Я умер сразу. Мне только показалось в последний миг, что небо упало на землю, и тысячи лун зажглись в моей голове… Это черные флейты сыграли свою последнюю мелодию, а потом наступила тишина, назойливая тишина, которая растекалась по земле густым киселем и заполняла все пустоты, а меня уже не было.
Как это случилось?
Я, наверное, испарился, или расплылся тонкой радужной пленочкой нефти в большой луже посреди нашей улицы. Я видел сквозь дрожащие и полупрозрачные веки свой дом, дома соседей. Они были красными, и небо было красным, и деревья. Только людей нигде не было, а впрочем, наверное, все-таки что-то было, потому что я чувствовал, как кто-то тяжело дышал мне в спину. Я оглянулся и увидел за собой длинную очередь. Сразу за мной стоял толстый сосед с больными ногами. Он всегда кряхтел и очень тяжело дышал, а дальше – все знакомые и незнакомые лица, такие же красные, как и все вокруг. Неужели они тоже умерли, или просто пришли проводить меня в последний путь? Какая странная картина… Вон там, чуть подальше стоит жена, а рядом с ней брат и еще кто-то ужасно знакомый, но я так и не понял кто. Я только осознал, что стою первым в этой жуткой колонне… Ну пора… Я пошел куда-то, и все двинулись за мной. Это была длинная красная процессия из нескончаемого потока людей, нет, не людей, а жалких призраков со спокойными и безучастными лицами. Из соседних улиц текли ручьями такие же колонны, как и наша, и сливались в единую реку, и шли вперед, черт знает куда…
Я увидел отца. Он умер еще в 36 году. Он стоял чуть в стороне и приветливо махал мне рукой.
– Ну как наш дом, сынок? – спросил он у меня.
– Все в порядке, отец, – беззвучно ответил ему я.
– Ты починил крышу? А то ведь я так и не успел, – отец горестно развел руками.
– Починил… И еще сделал небольшую пристройку, о которой ты когда-то мечтал. Помнишь?
Отец не слушал меня.
– Сколько людей… – сказал он в задумчивости.
– Ты слышал черные флейты?
Отец не слушал.
– Посмотри, что случилось с нашим городом, – продолжал он.
– Дома красные, все красное…
– Домов нет. Они превратились в пыль.
– Но ведь я их вижу, – я осмотрелся.
– Ты еще не привык видеть все, как это есть на самом деле, сынок, – отец смотрел куда-то вдаль. – Ничего нет, только пыль, поверь мне.
– А где мама? – спросил я.
– Мама ждет нас в другом месте. Мы пойдем к ней. Скоро пойдем.
Сосед тяжело дышал. Бедняга… Неужели и сейчас ему так же трудно двигаться, как и на том свете?
– Моя лодка совсем сгнила, – бормотал он, – и снасти совершенно никуда не годятся…
– Ты помнишь, – обратился он ко мне, – как мы выходили в море? Теперь все одно… Море, земля, небо – все прах. Кто-то там в хвосте говорит, что настал конец света.
– Мне все равно.
Это была какая-то труба. Длинный и мрачный коридор, в центре которого бесконечная дорога, а по бокам – деревья. Унылая пагода стояла чуть впереди, а к ней прилепились островерхие домики. Скоро должна быть площадь, но площади не было видно. Отец оказался прав: что-то произошло с городом, что-то произошло…
– Как ты умер?
– Не знаю…
– А меня привалило стеной, – продолжал стонать сосед. – Всех привалило. Я умирал долго, не дай бог. А тебе повезло.
– Да-а…
– Какая-то старуха, – кряхтел толстяк, – говорит, что ее внуки испарились прямо на ее глазах. Правда… Только тени остались на стене. Может ты тоже испарился?
– Какая разница…
И разом все оборвалось, как будто в тесном пропахшем потом и прокуренном зале выключили свет. Я вставил вперед руки и, как слепец, шел наугад, но очень скоро понял, что не надо выставлять эти самые руки, что я ни на кого не натолкнусь, потому что ничего вокруг меня нет. Отец был прав.
Где-то плакал ребенок. Или мне просто показалось? Какие могут быть дети, когда все в один миг превратились в угрюмых призраков? Мертвецы не плачут. Им не до этого…
Тяжелый колокол раскачивался между двух столбов и гудел надрывным басом.
– Мама, мама! – кричал ребенок.
