- Здесь, в горах, наверное, стрелять нельзя - кругом камни, но ничего, мы как-нибудь постреляем, - говорил я сыну, держа в руках пистолет. Он был тяжёлый, из тёмного металла, с округлой рукояткой, выглядел старинным. Его привёз и подарил мне вернувшийся из Америки брат, сказал, что в нём заклинило патрон, зато это реликвия. Хорошая игрушка, подумал я и передал пистолет сыну. Подобные вещи развлекают детей и стариков. По нашей традиции стреляют на свадьбах, чтобы отгонять злых духов, и мы ещё постреляем...

Я пригласил гостей на Кедровый утёс смотреть на перспективу моей горной резиденции. Это был, скорее всего, заброшенный пансионат, мне удалось перевести его в жилой фонд и заключить сделку. Гости приехали на белом микроавтобусе - на площадке не разместить много машин. Были коллеги со старой работы и Милена. Я показывал гостям эти "графские развалины", был немного не в себе от счастья, но при этом мне всё время хотелось побыть одному. Собственно, я приметил это логово, чтобы отдаться одиночеству. Конечно, пять соединённых анфиладой залов должны быть когда-нибудь заселены, но я предполагал, что затяну строительство и пока не перевезу сюда свою семью. Мне нужен этот манёвр, я очень нуждаюсь в одиночестве, и иногда мне кажется, что я могу любить только тех, кто мне его гарантирует. Среди этих людей Милена. Только сегодня мне редко удавалось встретиться с ней взглядами, а она как будто всецело была поглощена друзьями из своей компании.

Гости разбрелись по залам и осматривали парк. Кедры, ещё молодые - их посадили после горного пожара 2004 года, - окружали пруд. В горах лежал снег. Я сказал сыну, что в последнем сне я стоял с ним на берегу у чёрной воды, в которой качалась лодка, а вокруг лодки поблёскивали звёзды. В лодке было одно весло, что стало для меня поводом сесть в неё одному. Я отплыл, оставив сына на берегу, и высадился на острове, на котором увидел серое с голубоватым оттенком, как ласточкино гнездо, здание, оштукатуренное местной глиной. Есть сны, в которых посещает дежавю, и это был как раз сон во сне.
Сын, как обычно, усмехнулся на мои слова, я же в очередной раз счёл свою глубокомысленность глупой.

Затем я отыскал среди гостей друга детства Залесского, мы спустились вдвоём по каменистой тропе, я показал ему окрестности. Среди снега на склонах гор чернели следы старого пожарища, было туманно и гулко, а воздух чувствовался остро. Виды здесь более впечатляющие, чем из окна гостиницы "Ялта-Интурист", сказал я и снова почувствовал глупость произнесённого. Впрочем, в глазах друга я прочитал, что он разделяет мой восторг и дышит этим пространством так же, как я.

Мы вернулись в парк, и там я увидел Милену. Моя растроганность достигла предела. С Миленой я хотел высоких отношений, но они выходили какими-то отложенными, гостевыми. Это ущемляло её, но она никогда не упрекала меня в этом. Сейчас же я уловил её отстранённость, которая насторожила меня. Не потерял ли я её, пока занимался сделкой? Куда ты поедешь? На экспозицию, сказала она голосом электронной куклы, внизу меня ждут друзья. Действительно, там стояли кажущиеся карликами сотрудники нашей старой фирмы. Я собрал в себе силы представить всё так, что это наша минутная размолвка, что всё происходящее только наваждение и Милена просто устала или у неё разболелась голова от горного воздуха. Ты поедешь с этими микробами?! Она, ничего не отвечая, стала спускаться по лестнице из сварного металла - такие ведут в захолустных городках от приморского бульвара к пляжу. Я просто ждал, когда гости разъедутся, чтобы мы покатались с тобой на машине по серпантину, останься! Но нет, она уходила навсегда, и это безошибочно чувствует человек, который слишком долго и безотчётно поддавался женскому гипнозу. Я попытался остановить её и устремился за ней, чуть не срываясь с почти вертикальной лестницы, которая задрожала от наших ног. Впрочем... Впрочем - подумал я вдруг, остановившись и сосредоточившись уже на другой мысли, - не лучше ли отпустить её, чтобы устранить эту вечную отложенность? Я медленно стал подниматься назад, прямо над моей головой тоскливо вырастал мой замок. Каждый шаг давался мне с трудом, сердце моё разрывалось. Я обернулся лишь раз - и увидел, что от крепостной стены внизу, построенной в древности то ли сарматами, то ли готами, отделилась фигура неизвестного, который, очевидно, ждал её и к которому она спешила. Но в тот же момент мне стало ясно, что её немота, отстранённость - свидетельство её страха, что я убью всякого, к которому она соскочит от меня. И сразу пришло облегчение, теперь я сам чётко осознавал, что поднимаюсь наверх за пистолетом.