... /> Черепа, найденные в
захоронении, достаточно хорошо ...
часть 1 и часть 2. Это третья, заключительная.
Мы остановились на завершении следствия Николая Соколова, закончившего свои дни во Франции.
Что же тем временем происходило в Советской России? Здесь по-прежнему официально не признавали расстрела всей семьи Николая II, да еще вместе с сопровождающими лицами. Непосредственные же участники расстрела явно гордились содеянным, чего не скрывали в узком кругу соратников.
Вот фотография, сделанная в 1920-м году: один из участников расстрела, Петр Ермаков, фотографируется на том самом «мостике». В своих воспоминаниях, кстати, он приписывает себе основные заслуги в организации захоронения и сообщает, в частности, что первоначальную шахту выбрал сам в расчете на дальнейшее перезахоронение: «чтобы можно было вытащить для дальнейших операций с ними, все это я проделал, чтобы скрыть следы от своих, лишних присутствующих товарищей».
(Это, кстати, вступает в противоречие с рассказом Юровского старым большевикам в 1934 году (сохранившаяся стенограмма). Тот, напротив, утверждает, что приехал проконтролировать, остался недоволен и велел Ермакову все переделать.)
Юровский же решил в 1927 году - то есть к 10-летию Октября - передать два пистолета, свое оружие, из которого стрелял в Ипатьевском доме, в музей. Правда, с припиской «без разрешения ЦК ВКП(б) для обозрения не выставлять».
Так вот, эта кобура - подлинная. А вот того самого пистолета в музее нет, а то, что в витрине – муляж. И дело тут не в каком-нибудь запрете экспонировать настоящее оружие. Просто в 1935 году в Музей Революции явились люди из НКВД и все «действующее» огнестрельное оружие забрали (сохранились воспоминания на этот счет одной из тогдашних сотрудниц музея).
А вот штык-нож подлинный, из тех. Его уже в 90-х передали возобновленному следствию потомки еще одного из участников событий, Михаила Медведева.
Кстати, именно Медведев в середине 60-х, спровоцирует новую волну интереса к теме – разумеется, не у широкой публики, а в узких, допущенных к секретам кругах. Причем спровоцировал по причине более чем бытовой – решил тряхнуть своими давними заслугами, чтобы его супругу не «открепляли» от спецполиклиники. Для чего написал воспоминания. С подробности вроде таких: «Красноармеец принес на штыке комнатную собачку Анастасии. (…) Труп песика бросили рядом с царским.»
В идеологическом отделе ЦК (его возглавлял тогда Ильичев) стали разбираться. Обнаружили в живых еще двоих участников расстрела, Никулина и Родзинского. Вызвали в радиокомитет и записали воспоминания.
Как записали, так и положили под сукно. В справках того времени, подписанных Ильичевым, в частности, говорится: «Печатать воспоминания М.М.Медведева нежелательно», «Считаю, что искать и вскрывать могилу не вызывается необходимостью…»
И следующий этап возник уже в конце 70-х. На поисках Николая Авдонина и Гелия Рябова останавливаться подробно, вероятно, не стоит – о них и так опубликовано множество всего.
Вот фотография 1979 года – тот самый мостик из шпал на дне раскопа.
И, как опять же хорошо известно, все опять стихло лет на десять.
Эксгумация тел состоялась уже в 1991 году. И тогда же началась прокурорская проверка, приведшая в 1993 году к возбуждению уголовного дела.
Вот только тут и выяснилось, что основной массив подлинных документов следователя Соколова давным-давно находился в СССР. Куда, правда, попал кружным путем: сначала немцы вывезли его из оккупированного Парижа, потом, в 1945-м – Советская армия из Берлина. Восемь томов следственного дела оказались разрознены: половина попала в НКВД, половина – в Главную военную прокуратуру.
Позже, в результате обмена на оказавшиеся также после войны в СССР бумаги из архива Лихтенштейна, в Москву попали еще бумаги Соколова. И среди них были важнейшие – три тома реестра, который вел Николай Соколов: перечень всех относящихся к делу бумаг. Что, по словам ведущего дело следователя Владимира Соловьева, позволило убедиться: нынешнее следствие располагает практически всеми соколовскими материалами – в оригиналах или официально заверенных копиях.
С самого начала встал вопрос об идентификации найденных останков.
Черепа, найденные в коптяковском захоронении, достаточно хорошо сохранились для визуального опознания. Первое же, что было сделано – идентификация методом фотоналожения, для чего использовались подборки сохранившихся – и довольно многочисленных – фотографий.
Далее была произведена реконструкция внешнего облика найденных с помощью знаменитого метода Герасимова. Сходство вышло очень большим – благо сравнивать можно было и с фотографиями, и с кинохроникой.
Но особое значение придавали все-таки генетической экспертизе (позже, после обнаружения в 2007 году останков предположительно Алексея и Марии, она вообще станет основополагающей).
Основой для получения четко задокументированного генетического материала стали рубашка и шляпа-котелок, принадлежавшие тогда еще не Николаю II, а наследнику престола Николаю Александровичу. На них остались следы крови после известного японского покушения.
В генетической экспертизе исследовали обе линии предков Николая II – и отцовскую, и материнскую.
1996 год – фактически официально-юридическое признание гибели царской семьи: оформлены свидетельства о смерти.
Распоряжение Ельцина Черномырдину: приступить к подготовке похорон. Это начало 1998 года.
Ну, и Ельцин, как мы помним, на похороны в Петербург прибыл.
А завершает экспозицию кинохроника начала ХХ века (разумеется, она оказывалась скорее официальной) и множество фотографий – вот они чаще вполне банальные, семейные. Много снимков детей – дети как дети, то ведут себя чинно, то шалят…
Напомню, выставка будет открыта по 29 июля.
Да, еще издан достаточно объемный каталог с немалым количеством документов и небезынтересным статьями.