«Генеральная карта Таврической губернии 1822 г.» Манифест Екатерины II о принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу
8 апреля 1783 года В прошедшую с Портою Оттоманскою войну, когда силы и победы оружия Нашего давали Нам полное право оставить в пользу Нашу Крым, в руках Наших бывший, Мы сим и другими пространными завоеваниями жертвовали тогда возобновлению доброго согласия и дружбы с Портою Оттоманскою, преобразив на тот конец народы Татарские в область вольную и независимую, чтоб удалить навсегда случаи и способы к распрям и остуде, происходившим часто между Россией и Портою в прежнем Татар состоянии. Не достигли Мы однако ж в пределах той части Империи Нашей тишины и безопасности, кои долженствовали быть плодами сего постановления. Татара, преклоняясь на чужие внушения, тотчас стали действовать вопреки собственному благу, от Нас им дарованному.
Избранный ими в таковой перемене бытия их самовластный Хан был вытеснен из места и отчизны пришлецом, который готовился возвратить их под иго прежнего господства. Часть из них слепо к нему прилепилась, другая не была в силах противоборствовать. В таковых обстоятельствах принуждены Мы были для сохранения целости здания, Нами воздвигнутого, одного из лучших Наших от войны приобретения, принять благонамеренных Татар в Наше покровительство, доставив им свободу избрать себе на место Сагиб-Гирея другого законного Хана и установить его правление: для сего нужно было привести военные силы Наши в движение, отрядить из них в самое суровое время знатный корпус в Крым, содержать его там долго, и, наконец, действовать против мятежников силой оружия; от чего едва не возгорелась с Портою Оттоманскою новая война, как то у всех в свежей памяти. Благодарение Всевышнему! Миновала тогда сия гроза признанием со стороны Порты законного и самовластного Хана в лице Шагин-Гирея.
Произведение сего перелома обошлось Империи Нашей не дешево; но Мы, по крайней мере, чаяли, что оное наградится будущею от соседства безопасностью. Время да и короткое воспрекословило, однако ж, на деле сему предположению.
Поднявшийся в прошлом году новый мятеж, коего истинные начала от Нас не скрыты, принудил Нас опять к полному вооружению и к новому отряду войск Наших в Крым и на Кубанскую сторону, кои там доныне остаются: ибо без них не могли бы существовать мир, тишина и устройство посреди Татар, когда деятельное многих лет испытание всячески уже доказывает, что как прежнее их подчинение Порте было поводом к остуде и распрям между обеими Державами, так и преобразование их в вольную область, при неспособности их ко вкушению плодов таковой свободы, служит ко всегдашним для Нас беспокойствам, убыткам и утруждению войск Наших.
Свету известно, что имев со стороны Нашей столь справедливые причины не один раз вводить войска Наши в Татарскую область, доколе интересы Государства Нашего могли согласовать с надеждою лучшего, не присвоили Мы там себе начальства, ниже отомстили или наказали Татар, действовавших неприятельски против воинства Нашего, поборствовавшего по благонамеренным в утушение вредных волнований.
Но ныне, когда с одной стороны приемлем в уважение употребленные до сего времени на Татар и для Татар знатные издержки, простирающиеся по верному исчислению за двенадцать миллионов рублей, не включая тут потерю людей, которая выше всякой денежной оценки; с другой же, когда известно Нам учинилось, что Порта Оттоманская начинает исправлять верховную власть на землях Татарских, и именно: на острове Тамане, где чиновник ее, с войском прибывший, присланному к нему от Шагин-Гирея Хана с вопрошением о причине его прибытия, публично голову отрубить велел и жителей тамошних объявил Турецкими подданными; то поступком сей уничтожает прежние Наши взаимные обязательства о вольности и независимости Татарских народов; удостоверяет Нас вящше, что предположение Наше при заключении мира, сделав Татар независимыми, не довлеет к тому, чтоб чрез сие исторгнуть все поводы к распрям, за Татар произойти могущие, и поставляет Нас во все те права, кои победами Нашими в последнюю войну приобретены были и существовали в полной мере до заключения мира; и для того, по долгу предлежащего Нам попечения о благе и величии отечества, стараясь пользу и безопасность его утвердить, как равно полагая средством навсегда отдаляющим неприятные причины, возмущающие вечный мир между Империями Всероссийскою и Оттоманскою заключенный, который Мы навсегда сохранить искренно желаем, не меньше же и в замену и удовлетворение убытков Наших
решились Мы взять под державу Нашу полуостров Крымский, остров Таман и всю Кубанскую сторону. Возвещая жителем тех мест силою сего Нашего Императорского манифеста таковую бытия их перемену,
обещаем свято и непоколебимо за Себя и Преемников Престола Нашего содержать их наравне с природными нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно; и дозволить напоследок каждому из них состоянию все те правости и преимущества, каковыми таковое в России пользуется; напротив чего от благодарности новых Наших подданных требуем и ожидаем Мы, что они в счастливом своем превращении из мятежа и неустройства в мир, тишину и порядок законный потщатся верностью, усердием и благонравием уподобиться древним Нашим подданным и заслуживать наравне с ними Монаршую Нашу милость и щедроту.
