«Кузнецкий мост через р. Неглинную и Кучково поле в XVI веке». Худ. А.С. Янов

Слово «ЛУБЯНКА» сегодня известно во всём мире. С 1920-х годов оно фактически стало синонимом обозначения отечественных служб государственной безопасности. Но история района Лубянка, в котором ныне расположен комплекс зданий ФСБ России, насчитывает не один век. Здесь разворачивались многие драматические события Российской истории.

Кучково поле

Местность между двумя площадями - Лубянской и Сретенских ворот, что в Белом городе (до Бульварного кольца), первоначально называлась Кучковым полем. Название восходит к имени боярина Стефана Кучки, который, по преданию, владел в XII веке землями на территории современной Москвы. Сохранился рассказ о том, как правивший в Киеве князь Юрий Долгорукий отправился в путешествие в Северо-Восточную Русь, чтобы повидать во Владимире своего сына Андрея. По дороге киевский властитель пожелал остановиться во владениях Кучки. Во время пиршества в честь высокого гостя горделивый боярин вступил с Юрием Долгоруким в спор о размерах своих богатств. Он стал уверять, что его сокровищница не уступает княжеской. Юрий Долгорукий посчитал подобные заявления личным оскорблением и велел своим людям схватить чересчур болтливого вельможу. Кучку казнили. Князю настолько приглянулось осмотренное им владение, что он повелел заложить город, названный им Москвой по имени протекавшей здесь реки. Детей же убитого боярина Юрий Долгорукий распорядился отправить во Владимир ко двору сына Андрея, получившего в истории прозвание Боголюбский. Дочь Кучки Улита позднее стала женой владимирского князя, а ее братья - его приближенными. Если древнего хозяина Москвы Стефана Кучку часто называют персонажем, принадлежащим скорее фольклору, чем истории, то существование бояр Кучковичей доказано упоминанием о них в старинной летописи. В записях 1174 года говорится, что они были организаторами убийства Андрея Боголюбского.



На территории Кучкова поля древние москвичи пасли скот. Здесь же совершались и казни. Самой известной стала казнь Ивана Васильевича Вельяминова, принадлежавшего к одному из знатнейших родов. Его отец Василий Васильевич Вельяминов в правление юного князя Дмитрия Ивановича был тысяцким, являясь фактически главным боярином. Этот важный государственный пост на протяжении нескольких поколений занимали представители рода Вельяминовых. Сын умершего тысяцкого Иван был уверен, что станет продолжателем традиции, но к его огромному разочарованию князь Дмитрий принял решение вовсе упразднить ограничивающую монаршую власть должность тысяцкого. Тогда-то затаивший обиду Вельяминов и решился на измену. Он бежал к сопернику московского князя Михаилу Тверскому, а затем перебрался ко двору Мамая. Правитель Орды, готовя поход против князя Дмитрия, отправил Вельяминова в Тверь, чтобы тот уговорил местного князя выступить в тыл московским войскам во время предстоящей войны. Но изменнику не удалось выполнить возложенную на него миссию. За ним была установлена слежка. Схваченного в Серпухове Вельяминова доставили в Москву. 30 августа 1379 года он был казнен на Кучковом поле. За предательство пришлось расплачиваться и его потомкам. Наследники Вельяминова были исключены из числа бояр и перешли в разряд рядового дворянства.

Кучково поле было и местом судебных поединков, называвшихся «полем». Их устраивали для разрешения самых запутанных дел, когда нельзя было твердо установить истину. В этих случаях судья назначал вооруженное столкновение между двумя участниками судебной тяжбы. Считалось, что в ходе поединка Бог обязательно будет на стороне невиновного. При назначении «поля» в особых случаях допускались отступления от общего правила. Если одной из сторон были старики, малолетние, женщины, инвалиды или представители духовенства, то им давалось разрешение выставить вместо себя нанятого бойца. В этой ситуации и представитель другой стороны также получал право обратиться к помощи наемника. Поединки проходили в специально оговоренный день в присутствии наблюдателей. Потерпевший поражение в схватке оплачивал и судебный иск, и все расходы на организацию «поля». Правда, побежденные не всегда отделывались ранениями, нередко они даже погибали в ходе состязания. Закон оговаривал подобные случаи, запрещая требовать возмещение иска с родственников убитого. В случае летального исхода судебного поединка победитель мог рассчитывать только на доспехи своего противника.

