Британский диджей Goldie назвал имя анонимного граффити-художника Бэнкси. Это произошло во время ...
После победы британца, Фьюри подоспел с собственными заявлениями в его адрес. «Это означает, что ...
Отмечу странную деталь из биографии писательницы. Во всяком случае, так преподносится:
«В 1989 г. вышла новая книга С. Алексиевич «Цинковые мальчики» - книга о преступной афганской войне, которую десять лет скрывали от собственного народа. Чтобы написать эту книгу она четыре года ездила по стране, встречалась с матерями погибших солдат и бывшими воинами-афганцами. Сама побывала на войне, летала в Афганистан (ModernLib.Ru)».
Позвольте, «побывать на войне» и «слетать в Афганистан» - это разное.
Вот как представляется книга «Цинковые мальчики»:
«Без этой книги, давно ставшей мировым бестселлером, уже невозможно представить себе ни историю афганской войны – войны ненужной и неправедной, ни историю последних лет советской власти, окончательно подорванной этой войной. Неизбывно горе матерей «цинковых мальчиков», понятно их желание знать правду о том, как и за что воевали и погибали в Афгане их сыновья. Но узнав эту правду, многие из них ужаснулись и отказались от нее».
Как много желающих владеть правдой, истиной. Но, зачастую, под белыми одеждами можно найти ложь.
Структура книги – откровения тех, кто побывал в Афганистане. Но можно ли доверять им? Нередко воспоминания приукрашиваются или, наоборот, очерняются. Когда-то я, направляясь домой после демобилизации (срочная служба в десантной бригаде спецназа в ГСВГ), наблюдал в автобусе, как мой сослуживец хвастался девчатам своими подвигами. А был он на самом деле каптёром: выдавал портки, постельное, обувь, одежду солдатам и офицерам. На учениях не участвовал.
В заключение я расскажу, как автор создавала свое творение, а пока прокомментирую отдельные фрагменты книги.
С 5 по 25 сентября 1988 года, согласно записям, Алексиевич находилась с группой корреспондентов в Афганистане. Оставалось пять месяцев до вывода советских войск. Сразу же начинается с казусов. Как хочется рассказать, что ты побывала на настоящей войне:
«Идём на посадку.
...Гул орудий. Патрули с автоматами и в бронежилетах требуют пропуска.
Я не хотела больше писать о войне. Но вот я на настоящей войне».
Мне трудно даже предположить, что за канонада была в Кабуле? Не думаю, что командование армии разрешило бы посадку самолета (и вообще вылет его из Ташкента) при активных боевых действиях. Вообще, противостояние советских войск и муджахедов (духов) трудно назвать «настоящей войной».
Далее получается, что журналисты побрели пешком из аэропорта в Кабул: «патрули требуют пропуска». Да их, скорее всего, организованно отвезли в город. Правда, далее раскрывается секрет таких фантазий:
«Журналистов здесь называют сказочниками. Писателей тоже».
Следует согласиться. Вот только эти сказочники могут испортить судьбу не одного человека.
Периодически С. Алексиевич прерывает свои воспоминания вставками из подслушанных рассказов. Они так и обозначаются «Из рассказов...». Вот первая байка (сказка):
«– Взяли в плен «духов»... Допытываемся: «Где склады?» Молчат. Подняли двоих на вертолётах: «Где? Покажи...» Молчат. Сбросили одного на скалы...».
Представляю «духов», которые знают свою местность с высоты полета вертолета. Да и о каких складах идет речь? Как будто они там были при каждом кишлаке. Я помечу этот эпизод цифрой (1).
Мне трудно поверить и в следующее:
Познакомилась с кинооператорами из Москвы.
«Они снимали загрузку «черного тюльпана». Не поднимая глаз, рассказывают, что мертвых одевают в старую военную форму сороковых годов, еще с галифе, иногда кладут, не одевая, бывает, что и этой формы не хватает. Старые доски, ржавые гвозди... В холодильник привезли новых убитых. Как будто несвежим кабаном пахнет.
Кто мне поверит, если я об этом напишу?»
Вопрос резонный.
Вот еще сказка:
«Видела бой... Три солдата убиты...».
Это как по телику, получается. Кто ее, корреспондента, брал на боевые? Уму непостижимо.
Или вот это:
«23 сентября
Поднялась на вертолете... Сверху увидела сотни заготовленных впрок
цинковых гробов, красиво и страшно блестевших на солнце...».
