Сегодня, в день 20-летия событий 1991 года, решил еще раз разместить в блоге свои воспоминания, написанные пять лет назад - на пятнадцатилетие победы над путчистами.
1.
Только позавчера осознал, что 15 лет уже путчу. То есть вроде как юбилей. Признаюсь, дата не была для меня красным днем календаря. Первые два года приезжал в августовские дни к Белому дому, просто ходил неподалеку. Но потом все обнесли заборчиком и как-то понемногу воспоминания остались позади. Потерян уже блокнот, в котором был записан номер моего отряда и имя командира. Во время пожара в общежитии сгинул противогаз, оставшийся у меня после защиты демократии. При переезде оставил тяжеленный кусок арматуры (оружие студента), взятый на память. И в завершении всего украли у меня сумку с документами, среди которых была и благодарность от Ельцина за защиту Белого дома с дополнительной подписью какого-то военного, вышедшего к нам в финале.
Слышал, что создавали потом союз защитников Белого дома, но не видел смысла туда вступать. Какой из меня защитник? Два стекла больших в очках, да арматурина в руке. Если кто и пострадал бы от меня, то только из-за смеха, который моя персона, наверное, вызывала. А я тогда еще худющий был такой, что даже если бы из танков нас обстреливали, в меня бы все равно никак бы не попали. То есть я был единственный там, кто ни при каких условиях не смог бы пострадать.
Впрочем, забежал вперед истории, которую хочу рассказать.
2.
1991 год. Политикой тогда увлекались все. Знакомые друзья-студенты вступали во всевозможные партии и хвастались интересными корочками. Будете смеяться, но у анархистов тогда тоже были партбилеты. Хотя сочетание анархии и партбилета, это нечто. Наша (с сокурсниками) политдеятельность заключалась в активном распространении информационных листков, в которых пытались рассказывать студентам об их правах. Листовки делали на печатной машинке, а потом поздним вечером расклеивали по всей Тимирязевской сельскохозяйственной академии.
Одновременно, поскольку был комсоргом группы, то упорно пытался выйти из комсомола. Тогда это было делом нелегким. Несколько собраний все более и более вышестоящих организаций, которые всячески уговаривали не бросать дело партии и Ленина. Но мне очень хотелось бросить это дело. К сожалению, до конца я его бросить так и не успел, т.к. финальное заседание, на котором все и должно было случиться, было прервано студенческой практикой, а потом и собственно путчем.
Впрочем, шел я проторенной дорожкой, и было, наверное, не так тяжело, как моему отцу, который вышел из компартии еще в махровые советские времена. В те годы компартия старалась сохранить видимость того, что она состоит из рабочих. Интеллигенцию в партию впускали не сразу, а вот за рабочим людом была настоящая охота. Но папа, когда у него появилось двое детей, решил направить средства не на партийные взносы, а на нас. Шахтера долго уговаривали, но отец был непреклонен. Таким образом, пусть и косвенно, я вроде как помог из компартии выйти хотя бы одному человеку. Спасибо компартии за наше счастливое детство. Может быть, на несданные партвзносы отец и купил мне в свое время электромобиль.
3.
Студенческая практика будущих агрономов и защитников растений проходила, конечно же, на картофельных полях. Мне и нескольким моим коллегам по несчастью досталась чуть более веселая работа. Наша группа наполняла амбары бесконечными мешками с зерном. Это довольно интересный труд, надо сказать. Два мешка вдоль. Два поперек. Если бы было все поперек или все вдоль, мы бы обезумели. А так хоть какое-то разнообразие.
А чтобы нам было еще веселее, периодически нас отправляли в какую-то жуткую яму, из которой нужно было вычерпывать воду и свалившееся туда зерно. Думаю, любителям пива там бы понравилось. Ибо забродившее на жаре зерно в глубокой яме полезно только любителям пива. Мы были студентами самой передовой страны мира того времени. Поэтому нас оборудовали современными орудиями вычерпывания – лопатой, веревкой и скрюченным от невыносимой жизни ведром.
Так ковали агрономов страны.
Но рабочий завтрак в столовой в начале суток и сытный обед в их середине компенсировали многие недостатки. Лишь ужин хлебом с кабачковой икрой да изредка макаронами вносил в финал дня легкий налет студенческой голодухи.
17.08.2006
4.
