Э.В.: Свой пост я озаглавил по-другому...Так,полагаю,справедливее...

7 ЛЕГЕНДАРНЫХ РУССКИХ ТАНКОВ

Танки - грозное оружие, символ мощи и силы мировых держав. Наша страна – не исключение. Вспомним 7 легендарных русских танков

1. МС-1 (Т-18)

 МС-1 (Т-18) стал первым советским массовым танком. Всего было выпущено около 960 единиц. Впервые в боях МС-1 были использованы в конфликте на КВЖД в 1929 г., когда атака 9 танков  обратила в бегство китайскую пехоту. Во второй половине 30-х - начале 40-х годов значительная часть этих машин использовалась в качестве неподвижных огневых точек на границе на Дальнем Востоке и Карельском перешейке. Эпизодически встречаются упоминания об  участии МС-1 в боевых действиях и в первые месяцы Великой Отечественной войны. До наших дней в качестве музейных экспонатов и памятников сохранилось не более 10 МС-1.

 БТ-7 - быстроходный танк. Его военным дебютом стали боевые действия против японских войск у озера Хасан летом 1938 г. Однако наилучшим образом БТ-7 показали себя годом позже в Монголии в боях на Халхин-Голе, где в степях в полной мере проявились высокая скорость и маневренность этого танка. Успешно действовали БТ-7 во время похода Красной Армии в Польшу в сентябре 1939 г., когда стремительное продвижение мобильных танковых групп позволило парализовать возможные активные действия польских войск. На начальном этапе Великой Отечественной войны по своим боевым качествам БТ-7 не уступали большинству немецких танков и применялся до первой половины 1942 г. Заключительным эпизодом в боевой биографии БТ-7 стала советско-японская война в августе-сентябре 1945 г. На тот момент эти уже устаревшие танки входили в состав вторых батальонов танковых полков и шли в прорыв за более мощными Т-34 и ИС-2.

 Т-34/76.  Один из лучших средних танков на 1940 г. Сочетал в себе хорошую броневую защиту и мощное вооружение. 76 мм пушка танка могла эффективно бороться как с живой силой, так и техникой . По крайней мере, до середины 1942 г. противник ему мало что мог противопоставить. Нередко Т-34, получив многочисленные попадания, оставались в строю.  Самый результативный советский танкист , сражавшийся на Т-34 , Д. Ф. Лавриненко (4-я танковая бригада) с октября по декабрь 1941 г. уничтожил или вывел из строя 52 два немецких танка. С появлением в 1943 г. у противника тяжелой техники серьезной модернизации подвергся и Т-34. Была усилена броневая защита, добавлен пятый член экипажа, а танк вооружен новой 85-мм пушкой, способной на ближней и средней дистанциях поражать практически все немецкие танки. Новые  Т-34/85 с марта 1944 г. стали поступать на фронт.  Т-34 оказался во многом не идеальным, но простым в производстве и освоении, а также самым массовым в мире  танком. Во второй половине XX века Т-34 использовались в  конфликтах  вплоть до 90-х годов (война в Югославии).

 КВ-1 - советский тяжелый танк. Первые КВ прошли войсковые испытания в последние недели советско-финской войны. На июнь 1941 г. КВ мог считаться одним из сильнейших тяжелых танков в мире. Известен случай в июне 1941 г. в районе Рассеняя, когда один КВ-1 сковал действия немецкой дивизии почти на двое суток.  В одном из немецких документов отмечалось: «Практически  не  было  средств, чтобы  справиться с чудовищем. Танк нельзя обойти, вокруг топкая местность. Нельзя подвезти боеприпасы, тяжелораненые умирали, их нельзя  было  вывезти. Попытка  ликвидировать танк огнем 50-миллиметровой противотанковой батареи с расстояния 500 метров привела к тяжким потерям в расчетах и орудиях. Танк не имел повреждений, несмотря на то что, как  выяснилось,  получил 14  прямых  попаданий. От них остались лишь вмятины на броне. Когда подвезли 88-миллиметровое орудие на расстояние 700 метров, танк спокойно выждал, пока оно будет поставлено на позицию, и уничтожил его. Попытки саперов  подорвать танк  оказались  безуспешными.  Заряды  были  недостаточными  для  громадных гусениц. Наконец  он  стал жертвой  хитрости.  50  немецких  танков  симулировали атаку со всех сторон ,чтобы отвлечь внимание. Под прикрытием ее удалось выдвинуть и  замаскировать 88-миллиметровое орудие с тыла танка. Из 12 прямых попаданий 3 прошили броню и уничтожили танк". К сожалению , большая часть КВ была потеряна не из за боевых причин, а поломок и нехватки горючего. В конце 1943 г. на смену КВ пришли тяжелые танки ИС.

 ИС-2  («Иосиф Сталин»)  тяжелый танк. Был создан для прорыва сильно укрепленных позиций противника и борьбы с тяжелыми танками врага.  Известен случай, когда в ходе Львовско-Сандомирской операции, два ИС-2 ,  действуя из засады, за два дня  уничтожили 17  немецких танков и самоходок. ИС-2 оказался незаменим в качестве штурмового орудия при прорыве обороны противника, особенно на Берлинском направлении и под Кенигсбергом.  В послевоенный период танк прошел модернизацию и официально оставался на вооружении вплоть до 1995 г.