Полное собрание законов Российской Империи, Т. XXI, №15.708. Руниверс
ertata
Проводы новобранца. Художник И. Е. Репин, 1879 г. Ход и проблемы первого призыва, проведённого по принятому в 1874 году Уставу о воинской повинности. Одним из центральных элементов военных реформ 1860— 1870 гг. в России был переход от рекрутского набора к всеобщей (всесословной) воинской повинности, введённой манифестом Александра II от 1 (13 по новому стилю) января 1874 года. В тот же день император утвердил Устав о воинской повинности и подписал Указ Правительствующему сенату, которым ввёл его в действие. Статья 1 устава гласила: «Защита престола и отечества есть священная обязанность каждого русского подданного. Мужское население, без различия состояний, подлежит воинской повинности».[1] Призывной возраст был установлен в 21 год, запрещены замена призываемого охотником (желающим) и денежный выкуп (приобретением рекрутских квитанций), как это было ранее.
Новая система обеспечивала планомерное пополнение вооружённых сил и подготовленные резервы на случай войны. Был установлен общий срок службы в сухопутных войсках — 15 лет, из них 6 -на действительной службе и 9 в запасе. Исключение составили войска Туркестанского военного округа и расположенные в Семипалатинской, Забайкальской, Якутской, Амурской, Приморской областях, где эти сроки были такими же, как во флоте, — 10 лет, из них 7 — на действительной службе и 3 года в запасе. Впоследствии сроки действительной службы неоднократно менялись.
Всё мужское население, не состоявшее на военной службе, но способное носить оружие, от призывного до сорокалетнего возраста, включая уволенных из запаса армии и флота, зачислялось в государственное ополчение.
Устав освобождал от воинской повинности священнослужителей всех христианских вероисповеданий, а также от действительной службы — обладателей степени доктора медицины или лекаря, магистра ветеринарных наук или фармации либо ветеринара, если по уставам заведений, в которых получили образование, они не подлежали обязательной службе в военном ведомстве; пансионеров Императорской Академии художеств, отправленных за границу на казённый счёт для усовершенствования; преподавателей и воспитателей учебных заведений, которые правительство содержало или утвердило их уставы; шкиперов, штурманов и управлявших судовыми машинами инженеров- механиков мореходных торговых судов, плававших под русским флагом; лоцманов и лоцманских учеников. Со временем этот перечень претерпевал изменения.[2]
Согласно Указу Правительствующему сенату действие устава не распространялось (временно или постоянно) на представителей народов Средней Азии, Севера, Сибири. Северного Кавказа и Закавказья. Кроме того, освобождались от воинской повинности по три члена семей (сыновей и родных внуков) погибших «за верность престолу и закону» во время Польского восстания 1863—1864 гг., а также некоторые железнодорожные служащие.[3]
Были предусмотрены отсрочки от призыва учащимся для окончания образования, ограниченные по возрасту в зависимости от вида учебного заведения — от 22 до 28 лет.
