Э.В.:Сергей Довлатов - один из моих самых любимых писателей...Периодически перечитываю его четырехтомник...
Даю два юбилейных материала о нем...
Сергей Довлатов. Нью-Йорк, 1989 г. Фото Н.Аловерт
http://kp.ru/print/article/25747/2734349:
Граненый стакан Довлатова как мерило русской литературы
Сегодня исполнилось бы 70 лет Сергею Довлатову. Накануне «Комсомолка» отправилась по местам «боевой славы» писателя, в Пушкиногорье, к героям повести «Заповедник», многие из которых живы по сей день [тест]
Дарья ВАРЛАМОВА, Фото автора и Олега РУКАВИЦЫНА — 03.09.2011
В прошлом году в Пушкинских Горах обещали открыть туристический маршрут - по мотивам автобиографической повести Довлатова. Показывать места, где писатель жил и работал экскурсоводом в 1977 году. Порадовать публику собирались к 70-летию Сергея Донатовича - к нынешнему 3 сентября. Вышло ли что-то из этой затеи?
ПЕЧАЛЬНАЯ ДАМА В ЧЕРНОМ ГИПЮРЕ
Героя «Заповедника» ждал нелегкий выбор из двух гостиниц - хорошей и плохой. От хорошей он, как человек советский и экономный, отказался. Предпочел гостиницу «Дружба». Так что мне оставалось лишь следовать его примеру.
Правда, комнаты под номером 231, указанным в повести, здесь не оказалось. Но администрация отеля тут же поклялась, что писатель ночевал в номере 213. Тесная комнатка действительно похожа на «узенькую лодку», в которой предавался ночным раздумьям довлатовский герой Борис Алиханов. Но листья фикуса мне сосчитать не удалось - за неимением оного.
Ужинать, разумеется, отправляюсь в легендарный ресторан «Лукоморье». «Здесь пил сам Довлатов», - шепчутся у двери двое туристов, не решаясь, впрочем, войти. Вывески над входом нет. Но есть траурного цвета табличка с многоэтажной золотой надписью. В центре - «Лукоморье». Выше - «Российская Федерация». Еще выше - «В единстве сила». А под всей этой этажеркой зачем-то - «Пушкиногорское райпо».
Внутри явно в разгаре чей-то юбилей. «Не Довлатова ли уже?» - подумала я мимоходом. Но мужчинам в мятых рубашках и их женам в вечерних туалетах, отплясывавшим посреди большого зала под «Зеленоглазое такси», было явно не до писателя. От деревянной отделки стен с довлатовских времен ничего не осталось, стойка бара слепила разноцветными огнями. Но предпочтения посетителей не изменились ничуть: приезжие так же ужинают, местные так же пьют.
Печальная дама в черном гипюре, видимо, барвумен, минут 15 смотрела на меня краешком глаза, копаясь в мобильнике. Наконец не без труда добрела до моего столика и еле слышно пошевелила губами. «И замолчала, совершенно обессилев» - как и ее предшественница в повести... Все-таки есть у нас вечные ценности. По словам другого героя Довлатова, «уже не хамство, но еще не сервис».
 |
Довлатов-экскурсовод в 1977 г. Туристы шли к нему охотно |
|
ПОРТРЕТ МАО И ЗАГОВОРЕННЫЙ ДОМ
Назавтра меня ждал дом писателя. За 5 минут пройти от турбазы до деревни Березино (в повести - Сосново, хотя в поселке ни единой сосны) можно лишь широким довлатовским шагом. Но путь приятен - вокруг те же «типично псковские дали», что вдохновляли туристов 70-х.
Саму избушку отыскать несложно - она, как в повести, жутковата, но по-своему уютна. Дом, построенный в начале прошлого века, сменил не одного владельца. В 1993-м его купила москвичка Вера Хализева - не подозревая, с чем имеет дело.
- Как-то мы всей семьей ужинали, пригласили и Евдокию, бывшую хозяйку дома, - рассказывает Вера Сергеевна. - «Как здесь хорошо. Не заходил ли сюда Довлатов?» - вдруг спросила моя дочь. «Сережка? - среагировала Евдокия. - Так он же тут жил!»
 |
Иконы и Мао Цзэдун - хозяин дома в Березине парадоксов не боялся |
|
Евдокия оказалась родной сестрой Ивана Федоровича Федорова, хозяина дома, с которого списан обаятельный пропойца Михаил Сорокин из повести. В деревне уверяют, портрет не сильно отличался от оригинала.
