Обе наши армии – 1-я Западная под командованием Барклая де Толли и 2-я Западная под командованием князя Багратиона, отступая от границ Российской империи, смогли соединиться под Смоленском в первых числах августа 1812 года. Поручик Литовского уланского полка Александр Александров так писал об этой битве в походном дневнике: «Смоленск. Я опять слышу грозный, величественный гул пушек! Опять вижу блеск штыков! Первый год моей воинственной жизни воскресает в памяти моей! Два часа дожидались мы приказания под стенами крепости Смоленской; наконец велено нам идти на неприятеля… Мы увидели скачущую нам во фланг неприятельскую кавалерию; в одно мгновение Подъямпольский скомандовал: “Второму полуэскадрону правое плечо вперёд!” – и, поставив его лицом к неприятелю, приказал мне взять начальство и в ту же минуту ударить на несущуюся к нам конницу. Восхитительная минута для меня!..».
Далее молодой офицер описывал, как он едва не попал в плен к французским драгунам, как его однополчане – всадники в синих мундирах – вновь построились на поле и понеслись навстречу врагу. «Земля застонала под копытами ретивых коней, ветер свистал во флюгерах пик наших; казалось, смерть со всеми её ужасами неслась впереди фронта храбрых улан. Неприятель не вынес этого вида и, желая уйти, был догнан, разбит, рассеян и прогнан несравненно с большим уроном, нежели наш…»(1, с. 53–132).
Битва под Смоленском продолжалась два дня и отличалась ожесточением. Атаки французской армии сначала отбивал Седьмой корпус генерала Раевского, затем – Шестой корпус генерала Дохтурова с двумя пехотными дивизиями, присоединёнными к нему. Всего защитников Смоленска насчитывалось примерно 30 тысяч. Французы окружили крепость с трёх сторон. Главный удар наносил корпус маршала Даву из 70 тысяч человек. Кроме него с запада наступал корпус маршала Нея, с востока – польский корпус маршала Понятовского.
Русская армия, не приняв генерального сражения, которое хотел навязать ей Наполеон, начала отступление. Четвёртый кавкорпус генерала Сиверса, куда входил Литовский уланский полк, покинул Смоленск в ночь на 6 августа 1812 года. Уланы шли в арьергарде колонны всадников и видели, как горит почти полностью разрушенный огнём вражеской артиллерии старинный русский город. Его население уходило вместе с нашими войсками.
Впереди было Бородино…
Прошло без малого 25 лет, и походные записки поручика Александрова увидели свет в журнале «Современник», издаваемом Пушкиным в Санкт-Петербурге, вызвав настоящую сенсацию в обществе. Ещё бы, ведь Пушкин в предисловии к этой публикации раскрыл подлинное имя автора! Им являлась первая русская женщина офицер, первая в России женщина, награждённая за боевые подвиги знаком отличия Военного ордена, – Надежда Андреевна Дурова. Великий поэт придумал для неё новое имя: «кавалерист-девица», и с ним она вошла в историю, заняв достойное место в ряду легендарных героев Отечественной войны 1812 года. «Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героиня этих записок с её юношеской проказливостью, с её рыцарским духом, с её глубоким поэтическим чувством! – писал критик Виссарион Белинский. – И что за язык, что за слог у девицы-кавалериста! Кажется, сам Пушкин отдал ей своё прозаическое перо, и ему-то обязана она этою мужественною твердостию и силою, этою яркою выразительностью своего слога, этой живописной завлекательностью своего рассказа…».(2, с.149)
Мужеством, твёрдостью, железной волей и огромной силой духа Надежда Андреевна, вероятно, обладала с детства. Она родилась в семье офицера Российской императорской армии в 1783 году. Выйдя в отставку, её отец получил должность городничего в городе Сарапуле. В возрасте 18 лет Надежду выдали замуж за чиновника 14-го класса Василия Чернова. Через полтора года у молодых супругов родился первенец – сын Иван. Ещё через два года Надежда, взяв с собой ребёнка, вернулась в дом отца. Отчего это произошло, точно неизвестно, но существуют предположения, что Чернов стал пить и обижать жену.
Надежда Андреевна задумалась о другой жизни, о новом, небывалом поприще. К счастью, у неё имелось полезное увлечение – верховая езда. Отец подарил ей черкесского жеребца Алкида, злого и пока необъезженного, но она сумела приручить его.
Переодевшись в казачий мундир, дочь городничего в сентябре 1806 года бежала из дома на Алкиде и присоединилась к Донскому казачьему полку майора Степана Балабина 2-го. С казаками же Дурова дошла до Гродно и там в марте 1807 года записалась в Польский конный полк «товарищем», то есть рядовым дворянского звания.
Офицером, который принял переодетую женщину на военную службу, был командир эскадрона ротмистр Мартин Валентинович Казимирский, по происхождению поляк, прекрасный кавалерист и, судя по всему, очень добрый человек. Но, может быть, ошибиться ему было и нетрудно. Перед ним стоял рослый, стройный, ловкий юноша, уверенный в себе, отлично владеющий навыками наездника. В формулярном списке «товарища» Соколова (так теперь назвала себя Дурова) есть описание её внешности: рост примерно 165 см, «лицом смугл, рябоват, волосы русые, глаза карие, от роду 17 лет» (на самом деле – 24 года).