Это что же, ее над Кабульским аэропортом катали на вертолете? И что это за «сотни цинковых гробов»? А чуть ранее она пишет: «старые доски, ржавые гвозди». Так там деревянные или цинковые гробы?
В рассказах участников афганских событий часто указывается период 80-81 годов. И вот что рассказывает один из солдат:
«Призвали меня в восемьдесят первом. Война шла уже два года...».
Конечно, это громкое заявление. В первые годы речи о войне, как таковой, не могло идти, поскольку еще не было активных действий муджахедов. Еще только начинало расти возмущение беспределом отдельных подразделений сороковой армии.
«Я был приучен стрелять туда, куда мне прикажут. Стрелял, не жалел никого. Мог убить ребёнка. Ведь с нами там воевали все: мужчины, женщины, старики, дети. Идёт колонна через кишлак. В первой машине глохнет мотор. Водитель выходит, поднимает капот... Пацан, лет десяти, ему ножом – в спину... Там, где сердце. Солдат лёг на двигатель...».
Те, кто служил в армии (не обязательно был в Афганистане), могут представить себе, что такое капот военного автомобиля. Это же не легковой: поднял капот и нагнулся над мотором. Десятилетний пацан только и ожидал днями колонну, чтобы всадить нож шурави сзади в область сердца. Если бы вдруг такое событие произошло, то солдат не «лег» бы на двигатель, поскольку он расположен высоко, а упал бы у автомобиля. В общем, очередная сказка.
Или вот из рассказа мотострелка:
«Каждый день в нас стреляли, нас убивали. Убили рядом парня... Первого на моих глазах... Мы ещё мало знали друг друга... Из миномёта стреляли... В нем сидело много осколков...».
Где этот мотострелок находился, что в него каждый день стреляли? Даже в Кандагарской зоне такого не было. Или в Кундузе перед выводом войск. Ну а «сидело много осколков из миномета» - это для несведущих. Разве только, если мина разорвалась совсем рядом. Так она и очевидца бы уничтожила. Много осколков может поразить одного человека от взрыва кумулятивной мины направленного действия. А от мины из миномета осколки разлетаются во все стороны, и на расстоянии может достаться один, или пару осколков.
Единственное точно сказал этот мотострелок: «
Лежит убитый крестьянин – тщедушное тело и большие руки...». Крестьяне везде трудолюбивые, а у афганских крестьян тяжелый труд, поскольку механизации практически никакой.
Ну и опять-таки, «вернулся в восемьдесят первом году». Т.е., был в самом начале, когда еще не было активных боевых действий.
Медсестра наговорила вообще с три короба. Понятное дело, женщина. Божится, что не «чекистка» (о «чекистках» ниже расскажут говорливые). Восьмидесятый год, заметьте, активных боевых действий не было. Аль-каиды так же.
«Весь март тут же, возле палаток, сваливали отрезанные руки, ноги, остатки наших солдат, офицеров. Трупы лежали полуголые, с выколотыми глазами, с вырезанными звёздами на спинах и животах...».
Это в Кабуле. Мрак. Так могут врать только женщины. А вот следующее откровение вполне достоверное, такие случаи (единичные), похоже, были:
«За одного нашего убитого мы иногда убивали целый кишлак».
Этот эпизод помечу цифрой (2). Вот еще страшилка от медсестры с невероятным обобщением:
«Да, наши мальчики все продавали. Я их не осуждаю, чаще не осуждаю. Они умирали за три рубля в месяц – наш солдат получал восемь чеков в месяц... Три рубля... Их кормили мясом с червями, ржавой рыбой... У нас у всех была цинга, у меня выпали все передние зубы. Они продавали одеяла и покупали анашу».
Что делает рядовой артиллерист на войне? Да находится постоянно вблизи своего орудия. А вот что рассказывает рядовой артиллерист, служивший в Афганистане:
«Под Баграмом зашли в кишлак, попросили поесть. По их законам, если человек в твоём доме и голодный, ему нельзя отказать в горячей лепёшке. Женщины посадили нас за стол и покормили. Когда мы уехали, этих женщин и их детей кишлак до смерти закидал камнями и палками. Они знали, что их убьют, но все равно нас не выгнали. А мы к ним со своими законами... В шапках заходили в мечеть...».
Балаган какой-то, а не армия, получается. Рядовой оставил свой пост и пошел перекусить в кишлак. Трогательная история. А в мечеть зачем он поперся?
Но переплюнула всех служащая. Пожалуй, на ее откровениях и закончу это неприятное занятие: читать бред. Процитирую блоком с короткими комментариями.