В подмосковную Красную Пахру путч прибыл следующим образом. Зашел с друзьями в магазин, а все продавщицы стоят с деревянными лицами. И тут только обратили мы внимание на радио. Болезнь Михаила Сергеевича. Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению. Вечером не ходить. Не дышать. Не думать. Сидеть по домам. Так, с металлическим голосом диктора в подмосковный поселок путч и пришел.
Точно помню такое странное чувство, когда мы возвращались в общежитие. Нет, не было там какого-то вот знаете такого краха всего на свете, нет. Просто такая смутная тревога. Не ужас, не возмущение, не желание пойти и все, что нужно, отстоять, но вот… тревога.
А по общежитию уже бегал взмыленный замдекана. Он строго настрого запрещал всем выезжать в Москву и требовал, чтобы завтра же все были на работе. ТСХА ведь не была оплотом либеральных идей. Стародубцев (один из ГКЧПистов) плоть от плоти наш, тимирязевский по духу.
Почему мы поехали в Москву? Не знаю. Вот сейчас, оглядываясь назад, вообще не понимаю, почему именно туда, откуда это желание появилось? Не разберешь. Но ехали мы в город как на праздник. Облачились в самое лучшее, что у нас было. Белые какие-то рубашки, отутюженные брюки. Все же в Москву едем, не куда-нибудь.
5.
Слухи. Разговоры.
Вот чем встретила столица. Из уст в уста, каким-то непонятным сарафанным радио народ передавал друг другу «там танки», «и вон там уже». Но пока это были только слова, мы пока ничего такого не видели. И вдруг на Парке Культуры у метро – несколько БТР. Ого! Все серьезно, оказывается. Чаще и чаще произносится «Белый дом». Вроде как нужно идти туда. Там все скажут. И мы искали этот Белый дом.
Кстати, интересно, кто ввел это название? Если не ошибаюсь, все же именно в те августовские дни стали мы называть дом российского правительства Белым домом.
Но как же его найти?
А найти его было очень просто. Дирижабль, который реял над местом сбора, был виден наверное со всей Москвы. И словно магнитом притягиваемые, с разных сторон огромного города к этому дирижаблю шли люди.
6.
Тверская. Цепочки солдат. И много людей рядом с ними. Бабушки, старики, молодые девушки, мамы с детьми, мужчины, - все говорят с солдатами.
- Ребята, вы же не будете в нас стрелять?
- Солдатики, вы же наши, русские.
А молодые солдаты в огромных нелепых касках, еле закрывавших оттопыренные молодые уши, не знали, что говорить этому неиссякаемому ручью. Улыбались, прятались, не знали, куда деться, общались, уходили от общения. Но как скрыться от сотен глаз, обступивших тебя? Как не взять цветы, которые тебе дают? Как не принять гостинцы, которые наши золотые старушки принесли для голодных солдатиков?
Как это все необычно. Пустынные улицы, по которым ходят пешеходы. Полностью перекрытий центр. И много военных.
7.
Радио. Его слушали все. Но более всего запомнил одних военных. Огромная колонна грузовиков стояла у набережной, и в каждой кабинке – открытая дверь. А возле каждой машины – солдаты и гражданские, сгрудившиеся у единственного источника информации. Который продолжал звать к Белому дому.
И вот – дирижабль в вышине, и море людей. Слушают выступающих с импровизированной трибуны, в которую превратили широкий балкон Белого Дома. Странно, но не помню ни тех, кто выступал, ни того, о чем говорили. Запомнилось другое. Периодически шли объявления о возможном скором штурме, предлагали уйти тем, кто пришел с детьми (были и такие, даже с колясками, и они не уходили, к сожалению) и просили всех на случай газовой атаки подготовить заранее платки. Для этого нужно было положить платок или на зонтик (моросил дождь) или хотя бы смочить в луже.
И вот в таком напряжении прошел первый день. Вечерело. Я и два моих сокурсника решили, что нужно оставаться, быть здесь. Но наши нелепые белые рубашки…. Может быть, они спасли нам жизнь, кто знает? В тот вечер мы решили вернуться, чтобы переодеться в студенческие рабочие робы и вернуться уже настолько, насколько будет необходимо. Это единственная ночь, которую мы провели вне кольца оцепления. И именно в эту ночь пролилась кровь.
18.08.2006
8.
Все, что было до нашего вступления в ряды оборонявших Белый дом, помню более или менее хорошо, а вот все время внутри кольца слилось в плотный сгусток ярких и немного разрозненных впечатлений.