 Т-54 создавался с учетом опыта Второй мировой войны и стал основным участником военных конфликтов второй половины XX века. Т-54 и его  более поздняя модификации Т-55 с атомной защитой применялись в Венгрии (1956г.), Чехословакии (1968г.), во Вьетнаме, войнах на Ближнем и Среднем Востоке вплоть до начала XXI века.  Одним из последних конфликтов, где нашли применение Т-55 стали боевые действия в Южной Осетии, где состоял  на вооружение частей Южноосетинской республики.  Помимо этого, Т-55 стал базой для создания целого ряда образцов военной инженерной техники.

 Т-72  - основной танк. Производство этого танка было развернуто с 1973 г.  Начиная с конфликта в Ливане 1982 г.  Т-72  активно использовался в войнах на Ближнем Востоке и на территории бывшего СССР. Примечательны действия группы из четырех российских танков под командованием капитана  Юрия Яковлева в августе 2008 г. , которая в течение двух суток вела уличные бои в Цхинвале.  Потеряв  один танк (один член экипажа ранен), группа обеспечила отход российских миротворцев, уничтожив не менее 8 танков и боевых машин противника.

Итак средний русский, еще до Первой мировой войны, был почти в 7 раз беднее среднего американца, и больше чем в 2 раза беднее среднего итальянца. Даже хлеб — основное наше богатство — был скуден. Если Англия потребляла на душу населения 24 пуда, Германия 27 пудов, а САСШ — целых 62 пуда, то русское потребление хлеба было только 21, 6 пуда — включая во все это и корм скоту. Нужно при этом принять во внимание, что в пищевом рационе России хлеб занимал такое место, как нигде в других странах он не занимал. В богатых странах мира хлеб вытеснялся мясными и молочными продуктами и рыбой» (И. Солоневич «Народная монархия», М., 2003, с.с. 77-78)И.Солоневич-белоэмигрант, монархист и антикоммунист

«Таким образом, староэмигрантские песенки о России как о стране, в которой реки из шампанского текли в берегах паюсной икры, являются кустарно обработанной фальшивкой: да, были и шампанское, и икра, но — меньше чем для одного процента населения страны. Основная масса этого населения жила на нищенском уровне»

И.Солоневич

К несчастьям России прибавился еще и голод на ее юго-восточной территории по размерам в несколько раз превосходящей Великобританию. В районе Казани татарские крестьяне продают своих детей за хлеб. В борьбе с голодом много сделано благотворительными организациями, государство снабжает эти провинции зерном, но доставка и распределение продовольствия во многом осложнено снежными заносами на железных дорогах

Газета «Русское слово» 1907год

На днях на станции Ртищево пропали 3 вагона с хлебом, предназначенным для голодных. Вагоны эти как в воду канули. Министерство внутренних дел командировало для расследования этого загадочного факта чиновника особых поручений. Особняка, который прибыл на станцию, роется в бумагах, но пока вагонов нет, как нет. (Сег).

Газета «Русское слово» 1907год

Вчера в общеземскую организацию поступило несколько крупных пожертвований в пользу голодающих: от собрания акционеров компании Зингер – 2500 руб., от общего собрания даниловского отдела московского
общества трезвости 500 р. и из Нью-Йорка от Мортон-треста – 23 504 руб. Графом Львом Николаевичем Толстым получено в пользу голодающих 5 тыс. долларов от духоборов из Канады.

Газета «Новое Время» 1907год

ИСТОРИЯ РОССИИ НАЧАЛА XX ВЕКА

Николай Ерофеев

Без преувеличения можно сказать, что вопрос, являющийся предметом моего рассмотрения, имеет исключительную значимость. Во-первых, современной экономической наукой уровень развития той или иной страны определяется не с помощью ее макроэкономических показателей, как это было принято раньше, а уровнем жизни ее населения. Во-вторых, согласно утверждениям другой науки — политической психологии, — потребности материального благополучия и безопасности играют доминирующее значение в иерархии социальных интересов масс. Неспособность государства удовлетворить эти первостепенные нужды населения неизбежно приводит к тотальному недовольству политикой государства и появлению коллективных непримиримых оппозиционных настроений[1].

Таким образом, обращение к данному вопросу, с одной стороны, отвечает насущнейшему для нынешнего времени методологическому требованию нового подхода к освещению истории России, с другой — оно важно в научно-познавательном плане, так как позволяет точнее представить уровень социально-экономического развития России в конце XIX — начале XX в., ее место в мире и перспективу страны в случае сохранения существовавшего порядка вещей. Обращение к этой теме также помогает лучше понять причины и смысл тех политических и социальных катаклизмов, которые пришлось пережить России в тот период. Однако с сожалением приходится констатировать, что указанная проблема до сих пор не подвергалась специальному исследованию. В работах, так или иначе касающихся ее, как правило, приводятся сведения, носящие бессистемный, фрагментарный характер, к тому же в большинстве случаев без указания на те источники, из которых они получены. Мало, а чаще всего — и вовсе научно необоснованными, окрашенными идеологическими и политическими пристрастиями авторов и потому крайне противоречивыми, являются и общие оценки проблемы. Особо надо /55/ подчеркнуть то, что не предпринято даже попытки рассмотреть ее в динамике и в сравнении этой динамики с динамикой в других странах.

