это дело столь недоступным. Учение было доведено до компетенции простого здравого смысла, и всякий действительно чувствовал себя компетентным об нём судьею. В этом смысле учение Дарвина было вполне учением демократическим. Это не могло не иметь огромной, так сказать, обольстительной силы.


Но каким жалким, мизерным представляются мир и мы сами, в коих вся стройность, вся гармония, весь порядок, вся разумность являются лишь частным случаем бессмысленного и нелепого; всякая красота — случайною частностью безобразия; всякое добро — прямою непоследовательностью во всеобщей борьбе, и космос — только случайным частным исключением из бродящего хаоса.


Изо всех мировоззрений Дарвинов взгляд на природу есть наименее эстетический.


Шиллер в великолепном стихотворении: «Покрывало Изиды» заставляет юношу, дерзнувшего приподнять покрывало, скрывавшее лик истины, пасть мёртвым к ногам её. Ежели лик истины носил на себе черты этой философии случайности, если несчастный юноша прочёл на нём роковые слова: естественный подбор, то он пал поражённый не ужасом перед грозным её величием, а должен был умереть от тошноты и омерзения, перевернувших все его внутренности, при виде гнусных и отвратительных черт её мизерной фигуры. Такова должна быть и судьба человечества, если это — истина.


Одна из причин и даже главная причина, по которой дарвинизм получил такое широкое распространение и такую власть над умами современников, заключается именно в том, что он устраняет целесообразность в природе, или лучше сказать, объясняет её, не прибегая к посредству идеального начала.


Так называемый естественный подбор — не реальный природный деятель или фактор, а не более как фантазм, мозговой призрак, ein Hirngespinst (как очень живописно и выразительно говорят немцы) Дарвина и его последователей.


За очевидною несостоятельностью Дарвиновой псевдотелеологии, необходимо принять телеологию настоящую, как верховный объяснительный принцип морфологических явлений или морфологического процесса.


В строении организмов сторона морфологическая есть главное и существенное, что она даёт нам руководящую нить для понимания органического строения, а что адаптативная сторона есть уже нечто второстепенное, нечто проявляющееся иногда уже как результат, а не как обусловливающая в каждом случае причина.


По моему мнению, всего проще было бы признать, по аналогии со смертью отдельных индивидуумов, что и вид имеет предел продолжительности своей жизни, после которого он слабеет, не возобновляется в должной мере размножением и, наконец, вымирает, а что внешние обстоятельства могут только ускорить этот естественный процесс, точно так же, впрочем, как и для индивидуумов. Ведь и особи, отдельные организмы, суть агрегаты живых элементов, органитов, соединённых под влиянием неизвестного нам морфологического принципа, которые в течение жизни несколько раз возобновляются круговращением вещества. Но, если это возобновление живых элементов всё-таки не предотвращает (по совершенно неизвестной для нас причине) смерти всего организма, коего они, т.е. органиты, суть живые, более или менее самостоятельные части, то, в сущности, нисколько не удивительно, что, наконец, вымирает и вид, хотя составные части его, отдельные особи, от времени до времени и возобновляются размножением.


Морфологический принцип, не образуемый, не моделируемый средой, а побеждающий её влияния и, так сказать, заставляющий их себе служить, составляет главное в организмах. Этот морфологический принцип моделирует животные (а также и растительные) организмы, не в тех только основных чертах, по которым мы отличаем типы животного царства, но и все прочие систематические группы: классы, отряды, семейства, роды и виды; потому что во всех этих группах влияние среды, приноровление к ней, проявляется лишь в признаках, очевидно подчинённых этому, от приноровленности совершенно независимому и самостоятельному морфологическому принципу.

Экспрессии высших степеней презрения, contempt, scorn, для которых также нет выражений в русском языке, без сомнения потому, что и в самой душе доброго и негордого русского человека нет этих чувств.


Народы, жившие самостоятельною государственною и

stoletie.ru/rossiya_i_mir/p...lu_234.htm

Э.В.: Поддерживаю основной посыл статьи...Мирный развод на 2 государства...Это хуже, чем федерализация, но время,кажется упущено...И что любопытно, западенцы,естественно, не хотят мирного развода...Они хотят целиком затащить Украины в ЕС и подавить сопротивление этому на Юго-Востоке...Не надо тешить себя иллюзиями - Да,лично, я не хочу раскола страны,но он фатально неизбежен, и это лучше, чем власть бандеровцев и их оккупационный режим  на пророссийском Юго-Востоке Украины....