В те годы выйти без сопровождения из дома незамужняя девица права не имела. Потому в книгах Дуровой постоянно звучит мотив протеста, когда она слышит приговор: «Ты, девка, сиди! Неприлично тебе одной прогуливаться!». В Польском конном полку Надежда Андреевна успешно прошла полуторамесячный курс молодого бойца, приняла присягу, получила мундир и оружие и с этой воинской частью отправилась в свой первый поход в Восточную Пруссию. Там она участвовала в сражениях с французами при Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде. За храбрость, проявленную в боях, полковое начальство поощрило «товарища» Соколова повышением в следующий чин унтер-офицера.
Тем временем отец Дуровой повсюду искал свою старшую дочь. Перед походом она всё-таки написала ему письмо, в котором указала своё новое имя и полк, куда ей удалось завербоваться. Тогда сарапульский городничий обратился с прошением к царю. Он просил вернуть непокорную Надежду Дурову Чернову, «по семейным несогласиям бежавшую из дома». Письмо произвело сильное впечатление на Александра I. Получалось, что уже полгода в Российской императорской армии находится замужняя женщина. Не нанесла ли дерзкая беглянка своим поведением морального ущерба высокому престижу военного мундира?
В ноябре 1807 года в Польский конный полк прибыл дознаватель. Он подверг строгому допросу сослуживцев Надежды Андреевны, а её саму арестовал. Но все отзывы были в пользу унтер-офицера Соколова. Как ни странно, никто из солдат и офицеров не догадывался, что рядом с ними находится особа противоположного пола. Вместе с Дуровой дознаватель приехал в штаб армии. Там с ней встретился главнокомандующий генерал от инфантерии граф Буксгевден. Она смогла убедить его в том, что предана военному делу всей душой, всем сердцем. Граф Буксгевден написал императору рапорт, который и определил судьбу Дуровой: «…отличное поведение его, Соколова, и ревностное прохождение своей должности с самого его вступления в службу приобрели ему ото всех как начальников, так и сотоварищей его полную привязанность и внимание. Сам шеф полка генерал-майор Коховский, похваляя таковое его служение, усердие и расторопность, с какими исполнял он все препорученности во многих бывших с французами сражениях, убедительно просит оставить его ему в полку как такового унтер-офицера, который совершенную подаёт надежду быть со временем весьма хорошим офицером…» (3).
В начале декабря 1807 года Надежда Андреевна вместе с сопровождавшим её флигельадъютантом царя капитаном Зассом приехала в Санкт-Петербург. Её первая встреча с самодержцем состоялась, по-видимому, во второй половине этого месяца. Дурова честно рассказала Александру I всё: про сына, про мужа, про отца. Стоя на коленях перед императором, она плакала и просила его лишь об одной милости: позволить ей продолжать военную службу и стать офицером.
Трудно представить, чтобы подобную просьбу удовлетворил взбалмошный император Павел I, отец Александра, или чтобы к ней прислушался Николай I, младший его брат, который предпочитал общаться с женщинами исключительно в спальне. Однако Александр Павлович был человеком романтической эпохи. Он получил прекрасное гуманитарное образование, увлекался идеями Просвещения, немало сам потерпел от самодурства венценосного родителя, пережил трагедию Аустерлица в 1805 году, когда французы наголову разбили союзные русско-австрийские войска. Теперь предстояла грандиозная схватка с новым завоевателем мира Наполеоном, и царь понимал, что молодая женщина просит его о высокой чести: сражаться за Родину и, может быть, погибнуть на поле битвы.
Император принял неординарное решение. Он взял Дурову-Чернову под своё покровительство, сделал её как бы своей крестницей. Она получила новое имя «Александр Александров», награду – солдатский серебряный крестик на Георгиевской ленте (знак отличия Военного ордена), первый офицерский чин, определение в Мариупольский гусарский полк, приличную сумму на мундир и приобретение лошади. Впоследствии Надежда Андреевна каждый год обращалась к своему крёстному отцу и получала от него финансовую поддержку, ибо родной её отец выступал категорически против военной службы дочери и требовал возвращения в его дом «для ведения хозяйства».
Александр I распорядился принять её сына Ивана Васильевича Чернова в привилегированное учебное заведение – Императорский военно-сиротский дом, где за казённый счет учились дети офицеров, погибших в бою и совершивших особые подвиги. Чернов провёл в стенах этого заведения около десяти лет и затем стал чиновником Морского ведомства. Надежда Андреевна часто навещала сына в столице и дала своё благословение на его брак с местной жительницей.
Литература и источники 1. Записки кавалерист-девицы, издаваемые А. С. Пушкиным// «Современник», 1836. Т. 2.
2. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. М., 1953. Т. III.
3. Рапорт генерала от инфантерии графа Буксгевдена//Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 364. Л. 529. А.И.Бегунова. Член союза писателей России
ertata