Неудовлетворительная изученность вопроса объясняется, однако, не только его новизной в историографии и чрезмерной зависимостью от политики и идеологии, но и состоянием источниковой базы, трудоемкостью работы с нею. Из-за того, что эта тема не была предметом специального интереса тогдашней власти, а следовательно, и официальной статистики, не отложилось документов, в концентрированном виде содержащих сведения надлежащего ее освещения. Их надо собирать по крупицам, перелопачивая целый ряд разнообразных источников. Еще сложнее обстоит дело с выявлением динамики вопроса.

Попытаюсь, однако, более подробно охарактеризовать то, что какой-то мере можно отнести к историографии темы. Однозначно негативной была оценка уровня жизни в России в исследуемый период либералами и революционерами того времени. Чрезмерная ангажированность этих лиц дает повод предположить, что их оценка вряд ли является адекватной. Между тем факты, извлеченные мною из источников иного происхождения, говорят о том, что эта оценка страдает лишь преувеличением, но в принципе не является неверной. Это подтверждается, в частности, точкой зрения представителей тогдашнего правительственного лагеря, противостоявшего либералам и революционерам, министра финансов С.Ю. Витте, товарища министра внутренних дел, экономиста и идеолога умеренно правых В.Г. Гурко и императора Николая II. Думаю, что в информированности и компетентности названных государственных деятелей сомневаться не приходится и потому их мнения заслуживают особого внимания. Важно подчеркнуть и то, что эти мнения были высказаны в разное время рассматриваемого периода и таким образом позволяют в какой-то мере судить не только о статике, но и динамике предмета.

С.Ю. Витте на совещании министров 17 марта 1899 г., проходившем под председательством Николая II и обсуждавшем вопрос об основаниях действующей в России торгово-промышленной политики, говорил: «Если сравнивать потребление у нас и в Европе, то средний размер его на душу составит в России четвертую или пятую часть того, что в других странах признается необходимым для обычного существования». Это высказывание Витте относится к завершающей стадии промышленного бума, пережитого Россией в 90-е годы. Как видим, достигнутые при этом успехи не вводили в заблуждение отца российской индустриализации.

Отмечая, что промышленность России «увеличилась в последние 30 лет в 7 раз», он подчеркивал, что «рост потребностей /56/ страны далеко опережает успехи ее промышленного развития»[2]. Интересна оценка В. И. Гурко, которого монархисты, вчерашние и сегодняшние, называют «человеком редкого ума и исключительного образования», «украшением сановной русской бюрократии»[3]. В программной для объединенного дворянства работе «Наше государственное и народное хозяйство», опубликованной в 1909 г., он пессимистически констатировал, что Россия начинает проигрывать во всемирном соревновании, что она и до революции 1905 г. «занимала последнее место среди других мировых держав», после же революции «ее экономическое положение проявляет грозные признаки ухудшения; количество многих производимых страной ценностей уменьшается, удовлетворение главнейших народных потребностей понижается, государственные финансы приходят во все большее расстройство»[4].

И наконец, приведем мнение самого императора Николая II высказанное им накануне Первой мировой войны. В конце января 1914 г. с поста председателя Совета министров и министра финансов был уволен В.Н. Коковцов. Министром финансов бы назначен П.Л. Барк. В рескрипте о его назначении царь говорил, в частности, о том, что во время поездки по России в ушедшем году, связанной с торжествами по случаю 300-летия пребывания на престоле династии, он рядом со «светлыми явлениями» народной жизни, видел также «печальную картину народной немощи, семейной нищеты и заброшенности хозяйств». Какая из названных сторон преобладала, ясно видно из того, как этот рескрипт комментировал Д.Ф. Джунковский, тогдашний товарищ министра внутренних дел и командир корпуса жандармов. Он называл его «весьма знаменательным», содержащим целый ряд указании, каким путем должно идти отныне Министерство финансов для того, чтобы «извлечь из нищеты и невежества русский народ»[5] (выделено мной. — Н. Е.)

В советской историографии уделялось много внимания социально-экономической проблематике рассматриваемого периода, но оно было направлено главным образом на доказательство того, что в России якобы существовали материальные предпосылки /57/ для социалистической революции и социалистических преобразований. При этом акцент делался не на выяснение уровня жизни населения страны, а на степень зрелости российского капитализма, на характеристику макроэкономических показатели: объемов и темпов добычи топлива и сырья, производства металлов, зерна и другой продукции и товаров, а также на протяженность и темпы строительства железных дорог. По этим показателям Россия в сравнении с развитыми странами выглядела более-менее достойно, занимала четвертое и пятое места, что давало советским политикам и историкам основание говорить о том, что в целом она была страной среднеразвитого капитализма и социалистическая революция в ней была явлением не случайным, а закономерным.