Значит, он все-таки жив. Бездушные и бездумные тени шли вперед, а ребенок плакал. Мертвецам не до этого…
Это был мальчик, лет четырех. Все его крохотное тельце было покрыто ожогами. Он умирал под большим обуглившимся сучком, который когда-то был абрикосом.
Так вот в чем дело… Кругом руины. Никаких домов нет – все испепелено. Там, где я секунду назад видел пагоду, лежит теперь груда камней. Обгорелые деревья тянут ко мне свои черные узловатые пальцы. Так вот он какой конец! Только память и жива. Ветер несет пыль и свистит, и гремит колокол. Только какое мне до этого дело?! Какого черта вам всем от меня нужно?
Я упал, окунулся с головой в горячую дорожную пыль. Надо мной прошел сосед, споткнулся и выругался; жена; брат; люди… Я лежал, набив полон рот пыли и золы, и чувствовал, что растворяюсь в прошлом.
Тот парень, с которым я когда-то ловил скользких ящериц и запускал в небо змеев, ушел на войну. Он стал летчиком и погиб, как герой. А я не хотел умирать. Я хотел жить.
– Ты слышишь, парень, я хотел жить!
– А я хотел попасть в рай, но меня надули, вот видишь, я теперь здесь, с вами.
– А ты помнишь, как мы ловили ящериц?
– Ну конечно помню. Я приносил их домой, и мама постоянно ругала меня и запрещала дружить с тобой, потому что ты, как ей казалось, был разбойником и хулиганом.
– Да… А я отдавал их коту. Ты помнишь моего кота?
– Помню. Он постоянно путался под ногами и был туп до безобразия.
– Неправда. Отец говорил, что когда я был совсем маленьким, этот кот качал меня в коляске и мурлыкал колыбельные. А потом он сдох…
– А ты знаешь, я видел их лица.
– Чьи лица?
– Янки, когда я приближался к ним на своем самолете. Это был корабль. Они сперва хотели уничтожить меня, а потом забегали в ужасе по палубе, а некоторые бросались в воду. Поверь, никто не хочет умирать.
Да, я хотел жить. У меня должен был родиться сын. Жена… Она прошла мимо и унесла нашего нерожденного сына…
– И ты ушла?
– Да… Да…
А я уже умирал однажды, но так и не умер, и тогда я почему-то подумал, что буду жить вечно. Это было в Киото. Я жил там одно время, пока не женился. Я жил на самой окраине в грязном и бедном квартале, и все время пытался найти себе подходящую работу, а потом заболел. Меня лечили в какой-то жуткой больнице для нищих, или это был приют… Я стоял у грязного больничного окна и курил, с тоской смотрел на окружающий мир и медленно прощался с ним и со своей бесшабашной жизнью. Умирать было не страшно. По улице шагали редкие прохожие, и старый неповоротливый дворник выскабливал щеткой небольшой пятачок брусчатки, загребал метлой окурки и скоблил, скоблил, будто хотел протереть до дыр. Он был одинок на этой заплеванной улице большого города. И я был одинок. Я выбрасывал сигарету в ведро и почему-то все время попадал мимо, а потом падал на скрипучую койку и глядел в потолок, а потом снова шел курить. Врачи сказали, что я безнадежен, но я выкарабкался и подумал, что теперь все впереди.
И вот я упал в пыль и ничего не мог больше сделать. Вся жизнь возникла в моем сознании небольшими скупыми урывками, и я понял, как часто мне было плохо там, но как я не хотел уходить оттуда.
Я помнил небольшой сад, где росли вишни и абрикосы, и помнил, как подрался в этом саду с соседскими мальчишками, и мне расквасили нос и вывихнули руку, и я глотал слезы пополам с досадой.
Я помнил домик с пристройкой и море цветов, и море, и как я возвращался с пустыми рваными сетями, а сосед с больными ногами все переживал, что его лодка совсем сгнила, а снати никуда не годятся… Не стало ничего… Вокруг пустота и развалины… Лишь оживший колокол хрипел вдали.
И мне осталось только валяться пластом и жрать золу, стать этой золой или землей в надежде, что хоть кто-то пройдет по мне живыми ногами, стать липкой глиной – может когда-нибудь слепят из меня игрушечного человечка… Послал бы все к чертовой матери, если б мог.