26 августа 1395 года на северной окраине Кучкова поля состоялась вошедшая в историю встреча москвичами Владимирской иконы Божией Матери. Ей предшествовали тревожные события. В Москве стало известно, что великий восточный правитель - завоеватель Тамерлан, разгромивший хана Золотой Орды Тохтамыша, намерен повернуть свою армию на Русь. Вскоре худшие опасения стали подтверждаться. Войска тюркского военачальника заняли часть южнорусских земель, разорили Елец. В Москве стали готовиться к обороне. Тем временем митрополит Киприан распорядился доставить из Владимира икону, написанную, по церковному преданию, евангелистом Лукой. Святыню на руках принесли в Москву. В день ее встречи в город прибыл гонец, сообщивший, что грозное войско неожиданно покинуло русские земли. Возможно, это радостное для Руси событие объясняется тем, что Тамерлану пришлось учесть вспыхнувшие в тылу восстания среди ранее покоренных им народов. Как бы там ни было, в Москве с благодарностью возносили молитвы своей небесной заступнице. На месте сретения (церк.-слав. «встреча». - Прим. ред.) чудотворной иконы была возведена церковь, а позднее основан Сретенский монастырь. От названия обители находящийся вблизи нее участок Владимирской дороги получил имя Сретенки.

В эпоху смут

Название «Лубянка» появилось в истории Москвы в XV веке. Его принесли в Москву новгородские переселенцы. Жители Господина Великого Новгорода поселились в Первопрестольной отнюдь не по своей воле. Государь Всея Руси Иван III в годы своего правления в основном завершил процесс объединения русских земель вокруг Москвы. В результате военных походов московского правителя 1471 и 1478 годов был уничтожен суверенитет Новгородской республики. Но среди жителей покоренного древнего города сохранялись сепаратистские настроения, грозившие вылиться в бунт против новой власти. Великий князь московский принял решение организовать переселение новогородской знати в центральные районы своей державы, а на их место направил москвичей и жителей других городов, в лояльности которых был уверен. Новгородцам для проживания в Москве выделили квартал, занимавший территорию от нынешней Лубянской площади до Сретенских Ворот. Новые жители столицы, не желая забывать своих исторических корней, назвали отданную им местность Лубянкой. Ведь точно так же называлась одна из главных улиц Новгорода. Происхождение же этого слова объясняется тем, что в Новгороде традиционно мостили улицы стволами деревьев, с которых сдирали луб, то есть кору. Так мостовая дала имя улице. Новгородцы вообще стремились всячески подчеркнуть связь со своим прошлым. В память о знаменитом новгородском Софийском соборе они построили деревянную церковь Софии. В XVII веке на ее месте была сооружена новая, уже каменная церковь Софии Премудрости Божией, которая сохранилась до наших дней. Она расположена на Пушечной улице (д. 15), вблизи Лубянской площади.

Сама площадь возникла в XV веке, когда для укрепления Москвы были построены новые крепостные укрепления - Китай-город. Перед крепостным мостом специально оставили свободное от застройки пространство. Оно составляло менее половины современной территории Лубянской площади.