Однако неверно было бы думать, что советская историография вообще обходила вопрос об уровне жизни в царской России. Она касалась этого сюжета, когда надо было отметить успехи, достигнутые при советской власти. Естественно, что производившееся сравнение не носило комплексного характера. Не рассматривалась и динамика вопроса. Как правило, все ограничивалось лишь использованием отдельных показателей за предвоенный 1913 год.

Для эмигрантской, особенно монархической, литературы характерной является скорбь по потерянной родине, якобы процветавшей до большевиков[6]. В подобной явно искаженной оценке назывались, на мой взгляд, не только политические пристрастия, но и заблуждения психологического характера. Дело в том, что уровень жизни в России лиц, оказавшихся в эмиграции, как правило, был существенно выше уровня жизни населения в целом. Тоска по прошлому вымывала из их памяти прежде всего негативные воспоминания о нем, порождала у них иллюзии, что в ушедшие времена не только им, но и всему народу жилось хорошо. Знакомство с белоэмигрантскими воспоминаниями было не последним обстоятельством и для А. И. Солженицына в его идеализации досоветской России. То, что называют первой российской революцией, ему представляется как «брожение России от избытка накопленной энергии, от избытка богатства»[7].

В постсоветской литературе спектр мнений по рассматриваемому вопросу очень разнообразен. В целом же это разнообразие с некоторыми оговорками можно свести к двум группам. Одну из них составляют мнения не просто положительные, но и восторженные. С начала перестройки они получили весьма широкое /58/ распространение благодаря периодической печати, публицистике, кино и спешно пекущимся квазиисторическим трудам, восхвалявшим деяния П. А. Столыпина[8].

Подобные мнения далеки от действительности. Их появление, на наш взгляд, объясняется прежде всего поверхностным знанием исторической реальности. Имеет значение и то, что в трудные времена людям свойственно идеализировать прошлое, видеть в нем «золотой век». Однако решающую роль играли, видимо, конъюнктурные соображения, желание быть в согласии с позицией новых руководящих политических деятелей. Последние вряд ли серьезно изучали историю, но безапелляционно объявляли советский период потерянным временем, катастрофой, отходом в сторону от цивилизованного мира; стремились «восстановить связь времен», подвести историческое обоснование под свою модель перестройки, представить ее не иначе как возвратом России на путь процветания, который якобы был прерван Октябрьской революцией. Так, главный идеолог перестройки А.Н Яковлев восторженно пишет: «Господи! Какое же это было время!.. Россия развивалась невиданными темпами… Впервые за всю свою тысячелетнюю историю быстро становилась процветающей страной… Везде и всюду открывались школы… Страна была завалена продуктами питания, товарами потребления… Россия имела практический шанс уберечься от разрушительной смуты октября 1917 года… Первая мировая война и большевистский контрреволюционный мятеж определили трагический характер развития России на все XX столетие»[9].

Мнения, отнесенные мною ко второй группе, представляют собой другую крайность. Они принадлежат маститым советским историкам[10], обстоятельно изучавшим рассматриваемую эпоху, но в то же время по-прежнему оценивавшим ее в соответствии с господствовавшими тогда политическими и идеологическими догмами. Они категорически не согласны с утверждением, что Россия накануне революционных потрясений была богатой и /59/ могущественной страной, что время Столыпина и его аграрной реформы было временем подъема и процветания России и считают, что в стране существовали глубинные противоречия, которые обусловили необходимость Октябрьской социалистической революции.

Заканчивая свой краткий историографический обзор, приведу, хотя и вскользь оброненные, но, на мой взгляд, заслуживающие внимания замечания В.П. Булдакова и А.А. Бушкова, не испытывающих пристрастия ни к коммунистам, ни к ура-патриотам, ни к сторонникам безбрежной демократии; склонных к суждениям категоричным и парадоксальным; авторов оригинальных, но во многом дискуссионных работ разных жанров. В.П. Булдаков в монографии «Красная смута», эпатировав читателя оговоркой, что «применительно к истории России нет источника более коварного, чем статистика», заявляет «…все разговоры о том, что дореволюционная Россия была процветающей страной, да еще «кормила пол-Европы», относятся к разряду нынешних «патриотических» психозов, вызванных крахом коммунизма»[11].

А.А. Бушков в своей книге «Россия, которой не было», написанной в жанре исторического детектива, поставив перед собой задачу развенчать ряд устойчивых мифов в нашей историографии и дать собственное истолкование событиям, их породившим, констатирует, что в последние годы «…в массовое сознание оказался успешно вбит образ царской России, прямо-таки подобной… сказочной стране, краю всеобщего благоденствия, с молочными реками и кисельными берегами». Однако, резонно замечает автор, «остается решительно непонятным, что за паранойя охватила русский народ, заставив его своими руками разрушить столь благополучную, сытую и процветающую страну?»[12]