Для образованной молодёжи устанавливались сокращённые сроки действительной службы и увеличенные — в запасе. Они составляли соответственно: для окончивших университеты и другие учебные заведения первого разряда полгода и 14 с половиной лет: курс шести классов гимназий и реальных училищ, духовных семинарий второго класса и других учебных заведений второго разряда — полтора года и 13 с половиной лет; учебные заведения третьего разряда — 3 года и 12 лет. Для выпускников начальных народных училищ и других учебных заведений четвёртого разряда — 4 года и 11 лет, а в Туркестанском военном округе, Семипалатинской. Забайкальской, Якутской, Амурской, Приморской областях и во флоте — 6 лет на действительной службе и 4 года в запасе.[4]
Лица с высшим и средним образованием по желанию могли отбыть воинскую повинность в качестве вольноопределяющихся, обязанных прослужить в действующих войсках: выпускники учебных заведений первого разряда — 3 месяца, второго разряда — 6 месяцев, а выдержавшие испытание по особой программе, устанавливавшейся по соглашению министров военного и народного просвещения. — 2 года. Для них предусматривался ускоренный порядок производства в унтер-офицеры и офицеры «по выдержании установленных испытаний» (при условии успешной сдачи соответствующих экзаменов).[5]
Реформа создала стимул к образованию. «Отечественные записки» отмечали, что в связи с всесословной воинской повинностью - чуть ли не все земства и городские общества принялись жертвовать значительные суммы на открытие реальных и ремесленных школ». К слову, на службе солдат обучали грамоте, что имело большое значение для страны, большинство населения которой было неграмотным.
Для призывников были установлены три разряда льгот по семейному положению. Первого разряда — единственному сыну отца, не способного к труду, или матери-вдовы, либо единственному брату-кормильцу «при одном или нескольких круглых сиротах», единственному внуку бабки и деда, не имевших способного к труду сына, а также единственному сыну в семье, даже если его отец был способен к труду. Второго разряда — единственному способному к труду сыну при отце, также способном к труду, и братьях моложе 18 лет. Льготу третьего разряда непосредственно следующим по возрасту за братом, находившимся на действительной службе или умершим во время ее прохождения.[6] В целом около половины призывников освобождались от
службы по льготам.
В мирное время потребность в молодом пополнении была значительно меньше числа призывников, поэтому устав предусматривал призыв по жребию. Он проводился в первый день призыва на призывном участке. Если тех, у кого не было льгот, не хватало для выполнения плана призыва, устанавливавшегося для каждого округа, по жребию призывались льготники третьего разряда, а при их нехватке — второго разряда. Тех, у кого была льгота первого разряда, могли призвать только по особому высочайшему повелению.
Всесословную воинскую повинность одобрительно встретила либеральная общественность. Курское земство приветствовало её введение «как акт, служащий двигателем в области народного образования». Рязанские земцы заявляли, что «высочайшее повеление о распространении воинской повинности на все сословия... утешило и ободрило» их. «Общность повинности, — говорилось в принятом ими адресе, — облегчит ея тяготу, возвысит дух войска, объединит земства и усилит государство...». Аналогичные адреса составили Саратовское, Пермское, Псковское, Вятское и Тверское земства.[7]
Отношение консервативных кругов к нововведению выражено в «Записках» сенатора М.П. Веселовского. Он указывал, что всеобщая воинская повинность, «отнимая от сохи настоящих пахарей... возвращает в деревни так называемых «порченых мужиков», т.е. таких грамотных (скорее полуграмотных людей), которые уже успели отвыкнуть от земледельческого труда, тяготятся им, стремятся в города на места дворников, швейцаров, лакеев и т.п.. а при неудаче увеличивают собою бездомный городской пролетариат».[8]
В крестьянской среде в ожидании призыва ходили разные слухи. В одних местах — о том, что значительная часть новобранцев будет отправлена в «аглицкую землю», в других — будто в солдаты начнут забирать даже семилетних детей, чтобы в казармах хорошенько подготовить их к службе. В Самарской губернии распространился слух, что будет набор девиц, поэтому родители взрослых дочерей спешили выдать их замуж.[9]