---

Длящийся вот уже более двух месяцев украинский политический кризис, который правильнее будет назвать вялотекущим (хоть и медийно-зрелищным) государственным переворотом, кажется, близок к завершению. Да, своих целей его инициаторы и участники пока ещё не достигли. Но сохранявшееся некоторое время шаткое равновесие подходит к концу, и чаша весов начинает склоняться в сторону путчистов.

 

К такому заключению можно прийти, оценив последние шаги властей (в лице Виктора Януковича), оппозиции (в лице её формальных лидеров Арсения Яценюка, Виталия Кличко и Олега Тягнибока) и ещё одного активного участника «революции» – «Майдана-2».

28 января в отставку подал глава правительства Николай Азаров (во имя сохранения «единства и целостности» страны), а Янукович эту отставку принял. Вероятным преемником на этом посту эксперты считают Арсения Яценюка. На переговорах с оппозиционным триумвиратом его кандидатуру предложил сам президент (Виталию Кличко он посулил должность вице-премьера по гуманитарным вопросам).

Пока что Яценюк не ответил согласием, но и не отверг это предложение. Последнее и понятно. Во-первых, формальные «вожди» оппозиции вовсе не горят желанием взваливать на себя ответственность за управление страной, пребывающей в глубоком экономическом и политическом кризисе. Во-вторых, загребать жар, как известно, лучше чужими руками – то есть ввергать Украину в бездну «евроинтеграции» выгоднее руками Януковича, самим же оставаясь незапятнанными. В-третьих, пост премьера – это полумера, а «Майдан» стремится ко всей полноте власти, и потому согласие Яценюка и Кличко с предложениями Януковича им поддержано скорее всего не будет (если, конечно, на то не будет «высочайшего соизволения» со стороны истинных организаторов «Майдана»), а сами «вожди» превратятся в отработанный материал.

С другой стороны, пост премьера – это тоже огромный успех, которого почти что добились «революционеры». Тем более, что кандидатура Яценюка получит поддержку части «Партии регионов». И тем более, таковым он выглядит на фоне ещё одной колоссальной уступки, на которую был вынужден (именно так!) пойти Янукович – обещания изменения конституции и проведения политической реформы, предусматривающей перераспределение власти от президента к Верховной Раде и правительству. А там, глядишь – и новый состав всего правительства, и возможность взаимодействовать с президентом на совершенно иных позициях.

Ну и наконец, ещё одним успехом кукловодов «Майдана-2» стало обещание Януковича отменить действия законов от 16 (21) января, которые вызвали такое неприятие его участников и организаторов.

Всё это означает сдачу президентом своих позиций. Что особенно ясно на фоне прекращения уголовных дел в отношении 35 участников уличных беспорядков и пассивной тактики в отношении «Майдана-2». А не за горами и амнистия «майдаунам» – в обмен на освобождение ими захваченных государственных учреждений.

Яценюк поспешил в очередной раз заявить о намерении продолжить «евроинтеграцию», так неожиданно и «вероломно» сорванную президентом накануне вильнюсского саммита в ноябре 2013 года.

Вот тут и кроется ответ на вопрос, что собой представляет политический кризис и почему он возник.

 

«Майдан-2» или «евромайдан» – это хорошо продуманный, профинансированный, организованный и осуществляемый сценарий государственного переворота.

 

Запущен он был заинтересованными силами, когда стало ясно, что подготовленная «евроинтеграция» (а по сути – политическое, экономическое, а также военно-стратегическое подчинение Украины Европейскому союзу и стоящим за их спиной США) неожиданно оказалась на грани срыва.

США и их европейские сателлиты – главная, хотя и не единственная заинтересованная в «Майдане» сторона. Другой его источник скрыт внутри украинского правящего класса – олигархии и связанного с нею общими интересами чиновничества (эти связи настолько тесны, что порой совмещаются и на личном уровне). «Майдан» уже не первый раз был использован этой средой как средство давления на власть ради проталкивания нужных внутри- и внешнеполитических действий. (Есть мнение, что поначалу им хотел воспользоваться и сам Янукович – для давления на Россию.)