Прежде чем перейти к изложению результатов собственного исследования заинтересовавшей меня проблемы, остановлюсь на том, что имеет в виду современная наука под понятием «уровень жизни населения». В социологическом энциклопедическом словаре на русском, английском, немецком, французском и чешском языках, изданном в 1998 г., говорится, что «уровень жизни», это «социально-экономическая категория, выражающая степень удовлетворения материальных и культурных потребностей населения страны… в смысле обеспеченности потребительскими благами, характеризующимися преимущественно количественными показателями, абстрагированными от их качественного значения» (с. 381). /60/

К данному определению, взятому мной за основу, добавлю, что имеется в виду количество материальных и духовных благ, приходящихся на душу населения, и что я не ставил перед собой задачи рассмотреть предмет своего исследования по всем его параметрам. В поле моего зрения были лишь наиболее существенные из них: национальный доход, заработная плата, обеспеченность продуктами питания, уровень грамотности, медицинские услуги, продолжительность жизни, развитие транспортных и других средств коммуникаций. Оговорю также, что степень изученности данных параметров зависела не столько от используемой мною методики, сколько от объема информации, содержащейся в источниках, бывших в моем распоряжении. Считаю не лишним отметить и то, что я в достаточной мере представляю, что не все в России жили одинаково. Были различия региональные, между городом и деревней, между разными социальными слоями. Используя статистический метод исследования, я, согласно ему, выявляю лишь средние показатели.

Основными источниками для меня являлись статистические материалы следующих капитальных изданий: Опыт исчисления народного дохода в 50 губерниях Европейской России в 1900—1913 гг. (М., 1918); Рубакин Н.А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы. Опыт статистической характеристики сословно-классового состава населения русского государства (СПб., 1912); Россия. Энциклопедический словарь (Лениздат, 1991); Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник (СПб., 1995); Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 2. Статистическое приложение: Основные показатели развития России сравнительно с другими странами в XIX—XX вв.» (СПб., 1999); Степанов А. Россия перед Красным Октябрем (Россия XXI. № 11-12. С. 128-155).

Уровень жизни, как известно, определяется соотношением двух составляющих: количеством благ, производящихся в стране, и численностью ее населения. Одним из недостатков нашей историографии, касающейся проблемы социально-экономического развития страны, является то, что если она и рассматривает это соотношение, то лишь в статике, а не в динамике и не в сравнении с динамикой этого показателя в других странах.

Чтобы преодолеть отмеченный недостаток, я прежде всего обратил внимание на динамику роста численности населения России в изучаемое время. Надо отметить, что в источниках существуют определенные расхождения относительно численности населения на тот или иной период, да и периоды не всегда указываются одни и те же. Но эти расхождения не такие значительные и существенно не влияют на выявление важных для решения /61/ моей исследовательской задачи показателей — динамики и темпов роста населения.

По Н.А. Рубакину, население России с 1800 по 1908 г. выросло почти в 4 раза (с 39 до 153,5 млн), Англии — менее чем в 3 раза (с 15,5 до 44,5), Германии — чуть более чем в 3 раза (с 20 до 62, 8), Франции — в 1,5 раза (с 27 до 39, 4 млн). Россия отставала лишь от США, где население увеличилось в 16 раз — с 5 до 85, 4 млн человек. Европа же, как справедливо заключает Рубакин, «далеко не поспевала за таким быстрым размножением населения в России»[13].

Согласно данным Б.Н. Миронова, за период с 1880 по 1913 г. население России увеличилось в 1,9 раза (с 84 до 159 млн) и по темпу роста этого показателя Россия сравнялась с США. Там население увеличилось с 50,2 до 97 млн человек. В развитых европейских странах и в этот период население прирастало медленнее, чем в России. В Англии оно увеличилось в 1,2 раза (с 35 до 41,5 млн), в Германии — в 1,5 раза (с 45,7 до 67), во Франции — в 1,07 раза (с 37,4 до 39,8 млн человек)[14]. Исходя из того что в это время на мировую арену выходила Япония и отношения с этой страной стали существенным фактором российской внешней политики, отмечу, что Россия опережала по темпу роста населения и ее. В Японии за это время население выросло в 1,4 раза (с 36,6 до 51,3 млн человек). Анализ демографической ситуации в России в рассматриваемое время показывает, что выиграть соревнование с развитыми странами или хотя бы не увеличивать отставание от них по уровню жизни Россия могла, развиваясь лишь темпами, намного превосходящими темпы развития этих стран. Каким же было реальное положение дел?

При характеристике уровня жизни населения внимание обращается прежде всего на такой показатель, как национальный доход на душу населения.

По подсчетам Н.А. Рубакина, в Европейской России, бывшей, как известно, самой развитой частью Российской империи, годовой доход на душу населения в 1900 г. составлял 63 рубля, в то время как в США — 346, в Англии — 273, во Франции — 233, в Германии — 184, в Австрии — 127, в Италии — 104, Балканских государствах — 101 рубль. Европейская Россия, делает заключение Рубакин, «сравнительно с другими странами — страна полунищая. Если 63 р. представляют сумму, приходящуюся круглым счетом на одного жителя, это значит, что у многих миллионов русских людей не выходит в год и этой суммы»[15]. /62/

В целом подсчеты Н.А. Рубакина незначительно расходятся с другими подсчетами. В частности, сам Рубакин указывает, что известный русский статистик Покровский и английский ученый Мелгалл размер годового дохода россиянина определяют соответственно в 73 и 74 рубля. Недостаток этих подсчетов заключается в том, что в них не приводится динамика роста данного показателя, что в свою очередь не позволяет выявить тенденцию общего развития России, которая показывала бы, догоняла царская Россия западные страны по доходу на душу населения или наоборот отставала от них.

