Английского биолога Томаса Хаксли называли «бульдогом Дарвина»; английского биолога Ричарда Докинза называют «ротвейлером Дарвина». Его очередная книга вызвана чувством злости — таким чувством, которое заставляет снова и снова повторять то, что говорящему кажется очевидным, а у окружающих вызывает сомнения.

Для злости у Докинза есть достаточно оснований. Мракобесие наступает: все больше людей считают возможным «не верить» в теорию эволюции, все громче раздаются голоса, призывающие наряду с дарвиновскими идеями естественного отбора преподавать в школе если не откровенный пещерный креационизм, то хотя бы его припудренную версию, известную как «разумный дизайн» (intelligent design). Докинз приводит пугающую статистику, из которой следует, что уверенность в божественном сотворении мира за семь дней, еще недавно казавшаяся чисто американским феноменом, проникает в европейские школы — отчасти в результате христианской реакции, но в еще большей степени за счет значительного увеличения количества школьников-мусульман, чья религия тоже отвергает дарвинизм. В России православная церковь не слишком усердствует на этом фронте — ее иерархи считают приоритетной борьбу с другими ересями — но тревожные симптомы заметны и в наших широтах; достаточно вспомнить резонансный иск Марии Шрайбер и ее отца против «безальтернативного навязывания теории Дарвина» в общеобразовательных школах. Не очень ясно, как совместить традиционную школьную программу по биологии (которая, несмотря на все ее недостатки, при наличии хорошего преподавателя дает довольно внятное и цельное представление об устройстве жизни на планете) с основами православной культуры в их хардкорном варианте — в конце концов, наши предки и правда считали время от сотворения мира, которое было установлено в 4004 году до Рождества Христова. Может быть, грядущие инновации в сфере образования справятся с этой проблемой (это был сарказм).



Докинз, кстати, даже не представляет, до каких пределов может доходить мракобесие, замешанное на невежестве. В качестве метафоры креационизма он предлагает представить себе растерянного латиниста, чьи ученики настойчиво объясняют ему, что французский, итальянский, румынский, португальский языки не произошли от латыни, а возникли сами собой совершенно независимо, и их структурное и словарное сходство — не результат эволюции из единого источника, а… ну, что-то другое; так получилось. У наций без комплекса исторической неполноценности «альтернативная история» не в большой чести, а вот в России почти любой разговор об истории или, того хуже, об этимологии сразу привлекает целые стаи фоменковцев и прочих невежд, и латинская страшилка Докинза вполне может произойти в реальности.



не снисходят до парламентских выражений.)

Когда я читаю книги об эволюции, я неизменно испытываю благоговение перед фигурой Дарвина — который, как показывает Докинз, предсказал многие направления развития науки на десятилетия вперед и даже был буквально в одном шаге от того, чтобы осмыслить генетические механизмы наследственности (ставшие сколько-нибудь понятными лишь через сто лет после выхода «Происхождения видов»).

В письме ботанику Джозефу Хукеру Дарвин писал: «Размышлять в настоящее время о происхождении жизни — полный вздор; с тем же успехом можно было бы размышлять о происхождении материи» (эта цитата в русской версии «Шоу» переведена неточно). Интересно, что теперь, 150 лет спустя, ученые гораздо больше знают о происхождении материи, чем о происхождении жизни. Но тут важна оговорка «в настоящее время» (at present): Дарвин знал, что даже самыми вздорными идеями наука когда-нибудь сможет заняться. Как гласит завершающий пассаж «Происхождения видов», «есть величие в этом воззрении». В непреходящем ощущении этого величия — ценность этой и других книг Докинза.



Ричард Докинз. Самое грандиозное шоу на Земле. Доказательства эволюции. — М.: Корпус/Астрель, 2012

Перевод Д. Кузьмина под редакцией А. Маркова, Е. Наймарк

Теорию эволюции Чарльза Дарвина можно по праву назвать самым радикальным научным прорывом в истории человечества. Она не только изменила наше представление о мире, в котором мы живем – в большей степени, чем открытия Коперника и Эйнштейна – но и послужила мощным стимулом развития науки на десятилетия вперед. Данные, которыми мы располагаем, не позволяют относиться к ней как к «просто теории», или предположению. Ученые накопили критическую массу доказательств, которые позволяют считать эволюцию и ее механизмы твердо установленными фактами – как и тот факт, что земля является круглой, а не стоит на трех китах.

С каждым годом, ученые находят все новые и новые подтверждения теории эволюции, о которых Дарвин мог только мечтать. В XX веке была разработана хронология возникновения жизни на Земле. Генетика объяснила механизмы наследственности, а исследования генома подтвердили родство видов, которое прежде выводилось из внешних признаков.

«Первые пять лет XXI века обрушили на нас целую лавину новых данных, свидетельствующих об общности происхождения человека и человекообразных обезьян, причем данных самого разного характера. Все они говорят о том, что человек – такой же продукт эволюции, как любой другой живой организм на земле», - утверждает автор.

Книга Карла Циммера рассказывает, какие предпосылки вызвали появление теории эволюции, как она родилась и завоевала популярность в научном мире. Мы проследим путь жизни во всем ее многообразии – от появления простейших организмов до современного человека. Мы узнаем о катастрофах, которые истребляли множество видов в прошлом, и об опасностях, которые угрожают жизни в настоящем.

Автор рассматривает и альтернативные взгляды на возникновение жизни – «креационизм» и «теорию разумного замысла». Если отбросить наукообразную риторику, они представляют собой всего лишь попытку внедрить религию в систему образования под маской науки. Единственная причина их существования – влиятельное и финансово обеспеченное религиозное лобби в США и ряде других стран. Что бы ни говорили защитники веры, ни одна авторитетная научная организация не ставит теорию эволюции под сомнение.

По утверждению автора, «разумный замысел как наука показал свою несостоятельность на всех уровнях». Он – попытка объяснения, которая в действительности ничего не объясняет. В отличие от теории эволюции, креационизм не сделал ни одного предсказания, которое позднее подтвердилось бы находками или другими данными. Креационизм не дал даже ясного ответа на вопрос, как часто и в какие моменты времени происходило вмешательство «разумного дизайнера» в жизненные процессы, и зачем было нужно такое вмешательство, если естественные причины могли привести к тем же результатам. Все, что остается креационистам – спекулировать на вопросах, которые наука пока еще не решила, не предлагая при этом своего решения.

Вместе с тем, общество уже не может обойтись без знания теории эволюции. Чтобы искать нефть и полезные ископаемые, нужно отчетливо представлять историю жизни на Земле. От понимания эволюции зависят успехи в сельском хозяйстве, биотехнологиях и медицине. Лучшее понимание эволюции поможет в поисках эффективных средств от болезней, от СПИДа до малярии и обычной простуды. «Наука не будет ждать тех, кто не понимает принципов эволюции жизни только потому, что кто-то где-то решил, что им это ни к чему».

Но совместима ли теория эволюции с религией? Вероятно, сам Дарвин так не считал, хотя предпочел хранить молчание. В то же время, некоторые ученые – как полтора века назад, так и сейчас – допускают совместимость науки, которая изучает естественные и объективные процессы, и веры в трансцендентного Бога. Что бы мы сами ни думали на этот счет, будет в высшей степени неразумно пренебрегать достоверными научными данными о том, откуда мы произошли и какова наша природа. Даже если истина в чем-то неприятна, она делает нас свободными.