Лубянка неразрывно связана с кровавыми событиями XVII столетия, нередко именуемого «бунташным веком». В период захвата столицы польскими интервентами сюда в 1611 году тайно прибыл князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Будущий освободитель Москвы имел поручение подготовить восстание внутри города, которое должно было совпасть с подходом к его стенам Первого ополчения. Но командовавший польским гарнизоном Александр Гонсевский своими жестокими расправами над москвичами спровоцировал 19 марта 1611 года преждевременное вооруженное выступление. Улицы Москвы стали ареной ожесточенных боев. Центром событий оказался район Лубянки, где находилась усадьба Пожарского. Князь Дмитрий Михайлович организовал вблизи своего владения постройку баррикады. Попытки оккупантов в течение дня захватить ее оказались безуспешными. На другой день
Гонсевский принял решение поджечь мятежные районы Москвы. Раздуваемое ветром пламя быстро охватило все многочисленные деревянные постройки, став причиной гибели множества горожан. Один из поляков, очевидцев этого жуткого события, вспоминал, что Москва в тот день была подобна аду. Пожарский пытался продолжать вести оборонительный бой, но из-за неравенства сил и распространения огня его героические усилия были обречены. Тяжело раненного князя, к счастью, смогли вывезти из пылающего города. Дмитрий Михайлович вернулся в Москву в следующем году уже в качестве руководителя Второго ополчения, изгнавшего захватчиков из русской столицы.

МЕДНЫЙ БУНТ. Худ. Э.Лисснер. 1938 г

Лубянка стала местом действия и знаменитого Медного бунта 1662 года, который вспыхнул в силу финансовых трудностей. У государства не хватало денег. Друг и советник царя Алексея Михайловича окольничий Федор Михайлович Ртищев выдвинул идею организовать выпуск медных денег, стоимость которых приравнивалась к стоимости серебряных. Монарх поддержал инициативу. Но она, увы, так и не стала финансовой панацеей, а только спровоцировала дальнейший рост инфляции. Медные монеты быстро обесценивались. К 1662 году за один серебряный рубль давали двенадцать медных. Да и само правительство не способствовало укреплению надежности новых денежных средств, требуя платить налоги лишь серебром. В довершение всех неприятностей получило широкое развитие фальшивомонетничество. Предприимчивые люди организовали переливание в монету медных изделий. В народе были распространены слухи, что подобными финансовыми махинациями промышляет сам тесть царя Илья Данилович Милославский. Утром 25 июля 1662 года у ограды храма Феодосия в центре Лубянской площади собралась большая толпа. Она шумно и агрессивно обсуждала приклеенную к забору бумагу с обвинениями против Милославского и других сановников. Стрелец Кузьма Нагаев и подьячий Лучка Жидкий взяли на себя роли агитаторов, зачинщиков беспорядков.

Разъяренная толпа направилась к селу Коломенскому, где находился царь. Алексею Михайловичу, от которого требовали выдачи на расправу близких к нему людей, пришлось самолично выйти к бунтовщикам и вступить в переговоры. А тем временем в городе творились грабежи и бесчинства. Дело завершилось тем, что собранное стрелецкое войско сумело окружить восставших и открыло по ним огонь. Сотни людей погибли. Автора крамольного письма так и не нашли, зато были схвачены отличившиеся в день бунта Нагаев и Жидкий. Их обоих казнили на Лубянской площади у ограды церкви Феодосия. Хотя мятеж и подавили, правительство извлекло из него уроки. Выпуск медных денег был приостановлен.

Тени прошлого

О Лубянке, как и о других старинных районах Москвы, ходит немало легенд. Суеверные люди передавали слухи, что здесь не раз видели давно умерших, но обитавших здесь ранее людей: начиная со Стефана Кучки и заканчивая владельцами дворов, усадеб, особняков. Встреч с некоторыми призраками опасались особенно. Ведь здесь жили и люди, оставившие после себя громкую, но очень печальную память.