Чтобы выявить эту тенденцию, я использовал сведения из таких источников, как «Опыт исчисления народного дохода в 50 губ. Европейской России в 1900—1913 тт.» и «Приложения» ко второму тому указанного выше труда Б.Н. Миронова (таблица 25 «Национальный доход в некоторых странах в XIX—XX вв.»). Сведения, помещенные в этой таблице, по заверению ее автора, исчислены зарубежными экспертами по международной методологии, принятой ООН, и потому вызывают особое доверие. Определенное неудобство составляет лишь то, что они даются в долларах и это затрудняет их сравнение с данными российской статистики в рублевом исчислении.

Согласно первому из названных источников, национальный доход на одного человека в России в 1894 г. был равен 67 р., а в 1913 г. — 101 р.[16] Таким образом, в абсолютном выражении рост составил 34 рубля. По другому источнику, этот показатель равнялся в 1890 г. $ 32, а в 1913 г. — $ 61[17], т.е. вырос на $ 29. Сравнение с развитыми странами свидетельствует, что по этому важнейшему показателю уровня жизни населения Россия не только не догоняла эти страны, а наоборот существенно отставала от них. За рассматриваемый период доход на душу населения вырос в Англии на 190 руб. (с 273 до 463), или $ 53 (с 180 до 237); в Германии — на 108 (с 184 до 292), или на $ 52 (с 111 до 162); во Франции — на 122 р. (с 233 до 355), или на $54 (с 134 до 178); в Италии — на 126 р. (с 104 до 230); в Австро-Венгрии — на 100 рублей (с 127 до 227); в США — на $138 (с 173 до 321). Причиной того, что мною не приведены сведения по Австро-Венгрии в долларах, а по США — в рублях, является отсутствие этих данных в использованных источниках. В рублях нет сведений и по Японии. В долларовом выражении национальный доход на душу населения в этой стране в рассматриваемый период вырос меньше, чем в России, — всего на $ 19 (с 12 до 30), но /63/ темпы роста этого показателя были выше, чем в нашей стране. Если в России рост составлял 1,9, то в Японии — 2,5 раза.

Сравнение темпов роста национального дохода на душу населения в России и в других странах в относительном, процентном выражении выявляет противоречивые тенденции. В рублевом исчислении и в этом случае наблюдается отставание. В России данный показатель вырос на 51%, во Франции — на 52, в Германии — на 59, в Англии — на 69, в Австро-Венгрии — на 79, в Италии — на 121%. В долларовом же исчислении тенденция вырисовывается иная. Показатель России выше показателей западных стран и уступает лишь показателю Японии. В последней он увеличился на 150%, в США — на 80, в Германии — на 40, в Англии — на 30, во Франции — на 30, в России — на 90%. Выявленное расхождение говорит прежде всего о том, что необходимо дополнительное изучение вопроса. Но даже если считать, что вторая тенденция более правильная, то это отнюдь не означает, что по доходу на душу населения Россия сближалась с развитыми странами. Надо иметь в виду, что каждый процент роста в реальном выражении в западных странах был гораздо весомее.

Проведенный мною анализ дает достаточно оснований заключить, что в рассматриваемый период Россия не стояла на месте, тем более не деградировала. Она развивалась, и жизнь в ней, если судить по основному ее показателю — доходу на душу населения, — улучшалась. В то же время темпы происходивших изменений были недостаточными. Разница в доходах на душу населения в России и в развитых странах не сокращалась, а увеличивалась. Жизнь улучшалась, но медленнее, чем в этих странах, и для России все реальнее становилась перспектива оказаться на обочине цивилизованного мира.

Подобным образом дело обстояло и с динамикой других показателей, характеризующих уровень жизни. Прежде всего коснусь вопроса о заработной плате рабочих, так как именно они были в начале XX в. самым беспокойным классом в России.

История рабочего класса России являлась одной из приоритетных тем в советской историографии. Однако с сожалением приходится констатировать, что сколько-нибудь удовлетворительного ответа на поставленные вопросы она не дает. Следует отметить и то, что имеющиеся источники не позволяют осветить их с желаемой полнотой, особенно это касается динамики заработной платы и ее соотношения с динамикой в других странах.