Вера Сергеевна 12 лет была хранительницей неформального музея, но в прошлом году, выбившись из сил, продала поклонникам Довлатова - советнику губернатора Псковской области Игорю Гаврюшкину, реставратору Юрию Волкотрубу и еще двоим совладельцам.
Дом аккуратно укрепили, не выходя за рамки литературного образа, - и он по-прежнему выглядит так, будто развалится от любого чиха. Знаменитые щели в полу заделали фанерой - и бездомные собаки в гости больше не заходят. Зато через открытую дверь вбегают соседские дети - поглазеть на старую печку, граненые стаканы на столе, большую пружинную кровать, на которой спал Сергей Донатович.
- А это, наверное, друг Довлатова? - восторженно спрашивает девятилетний Сережка, показывая на висящий на стенке портрет Мао Цзэдуна.
На окне рядом с кроватью болтается белый лифчик - видимо, штрих к богемному образу писателя. Впрочем, бывшая хозяйка дома свою причастность к лифчику отрицает, сваливая все на новых владельцев. Те ссылаются на шуточки рабочих. Но может, это одна из поклонниц решила так вот выразить свою любовь к Довлатову - дом не включен в экскурсионные маршруты, но народная тропа к нему не зарастает.
А вот Эдуард, хозяин соседнего коттеджа, не разделяет симпатии туристов:
- Несколько раз пытался перекупить этот дом, снести его и построить новый. Вы бы видели, что здесь творилось - избушка заросла травой до потолка, везде ползали змеи... Да и у меня семья большая, расширяться надо. Но дом стоит как заговоренный - и мне его так и не продали. А теперь сюда туристы будут мотаться, въезжать чуть ли не на порог на «Мерседесах». Никакого покоя. А Довлатов - разве это писатель? Диссидент!
Но вообще-то на юморные зарисовки «Заповедника» местные не обижаются - относятся к ним со здоровой самоиронией. Может, потому что в посвященных им довлатовских «байках» все-таки чувствуется искренняя теплота. В деревне искренность уважают.
- Довлатов был мой дядя, - на прощание шепнул мне фантазер Сережа. - Мы с ним много играли.
 |
Довлатовский дом - приманка для любознательных детишек |
|
«МЫ СМОТРЕЛИ НА НЕГО СКВОЗЬ ПАЛЬЦЫ»
В научно-культурном центре Пушкинского заповедника про писателя говорят кротко, но снисходительно - как учителя про шаловливого школьника. И все время подчеркивают: что бы он там ни написал, надо отличать творчество от жизни. При этом довлатовский маршрут разработать - никак руки не дойдут. К тому же методисты уверяют, что речь в будущей экскурсии пойдет не столько о Довлатове, сколько о жизни музея в 70-х годах. Кто бы сомневался.
- На поверхности, конечно, лежит дом в Березине, злачные места Довлатова, - рассуждает Елена Ступина, замдиректора по научной части. - Но это за рамками интересов музея. Мы включим в маршрут только места, связанные с историей заповедника. Конечно, Довлатов - яркая страница, но с ним работали замечательные люди, которые были ему примером. Все знали, что он писатель, которому не дают публиковаться. Понимали, что суперэкскурсовода из него не сделать. И смотрели сквозь пальцы на его выходки.
...Мне показалось, какие-то комплексы научных сотрудников все же одолевают - и проигнорировать Довлатова нельзя, и чествовать эту язву не очень хочется.
- Довлатов прислал своему другу Андрею Арьеву экземпляр повести с подписью: «На память о лучших местах на земле (а я, между прочим, побывал в 12 странах)». Это его слова, понимаете? - уговаривает не столько меня, сколько себя Ступина.
Но, как ни верти, байки о довлатовских проделках до сих пор гуляют среди сотрудников заповедника.