«Из первых впечатлений? Пересылка в Кабуле – колючая проволока, солдаты с автоматами, собаки лают. Одни женщины. Сотни женщин. Приходят офицеры, выбирают, кто посимпатичнее, помоложе».
Это похоже на какой-то концлагерь. Сколько же самолетов доставили столь ценный груз для армии – сотни женщин? У меня создалось впечатление, что у служащей не все в порядке с психикой, но ее рассказ аккуратно записала С. Алексиевич и переложила лапшу на уши читателей.
«Обыкновенный «КамАЗ» с брезентом. Гробы бросали, как ящики с патронами. Я ужаснулась. Солдаты поняли: «Новенькая». Приехали в часть. Жара шестьдесят градусов».
Это в Кабуле-то! Бывает ли в Сахаре такая жара?
Сразу же служащую комбат склонял к сожительству, но она активно отбивалась, в том числе и от других. Но, в конце концов, стала «чекисткой» - отдавалась военнослужащим за деньги - чеки. Правда, говорит, что только одному, во что я слабо верю.
Следующее похоже на бред:
«Ехали на бэтээре. Я его собой прикрыла, но, к счастью, пуля – в люк. А он сидел спиной. Вернулись, написал жене обо мне. Два месяца не получает из дому писем.
...Люблю пойти пострелять. Полностью весь магазин выпускаю одной очередью. Мне становится легче.
Одного «духа» сама убила. Выехали в горы, подышать, полюбоваться. Шорох за камнем, меня током назад, и я – очередь. Первая. Подошла, посмотрела: сильный, красивый мужчина лежал...».
А это подробности к вопросу о психике служащей:
«...Пришла, открыла холодильник и много съела, так много, что в другой раз мне бы этого на неделю хватило. Нервное расстройство. Принесли бутылку водки. Пила, не пьянела. Жуть брала: промажь я, и моя мама получила бы «груз двести».
Я хотела быть на войне, но не на этой, а на Великой Отечественной».
«...А в бою меня закрыл собой один солдат. Сколько я буду жива, буду его помнить. Он меня не знал, он это сделал только потому, что я – женщина. Такое забудешь? И где ты в обычной жизни проверишь, сможет ли тебя закрыть собою человек? Тут лучшее – ещё лучше, плохое – ещё хуже. Обстреливают... И солдат крикнул мне какую-то пошлость. Грязную. И его убило, отрезало половину головы, половину туловища. На моих глазах... Меня затрясло, как в малярии».
Так врать могут не все женщины. А вот подробнее о «чекистках». Это не касается всех женщин, находившихся в Афганистане.
«Наши женщины продаются дуканщикам[торговцам] прямо в дуканах, в подсобках, а они такие маленькие... Зайдёшь в дукан, бочата[дети.] кричат: «Ханум, джик-джик...» – И показывают на подсобку. Свои офицеры расплачиваются чеками, так и говорят: «Пойду к „чекистке»...».
На этом я прекращаю анализировать отвратное чтиво от Светланы Алексиевич. Почему оно было популярно в 1989 году, думаю понятно. Так же, как и ее книга «У войны не женское лицо». Только в начале перестройки можно было издавать подобную муть миллионными тиражами.
Светлана Алексиевич опрометчиво опубликовала фрагменты судов, которые проходили в Минске в начале девяностых годов. Нашлись все же смельчаки (и совсем не важно, подтолкнул их к предъявлению иска кто-либо или нет), которые потребовали возмещения морального ущерба от такой писанины. Из опубликованного видно, как автор нашумевшего, не знаю, романа или документальной повести, хотя это не то и не другое, фальсифицировала рассказы и россказни доверившихся ей людей.
Из судебного иска Ляшенко Олега Сергеевича, бывшего рядового, гранатомётчика:«Алексиевич полностью исказила мой рассказ, дописала то, что я не говорил, а если говорил, то понимал это по-другому, сделала самостоятельные выводы, которые я не делал».
В пылу, в суде, Алексиевич признается Олегу:
«И я изменила твою фамилию. Я изменила её, чтобы защитить тебя, а теперь должна этим же от тебя сама защищаться. Поскольку там не твоя фамилия, то – это собирательный образ... И твои претензии безосновательны...».
Как ловко все повернуто. Так при чем здесь вообще очевидцы, если из них сделали собирательный образ, и автор вложила свои фантазии?