На Лубянке находился двор недоброй памяти Дарьи Николаевны Салтыковой, вошедшей в отечественную историю под зловещим прозвищем Салтычиха. Она принадлежала к верхам российской знати, была обладательницей крупного состояния. О Салтыковой периода ее замужества не осталось ужасных воспоминаний. Более того, ее характеризовали как весьма религиозную женщину. К 25 годам из-за ранней смерти мужа она осталась вдовой. В этот период и начало развиваться ее психическое заболевание, нашедшее выражение в садизме. Исследователи говорят, что по ее приказу, а иногда и непосредственно ею были зверски убиты 139 принадлежавших ей крепостных. В основном жертвами осатаневшей барыни оказывались женщины. Салтычиха лично обливала жертв кипятком, поджигала им волосы, била до смерти головой о стену. Особую ненависть садистки вызывали девушки, которых в ближайшее время ожидало замужество. Кошмарные деяния хозяйки усадьбы на Лубянке не были тайной. Властям в течение нескольких лет отправлялись сообщения о творимых преступлениях. Но высокое общественное положение Салтыковой и связи позволяли ей долгое время быть недосягаемой для правосудия. Только после вступления на престол Екатерины II, желавшей показать себя в начале правления сторонницей строгой законности, началось разбирательство. Царица рассудила, что далее невозможно терпеть положение, когда в центре Москвы почти открыто и совсем безнаказанно действует, говоря современным языком, серийный маньяк. На основе жалобы крестьянина Ильина, у которого хозяйка последовательно убила трех жен, Салтычиху взяли под стражу. Арестованная отрицала все обвинения, заявляя, что числившиеся пропавшими крестьяне находятся в бегах. Но следствие сумело доказать 38 убийств, совершенных непосредственно Салтыковой.

Указом императрицы злодейку не только лишили дворянского звания, но и признали недостойной называться женщиной. В 1768 году Салтычиха в течение часа была выставлена прикованной к столбу на эшафоте с надписью «мучительница и душегубица». После этого ее отправили в подземную тюрьму Ивановского монастыря в Москве. В первый же год заключения арестантка окончательно лишилась разума. В абсолютной темноте подземелья Ивановской обители она прожила долгие 33 года.

Допросы Салтычихи проводились недалеко от ее дома в здании московского отделения Тайной экспедиции. Оно располагалось там, где сейчас находится скверик у безымянного проезда, ведущего от Лубянской площади к Фуркасовскому переулку. Тайной экспедицией в царствование Екатерины Великой заведовал знаменитый Степан Иванович Шешковский, проводивший дознания и в Петербурге, и в Москве. Он широко практиковал пытки, называемые в его время «допросами с пристрастием». Само имя хозяина Тайной экспедиции вселяло ужас. Известен рассказ о том, что, когда арестованному автору книги «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищеву сообщили, что его делом будет заниматься Шешковский, писатель упал в обморок. Александр Сергеевич Пушкин записал услышанную историю: «Потемкин, встречаясь с Шешковским, обыкновенно говаривал ему: «Что, Степан Иванович, каково кнутобойничаешь?». На что Шешковский отвечал всегда с низким поклоном: «Помаленьку, Ваша светлость!». А путеводитель по Москве, изданный в 1833 году, сообщал: «Старожилы московские еще помнят железные ворота сей Тайной, обращенные к Лубянской площади; караул стоял во внутренности двора. Страшно было, говорят, ходить мимо».

Историей «Дома ужасов» интересовался знаменитый исследователь Москвы Владимир Алексеевич Гиляровский. В «Москве и москвичах» Дядя Гиляй приводит свидетельство очевидца прежних времен о том, как по приказу сына Екатерины императора Павла из тюрьмы Тайной канцелярии были освобождены ее узники: «Когда их выводили на двор, они и на людей не были похожи: кто кричит, кто неистовствует, кто падает замертво... На дворе с них снимали цепи и развозили кого куда, больше в сумасшедший дом.» Гиляровский описал и историю сноса мрачного здания, свидетелем которого оказался уже непосредственно он сам. «Король московских репортеров» получил тогда возможность изучить подземные помещения Тайной экспедиции. К его удивлению, кроме подвальной тюрьмы, о существовании которой он слышал и ранее, была найдена еще более глубокая и страшная темница. Когда пробили замурованную стену, в одном из ее «каменных мешков» обнаружили человеческий скелет на цепи.