И всё же не стоит переоценивать внутренний фактор – при всей его важности он, конечно, не главный. Подобные примеры в истории Украины есть. Наличие «партий» внутри казачьей старшины и затеянная ими в середине XVII века междоусобица были вторичны по отношению к внешнему фактору – борьбе тогдашних мировых держав за эту землю. Точно так же вторична и внутриукраинская «кухня», на которой готовился и закипал «Майдан-2». Варилось «зелье» по заграничным рецептам (хоть и из местных «продуктов»), «поварята» (даже самые «жирные») прошли зарубежную «кулинарную школу» (и мечтают попасть на службу в западные «харчевни» и «рестораны» – тут уж кому как повезёт), а готовилось всё под присмотром заезжих «поваров».

Правящий класс Украины и обслуживающие его информационно-медийные и гуманитарные структуры и группы в большинстве своём представляют собой прозападное лобби, личными и финансовыми интересами они давно привязаны к Западу и живут интересами не своей страны, а своими собственными. Взращивалось это долго и последовательно.

Цель США и их европейских сателлитов состоит в том, чтобы получить полный и рассчитанный на очень далёкую перспективу политический и военно-стратегический контроль над Украиной, и поглотить её экономически. Тем самым и решить давнюю задачу: нанести удар по России, навсегда разорвав русское национально-культурное и геополитическое пространство, ослабив её, отбросив в азиатское геополитическое «гетто», и навсегда лишив права и возможности быть самостоятельным мировым центром силы. То есть продолжить то дело, которое было начато в 1991 году уничтожением СССР. Это почти удалось, если бы не досадная осечка в Вильнюсе.

Терять такую возможность и упускать уже почти находившуюся в руках Украину Запад (конечно же, при активной поддержке выпестованных им прозападных групп и олигархического лобби) позволить себе не мог. Потому и был организован «Майдан-2». Именно это, а вовсе не некий «народный протест» против «тяжёлой жизни и коррупции», о чём трещат «майданщики» на Украине и либералы в России, стало причиной его появления.

У нынешнего «оппозиционного движения» есть две цели. Первая – тактическая: заставить власть (Януковича и тех лиц из его окружения, что сумели убедить его взять паузу в «евроассоциации») раскаяться в своём «проступке» и провести её подписание. (Заметим, что в ноябре речь шла именно о паузе, ибо сам прозападный курс никто, и Янукович с Азаровым в первую очередь, не собирался отменять даже тогда.)

Если же те будут упорствовать – добиваться отставки правительства и президента и проведения досрочных парламентских и президентских выборов. Тут открылась возможность требовать и изменения политической системы – передачи значительной части полномочий от президента Верховной Раде и формируемому ей правительству. Здесь ясно просматривается заинтересованность украинской олигархии, удовлетворению интересов которой больше отвечает именно парламентская форма правления, более «чуткая» к сохранению баланса между олигархическо-чиновными кланами.

Ну а главная, стратегическая цель – это продавливание «евроинтеграционного» курса. Не важно, с Януковичем или без него. Развитие событий, определённое самой логикой противостояния, пошло по второму пути. И потому за отставкой Азарова (а затем и всего правительства) вскоре последует и назначение досрочных президентских выборов. Именно вопрос о президентстве сейчас является камнем преткновения.

 

А учитывая, какие средства были вложены в прозападный курс Украины и в «Майдан-2» как его наиболее радикальный и откровенный вариант, вероятность того, что победа окажется за ним и их кукловодами, очень высока.

 

Вообще, происходящее по форме немного напоминает события 1917 года – и даже не сами его крайние точки – февральский и октябрьский перевороты, а то, что было между ними. Когда как раз и нарастала радикализация политической жизни, складывалось двоевластие, шёл ползучий переход власти от Временного правительства к другой силе и заронялись зёрна гражданского противостояния.