Опять заиграли флейты. Это, наверное, умер мальчик или еще кто-нибудь. Голова раскалывалась от этих зловещих звуков. А я умирал снова и снова, и музыка неслась отовсюду и забивала в мою тупую и распухшую голову ржавые железнодорожные костыли, за ударом удар. И голова раскалывалась, как земная корочка во время землетрясения, и становилось жутко. Все перевернулось вверх дном. Казалось, что от ужаса расплавилась Фудзи… Расплавилась и текла густыми кровавыми ручьями, заливая липкой жижей все города на свете.
И снова возвращалась тишина. Все погружалось в нее и скрывалось навеки, затянутое зловещей трясиной. И так продолжалось миллионы лет, круг за кругом. Один кошмар сменялся другим, а я лежал и вбирал в себя всю эту дрянь. Траура не было… И загробного мира тоже… Все вливалось в единую многотонную скорбь. Умирали люди, не хотевшие умирать.
5 июля 2012 год в Государственном музее К.А. Федина состоялось открытие выставки Заслуженного художника Российской Федерации Андрея Щербакова "Равновесие".
К сожалению не успеваю подписать работы автора, уезжаю на Грушинский фестиваль... Приеду 8-го поздно вечером и отредактирую. Надеюсь и видео с открытия зальётся, что-то сегодня обрывалась загрузка.
Саратовцам творчество Щербакова знакомо, прежде всего, по монументальным произведениям, созданным для города и области. Скульптурные композиции "Молчащий колокол" и "Малолетним узникам концлагерей" в парке Победы г. Саратова, "Сердце губернии" у здания правительства Саратовской области, памятник "Студент" на территории Саратовского Государственного социально-экономического университета, памятник "Первому ректору СГУ В.И Разумовскому", мемориальная доска Олегу Янковскому на улице Б. Казачьей и др. не только украсили улицы, скверы и здания города, но и получили широкое признание у профессионального сообщества, прессы, критики и ценителей изобразительного и искусства.
На выставке "Равновесие" художник представляет работы, относящиеся к разным видам искусства, выполненные из разных материалов, - это скульптура, графика, вышитые проекты. Такое сочетание неслучайно, произведения художника позволяют проследить весь творческий процесс – от зарождения замысла произведения до его реализации, увидеть, как рождается тот или иной мотив, образ и как он трансформируется в разных художественных формах, понять, как автор добивается наибольшей выразительности образного решения. Особый колорит в экспозицию вносят станковые вышивки Андрея Щербакова. Идея создания такого рода произведений декоративно-прикладного искусства появилась у художника после знакомства со старинной техникой лицевого шитья "в раскол", применявшейся на Руси ещё в XV-XVI вв. Графические композиции художника как будто специально были предназначены для воплощения в "ювелирной" технике старинной вышивки, которая внесла в рисунок цвет и ощущение бархатистой фактуры. Справка.
Щербаков Андрей Александрович родился в 1965 году в Саратове. В 1984 году закончил скульптурное отделение СХУ им. Боголюбова. В 1992 году закончил ЛВХПУ им. Мухиной.
С 1993 года живёт и работает в Саратове. С 1994 года является участником международных, республиканских, зональных и областных выставок. В общей сложности, 18 персональных выставок с успехом прошли в городах России (Волжский, Волгоград, Саратов, Самара, Москва).
Отличительной чертой его творчества является широкий диапазон масштабов и тем: крупные монументальные произведения, малая скульптурная форма, графика.
В 1995 году Щербаков А.А. был принят в Союз художников России. По сегодняшний день активно участвует в жизни Саратовского отделения Союза художников России: несколько лет подряд избирается членом Правления. С 2003 по 2006 годы прошел стажировку в творческой мастерской Российской Академии Художеств под руководством Действительного члена РАХ, Народного художника Учаева А.В. За время стажировки активно участвовал в академических выставках, за что неоднократно отмечен дипломами РАХ. Отмечен общественными наградами: медалью 2 степени "Спас Нерукотворный" Саратовской и Вольской Епархии Русской Православной Церкви за памятник "Новомученикам и исповедникам Российским" на территории Свято-Троицкого кафедрального собора г.Вольска, медалью "За заслуги" 2 степени "Союза "Чернобыль" России" за памятник "Защитившим от Атома". В феврале 2011 г. указом Президента РФ ему присвоено почётное звание Заслуженного художника России.
Чем новый фильм «Служу Советскому Союзу» так возмутил российское общество?
Накануне очередной годовщины трагической даты начала Великой Отечественной войны разразился очередной скандал, вызванной намерением телеканала НТВ показать новый художественный фильм «Служу Советскому Союзу».