После опубликования устава возник спекулятивный бум с купленными ранее рекрутскими квитанциями, освобождавшими от призыва, действие которых сохранялось до 1 октября 1874 года. Пресса сообщала: «Из одного Томска было отправлено... до 50 квитанций, которые покупались на месте у мужичков от 600 до 2000 рублей за каждую, а продавались капиталистам от 2000 до 3000 рублей, так что барышей было получено до 50 тыс. рублей».[10] В Бессарабии за одну квитанцию давали до 8 000 рублей.[11] В Москве их цены поднялись с номинальной стоимости в 485 рублей до 6 и даже 10 тыс. рублей. Во Владимире находились покупатели, готовые платить за квитанцию по 12 тыс. рублей.[12]
Рисунок, иллюстрирующий изменение настроений, связанных с переходом от рекрутского набора к всеобщей воинской повинности, «Отправление рекрута на службу в старое время. Отправление новобранца теперь» В ноябре—декабре 1874 года прошёл первый призыв на военную службу по новому уставу. Ему подлежали юноши, родившиеся в 1853 году. В призывные списки были внесены 724 648 человек. У 51.1% было право на льготу по семейному положению (первого разряда — 27,7%, второю — 17.1%, третьего — 6,3%.). Предполагалось призвать 150 тыс. человек.[13]
Во всех губерниях и областях был создан 2101 призывной участок (90 городских, 636 смешанных и 1375 сельских).[14] На время призыва помещения городских дум, земских управ, мировых съездов, волостных управ, сельских школ превращались в призывные пункты, в которых призывники тянули жребий. Тысячи человек приходили смотреть на эту невиданную доселе процедуру. Как отмечал военный министр Д. А. Милютин, всех присутствовавших поражала «резкая противуположность со стародавними варварскими порядками рекрутских наборов».[15] Корреспондент одной из губернских газет так описал эти перемены: «Прежде, бывало, введут в присутствие рекрута: он дрожит и бледнеет, за ним входит старик-отец или старуха-мать и сейчас же падает перед присутствующими на колени: «Отцы наши, освободите: у него дети малыя!». «У меня вот грудь болит и весь я нездоров», — говорит, бывало, рекрут, трепещущею рукою указывая на больное место». Теперь же, сообщал корреспондент, всё по-другому: «Рекрут ходит быстро, весело: смотрит, как говорится, соколом. За ним не плетутся его старики вымаливать милости у присутствия... «Крестись, молись Богу, служи верой и правдой!», — говорит рекруту наш почтенный, уважаемый председатель.[16]
Пресса отмечала в основном благостную картину: слёзы не текли рекой, не было сцен отчаяния, типичных для прежних рекрутских наборов. Но случались и драмы. К примеру, на одном из участков дед призывника — дряхлый седой старик дрожащей рукой достал «завёрнутую в нескольких платках и тряпицах рекрутскую квитанцию» и протянул её членам присутствия. Председатель огорошил старика, объявив «совершенную негодность этого документа», так как квитанция не была предъявлена вовремя (до 1 октября 1874 г.) и потеряла силу. «Не погубите, отцы родные, кормильцы!», — завопил ошеломлённый старец. — Я не знал, что квитанции- то надо являть, мы люди тёмные!..» Но сделать ничего было нельзя — и парень пошёл в солдаты. Долго стоял старик, «как высеченный из камня, и, наконец, поток слёз вывел зрителей из невольного оцепенения»,[17] — свидетельствовал очевидец.
Как отмечали губернаторы и командированные в провинцию для наблюдения за призывом офицеры из свиты императора, такие крестьяне, годами копившие деньги на квитанцию, «как видно из прошений их, закладывали своё имущество или продавали часть его для того, чтобы оставить в семье крайне необходимого работника»,[18] а некоторые «отдавали на десять и более лет... своих сыновей в кабалу!».[19]
После жеребьёвки проводилось медицинское освидетельствование призывников. Согласно докладу министра внутренних дел 49 442 человека были освобождены от службы в войсках «по болезням и телесным недостаткам»,[20] а также из-за маленького роста, минимум которого составлял два аршина и два с половиной вершка (чуть более 153 см). Непригодными по этим основаниям признавались 15—20 %.
Ещё одно новшество удивило многих и произвело благоприятное впечатление на население.[21] Новобранцев распустили по домам проститься с родными. Правда, не везде. Эта мера не распространялась на губернии Царства Польского и некоторые другие местности, население которых в прежние годы было замечено в уклонении от рекрутской повинности. Уездные присутствия выдавали новобранцам, отпускавшимся домой, временные билеты, которые они должны были предъявить местной полиции, ответственной за их своевременный сбор.