- Помню, как вел экскурсионную группу следом за Сергеем, - рассказывает сотрудник НКЦ Виктор Никифоров. - И вижу, застряли они с группой в одном из залов. Я уже всю программу успел рассказать, а они все не выходят. Открываю дверь, а там Довлатов читает: «Ты еще жива, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет!» Думаю: что же он делает, это ж стихи Есенина! Но он как-то выкрутился. А потом и описал этот эпизод в повести... Еще он часто играл в такую игру: за время экскурсии ни разу не упомянуть имя Пушкина. И получалось! А вообще к нему все относились тепло...
 |
Даша Варламова со стаканом Довлатова, подаренным ей в заповеднике: напиток в нем чист как слеза и наводит на мысли о музе. Кстати, на телевидении «КП» появится рубрика «Стакан Довлатова»: наши корреспонденты будут вести задушевные разговоры о жизни с популярными сегодня «инженерами человеческих душ», и стакан тут явно пригодится. |
|
СТАКАН НА ПАМЯТЬ ОТ ДОВЛАТОВА
Елизавету Федорову, вдову Ивана Федоровича (в повести - Лизка), здесь знают хорошо. «На Пушкинской улице ее дом любой покажет», - пообещали продавщицы сувениров. И правда показали.
В квартире Елизаветы Михайловны преобладают яркие цвета - столы и кресла украшают салфетки ручной работы с радужными узорами. Да и сама 78-летняя бабушка Лиза выглядит оптимисткой. Своего мужа пережила на 18 лет.
- Помню, как Довлатов к нам приехал, - вспоминает. - Рослый такой, красивый, веселый. Потом к Сереже приехала жена, а я переселилась в Воронич - жить в березинском доме было невозможно. Пили постоянно. Хотя оба добрые, ни с кем не скандалили. Непутевые просто. У нас была лошадь Альма, они на ней разъезжали везде...
- А Иван Федорович действительно бегал за вами с ружьем, как в повести?
- У него было охотничье ружье, да. И как-то раз пришел пьяный и стал его искать. Я спрятала, но он нашел. И сказал: «Ты что, я бы никогда тебя не пристрелил!» Мы с ним прожили 40 лет. По характеру он был сложный. Трезвый - золото, с пьяным лучше дела не иметь. Но он меня любил, и я его тоже.
Фотографий с Довлатовым у бабушки Лизы, увы, не осталось.
- Сережа их у меня отбирал, говорил: «Не хочу, чтобы ты на меня смотрела такого, непутевого». Я ведь знала, что он писатель. Он мне все время надоедал, говорил: «Лизавета Михайловна, давай я напишу про тебя книжку». И ведь все-таки написал.
На прощание Елизавета Михайловна подарила мне граненый стакан, из которого Довлатов пил в Березине. Сама она бережно хранит другой стакан, подаренный ей самим писателем, - Довлатов специально для нее украл его с турбазы.
- Много ли присочинил Довлатов о жизни в деревне? - спрашиваю напоследок. Бабушка Лиза задумывается.
- Нет, почти ничего не приврал, - твердо говорит она. - Но и правды сказал немного.
И я ей почему-то поверила - такой парадокс вполне в довлатовском духе.
О Чем была повесть?
«Заповедник», основанный на впечатлениях о жизни в Михайловском, Довлатов написал уже в эмиграции - повесть опубликована в 1983 году. Непризнанный питерский писатель Борис Алиханов, устроившись в заповедник экскурсоводом на лето, подмечает абсурдность и противоречивость окружающей его жизни - и жеманных сотрудниц музея с их пылкой страстью к Пушкину, и деревенских чудаков. История одинокого экскурсовода-диссидента перекликается с биографией гения, о котором он рассказывает...
Пройди наш тест на знание афоризмов Довлатова!
http://www.svobodanews.ru/articlepr...w/24316263.html:
Довлатов вернулся в Петербург
1 сентября в Санкт-Петербурге началась Международная конференция "Вторые Довлатовские чтения", которая открыла юбилейные мероприятие, посвященные 70-летию писателя Сергея Довлатова.
В конференции принимает участие писатель, обозреватель Радио Свобода Иван Толстой.
Вторые Довлатовские чтения происходят через 13 лет после первых. И за это время, конечно, накопилось очень много и докладчиков, и тем для всевозможных докладов. Но, как известно, графоманы бывают не только среди писателей, но и среди литературоведов. Поэтому назвать эту конференцию зажигательной в каждую свою минуту невозможно. Наверное, этого и не стоит требовать. Но есть некоторые доклады, который действительно ее украшают.