Ведь и Февраль был не народной революцией. Клановые группировки при царском дворе, буржуазное лобби и либеральная интеллигенция (причём главным образом, либерально-космополитического и левого толка) – вот те внутренние силы, которые замутили Февраль. А роль внешних сил в развязывании в России революции до сих пор остаётся, как бы это сказать, табуированной, что ли. Ну а народ был лишь тараном, массовкой. Но ввиду своей хронической неспособности к созидательной деятельности на благо страны, да ещё в условиях войны, «певцы революции» удержать власть не смогли. И её приняли те, кто оказался решительнее и радикальнее.

Нашлись такие и на нынешней Украине – это давно лелеемые властью и националистической и прозападной интеллигенцией радикальные антирусские, агрессивно и экспансионистски настроенные украинские националисты, а также люди, профессионально подготовленные к революциям. Поэтапный, но настойчивый захват хорошо владеющими тактикой уличной борьбы боевиками-«майдаунами» государственных учреждений в Киеве и областных администраций в ряде других городов, превращение их в опорные пункты, умело поставленная информационная война – наглядная тому иллюстрация.

А если к этому добавить слабость и непоследовательность действий властей, превращающих себя в посмешище, а органы правопорядка – в бессловесные мишени (по сообщениям, запугиванию и нападениям подвергаются даже обычные работники ГАИ), то картина будет почти полной.

Надо подчеркнуть, что развитие ситуации по радикальному сценарию, в котором ударную силу евроинтеграции взяли на себя украинские националисты, да ещё наиболее агрессивно-неонацистского толка, – это не так уж и плохо.

 

Во-первых, чем острее на Украине кризис, тем скорее прорвётся этот саднящий геополитический нарыв. А во-вторых, тот факт, что «евроинтеграция» проталкивалась через путч, уличные столкновения, кровь и руками украинствующих неонацистов-русофобов, кладёт на неё печать правовой нелегитимности и моральной незаконности.

 

Оппозиция действует хоть и не форсировано, но решительно и главное - последовательно. Напрасно говорят, что вожди оппозиции утратили контроль над «Майданом». На деле они его никогда и не имели. Яценюк, Кличко и даже Тягнибок с их некогда «тихим» пляшущим «Евромайданом» (помните? «кто не пригнет, тот москаль»), и радикальный «Майдан» боевиков, бутылок с горючей смесью, вдохновляемый огромными плакатами культовых фигур украинства – Тараса Шевченко и Степана Бандеры, – это два равноправных и «самостоятельных» участника «революции». Слово «самостоятельных» закавычено, ибо самостоятельны они только как два крыла одного и того же процесса. А управляются они оба из одного центра – из США (и их представительств на Украине и в ряде стран Восточной Европы). И оба эти крыла пускаются в ход по мере надобности – отдельно или совместно.

Поначалу дело должны были сделать «либерально-проевропейские» вожди, «тихий Майдан» и их покровители из государственной власти. Когда же у них не вышло, в дело пошли боевики, устроившие уличные столкновения, кровавые провокации, захваты государственных учреждений. Но «умеренных» не убирали далеко в сундук. На фоне бесчинств в дело вновь идут «миротворцы», вступающие в переговоры с властями, предъявляющие им ультиматумы и выдвигающие условия, на которых обещают успокоить им не подчиняющихся боевиков. Как в классической схеме со «злым» и «добрым» следователями, добивающимися одной и той же цели. С той только разницей, что «следователи» тут – марионетки, управляемые одним режиссёром-кукловодом.

Янукович в сложном положении. Как политик он слаб и нерешителен. Он и боится потерять власть (перед глазами пример Тимошенко, а за «ослушание» поблажки ждать не приходится), и боится предпринимать решительные шаги по разгону «Майдана» и подавлению переворота (самый лучший момент к которому был уже упущен). Тем более, находясь в положении, когда на него оказывается колоссальное давление со стороны США, еврочиновников и внутреннего лобби: олигархических кланов и украинских националистов. Ну не такой он человек и государственный деятель, как Александр Лукашенко.

Да и поле для маневра в государстве, построенном на антирусской/антироссийской идеологии украинства, по определению прозападной, очень мало.

Конечно, между событиями 1917 года и нынешним украинским кризисом есть много отличий. Например, то, что итогом 1917 года стала Гражданская война и распад государства (который, кстати, начался не после большевистской Октябрьской, а в результате либерально-буржуазной Февральской революции). На Украине это вряд ли произойдёт.