Затем следовали торжественные проводы в армию. 18 декабря 1874 года псковский губернатор отправил министру внутренних дел телеграмму: «Сегодня в полдень перед отправлением новобранцев по назначению отслужен на площади торжественный молебен в присутствии начальствующих лиц при громадном стечении народа. Городской голова предложил чарку водки и калачи. Первая чарка за здоровье Государя Императора огласилась восторженным «ура!». При звуках народного гимна новобранцы веселы, уныния нигде не было видно. Начальствующие свидетельствуют о примерном поведении новобранцев».[22]
В целом призыв прошел спокойно, однако губернаторы и другие местные начальники докладывали в Санкт-Петербург о проблемах, которые он выявил. Так, вместе с каждым вызванным на призывной пункт прибывали его родственники. Выехав за десятки вёрст от дома, крестьяне вынуждены были задерживаться нередко на 10—15 дней. Корреспондент, находившийся в дни призыва в Пензенской губернии, привёл расчёт: «Если с участка требовалось 100 рекрут, то призывных оказывалось до 600 и более. С этими 600 человек на сборный пункт являлось 600 их жён, нередко с детьми, 600 их отцов и столько же матерей. Вся эта масса, проживая по 10 копеек в день на человека, должна была истратить во время призыва до 1750 рублей, не считая потерянного времени».[23] В Кашире Тульской губернии крестьяне прожили шесть дней и за это время так обеднели, что вынуждены были просить милостыню, чтобы не умереть с голоду. Ночевали они в холодном и грязном помещении постоялого двора на мокрой соломе.[24] В Нижегородской губернии там, где находились некоторые из призывных пунктов, не было даже постоялых дворов, хозяева, пользуясь случаем, размещали в своих тесных избах по 40—50 родственников призывников и брали с них за ночлег в 3 раза дороже обычного. По признаниям крестьян, призыв 1874 года обошёлся для них «гораздо дороже, чем прежние приёмы в городе».[25]
Во время призыва не обошлось без нарушений и злоупотреблений. Отчёты губернаторов пестрят упоминаниями о взяточничестве членов присутствия, врачей, писарей и даже священников. Нижегородский губернатор граф П.И. Кутайсов докладывал министру внутренних дел А.Е. Тимашеву о результатах проведённой им по собственной инициативе проверки слухов о том, что «некоторые уездные присутствия, неосновательно бракуя лиц, совершенно годных к военной службе, действуют неправильно, иногда даже пристрастно и вообще возбуждают в народе толки». Стремясь «доказать населению, что никакой подкуп призываемого освободить не может», губернатор подверг переосвидетельствованию в губернском присутствии 349 ранее забракованных. 92 призывника оказались годными к службе, 44 отправили на дополнительные «испытания» в больницу».[26]
Приём новобранцев в воинском присутствии 1874 г В первом призывном участке Грайворонского уезда Курской губернии, как показало следствие, врачи Татаринов и Рязанов забраковали за взятки до 50 % осмотренных призывников. В одном из уездных городов Владимирской губернии молодой крестьянин просил доктора признать его негодным к службе и предложил взятку в 300 рублей. Врач деньги взял, но обещание не выполнил. Новобранец сообщил об этом товарищам. Возмущённые новобранцы толпой отправились к доктору, выбили окна в доме, выломали двери, устроили погром. Виновник успел бежать.[27] Его коллега из Псковской губернии врач Новоржевского уезда Геринг был уличён «в поборах за содействие к освобождению от исполнения воинской повинности», брал с крестьян 200—250 рублей. Правда, деньги им вернул, так как те, кого он пытался забраковать, были признаны годными на основании заключения другого врача и призваны на службу. В том же уездном присутствии было доказано, что писарь местного казначейства взял с крестьянина 50 рублей, «обещая прибавить ему лет в ревизской сказке». Но того призвали на службу, а писаря предали суду, который приговорил его к пяти месяцам тюремного заключения.[28]
Было выявлено много фактов явки на медицинское освидетельствование и для определения возраста по наружному виду из-за отсутствия справок о рождении подставных — больных и великовозрастных. Особенно распространены такие факты были в южных и западных губерниях.[29]
В связи с неправильными действиями местных органов власти по организации призыва осенью 1874 года были поданы 76 083 жалобы, в том числе 44 330 на неправильное предоставление льгот и 26 996 — на неправильные сведения в призывных списках. Из них 19 911 были признаны обоснованными.[30] Если родители, родственники, опекуны новобранца считали, что его призвали в армию в нарушение устава, они имели право подать жалобу в Правительствующий сенат.