Перемены XIX столетия

В XVIII - первой половине XIX века Лубянка имела репутацию респектабельного района, в котором селились представители аристократических родов: Голицины, Долгорукие, Волконские. С середины XVIII века здесь стали приобретать дома и иностранцы. Этот факт отразился и в географических названиях. Переулок между Большой Лубянкой и Мясницкой вплоть до сегодняшнего дня именуется Фуркасовским. Своим названием он обязан жившему здесь французу Фуркасе, мастеру по изготовлению париков. Французская колония Лубянки даже добилась в конце XVIII века разрешения на строительство католического храма. Костел освятили в 1791 году. Позднее на его месте в 1830-е годы была построена новая католическая церковь, сохранившаяся до нашего времени (ул. Малая Лубянка, д. 12а). Костел посвящен почитаемому в католицизме святому французскому королю Людовику IX, ставшему организатором двух последних Крестовых походов для освобождения Святой земли.

Одним из известнейших жителей района Лубянки был граф Федор Васильевич Ростопчин. Его дворец, построенный на месте двора князя Пожарского, находится на Большой Лубянке (д. 14). В период войны 1812 года Ростопчин был губернатором Москвы. В лубянский дом Ростопчина привезли смертельно раненного на Бородинском поле Петра Ивановича Багратиона. В губернаторском особняке в августе 1812 года жил историк Николай Михайлович Карамзин, покинувший древнюю столицу вместе с отступающей русской армией. Роль самого Ростопчина в роковые дни испытаний была весьма неоднозначной.

У стен его лубянского дворца накануне занятия города французами произошло кровавое событие, памятное по описанию в эпопее Льва Толстого «Война и мир». Толпа людей пришла к жилищу готовящегося к отъезду губернатора, неоднократно заявлявшего, что «злодею в Москве не бывать». Граф приказал привести из тюрьмы купеческого сына Верещагина, ранее распространявшего написанные им прокламации, выдаваемые за наполеоновские. Губернатор организовал перед недружелюбно настроенной толпой казнь этого, вероятно, душевнобольного человека. Сам Федор Васильевич вспоминал об этом: «Я объявил ему, что он приговорен сенатом к смертной казни и должен понести ее, - и приказал двум унтер-офицерам моего конвоя убить его саблями. Он упал, не произнеся ни единого слова». Многие современники считали, что граф этой расправой отвлек внимание толпы от своей персоны ради того, чтобы безопасно покинуть город. Александр I в письме Ростопчину отметил, что «казнь была бесполезна и притом ни в каком случае не должна была совершиться таким образом».

Суд над Верещагиным в 1812 году. Худ. А. Д. Кившенко, 1877 год

После освобождения Москвы Лубянка, как и вся Москва, преобразилась. Городские власти приняли решение соорудить на центральных площадях фонтаны для разбора воды из Мытищинского водопровода. Лубянскую площадь украсили фонтаном, созданным известным скульптором Иваном Петровичем Витали. Он представлял собой четыре фигуры бронзовых мальчиков с дельфинами, которые вместе поддерживали большую чашу из красного полированного гранита. Скульптуры олицетворяли главные реки России. Произведение Витали стало на десятилетия символом Лубянки. К нему съезжались водовозы с бочками на санях и сходились люди с коромыслами. В отличие от фонтана работы того же Витали на соседней Театральной площади, сохранившего свое историческое местоположение, лубянский фонтан в 1932 году был демонтирован. Позднее на его месте установили памятник Дзержинскому. Но работа Витали сохранилась. В наши дни фонтан украшает двор перед зданием президиума Российской академии наук (Ленинский проспект, д. 14).

Лубянка позапрошлого столетия отличалась разнообразием сфер деятельности. На весь город получил известность лубянский рынок, на котором преобладала оптовая продажа. Незабвенный Гиляровский рассказывал: «Разносчики, главным образом тверские, покупали здесь товар и ходили по всей Москве, вплоть до самых окраин, нося на голове пудовые лотки и поставляя продукты своим постоянным покупателям». Но Лубянка была и одним из учебных центров города. На месте современного дома № 12 на Большой Лубянке находилось здание 3-й Московской гимназии. В ее стенах также было организовано одно из первых учебных заведений для женщин - Лубянские курсы. Женское образование в России делало тогда еще только первые шаги, но уже получило поддержку крупнейших научных специалистов своего времени. Лекции по истории молодым дамам читал сам Василий Осипович Ключевский.