Вот что говорит документалистке мать погибшего офицера в Афганистане:
Из судебного иска Екатерины Никитичны Платициной, матери погибшего майора Александра Платицина:«В монологе, напечатанном в газете и книге, искажён мой рассказ о сыне. С. Алексиевич, несмотря на то, что книга документальная, некоторые факты добавила от себя, многое из моих рассказов опустила, сделала самостоятельные выводы и подписала монолог моим именем».
А это причиненная боль лишь одной из матерей:
«Он был офицер. Боевой офицер. А тут он показан как плакса. Разве об этом надо было писать?
Судья Т. Городничева: Я сама готова заплакать. И не раз плакала, когда читала эту книгу, ваш рассказ. Но что здесь оскорбляет вашу честь и достоинство?
Е. Платицина: Понимаете, он был боевой офицер. Он не мог заплакать. Или вот ещё: «Через два дня был Новый год. Под ёлку спрятал нам подарки. Мне платок большой. Чёрный. «Зачем ты, сыночек, чёрный выбрал?» – «Мамочка, там были разные. Но пока моя очередь подошла, только чёрные остались. Посмотри, он тебе идёт...».
Получается, что мой сын стоял в очередях, он терпеть не мог магазины и очереди. А тут он на войне стоит в очереди... Мне, за платком... Зачем было об этом писать? Он был боевой офицер. Он погиб».
Однако напрасно обращение к бесстыжей «писательнице», собравшей слухи и опубликовавшей их в смутные времена. Это был ее выстрел в спину афганцам, которые не могли не служить Родине в то время.
Следующим эмоциональным выступлением я заканчиваю анализ этой фальшивой книги:
Из выступления Т. М. Кецмура"Я не готовился выступать, я буду говорить не по бумажке, нормальным языком. Как я познакомился со знаменитейшей писательницей мирового уровня? Нас познакомила фронтовичка Валентина Чудаева. Она мне сказала, что эта писательница написала книгу «У войны не женское лицо», которую читают во всем мире. Потом я на одной из встреч с фронтовиками разговаривал с другими женщинами-ветеранами, они мне сказали, что Алексиевич сумела из их жизни сколотить себе состояние и славу, теперь взялась за «афганцев». Я волнуюсь... Прошу прощения...
Она пришла к нам в клуб «Память» с диктофоном. Хотела написать о многих ребятах, не только обо мне. Почему она после войны написала свою книгу? Почему эта писательница с громким именем, мировым, молчала десять лет? Ни разу не крикнула?
Меня туда никто не посылал. Я сам просился в Афганистан, писал рапорты. Придумал, что у меня там погиб близкий родственник. Я немножко поясню ситуацию... Я сам могу написать книгу... Когда мы встретились, я с ней отказался разговаривать, я так ей и сказал, что мы сами, кто там был, напишем книгу. Напишем лучше её, потому что она там не была. Что она может написать? Только причинит нам боль.
Алексиевич теперь пишет книгу о Чернобыле. Это будет не меньшая грязь, чем та, что вылита на нас. Она лишила моральной жизни все наше «афганское» поколение. Получается, что я – робот... Компьютер... Наёмный убийца... И мне место в Новинках под Минском, в сумасшедшем доме...
Мои друзья звонят и обещают набить морду, что я такой герой... Я взволнован... Прошу прощения... Она написала, что я служил в Афганистане с собакой... Собака по дороге умерла...
Я сам в Афганистан просился... Понимаете, сам! Я не робот... Не компьютер... Я взволнован... Прошу прощения..."***
P.S.: Я выше пронумеровал два довольно «тупых» эпизода – (1) и (2). На портале спрашивал, что это? Не нашлось никого ответить на вопрос. Странно. А все довольно просто: это сообщение о военных преступлениях. В 1989 году, когда вышло первое издание книги, был еще Советский Союз. Так вот, прокуратура просто ОБЯЗАНА была возбудить уголовное дело по факту откровений. У журналистки были аудиозаписи и информация на бумажных носителях. Все сразу стало бы ясно с первых же допросов, и не только клевета могла быть инкриминирована «писательнице». Вместо этого, оскорбленные писакой «афганцы» и мать погибшего майора, инициировали лишь гражданское дело (низкий поклон им). Естественно, при этом судебные органы опростоволосились, а С. Алексиевич стала героем.
Хочу отметить, что военные преступления не имеют срока давности...
Александр НОВИКОВ
Личная жизнь звезд всегда является публичным делом. как бы не пытались они скрывать свои отношения, ...
Во время музыкального фестиваля в Гластонбери Джонни Депп, отвечая на вопросы участников, заявил, ...
+ развернуть текст сохранённая копия