Здесь придется отступить от описания и забежать вперед ради уточнения одного момента. Удивительно, но понадобилось 15 лет и вот эта открытая публикация воспоминаний, чтобы некоторые факты из прошлого встали для меня на свои места. Дело в том, что на место гибели ребят у тоннеля я лично попал только 22 августа, когда все было позади. И не знаю, как так получилось, но все эти пятнадцать лет почему-то думал, что трагедия случилось именно в ту ночь, когда нас не было у Белого дома. Спасибо тем, кто меня поправил.
Итак….
9.
Рабочая студотрядовская униформа на нас. Возвращаемся в Москву. Народ ходит по улицам. Некоторые – с флагами. Удивил какой-то необычный, который нес впереди нас один парень.
- Что это?
- Флаг Грузии!
В те дни возрождалась не только Россия.
У Белого дома подошли к какому-то человеку, который записал нас в отряд, представил командиру – такому же добровольцу, как и все остальные. Конечно, он был старше. Первое задание – строить баррикаду. Сейчас уже трудно понять, откуда в центре Москвы нашли столько необходимых стройматериалов, но помню, что разбирали какой-то деревянный забор недалеко от американского посольства. Листы, деревянные щиты – все шло в ход.
Наша баррикада была на боковом балконе (или как там называлась площадка, огибавшая дом правительства?), недалеко от Горбатого моста. Когда мы ее возвели, думали, что это будет наш крайний рубеж. Позади нас была еще одна линия ограждения. Ее сторожили более опытные оборонцы. Кажется, там среди них были и казаки. И вот на все эти оставшиеся двое суток, данное поле – от нашей баррикады до следующей – и стало моим своеобразным домом. Через некоторое время возвели баррикаду дальше нас, у лестницы. А потом и еще одну. И еще.
10.
Почему люди пошли к Белому дому?
Конечно, у всех были свои мотивы. И все же попробую пояснить новому поколению, что свои чувства того времени.
Представьте, наше поколение начинало учиться тогда, когда коммунизм, казалось, был лучшим, что придумало человечество. Мой взгляд немного отличается от тех, кто рос в больших городах, но, надеюсь, не сильно.
Ленина мы считали добрейшим человеком, любившим детишек и солдат на боевом посту. Мы были октябрятами, и нас разбивали на октябрятские звездочки (группки по пять человек). Вступали в пионеры, помогали ветеранам в тимуровском движении, вручали им цветы. Барабанили в пионерские барабаны и стояли на почетном посту с красным знаменем у памятника Ленину в своих городках. Рано утром в зимний мороз на санках тащили к грузовикам с трудом собранную по соседям макулатуру, стараясь отдать «Миллион – Родине». Получали дипломы. Изъездили полстраны на автобусах с экскурсиями. Учили советские песни. Знали нашу историю, как нам ее преподавали. На политинформации переживали за детей Африки, борцов за свои права в капиталистических странах. Ходили на демонстрации. При этом девчонки на уроках труда заранее мастерили огромные цветы из цветной бумаги. Мальчишкам, конечно, ничего к демонстрации мастерить не доверяли. Прогуливать шествия было нельзя, всех записывали. Но после прохождения трибуны с местным городским начальством (чем меньше городок, тем меньше трибуна) контроль учителей ослабевал, а кучи плакатов и транспарантов приходилось доносить до школы только самым сознательным. Остальные разбегались по городу. Из динамиков разносилась позитивная музыка про комсомольскую юность. Было хорошо.
Потом был комсомол (с вступительным экзаменом в горкоме). Собрания становились все более скучными. Школьники делились на тех, кто делал доклад и сидел в президиуме и тех, кто дремал в зале. Мы росли, и ритуальные советские церемонии давались нам с все большим трудом. Некоторые пытались что-то менять, спорили, скандалили, не соглашались. Но на святое – на советский строй в принципе обычно не покушались.
11.
Постепенно жизнь в стране начала меняться. Саманта Смит и надежда на всеобщее разоружение. Безалкогольные свадьбы и родственники, варившие самогон по ночам на окраинах городков. Шокирующий «Иди и смотри» о войне. Брейк. Появился Цой. И на военных сборах мы маршировали под «Группа крови на рукаве». Была «Асса». Появилось видео. Шварц Неггер и Шварцен Егер становились нашими новыми кумирами. «Ласковый май», конечно, был почти во всех магнитофонах. Брюс Ли. Необычный лектор, приехавший в город и поставивший «Лестницу в небо», и мы сидели, затаив дыхание, слушали, какой может быть настоящая музыка. Рок. На школьных дискотеках между «Депешами», «Модерн Токинг», «Крафтверк» и Сергеем Минаевым ставили «В глубокой шахте…», и группка преданных сторонников рока, ставши в круг, трясла отрастающими гривами. Волосы многих ребят становились длиннее, искусственная кожа с заклепками входила в моду.