В энциклопедическом словаре «Россия» сказано лишь то, что «средний годовой (288 дней по 12 час.) заработок фабричного рабочего определяется в 187 р. 60 к., при колебаниях от 88 р. 54 к. до 606 р.»[18] В справочнике «Россия. 1913 год» указана средняя /64/ заработная плата рабочих различных производств фабрично-заводской промышленности Европейской России только в 1910— 1913 гг. В эти годы средний ее размер вырос с 243 до 264 р.[19] Более-менее удовлетворительный ответ дают лишь сведения, приведенные Б.Н. Мироновым в таблице 20-й его «Приложения» «Номинальная среднемесячная заработная плата занятых в промышленности в некоторых странах в XIX—XX вв.»[20] Эти сведения приводятся в единицах текущей национальной валюты и в рублях. Иностранная валюта переведена в 1835—1913 гг. в рубли по золотому паритету. Согласно данным Б.Н. Миронова, ежемесячная заработная плата российского рабочего с 1880 по 1913 г. увеличилась на 7,7 рубля (с 16,5 до 24,2), английского — на 14 (с 47 до 61), германского — на 15 (с 42 до 57), французского — на 11 (с 30 до 41), американского — на 49 рублей (с 63 до 112). Как видим, и этот показатель уровня жизни в России не только был ниже, чем в развитых странах, но и отставал по сравнению с ними в своем росте.

Мною было обращено внимание и на такой немаловажный показатель, как годовое потребление основных продуктов питания в расчете на душу населения. Казалось бы, Россия, как страна преимущественно сельскохозяйственная, должна была в этом отношении если не превосходить, то хотя бы не уступать другим странам. На деле же те тенденции, которые были выявлены мною ранее, имели место и в данном случае. По сведениям Б.Н. Миронова, а лишь они позволяют представить в какой-то мере этот показатель в динамике и в сравнении с другими странами, годовое потребление мяса и мясопродуктов с 1888 по 1913 г. увеличилось в России на 1 кг (с 23 до 24), в Великобритании — на 12 (с 49 до 61), во Франции — на 1 (с 35 до 36 ), в Германии — на 18 (с 29 до 47), в США — на 4 (с 68 до 72 кг)[21]. Мой анализ показывает, что упоминавшийся выше В.П. Булдаков, разделяющий мнение, что потребление мяса на душу населения является косвенным свидетельством, подтверждающим успех модернизации, не прав в том, что оно в России неуклонно снижалось[22]. Этот анализ говорит и о том, что если признать верным связь потребления мяса с успехами модернизации, то придется заключить, что Россия модернизировалась, но медленно.

Данные по потреблению других продуктов слишком отрывочны и не дают удовлетворительных ответов на поставленные вопросы. В частности, согласно Б.Н. Миронову, потребление молока и молочных продуктов в России с 1888 по 1913 г. не увеличилось, /65/ а уменьшилось на 18 л (с 172 до 154). Сравнить же российскую динамику потребления этих продуктов с динамикой в других странах невозможно, так как по этим странам нет данных или за 1888, или за 1913 г. Ситуация осложняется еще и тем, что в одном случае в источниках указывается потребление этих продуктов, в других — их производство. Так, по Великобритании за 1888 г. названо лишь производство (177 кг), а за 1913 г. вообще нет никаких сведений[23].

Не лучше обстоит дело и со статистикой по душевому потреблению яиц (в штуках). По России указано лишь годовое потребление этого продукта в 1913 г. (48 шт.). В Великобритании это потребление составляло 85 шт. в 1888 г. и 104 — в 1913, в США — соответственно 85 и 303 шт. По Германии и Франции сведения приведены лишь по 1888 г. — соответственно 75 и 78 штук [24].

Россия превосходила развитые страны лишь по потреблению хлебных продуктов. Каждым ее жителем потреблялось их в среднем в 1888 г. — 288, а в 1913 — 262 кг. В Великобритании соответственно 171 и 96, в США — 168 и 116, во Франции — 245 и 173 (в 1907 г.). По Германии сведения даны лишь за 1888 г. — 249 кг.

Любопытно отметить, что Россия, занимая первое место в мире по потреблению хлеба на душу населения, по душевому производству зерна стояла в 1887—1888 гг. лишь на шестом месте (475 кг) после США (1109), Дании (840), Канады (582), Румынии (552) и Болгарии (500 кг). В 1913 г. — на четвертом (727) после Канады (1834), США (980) и Дании (865 кг). Следует, однако, подчеркнуть, что рост рассматриваемого показателя обеспечивался главным образом не за счет интенсификации зернового производства, а экстенсивным путем, расширением посевных площадей прежде всего столыпинскими переселенцами. В 1913 г. урожайность зерновых в России составляла 8,7 центнеров с гектара и была ниже, чем в Канаде (15 ц), США (11,7 ц) и Дании (21 ц)[25]. Что в России хлеба ели больше и съедалась большая часть его душевого производства свидетельствует о том, что рацион питания россиян в рассматриваемый период мало отличался от рациона прошлых времен и их зерновое хозяйство носило менее товарный характер, чем в развитых странах.

Не последнее значение в определении уровня жизни в стране имеют такие показатели, как развитие здравоохранения и продолжительность жизни населения. По числу врачей и больничных /66/ коек на 10 тыс. человек Россия существенно отставала от развитых стран. И хотя наблюдались некоторые изменения к лучшему, перелома в общей тенденции отставания не происходило. Так, за 1880—1913 гг. этот показатель в России увеличился с 1,6 до 1,8, в Германии — с 3, 6 до 5,2, во Франции — с 3,8 до 5,8. В США изменений не произошло — 19, как в 1880, так и в 1913 г. По Австрии и Великобритании данные указываются лишь по 1880 г. — соответственно 2,8 и 5,8[26].