В адрес телекомпании поступили тысячи обращений, авторы которых требуют снять фильм с эфира. Высказал свою позицию и новый министр культуры РФ Владимир Мединский, который порекомендовал НТВ прислушаться к мнению общественности.
Премьерный показ фильма состоялся в феврале этого года на Украине, а российские зрители смогли ознакомиться с ним в интернете, где после украинского показа он появился на многих ресурсах он-лайн просмотра.
Чем же новый фильм о войне так возмутил российское общество? Ведь для его создателей война и эпоха – это только фон для любовной драмы: «Мы снимали в первую очередь фильм о любви, а не о политической обстановке в нашей стране того времени! О людях, а не о системе. У нас не было цели взбудоражить общественное мнение. Мы хотели будоражить сердца людей, заставить их задуматься о жизни, о человеческих чувствах – вот, что самое главное» - заявил в своем интервью исполнитель главной роли, актер Максим Аверин.
Но если таким и был замысел режиссера, то донести его до зрителей ему явно не удалось. Зрители увидели в картине, в первую очередь, фильм исторический и военный. Любовная линия потерялась на этом фоне.
Прототипом главного героя фильма послужил советский журналист и политический деятель Михаил Кольцов (Фридлянд). Он родился в 1898 году в Киеве в семье сапожника. В 1917 году, под влиянием революционных идей, бросает учебу в Петроградском психоневрологическом институте и примыкает к большевистской партии, участвует в гражданской войне, беспощадно громит на страницах печати «остатки проклятого прошлого».
После гражданской войны Кольцов занимает ряд важных политических постов в советском руководстве. Его талантливое перо одинаково энергично описывало черты новой жизни, критиковало «отдельные недостатки», обличало «врагов народа». Многие из очерков и газетных статей Кольцова были написаны настолько остро и резко, что никогда не публиковались после его реабилитации.
Деятельность Кольцова не ограничивалась только лишь журналистикой. Он неоднократно выезжал за рубеж, в том числе и нелегально, в качестве эмиссара советского правительства или Коминтерна. Наиболее известной миссией подобного рода стала его деятельность в Испании, куда он официально направился в качестве журналиста «Правды», а неофициально – в качестве главного представителя советского правительства и лично Сталина.
О своей легальной деятельности в Мадриде он написал серию очерков, изданных в СССР под названием «Испанский дневник», а еще он стал одним из героев популярного романа Эрнста Хемингуэя «По ком звонит колокол». Реалистичный роман, одно из лучших произведений знаменитого американского писателя, показывающий весь ужас гражданской войны в Испании, донес до нас и образ «одной из самых значительных фигур в Испании» - Михаила Кольцова.
Он предстает перед читателем как «тщедушный человечек в сером кителе, серых бриджах и черных кавалерийских сапогах, с крошечными руками и ногами, и говорит так, точно сплевывает слова сквозь зубы».Кольцов (в романе - Карков) в глазах главного героя романа выглядит личностью демонической. Обаяние интеллекта и энергии сочетается в нем с отталкивающей и пугающей целью действий.
Внешне храбрый, он, в то же время, очень боится ранения и плена, а потому носит при себе яд, чтобы живым не попасть в руки врагов. Образ советского эмиссара начисто лишен революционной романтики, а его рассуждения отдают цинизмом.
Квинтэссенция этого противоречия проявляется в рассуждении Кольцова-Каркова о видном испанском политическом деятеле монархической ориентации Кальво Сотело:
«Он был очень умен, и это было очень умно, что его убили.
— Я думал, что вы против метода политических убийств.
— Мы против индивидуального террора, — улыбнулся Карков. — Конечно, мы против деятельности преступных террористических и контрреволюционных организаций. Ненависть и отвращение вызывает у нас двурушничество таких, как Зиновьев, Каменев, Рыков и их приспешники. Мы презираем и ненавидим этих людей, — Он снова улыбнулся. — Но все-таки можно считать, что метод политических убийств применяется довольно широко.
— Вы хотите сказать...
— Я ничего не хочу сказать. Но, конечно, мы казним и уничтожаем выродков, накипь человечества. Их мы ликвидируем. Но не убиваем. Вы понимаете разницу?»
Интересно, догадывался ли говоривший эти слова о том, какая тонкая грань отделяет его от занесения в списки «накипи человечества»?