Нижегородский губернатор Кутайсов в отчёте о призыве указывал: «Уездным присутствиям пришлось рассмотреть очень много просьб, содержание которых преимущественно было об освобождении от призыва. Из числа просителей были, прежде всего, отцы и матери единственных сыновей, затем одиночки, не пользующиеся льготами по семейному положению по циркуляру МВД от 30 мая 1874 г. за № 32».[31]
«Одиночками» именовали женатых, единственных кормильцев, семейство которых состояло только из жены и малолетних детей. Упомянутый губернатором циркуляр МВД разъяснял, что «семейство» следует понимать «как союз кровный, а не рабочий, при назначении льгот по семейному положению семейные разделы (разделения семей на группы, жившие отдельно.) не должны иметь никакого значения».[32] Кутайсов пояснял, что просителей «хлопотать о льготах вынуждали условия семейной обстановки, где при единственном работнике-одиночке была жена с одним или двумя детьми, и потому одиночка, поступая на службу, семью свою должен оставить на произвол судьбы, а заведённое хозяйство отдавать в посторонние руки за бесценок».[33]
О том же свидетельствовала первая рассмотренная в Сенате 14 января 1875 года жалоба, связанная с призывом в армию на основе нового устава. Крестьянка из Саранска Д. Сафонова сообщала, что ее муж страдал «падучей болезнью», а пасынок (первый сын мужа) жил отдельно, поэтому после призыва сына просительница осталась «с тремя малолетними дочерьми и престарелым мужем... без всякого поддержания и опоры». Сафонова утверждала: если её сына не вернут из армии, «всё хозяйство придёт в разрушение», семья будет обречена «прокармливаться с малолетними дочерьми с помощью мирского подаяния».[34] Саранское и Пензенское губернское присутствия отказали в предоставлении льготы по семейному положению сыну Сафоновой, так как в соответствии с циркуляром МВД от 21 мая 1874 года № 30 не имело значения, «живут ли члены семьи (пасынок Сафоновой) вместе или отдельно».[35] Сенат оставил жалобу без последствий.
Как сообщал губернатор Кутайсов, по частоте обращений за родителями новобранцев-одиночек, которым было отказано в льготе на основании циркуляров МВД, «следовали ходатаи о предоставлении льготы незаконнорожденным детям, не пользующимся никакими гражданскими правами... а следовательно, и лишённым прав на льготы по семейному положению».[36] Примером может служить представленное в Сенат прошение крестьянки Нижегородской губернии, Макарьевского уезда, Варварской волости села Варварского А. Папалиной. Она «в 1853 году прижила... незаконно сына», а через три года вышла замуж за односельчанина, который воспитывал её единственного сына как родного, и когда тот вырос, «отдал ему дом свой с крестьянским наделом». Губернское по воинской повинности присутствие 13 ноября 1874 года отказало предоставить льготу её сыну как единственному в семье, поскольку мать не предъявила доказательств его усыновления, потому что «совершенно не знала» о существовании такого правила. Хотя женщина сообщила, что волостное правление выдавало её сыну «паспорт с отчеством и фамилией мужа». Сенат оставил жалобу без последствий.[37]
В целом в 1874 году на основании развёрстки Военного министерства были призваны на действительную службу 148 458 человек, из них 127 491 крестьянин, 12 713 мещан и ремесленников, 1621 дворянин, 909 купцов, 631 почётный гражданин [38] и 5093 прочих. Право на сокращение срока службы получил 1641 человек (1,1 % призванных). Треть новобранцев были женаты, неграмотны — 116 590 (78,6 %). Зачтены рекрутские квитанции за 935 человек. Более 50 % призывников освободили от службы по семейному положению. В ополчение зачислили 438 737 человек.[39] Министр внутренних дел 2 января 1875 года докладывал императору Александру II, что уклонились от призыва 24 350 человек (3,5 % общего числа вызванных на призывные участки), причём среди них не было крестьян, составлявших основную массу новобранцев. Министр отметил, что «для розыска уклоняющихся приняты меры».[40] К слову, списки уклонистов публиковались в некоторых газетах.