Классная руководительница все чаще на политинформации рассказывала какие-то истории из газеты «Аргументы и факты».
И вот вместо спектакля про «Ленина в октябре» в городском конкурсе вопреки мнению руководства школы ставим «Сказ про Федота-стрельца» со всеми его «девка, эвон, подросла, а тоща, как полвесла, вот и мыслю, как бы выдать нашу кралю за посла».
КВН. «Взгляд». Первый съезд депутатов, который мы слушали, не отходя от телевизора часами.
Кашпировский. Мультфильмы студии «Пилот». И газеты, которые хотелось читать от корки до корки.
Многое из мифического прошлого развеивалось. Мы становились свободнее.
12.
Знаю, теперь часто говорят про «великий советский строй, который развалили». И некоторые молодые начинают в это верить. Но мы-то все понимали тогда. Нам-то было с чем сравнивать! И мы не были готовы к «Лебединому озеру» вместо Цоя. Мы это уже проходили. А потому, пусть будет балет, никто не против. Но пусть будет и Цой.
Помимо всех причин быть у Белого дома были и еще одна. Важная.
Ельцин.
Да, мы любили Ельцина. Для нас он был символом новой России, свободной, молодой, сильной. Не могли мы отдать наши мечты, надежды, будущее. Слишком близким было то прошлое, серое прошлое, от которого уходила страна.
13.
К Белому дому приходили самые разные люди. Студенты, кооператоры, преподаватели, женщины и мужчины, молодые и взрослые.
Но одним человеческим ресурсом сыт не будешь. И вот здесь, не буду скрывать, для голодного (на тот момент) студента, наступили минуты настоящего пира. Кооператоры везли еду со всей Москвы и в чем в чем, а с питанием проблем не возникало. Некоторые приносили продукты и сами становились в строй оборонявших. И ведь везли чуть ли не все, что у них было. Почему? Первые предприниматели свободной страны защищали и свое будущее.
С питанием связано одно забавное воспоминание. Мы, шутя, называли это диверсией. Дело в том, что кто-то привез довольно много арбузов. Ага. Мы подбираемся к деликатной стороне защиты демократии.
«Удобство» было, что называется, во дворе. Большая яма в скверике неподалеку. При этом нужно понимать, что просто так к яме этой пройти было невозможно, ибо каждую баррикаду можно было преодолеть только посредством пароля. А пароли меняли через определенное время. Поэтому к «удобству» ходили отрядами. Мальчики отдельно, девочки отдельно.
И, учитывая это обстоятельство, к арбузам мало кто притронулся.
14.
Как мы были вооружены?
Единственным нашим оружием был кусок арматуры. А единственным снаряжением – противогазы. Их привез в багажнике легковой машины какой-то мужчина. Сказал, что взял их на своем заводе. Кажется, он был одним из руководителей предприятия. Мы разгрузили все и раздали защитникам, оставив по одному и себе.
19.08.2006
15.
Мирные минуты и часы у костра с песнями под гитару периодически прерывались построениями. Чаще всего говорили о возможности штурма, о том, что начались передвижения военной техники. Таких тревожных моментов было много. Особенно сильным напряжение было в ночь с 20 на 21.
Следует отдельно отметить информационную среду внутри живого кольца. Во-первых, нам старались рассказывать все, что было только можно, что происходит в стране, в Белом доме и вокруг него. Во-вторых, многократно пытались пресечь возможные провокации. Один из руководителей обороны предупредил всех о том, что будет попытка распространить спиртное среди защитников белого дома, и что спиртное может быть отравлено. Сейчас я понимаю, что эту информацию возможно немного и преувеличили, но главное – результат. А в результате – абсолютный сухой закон внутри кольца. Никакого спиртного.
Мы не очень хорошо слышали речи на митингах, но и тут о защитниках была забота. Периодически в окне выше нас появлялся кто-то с мегафоном и зачитывал последние новости. Дополнительно из этого же окна вниз сбрасывались листовки с информацией об Указах Ельцина, о происходящем в России и в мире.