Лубянская площадь. Водоразборный фонтан, дом страхового общества «РОССИЯ» 1920-е годы

К концу XIX века Лубянка все больше превращалась в деловой квартал. Ее стали именовать районом страховых компаний, ведь здесь размещалось 15 из 17 страховых компаний Москвы. Обратило на Лубянку свое внимание и одно из крупнейших страховых обществ в империи - «Россия». Его правление находилось в Северной столице, но оно не упускало из поля зрения и московский рынок страхования. Общество приобрело у титулярного советника и весьма известного в свое время гравера Николая Семеновича Мосолова принадлежавший ему участок земли со всеми строениями, которые вскоре были снесены. На их месте возвели доходный дом, выходивший главным фасадом на Лубянскую площадь, а боковыми фасадами - на Большую и Малую Лубянку. Первый этаж доходного дома арендовали магазины, второй - офисы различных фирм (здесь же находился и московский офис самой «России»), третий, четвертый и пятый этажи сдавались под квартиры. «Россия» весьма успешно подсчитала свои будущие дивиденды: арендаторы доходного дома приносили обществу свыше 162 тысяч рублей в год. Но хозяева компании не смогли «высчитать» социалистическую революцию, повлекшую национализацию имущества. После прихода к власти большевиков дом № 2 на Лубянской площади (бывший дом страхового общества «Россия») стал в 1919 году основным зданием органов государственной безопасности. В последующие десятилетия здание значительно расширили. Его надстроили, к нему присоединили новые корпуса. В результате плана реконструкции, разработанного выдающимся архитектором Алексеем Викторовичем Щусевым, выходящий на площадь участок улицы Малая Лубянка застроили, и улица стала начинаться от Фуркасовского переулка.

Прошлое Лубянки хранит еще много интереснейших событий и тайн, что привлекает к исследованию этой старинной московской местности историков, литераторов, кинематографистов и всех неравнодушных к истории своей страны людей.

Павел Серёгин. Журнал «ФСБ: За и Против»

ertata

Я всегда считал, что не символы делают человека, а человек – символы. Оказывается, нет: тут скандал разгорается на тему продажи в открывшемся на прошлой неделе после долгой реконструкции Детском мире на Лубянке игрушек с нацистской символикой. Прокуратура стольного града, вроде как, уже даже дело завела о возбуждении вящей ненависти и истовой вражды. То ли инфоповод […]

На тему строительства храма на территории Сретенского монастыря сломано много копий и сказано практически все. На данный момент новый храм краем строительного котлована затронет часть охранной зоны уже существующего храма и потребует сноса нескольких старых зданий, "формирующих среду". Все ли так плохо? Конкретно, хотя и довольно коротко развенчаны соответствующие мифы вот здесь: http://matveychev-oleg.livejournal.com/672233.html