После возвращения из Испании в декабре 1938 года Михаил Кольцов был арестован. Причиной ареста послужил донос, написанным одним из наиболее одиозных коммунистических деятелей того времени Андре Марти, а также желание советского руководства найти человека, на которого можно было бы возложить провал коммунистического переворота в Испании(?Что за дичь? - Э.В.).
В ходе следствия, ведшегося с применением обычных жестоких методов, Кольцов сознался в связях с английской разведкой, испанской троцкистской партией ПОУМ (борьба с которой была одной из основных его задач в Испании), и выдал более 70 «заговорщиков», которые должны были выполнять его «вредительские и преступные» указания.
Согласно официальным источникам Михаил Кольцов был расстрелян в 1940 году. Иные исследователи предполагают, что это случилось раньше – в 1939 или даже в 1938-м.
Однако от этой сложной судьбы в фильме остались лишь намеки, признаки, позволяющие безошибочно идентифицировать прототип главного героя, но не более того.
Создатели кинокартины воскресили давно почивший жанр, столь популярный четверть века назад: «хорошие большевики-ленинцы, которых ни за что расстрелял злой Сталин».
Картонным «честным коммунистом» заменили реального человека своей эпохи, по-своему привлекательного и отталкивающего. Не романтика-идеалиста, а умного и циничного политика, одного из тех, кто всеми силами приближал торжество мировой революции, сперва в России, а потом и в других странах. А итогом этой деятельности были не только, без сомнения, талантливые статьи, но кровь людей, пролитая во имя «высшей цели» (мы ликвидируем, а не убиваем).
Киношный Кольцов (в фильме он назван Михаилом Донцовым) попадает в лагерь по произволу Берии, который положил глаз на его гражданскую жену. В лагере его и застает начало войны. Скоро война властно вторгается в действие фильма – удящие рыбу на берегу озера охранники лагеря наблюдают армаду немецких резиновых лодок с десантом, плывущих по озеру. Заметив противника, охрана лагеря вся во главе с начальством убегает, бросая зеков на произвол судьбы. Могло ли быть такое на самом деле? Действительно, в начале войны в зоне немецкого наступления оказались места лишения свободы, в которых содержалось в общей сложности около 150 тыс. человек. В большинстве своем, это были тюрьмы, а не лагеря системы ГУЛАГ, которые традиционно располагались на севере и востоке СССР. Логика действий тюремной администрации была примерно следующей – заключенных по бытовым статьям освобождали, остальных либо эвакуировали, либо расстреливали. По данным исследователей всего в ходе эвакуации было расстреляно около 13 тыс. человек (главным образом – на западной Украине и в Прибалтике). Значительную часть заключенных просто бросили в тюрьмах, откуда их освободили уже немцы или местное население после ухода советских частей.
Карелия, в которой происходит действие фильма, не попала под стремительный удар немцев, поэтому в этих лесных краях подобных случаев не было.
Карельские лагеря этапами организованно эвакуировали на восток. В кино же охрана, убегая, оставила в лагере не только заключенных, но и изрядный запас оружия, вооружившись которым, зеки решают вступить в борьбу с оккупантами.
В действительности в 1941 году известны случаи участия заключенных в оборонительных боях. Но во всех известных эпизодах это происходило под контролем администрации тюрем и военного командования. В августе 1941 года в Мурманске была сформирована 186-я стрелковая дивизия, больше половины состава которой (7650 человек из 12000) составляли досрочно и условно освобожденные заключенные из находившихся в регионе лагерей. На фронте это соединение получило прозвище «дикая дивизия» как за отчаянную храбрость в бою, так и за поведение ее военнослужащих вне боя.
Сам бой заключенных с немецким десантом должен создать у зрителя весьма неприглядное мнение об умственных и военных способностях германской армии. Скажем проще - такими дураками немцев не изображали даже в советских пропагандистских фильмах, снятых во время войны.
После боя наступает развязка драмы – в лагерь возвращаются части НКВД и расстреливают всех заключенных. В конце фильма бывший комендант лагеря, обратившийся из старшего лейтенанта госбезопасности (что равно званию майора) в капитана Красной армии, на фоне руин поверженной Германии рассказывает загримированному под Константина Симонова другу главного героя весь трагический эпизод.
