Полагаю, что обязательно найдутся те, кто придет и скажет, мол, сентябрь уже догорает, "осенний сумрак – ржавое железо скрипит, поет и разъедает плоть...", а она все про лето сказочками. Безусловно, запрягаю медленно, да быстро еду.

Ай, так потешить вас сказочкой? Тем более что сказка последнего летнего дня волшебная, цветотерапевтическая, преотменное целебное средство от уныния души в серо-хмурые дни. 

Есть в городе Киеве, где логово Змиево, одно место на Печерских холмах, что вот уже тысячу лет зовется Зверинцем. Место то чудное, историей напитано, мифами и легендами окутано, мистическое место невероятной живительной силы, где солнышко красное, ночь ясная, зори тихие, а деревья с золотыми и серебряными яблоками. 

Верю - не верю, а покажь?

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

В стародревние годы жил-был князь Всеволод I Ярославович, тужил, аль не тужил, кто ж теперь расскажет, да поведает, коль столько времени прошло, воды утекло, горькой полынью поросло, но с людской молвой через многие века дошло, что любил Всеволод порой уйти от княжеских дел, мирской суеты на крутые кручи Днепра, в густые леса, богатые птицей и зверем, так любил, что заложил там не только семейный Выдубицкий монастырь, 

но и по соседству, на высоком холме, построил загородную резиденцию – князь же, все-таки, аль как!

И назвал ее Красным двором, потому, что красный – значит, красивый. А красота там ни пером описать, ни в сказке сказать: лес, долы и сколько глаз зрит – широкий и могучий Днепр "рэвэ та стогнэ".  При дворе, конечно же, завели зверинец, птиц там всяких, зверья для услады. С тех времен и зовут ту местность Зверинцем.

В 1096 году, через три года после смерти Всеволода, –  не и успела и память о нем остыть – Красный двор был разграблен, сожжен войском половцев, но после восстановлен, расстроен. Кем? Вот, не знаю, только могу предположить, что сыном его Владимиром Мономахом, в память ли или по стратегическим причинам – сие тоже мне не ведомо. А вот то, что внук Всеволода, сын Владимира Мономаха, Юрий свет Долгорукий любил Красный двор, это – признанный факт, как и тот, что смерть свою он нашел здесь, на Печерских холмах, на Зверинце, в княжеском Красном дворе.

Четыре года назад, в октябре 2010 года, в том месте, где предположительно стоял Красный двор, открыли смотровую площадку-башню, стилизовав ее под деревянные сооружения древнерусской поры.

А что же было? Огонь, вода и медные трубы.  

Был Зверинецкий форт – часть Ново-Печерской (Николаевской) Киевской крепости (бегло про крепость здесь  http://www.liveinternet.ru/users/658348/post323938205/) и захолустное поселение подле с хатками из дерева и глины на улицах третьего разряда, где для строительства дома даже не требовалось разрешение от городской управы.

Правда, на излете мая того же 1918 года произошел огромной силы взрыв артиллерийских складов форта, буквально стерший с лица земли весь Зверинец. Было это трагической случайностью или диверсией, так до сих пор никто и не знает.

Чем еще ознаменовался 1918 год для Города? Да много чем, в том числе и хорошим. Так, к примеру, 27 ноября на Большой Подвальной (она же Булгаковская Провальная, она же Ярославов Вал с 70-х прошлого столетия) родилась Украинская академия наук (УАН), а в семье выдающегося горожанина академика Евгения Оскаровича Патона родился сын Борис.

Долгих Вам еще и качественных лет, Борис Евгеньевич, потому, что не станет Вас, прекратит свое существование и УАН (вспомните, люди, еще мое пророчество).

В 1918 году в УАН пришел и Владимир Ипполитович Липский – известный ботаник, путешественник, знаток многих ботанических садов мира, впоследствии заведующий кафедрой ботаники УАН, а с 1922 по 1928 годы Президент УАН.

Именно благодаря Липскому сегодня в Киеве два ботанических сада, новый сад на Печерске –  это его заслуга, в том далеком и неспокойном 1918 году один Владимир убедил второго Владимира (Вернадского), первого Президента УАН, о необходимости создания ботанического сада при академии.

Дерзкая идея? – Дерзкая! Но, Киев на то и мистический город, чтобы сказку сделать былью.