Однако хотелось бы кое-что добавить. Предлагающим восстанавливать вместо "новодела" существовавшие церковные здания ансамбля монастыря хотелось бы заметить, что храм освящается не древностью, а молитвой, которая в нем совершается. "Светлый, эсхатологический образ храма, говорящий о торжестве и победе Христа и Его Церкви в Царствии Небесном" будет доминировать над остатками старой Москвы, как ранее доминмровала на всех панорамных снимках. "Колокольный звон Сретенской обители славился еще с XVII века, и на то были веские причины. Надвратная колокольня монастыря венчала Сретенский холм, представлявший собой высокий левый берег реки Неглинной. Приближались ли люди к Сретенскому монастырю по Сретенке или со стороны Кремля, они видели: Святая колокольня возвышается над всем. Она доминировала во всех панорамных видах города. Колокольный звон Сретенского монастыря медленно спускался с вершины холма, полновесно заполняя всю долину реки Неглинной и располагавшиеся в ней слободы" http://www.pravoslavie.ru/sm/33397.htm Почему подобные чувства не сможет вызывать "Светлый, эсхатологический образ храма, говорящий о торжестве и победе Христа и Его Церкви в Царствии Небесном", критики не уточняют.
Кроме того, "новодел", будто бы способный испортить историко-культурный ладшафт нив какое сравнение не идет с практикой, к примеру, все и вся воссоздающей, реставрирующей и консервирующей Германии - вы когда-нибудь видели  новую, построенную для большого количества верующих кирху рядом с сохраненной (намеренно законсервированной) мемориальной Кирхой Кайзера Вильгельма в Берлине? Это просто стеклянный конус неимоверной высоты.

Можно сказать и о том, о чем критики не скажут. Можно сказать, что деньги на строительство храма условно собраны с миру по нитке - ведь в основу, говорят, легли средства, вырученные от проданной сверхпопулярной книги "Несвятые Святые". Это наша новая история, это, можно сказать, народный Собор, который, возможно, станет новым духовным центром для новых людей новой Москвы. Кстати, храм Христа Спасителя в отличие от нового объекта Сретенского монастыря, стоил город и его спонсоры.

Теперь что касается места, выбранного для храма, посвященного новомученикам. Критики говорят, что "на этом месте нет крови". Однако "Архнадзор" прекрасно знает о "расстрельном доме" на Никольской улице (дом 23), который находится не прямо вплотную, а через целую площадь по отношению к соловецкому камню. Аналогичные смещения есть почти во всех местах, имеющих отношение к истории террора, новомученикам и прочая вплоть до печально знаменитого бутовского полигона, история и зона захоронения которого по моему скромному мнению еще предстоить изучить.

Есть еще один момент. В центре города, в основном состоящего из учреждений, фирмочек и прочих вымирающих по выходным структур, должна звучать молитва. Если не попавшие в любимый храм прихожане издалека будут разбегаться по окраинам, это будет только ухудшит сложившуюся ситуацию.
Остановимся на мгновение и вспомним критиков воссоздания храма Христа Спасителя. Вспомним очереди к святыням, туда привозимым, которые стали символом православной столицы и русского православия в новое время для наших зарубежных соседей и твердо ответим критикам аргументами важности строительства, а также подождем решений, которые в скором времени должны предстаивть архитектурные власти города.

P.S.

... мы в «Архнадзоре» предлагаем альтернативные решения. С запада к территории монастыря прилегает достаточно обширный продолговатый участок земли, застроенный одно- и двухэтажными зданиями и гаражами, не представляющими никакой ценности. При определённой корректировке проекта храм можно уместить и там. А чтобы прирастить территорию Сретенского монастыря, мы советуем воссоздать снесённые в 20−30-е годы прошлого века монастырские постройки, которые располагались вдоль нынешней Большой Лубянки. Для этого придётся отнять у этой улицы тротуар и, может быть, небольшой кусок проезжей части. Но в свете последних транспортных решений московского правительства по расширению пешеходных зон этот шаг выглядит вполне логично.
http://www.the-village.ru/village/city/architecture/134659-kommentariy-dnya

Давайте на секунду представим абсолютно всегда загруженную Большую Лубянку с огромным количеством односторонних переулков вокруг, бесконечно загруженный сретенский бульвар, сужение/превращение в пешеходную зону этой самой Большой Лубянки ... и реакцию тех же критиков ...

Имел честь ознакомиться с высказыванием Эдуарда Лимонова по поводу акции 15 декабря на Лубянской площади, в частности, обращенным ко мне в связи с моей оценкой того же события.

