Одна древняя, но стоящая песня.

                      

                      

                      

                      

                      

                      

                      

                      

                      

Он умер в 1999 году. Ему было всего 62 года. Сердце отказало...

                      

Он замечательный артист, на счету которого десятки интересных кино и театральных ролей. Но помним мы его, прежде всего, по двум самым ярким.

Бабса Баберлея в эксцентричной комедии «Здравствуйте, я ваша тётя!» (1975) режиссёра Виктора Титова.
                      

И мультипликационном сериале про кота Леопольда. Кстати, снято семь выпусков, последний (надеюсь, что крайний) - в 2015 году.
                      

Здоровья, Саны Саныч и новых ролей.

                      

Я имею в виду его автобиографический роман «В окопах Сталинграда», написанный в 1946 году, который считаю лучшим произведением о Великой Отечественной.

Писатель должен пройти через огонь, побывать в окопах и на бастионах, чтобы иметь право писать об этом. Желательно пройти пекло боёв бойцом, а не сторонним наблюдателем.
                      

Поэтому я так ценю «Севастопольские рассказы» Льва Толстого, написанные в период Крымской войны - в 1855 году.

Некрасов был сапёром, Толстой - артиллеристом. Оба воевали в самом горниле сражения. Первый - на Мамаевом кургане, второй - на четвертом бастионе.

Я бросаю гранату наугад вперед, во что-то чернеющее. Бросаюсь рывком. Чувствую каждую мышцу в своем теле, каждый нерв. Мелькают в темноте, точно всполохнутые птицы, фигуры. Отдельные вскрики, глухие удары, выстрелы, матерщина сквозь зубы. Траншея. Осыпающаяся земля. Путаются под ногами пулеметные ленты. Что-то мягкое, теплое, липкое... Что-то вырастает перед тобой. Исчезает... Ночной бой. Самый сложный вид боя. Бой одиночек. Боец здесь все. Власть его неограниченна. Инициатива, смелость, инстинкт, чутье, находчивость - вот что решает исход. Здесь нет массового, самозабвенного азарта дневной атаки. Нет чувства локтя. Нет "ура", облегчающего, все закрывающего, возбуждающего "ура". Нет зеленых шинелей. Нет касок и пилоток с маленькими мишенями кокард на лбу. Нет кругозора. И пути назад нет. Неизвестно, где перед, где зад. Конца боя не видишь, его чувствуешь. Потом трудно что-либо вспомнить. Нельзя описать ночной бой или рассказать о нем. Наутро находишь на себе ссадины, синяки, кровь. Но тогда ничего этого нет. Есть траншея... заворот... кто-то... удар... выстрел... гашетка под пальцем, приклад... шаг назад, опять удар. Потом тишина.


Часовой опять закричит: «Пушка!» — и вы услышите тот же звук и удар, те же брызги, или закричит: «Маркела!» — и вы услышите равномерное, довольно приятное и такое, с которым с трудом соединяется мысль об ужасном, посвистывание бомбы, услышите приближающееся к вам и ускоряющееся это посвистывание, потом увидите черный шар, удар о землю, ощутительный, звенящий разрыв бомбы. Со свистом и визгом разлетятся потом осколки, зашуршат в воздухе камни, и забрызгает вас грязью. При этих звуках вы испытаете странное чувство наслаждения и вместе страха. В ту минуту, как снаряд, вы знаете, летит на вас, вам непременно придет в голову, что снаряд этот убьет вас; но чувство самолюбия поддерживает вас, и никто не замечает ножа, который режет вам сердце. Но зато, когда снаряд пролетел, не задев вас, вы оживаете, и какое-то отрадное, невыразимо приятное чувство, но только на мгновение, овладевает вами, так что вы находите какую-то особенную прелесть в опасности, в этой игре жизнью и смертью; вам хочется, чтобы еще и еще часовой прокричал своим громким, густым голосом: «Маркела!», еще посвистыванье, удар и разрыв бомбы; но вместе с этим звуком вас поражает стон человека.

Просто и безыскусно, но вместе с тем занимательно о самом страшном - о войне.