На этот прямо скажем нереалистичный сюжет наложено традиционное для нашего кино игнорирование принципа исторической достоверности, проявляющееся практически в каждой детали фильма. Почему заключенных на лесоповале охраняют внутренние войска НКВД, а не военизированная охрана ГУЛАГа? Откуда у молодого офицера НКВД медаль «ХХ лет РККА»; почему руки главной героини (заключенной) выглядят как после посещения маникюрного салона, с маникюром; почему немецкие солдаты в 1941 году носят форму образца 1943 года; почему Берия на кремлевском приеме одет в гимнастерку; почему в финальной сцене фильма, происходящей хоть и в конце, но все-таки во время войны, на кителе Константина Симонова медаль «За победу над Германией»? и т.д.
В результате создатели фильма умудрились задеть чувства самых разных слоев российского общества: тем, кто видит в Октябрьской революции катастрофу – показали пламенного революционера, сошедшего с советского плаката; поклонникам Сталина - коварное НКВД, оказавшееся врагом злее немцев; чтящим память жертв сталинских репрессий – карикатуру на ГУЛАГ (иначе изображение лагеря в фильме не назовешь); тем, кто знает и любит историю своей страны – заведомое пренебрежение к истории.
Именно в этом, в пренебрежении к собственной истории и заключается главная беда российского исторического и военного кино. И фильм «Служу Советскому Союзу» - лишь малая часть этой проблемы.
Неуважение к собственной истории началось давно. В советское время по каким-то идеологическим причинам было принято решение не показывать в фильме реальных героев войны. Нет ни одного фильма, в котором был бы показан подвиг известных всей стране героев – Александра Покрышкина, Зиновия Колобанова, Николая Гастелло, Дмитрия Карбышева, Александра Матросова и других. Снято множество фильмов о войне, но даже в самых достойных из них главные герои - вымышленные.
Стоит ли после этого удивляться, что результаты опроса, проведенного Российским институтом стратегических исследований в 2010 году, говорят о том, что нынешнее поколение российской молодежи очень слабо знает героев Великой Отечественной войны.
Можно возмущаться тем, как показана Красная армия в американском фильме «Враг у ворот», но ведь как получается – «тупые» американцы сняли фильм о снайпере Василии Зайцеве, а у нас такого фильма нет.
А ведь в достоверности и реалистичности сюжета фильма и заключается тот ответ, который может дать кинематографист возмущенным критикам. Если каждая деталь в фильме подкреплена историческим источником, если его герой, каким бы он ни был – реальный человек, то какие претензии можно к такому фильму предъявить?
На самом деле, история богата на события столь удивительные, что невозможно и придумать самому талантливому сценаристу или писателю. Достаточно лишь отобрать эпизоды, тщательно восстановить реальность, и эффект превзойдет все ожидания.
Это не теоретические рассуждения. В Европе и США существует традиция съемки исторического и военного кино в стиле «предельной достоверности», помимо кинематографического эффекта такие фильмы играют важную роль в изучении истории подрастающим поколением. Опыт показывает, что созданные в этом жанре кинокартины могут быть успешными и зрелищными в не меньшей степени, чем блокбастеры и костюмированные драмы. Можно вспомнить такие фильмы как «Геттисберг», «Дамбастерс», «Падения черного ястреба», сериалы «Братья по оружию» и «Тихий океан», которые не только достоверно повествуют о реальных исторических событиях, но и оказались успешными в прокате, а также заняли заметное место в истории кино как искусства. Увы, в этом перечне почти нет фильмов, снятых в нашей стране.
Не пора ли им появиться? Ведь наша история не менее интересна и занимательна, наши герои заслуживают не меньшего уважения и отражения в кино. И такие фильмы уж точно не вызовут потока возмущенных писем.
Александр Музафаров
22.06.2012 | 16:22
Специально для Столетия
Комментарии
горб
22.06.2012 17:21
Автор пишет всё-таки о киноляпах,на которые можно было-бы закрыть глаза,но главная проблема современного военного кино в том,что зрителя зомбируют уже несколько лет - навязывают ему мысль о том,что главными врагами русского солдата были вовсе не немцы,а свои же русские только из ведомства Берия.То есть идёт ничем не прикрытое приравнивание Сталина и Гитлера.Молодые уже задают вопросы- а зачем тогда воевали?Если не остановить эту руссофобскую диверсию ,то в будущем на самую ужасную войну в истории будут смотреть столь же легкомысленно ,как и на поход на Россию Наполеона.Мол,конечно плохо,но ничего страшного не произошло.
J Silver
22.06.2012 17:36
Прощайте, Максим и Нонна, в моих глазах вы умерли - нет больше уважения к вам, деньги все-таки пахнут, и теперь от вас "пахнет" очень дурно...