Здесь собрались люди, профессионально изучающие Довлатова, публикующие его и комментирующие. Например, профессор Петербургского университета Игорь Сухих построил свой доклад вокруг проблем комментирования Довлатова. А проблемы эти существуют, потому что Довлатов – писатель, еще недавно живший и в Петербурге, и в Ленинграде, и в Нью-Йорке. И многие герои его произведений живы. Вот как, например, написать в комментарии о человеке, живущим и здравствующим, который в одном из довлатовских рассказов называется своим настоящим именем, и там сказано, что он болен триппером?! Проверять ли эту информацию, оставлять ли ее без комментариев и тем самым соглашаться с тем, что написал Довлатов, – а может быть писать запрос в кожно-венерологический диспансер... Ответа на этот вопрос нет.
Татьяна Никольская рассказывала о влиянии писателя 20-х и 30-х годов, ленинградского прозаика Константина Вагинова на довлатовское окружение и о том, что вагиновские словечки, ситуации, герои отразились в прозе 60-х, 70-х и 80-х годов. Александр Генис, приехавший из Нью-Йорка, рассказывал о работе Довлатова в газете "Новый американец" и на Радио Свобода.
Но помимо выступлений на конференции есть и другие события – не только доклады, но и всевозможные презентации. К Довлатовским чтениям выпущено несколько книг. Например, это сборник писем Сергея Довлатова самым разным лицам – и родственникам, и писателям. Сборник этот отличается от той книги, которая называлась "Сквозь джунгли безумной жизни", вышедшей несколько лет назад в Петербурге. В новом издании оно сокращенное и дополненное одновременно. В новом издании нет писем Довлатова к Людмиле Штерн. Они исключены по просьбе вдовы писателя Елены. Нет еще некоторых писем, но зато появился корпус переписки Довлатова с Виктором Некрасовым, а также еще некоторая эпистолярия. Вышли и 4 тома, во всяком случае, два точно продаются и два, кажется, совсем на подходе, – "Комментированный Довлатов". Это несколько его всем известных сборников рассказов, которые прокомментированы Игорем Сухих.
Но помимо книжек есть и несколько выставок. Одна из них открыта в редакции журнала "Звезда", где проходил первый день Довлатовских чтений и 3 сентября, в его день рождения пройдет третий. Это выставка фотопортретов "Довлатов и его окружение" работы Нины Аловерт, известного балетного фотографа и фотолетописца русского Нью-Йорка 70-х-80-х годов. В Ахматовском музее, где Довлатовские чтения были продолжены 2 сентября, открыта выставка "Нью-Йорк Сергея Довлатова" с огромными воспроизведения полос еженедельника "Новый американец", в котором были довлатовские фотографии, рисунки, колонки редактора и другие статьи. Сделан впечатляющий и очень большого масштаба монтаж.
3 сентября, в день рождения Довлатова, будет показан новый документальный фильм российско-американского режиссера-документалиста Сергея Коковкина. Вечером будут объявлены лауреаты довлатовской премии, которая ежегодно присуждается редакцией журнала "Звезда".
Мой же доклад посвящен полуанекдотической-полууголовной истории похищения редакционного портфеля газеты "Новый американец" в 1981 году, через полтора года после того, как начала выходить газета Довлатова, Петра Вайля и Александра Гениса. Это история похищения редакционного портфеля и немедленного выпуска новой газеты под названием "Новый свет". По-существу, друзья просто уперли готовый номер и буквально через несколько дней выпустили его под другим названием. Оставшиеся в редакции "Нового американца" журналисты вынуждены были не просто развести руками, но немедленно формировать новые номера и продолжать выпуск газеты под прежним названием "Новый американец". Это была авантюра, и ее участники-организаторы никогда не скрывали, что это авантюра, что они пошли на настоящее правонарушение, в течение 8 недель выпуская "Новый свет", который очень мало, кто видел, – а в России тем более.
Но самое интересное, что если эта история и рассказывалась, – а я, разумеется, не первый, кто поднял подшивки этих газет и рассказываю, что же произошло, что наполняло страницы "Нового света", – не рассказывали о том, что происходило в покинутой редакции, на что были похожи номера "Нового американца". Вот я сопоставляю два еженедельника и показываю, насколько они перекликались, насколько отталкивались друг от друга, чему было отдано предпочтение и т. д. Если говорить в двух словах, "Новый американец", то есть брошенный еженедельник, немедленно сделал разворот в сторону Солженицына. А "Новый свет", то есть газета, которую Вайль, Генис и Довлатов создали на обломках "Нового американца", выбрала Синявского. Вот, собственно, между этими двумя полюсами и проходила та энергетическая, литературная и эстетическая дуга и напряжение, которые и представляют, на мой взгляд, интерес к этой теме.