Правда, рождение нового ботанического сада было трудное, растянулось без малого на двадцать лет в борьбе с огнем, водой и медными трубами. Изначальный проект Липского – разбить сад в Китаево-Голосеевском лесу – в силу политических причин потерпел крах. Голод, холод, разруха, передел и раздел, подковёрные игрища…

«Земля Голосеева выскользнула из рук академии…»  – пишет В. Липский в своем дневнике.

1928 год. Липского снимают с должности Президента УАН по причине «политической инертности».

Знакомо? – Знакомо! На самом деле, в арсенале любого государства одни и те же приемы и ходы, которые давно историками прописаны на скрижалях. Все, как в сказке: мешочек с мелким песочком выбирают те, кто серебром брезгует.

В 1928 году Липский уезжает в Одессу по приглашению возглавить Одесский Ботанический сад, которым и руководил практически до последнего вздоха, скончался в 1937 году  (можно сказать, что легко откупился). 

«Где дело правое – и малые победы велики» – говорит народ. А единство мысли горы рушит. Не мудрено, что после отъезда Липского в Одессу его сказочная мечта – подарить Городу новый ботанический сад – не засохла и не зачахла, благодаря стараниям прекрасного ботаника и знатного садовода Александра Васильевича Фомина осенью 1935 года по решению Киевсовета новому Ботаническому саду был выделен участок земли в 117 га на Зверинце.

«Сейчас Липский, очевидно, останется в Киеве создавать Ботанический сад. Сколько было мечтаний с этим в 1918—1919 годах. Наконец, организуется» – пишет Вернадский.

Великая Отечественная война, оккупация Города немецко-фашистскими захватчиками, не пощадило то время и Ботанический сад, большинство растений было утрачено. В ноябре 1943 года Киев был освобожден, а уже с марта 1944 года началось восстановление жемчужины садового искусства, в июле того же года Ботанический сад получил статус самостоятельного подразделения Национальной Академии наук, а возглавил его всем киевлянам известный ученый-ботаник, селекционер М.М. Гришко, имя которого и носит нынче новый Ботанический сад.

С 29 мая 1964 года Ботанический сад был открыт для посетителей. Вот уже 50 лет здесь назначают свидания, влюбляются, женятся, возможно даже делают новых людей, потом их выгуливают... и дальше по кругу, вечному кругу, который именуется просто "Жизнь".

Сегодня в Ботаническом саду на площади 130 га размещены уникальные коллекции цветочно-декоративных, лекарственных, плодовых, овощных, пряно-ароматических, кормовых и технических растений из многих ботанико-географических регионов мира, насчитывающие свыше 10 тысяч видов, форм и сортов. А визитной карточкой не только Ботанического сада, но и всего Киева, является сирингарий  – сиреневый сад, который раскинулся на площади 2,45 га. В мае здесь невообразимо прекрасно, и знаете, я вам скажу: даже ради этого стоит хоть раз приехать в этот сказочный Город.

 А теперь заявленная цветотерапия, целебные слайды.

Дендрарий

30 га в северной части сада, на правом высоком берегу Днепра с перепадом высот над водным уровнем до 100 метров, первые посадки  –  весна 1944 года. 

Голосеменные идут (в левом верхнем углу кто-то еще кроме меня видит человечка?)

Сирингарий. Днепр и Заднепровские дали.

Коллекция однолетних и двухлетних цветочно-декоративных растений

Табличкой пишут для нас, детей-оленеводов, что представлено 520 видов однолетников.

Это –  канны. Отцветают. Коллекция насчитывает 21 сорт.

Георгины, цветы дам Георгия

Невероятные! Много, разные, от маленьких, карликовых, до великанов, с острыми лепестками-иголками и с лепестками-лопатами. В коллекции сада 324 сорта, 25 из них собственной селекции. Названия приводят в детский восторг: Кактусовые, Декоративные, Переходные, Нимфейнные... Нимфейные-еее! Ну, сказочно-хоршо ведь, да?

Названия тоже радуют. Альфа, Омега и брат их Кафка...

О,  художник! Гэоргыны от Гэоргыя, да? 

Люди. Эти, справа, влюбленные, сразу же видно, что пара  – перекликаются цветом, красным. Красный  – значит, красивый.

Любовный хмель

Хеномелес Маулея  – отличный псевдоним для автора женских романов, не находите?

Последняя зелень лета, рай для глаз. 

Оранжереи

Но осень уже в окно.

И бесполезно, накануне казни,
Видением и пеньем потрясён,
Я слушаю, как узник, без боязни
Железа визг и ветра тёмный стон!