 

Ошибочными видятся утверждения тех комментаторов, которые считают, что оппозиция, боевики и их хозяева хотят развязать на Украине гражданскую войну и даже расколоть её. Всё как раз наоборот.

 

И «Майдану», и правящим группам не нужен раскол Украины – им нужна власть над всей страной. Им не нужно противостояние – им нужен полный и безоговорочный контроль над всем населением – контроль идейный и политический. А также тот, к которому так ожесточённо стремились украинские националисты и потворствовавшая им и их идеологии власть – контроль над национально-культурной идентичностью народа через его украинизацию, причём в наиболее нетерпимом, агрессивном и радикальном её варианте.

Гражданская война возможна лишь в том случае, когда есть две (или больше) сил, которые имеют свой политический, геостратегический, культурно-мировоззренческий, национальный, экономический идеал, готовы его отстаивать и навязывать другим. Сейчас же на Украине мы имеем лишь одну силу – прозападный, националистическо-украинствующий оппозиционно-боевой «Майдан», используемый как средство давления на власть и способ её смены, и вяло противодействующую ему власть нынешнюю.

Вот если бы появилась другая сила, выдвинувшая собственную национальную и политическую программу и пошедшая бы на такие же шаги, что и «майданщики» (столкновения, организация сил самообороны и т.д.), то ситуация была бы совсем иной. Но этого не происходит.

Во-первых, такого политического движения нет – его крайне боятся не только прозападное лобби и украинствующие, но и партия власти, ибо такое движение по определению будет интеграционно-пророссийским, а по мироощущению – общерусским. А это бросит вызов всему украинскому проекту, на котором заквашено и украинство, и действующая власть.

 

«Партия регионов», которая в своих целях использует этот ресурс – это партия олигархического капитала, не менее прозападная, чем «Майдан-2» (ведь планы «еврокапитуляции» продавливались именно олигархатом).

 

И если такие акции вдруг бы начались, они бы пресекались властями – и гораздо решительнее, чем «акции «Майдана». Те случаи, когда в некоторых городах народ использовался против набегов «майдаунов», организовывались по указанию властей.

Хотя гражданское противостояние – привычный для Украины путь. Нерв всей истории этой земли, начиная с конца XVI века, – это проблема выбора её народом культурно-цивилизационной и национальной идентичности и как следствие – самого пути развития. Все конфликты, в основе своей имевшие глубинные геополитические и национально-культурные противоречия, решались путём гражданских войн или тех или иных форм противостояния – что в XVII веке, что во время Гражданской или Второй мировой войн. И данный конфликт идентичностей, мировоззрений, культурно-национального выбора можно было на время (более или менее длительное) разрешить только таким путём.

Но альтернативной силы – объединительной прорусской и пророссийской – на Украине нет. И нет её потому, что российская власть, как видно, не хочет серьёзной интеграции и воссоединения России и Украины (или её определённых частей, к этому готовых). Так было на протяжении всех лет с момента развала СССР и в последнее десятилетие тоже.

 

Глупее всего выглядят заявления российских комментаторов (разной степени официальности) о катастрофичности распада Украины на две или более частей и о том, что это не выгодно России. Для чего России нужна единая и сильная Украина, они не говорят.

 

Украина – по определению и факту появления изначально антирусский проект, и существовать она может лишь оставаясь таковой. А значит, украинское государство уже в основе своей ориентировано на геополитических противников России – то есть, на Запад. Надо ли удивляться тому, что вся украинская политика после 1991 года, при всех президентах, – это курс на Запад, приуготовление к «еврокапитуляции»!

Жизнь ещё и ещё раз доказала очевидное: разные части Украины не могут и не хотят жить друг с другом, не видят друг в друге «своих». И самый мудрый и, главное, приемлемый для граждан Украины вариант – это мирно разойтись(именно так!!! - Э.В.). Всё к этому было готово ещё в 2004 году. Но для того, чтобы это случилось, чтобы на Украине действительно возникла пророссийская партия (и в широком, и в узко-политическом смысле) именно российская сторона должна дать ясный сигнал народу Украины, региональным представителям власти и деловым кругам, что в случае победы прозападного и пронацистского путча и последующего втягивания Украины в «еврокабалу», Россия готова рассмотреть пожелания её населения о присоединении к России, если таковые возникнут.