Я, в отличие от некоторых, с уважением отношусь к Эдуарду Вениаминовичу и возглавляемым им организациям: и той, название которой нельзя упоминать, и – потом - «Другой России». Уважаю его и как великого русского писателя, и как мужественного и решительного политика. Не раз участвовал в акциях «Стратегии-31», идея которой принадлежит Лимонову и его сторонникам, а один раз, будучи задержанным на одной из них, даже оказался с Эдуардом Лимоновым в одном автозаке.

Мне, конечно,  льстит и внимание Эдуарда Вениаминовича, и отнесение  им меня к «вождям буржуазии» (как это ни смешно), но  рациональный политический анализ не кажется мне его сильной стороной и согласиться с его оценками не могу.

И дело тут не в самой акции  у Соловецкого камня.  Главными претензиями к ней у Э.Лимонова оказывается якобы имеющий место «двойной стандарт» власти: мол, на Триумфальной разгоняют сразу, а тут  «дали полтора часа тусоваться на площади». Мы не ответчики за московскую власть и полицию, хотя, думаю, что если бы мы призывали к несогласованному митингу на Лубянской площади, сценарий был бы примерно такой же, как и на Триумфальной.  Ни я, ни кто-то еще, насколько мне известно, не называли победой тот факт, что нам удалось полтора часа  почти без задержаний пребывать на площади. Даже задачи такой не ставилось: участников приглашали не продержаться на ней как можно дольше, а возложить цветы, просто на 15 минут выйти на Лубянку.  Хотя, конечно, многие задержались и дольше.  Но дело не в этом. Победа не в том, что от нас мало зависит – конечно, захотели бы, -  перекрыли бы  площадь. Она в том, что мы не пошли на поводу нелепых требований Мэрии, в том, что при всей ограниченности инструмента интернет-голосований,  создали прецедент учета мнения  тысяч участников протеста, и, наконец, главное, в том, что тысячи граждан вышли на площадь, несмотря на мороз и угрозы.

Но, повторюсь,  спор не об акции как таковой.

Спор - по поводу странных выводов, которые делает Эдуард Вениаминович.  « Год назад стотысячная волна поднялась не  по  вашему поводу, вы её просто   с...дили. И довели до карликовых размеров,- вот что мы увидели вчера - конечный продукт вашей деятельности» - пишет Лимонов. И это, на мой взгляд, откровенная чушь. Не говорю уж о том, что в субботу не было никакого «конечного продукта»:  акция 15 декабря – небольшой эпизод в долгой борьбе. Но в целом, начав «за здравие»: «стотысячная волна поднялась не по вашему поводу», Лимонов кончает за упокой: «с...дили,  довели…».  Волна, разумеется,  поднялась не по «нашему» поводу, равно как не по поводу Лимонова. Она поднялась «по поводу» чувства собственного достоинства граждан и наглых фальсификаций лживой воровской власти. Ровно так же никто не мог ее ни до чего ее довести. Столь мощные тектонические процессы не  поддаются управлению  с помощью публицистических и митинговых заклинаний.  На них влиять можно изменениями самой материи  народного бытия, но это не под силу даже г-ну Лимонову.  Если бы у него (или у кого-то еще)  были бы  средства управления этими процессами, они бы направили их в нужное русло. И жалкие  оправдания насчет того, что «буржуазные вожди» забрали у Эдуарда Лимонова трибуну митингов и ресурсы СМИ, микрофоны и мегафоны, вызывают только иронию.

И это действительно важная  разница. По Лимонову (и другим апологетам революционного романтизма), они – демиурги, ведущие и направляющие бестолковую толпу согласно своим гениальным замыслам.  А,  по-моему, любые лидеры нынешнего протеста – лишь модераторы объективных процессов,  способные, в какой-то степени,  придавать движению форму и слегка менять его направление в случае, если правильно понимают и предвидят его  общий вектор.  Произвольно  поменять его они  не в силах.

И жизнь (в частности, в социологических данных) показывает, что второй подход верен. Караван изменений настроения общества идет, игнорируя драматические заклинания  факиров-демиургов, даже таких уважаемых, как Эдуард Вениаминович Лимонов.