Особого внимания заслуживает вопрос о продолжительности жизни. По сведениям Б.Н. Миронова, средняя продолжительность жизни мужчин и женщин составляла в России в 1880-е годы соответственно 29 и 31 год, в 1900-е — 32,4 и 34,5, в Великобритании — 43,7-47,2 и 51,5 и 55,4; в США — 42,5-44,5 и 48,7 и 52,4. По Австрии, Германии и Франции сведения даны не по 80-м, а по 90-м годам. Показатели на эти годы составляли в Австрии — 39,1 и 41,1, по 1900-м годам сведений нет; в Германии — 44,8-48,3 и 47,4 и 50,7; во Франции — 45,3-48,7 и 48,5-52,4[27].

Остановлюсь теперь на вопросе о грамотности населения. Выяснение этого вопроса важно не только для характеристики уровня жизни населения, но и для представления об интеллектуальном ресурсе модернизации, так необходимой для тогдашней России. Опять же приходится констатировать, что и здесь положение дел было малоутешительным по сравнению с развитыми странами. Там уже к началу 1900-х годов население почти сплошь было грамотным. В России же, согласно переписи 1897 г., грамотность равнялась 21,1% (29,3 для мужчин и 13,1% для женщин)[28]. К 1914 г. она достигла 27%, т.е. почти за два десятилетия рост составил всего лишь около 6%. Более двух третей населения оставалось неграмотным. Перспектива же в этом вопросе омрачалась тем, что в России значительно меньшим, чем в развитых странах, был охват школьным образованием подрастающего поколения. В 1914 г. на каждые 1000 человек населения учащихся в начальных и средних общеобразовательных школах приходилось: в России 59, в Австрии — 143, в Великобритании — 152, в Германии — 175, в США — 213, во Франции — 148, в Японии — 146 человек[29]. Кроме того, мизерными по сравнению с развитыми странами были расходы на образование на душу населения. В Англии они составляли 2 р. 84 к., во Франции — 2 р. 11 к., в Германии — 1 р. 89 к., а в России — 21 копейку[30]. /67/

Модернизация в тот период означала не что иное, как переход от аграрного общества к обществу индустриальному. В этой связи имеет большое значение такой показатель, как производство металла на душу населения. И по этому показателю Россия существенно отставала от развитых стран, причем не только по абсолютному производству, но и по приросту этого производства. Так, в России с 1909 по 1913 г. производство чугуна и стали в пудах увеличилось на 0,5 (с 1,1 до 1,6 и с 0,9 до 1,4), в Австро-Венгрии — чугуна на 0,9 (с 2,4 до 3,3), стали — на 0,8 (с 2,4 до 3,2), в Германии — на 5,1 (с 12,4 до 17,5) и на 4,3 (с 11,6 до 15,9), во Франции — на 2,6 (с 5,6 до 8,2) и на 1,6 (с 4,7 до 6,3), в Великобритании — на 0,6 (с 13,6 до 14,2) и на 0,9 (с 8,2 до 9,1), в США — на 2,2 (с 17,6 до 19,8) и на 3,6 (с 16,4 до 20,0)[31]. Подобная ситуация не только не создавала предпосылок для успеха модернизации в России, но и в какой-то мере предрешала ее поражение в Первой мировой войне, итог которой, как никогда раньше, зависел от технической оснащенности ее участников.

При огромных российских расстояниях трудно переоценить значение транспорта и средств коммуникаций в решении внутренних и внешнеполитических проблем страны, а также для характеристики общего уровня ее развития и уяснения предпосылок и успехов модернизации. Следует обратить внимание и на такой момент. Железнодорожный и автомобильный транспорт, телефон и телеграф были в значительной мере новинками тогдашней техники и отношение к ним правительства в немалой степени характеризует его способность осуществлять модернизацию. По общей протяженности железных дорог (70,2 тыс. км) Россия в 1913 г. занимала второе место после США (250 тыс. км), а по их густоте (длине на 1000 кв. км территории) далеко отставала от развитых стран. В 1913 г. этот показатель равнялся в России — 3,3 км, в Австрии — 76,7, в Великобритании — 121, в Германии — 117, в США — 31,9, во Франции — 76, в Японии — 27,7 км[32].

По числу автомобилей, новому виду транспорта, появившемуся в начале XX в., Россия превосходила лишь Японию. В 1913 г. на 1000 человек населения автомобилей приходилось: в России — 0,06, в Австрии — 0,4, в Великобритании — 4,5, во Франции — 2,3, в Германии — 1, 1, в США — 13, в Японии — 0, 01[33].

По развитию же телефонной сети общего пользования Россия отставала и от Японии. Так, число абонентов на 100 человек /68/ населения с 1887 по 1913 г. увеличилось в России с 0,1 до 0,19, в Великобритании — с 0,5 до 1, в Германии с 0, 07 до 1,8, в США — с 0,32 до 9,8, во Франции — 0,03