Итоги первого призыва на основе Устава о воинской повинности были тщательно проанализированы. По докладам губернаторов и наблюдателей на местах Министерство внутренних дел составило общий свод замечаний. Всего их было 6541. Многие касались льгот по семейному положению. Очевидно, при их определении составители устава стремились не допустить разорения крестьянских хозяйств и обнищания семей из-за призыва молодёжи, но первый опыт показал, что они не учли многих особенностей крестьянской жизни. Например, ранние браки, незаконнорожденных детей, приёмышей. Льготами оказались обделены упомянутые ранее одиночки, женатые молодые люди, имевшие детей, а также единственные незаконнорожденные сыновья. Были нарекания на организацию в ряде уездных городов призывных участков столь больших, что жеребьёвка призывников занимала несколько дней, вопросы об ответственности врачей за неправильное освидетельствование призываемых и другие. Все замечания и предложения рассмотрели в Особом присутствии о воинской повинности и затем в Государственном совете в октябре 1875 года. В Устав о воинской повинности были внесены изменения и дополнения.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Устав о воинской повинности. Высочайше утверждённый I января 1874 г. // Реформы Александра II. М., 1998. С. 338. г
[2] Там же. С. 349,350.
[3] Сборник правительственных распоряжений по введению обшей воинской повинности. Т. 1. СПб., 1874. С. 5,6.
[4] Устав о воинской повинности. .. С. 348.
[5] Там же. С. 372.
[6] Там же. С. 345.
[7] Веселовский Б.Б. История земства. Т. 111. СПб., 1911. С. 152.
[8] Зайотковский П.А. Военные реформы 1860—1870 годов в России. М.. 1952. С. 331.
[9] Неделя. 1874. N 47; Первый призыв всех сословий на военную службу. СПб., 1875. С. 5,6.
[10] Неделя. 1874. № 10.
[11] Первый призыв... С. 2. 3.
[12] Неделя. 1874. №6.
[13] Столетие Военного министерств. 1802—1902. Метрический очерк, Комплектование войск с 1855 по 1902 год. Т. IV. Ч. III. Кн. I. От. П. СПб . 1914. С. 152.
[14] Российский государственный исторический архив (РГИА) Ф. 1292. Оп. 2. Л. 1034. Л. 37 об.
[15] Милютин Д.А. Дневник. 1873-1875/ Под ред. Л.Г. Захаровой. М.. 2008. С. 141.
[16] Голос. 1874. 17 дек.
[17] Неделя. 1875. N 16.
[18] РГИА. Ф. 1292. Он. 2. Д. 1034. Л. 24.
[19] Там же. Д.818. Л. 11 об.
[20] Там же. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 196. Л. 8.
[21] Столетие Военного министерства... С. 182.
[22] РГИА. Ф. 1292. Оп. 2. Л. 811. Л. 37. 38.
[23] Первый призыв... С. 17.
[24] Русские ведомости. 1874. 20 дек
[25] РГИА. Ф 1292. Оп. 2. Д. 808. Л. 22 об.
[26] Там же. Л. 8,9.
[27] Неделя. 1874. N 52.
[28] РГИА. Ф 1292. Оп 2. Д. 811. Л. 43.44.
[29] Фёдоров А.В. Русская армия в 50—70 гг. XIX в. Л.. 1959. С. 270.
[30] РГИА. Ф. 1246. Оп. I Д. 36. Л. 172.
[31] Там же. Ф. 1292. Он. 2. Д. 808. Л. 21 об.
[32] Сборник правительственных распоряжений по введению обшей воинской повинности. Т. I. СПб.. 1874. С. 291
[33] РГИА. Ф. 1292. Оп. 2. Д. 808. Л. 21 об.
[34] Там же. Ф. 1341. Оп. 135. Д. 173. Л. 2. 3.
[35] Сборник правительственных распоряжений... Т 1. С. 290.
[36] Там же. Ф. 1292. Оп. 2. Д. 808. Л. 21 об.
[37] Там же. Ф. 1341. Оп. 135. Д. 234. Л. 2-3 об.. 6.
[38] Введено манифестом Николая I от 10 апреля 1832 г. «Об установлении нового сословия пол названием Почетных Граждан» / Полное собрание законов Российской империи. Второе собрание (1825-1881). СПб.. 1833. Т. 7. С. 193-195.
[39] Столетие Военного министерства... С 153—154; РГИА. Ф. 1246. Оп. І.Д. 36. Л. 140-144.
[40] РГИА.Ф. 1284. Он. 241. Д. 196. Л. 2.
[41] Там же. Ф 1292. Оп. 2. Д. 1034. Л. 8 -80 об. С. Н. РУДНИК. Военно - исторический журнал
ertata