И не надо бояться угроз со стороны Запада и воплей прозападного украинского лобби и российских либералов о «российской агрессии» и вмешательстве во внутриукраинские дела: такая реакция будет всегда, на любые самые малейшие шаги России по налаживанию сотрудничества с Украиной. Надо просто делать своё дело и не обращать внимания на вой врагов. Объединившись, мы все получим больше, чем потеряем, оставаясь порознь.

В случае победы нынешнего путча Украина может быть потеряна навсегда. А Украина для России – это не Иран и не Сирия. И её потеря (как и потеря Украиной самой себя под евро-американским политическим, экономическим и военным гнётом) будет означать серьёзнейшее геополитическое поражение России. Катастрофу, которая по своим внешнеполитическим, экономическим, военно-стратегическим и национально-культурным масштабам перекроет все недавние тактические успехи российской политики (скажем, по ситуации вокруг Сирии или Ирана).

Осуществляя «Оранжевую революцию-2» США и зависимый от них ЕС наносят удар по Украине, метя в Россию. Напрочь пресекая саму возможность нашего воссоединения и совместного возрождения в качестве подлинно самостоятельного и независимого мирового центра силы. А следующей мишенью станет Белоруссия, где тоже зреет прозападное лобби, и где теми же силами, с теми же целями и теми же руками будут организованы такие же «Майданы».

Чего тогда будут стоить все бравурные отчёты российского руководства «об усилении интеграции» с такими странами, как Киргизия, Таджикистан, Казахстан? И об укреплении Таможенного союза на просторах ну так необходимой России Средней Азии? Или напоминания о другом «грандиозном успехе» Российской Федерации – проведении Чемпионата мира по футболу 2018 года (ради которого, кстати, предусмотрено упрощение найма иностранной рабочей силы – тех самых «трудовых», якобы, мигрантов из всё тех же Узбекистана, Таджикистана и Киргизии)?

…А что до ситуации на Украине, то наиболее вероятным сценарием виделось и видится капитуляция Януковича (под внешним и внутренним давлением) и победа требований «Майдана» о досрочных президентских и парламентских выборах. И как результат – подписание «евроинтеграции».

Или же своих целей инициаторы «Майдана-2» достигнут путём почти свершившеегося «компромисса», и катастрофические для страны «евроусловия» будут подписаны самим Януковичем в обмен на те или иные гарантии. Если такая договорённость появится, может произойти и демонстративный (но согласованный с его внешними и внутренними кураторами) разгон «Майдана», как «фашистского» и «отказавшегося» признавать «компромисс». Ему в таком случае быть «козлом отпущения». А затем Янукович, как «сделавший своё дело», в 2015 году будет отстранён от власти (как Ющенко, не пошедший на выборы) и заменён на «чистеньких» прозападных ставленников.

Если же предположить невозможное – что Янукович вдруг «выкинет очередное коленце» и не пожелает отдавать власть (а с ней – и очень многое другое), разгонит «Майдан» и подавит переворот, то ситуация будет просто законсервирована. Противостояние регионов сохранится. Взаимная ненависть не исчезнет. Как и господство над Украиной антинародной и прозападной олигархии.

 

А изначально заложенный в идеологии украинства и основанной на ней государственности курс на Запад пересмотрен не будет. Пока будет существовать Украина, тем более, в таких политических границах и с такой «державной идеологией», кризис будет продолжаться и только усиливаться.

 

А российское руководство в очередной раз не смогло или не пожелало воспользоваться прекрасной возможностью для того, чтобы переломить ситуацию на юго-западном направлении.

 

Марчуков Андрей Владиславович - кандидат исторических наук (Институт Российской истории РАН).

Статья выполнена в рамках Программы фундаментальных исследований секции истории ОИФН РАН «Нации и государство в мировой истории», направление «Проблемы нациестроительства и национализма». Проект «Украина на перекрёстке идентичностей: формирование национальных общностей и нациестроительство (XIX – начало XX вв.)», 2012–2014 гг. 

---