16.
Конечно, много общались. Кто-то вспоминал, как разворачивал троллейбусы до того, как попасть в ряды защитников. Кто-то описывал, что творилось в предшествующий день в других частях столицы. Из тех дней я запомнил новое для меня радио «Эхо Москвы». На улице можно было встретить человека с поднятой рукой, в которой он держал маленький приемник и вокруг человека – толпу тех, кто слушает.
Отдельное воспоминание.
Раннее утро. Нас выстраивают в цепь, говорят, что сейчас, скорее всего, будет штурм. Мы открыли сумки с противогазами, взяли в руки нашу штатную арматуру.
Не знаю, кто о чем думал, но вот честное слово, в моей голове была только одна мысль: «мне сейчас очки снять, или потом успею?».
17.
Флаг.
Я не фанат символов. Но что было, то было. Новый российский флаг, который реял где-то в вышине, для нас действительно был образом новой обновленной России, которую мы тогда пришли защищать. Но какая-то наша часть и тогда, и возможно на всю оставшуюся жизнь все же будет принадлежать и другой стране – СССР. И кто знает, может быть в том, как мы были искренни, как бились тогда за идеалы, была доля и заложенного в нас советского максимализма? Все может быть.
Но после августа 1991 года мы обрели новые символы нашей свободы.
Если есть одна вещь, о которой я жалею в те дни, так это то, что мы так и не видели того концерта, который шел с другой стороны здания.
Хорошо хоть музыка немного доносилась до нас.
18.
21 числа наступил перелом. Все больше хороших новостей доносилось до нас. И одна из них была связана с Горбачевым.
«Где Горбачев?» - главный вопрос улицы.
Почти все понимали, что Михаил Сергеевич не просто так «заболел». И довольно быстро распространилась информация о том, что его удерживают насильно. И именно возвращение Горбачева в Москву было для нас символическим завершением обороны.
19.
И все же и последняя ночь была тревожной.
Помню, опять же утром, было еще одно построение. Говорили что-то о снайперах в ближайшем здании. К домам направилась группа защитников. К счастью, сообщение оказалось ложным.
Это был последний напряженный эпизод обороны.
20.
И вот всем выдают благодарности защитникам Белого дома за подписью Бориса Николаевича Ельцина. К тем, кто был во внутреннем кольце обороны, вышел в камуфляже один из руководителей обороны и дополнительно подписал благодарность и от себя, на том же листе.
С этим листком на сердце, с противогазом через плечо и арматуриной (на память) в руках мы возвращались назад. Подошли к тоннелю, где погибли ребята. Увидели кучу людей, цветы, надписи и темные пятна на асфальте. Постояли немного и поехали назад.
Днем в общежитии к нам в комнату ворвался замдекана с криком «где вы были? Почему нарушили запрет?». Но в те дни многое менялось. Благодарность Ельцина спасла нас от санкций. Ну а несколько позже по стране прокатилась паника бывших коммунистических функционеров. Страна избавлялась от ветхого рубища, ставшего тесным молодой стране.
И конечно никто не посмел не наградить тех, кто погиб, став на пути военной техники. Может быть, жизни этих ребят спасли и наши жизни. Может быть, их смерть отрезвила тех, кто был готов уничтожить много больше людей.
21.
ГКЧП сейчас некоторыми воспринимается как нечто несерьезное, почти бутафорское. Но в те дни все отнюдь не говорило о легковесности их слов. Танки, БМП, солдаты на улицах. С оружием солдаты. И кто знает, к чему могло привести наличие ядерного оружия в их руках? Сотни тысяч людей на улицах Москвы доказали, что больше не хотят, чтобы выбор делали за них. В те дни мы определяли свое будущее. А может быть и будущее всего мира.
22 числа впервые приму участие в мероприятии, посвященном событиям тех дней. Почему не принимал участие раньше? Не буду лукавить. Я достаточно иронично отношусь к своему вкладу в августовскую победу демократии. И наверняка восемнадцатилетний мальчишка был больше обузой, нежели пользой для защитников Белого дома.
Почему мы победили?
Потому, что было неравнодушие. Мы знали, что никто вместо нас не отстоит то, что было нам дорого.
Потому, что были лидеры, которые были рядом. Которые не сбежали за рубеж. Которые жили теми же чувствами, какими жили и мы.
Потому, что у многих людей в погонах была офицерская честь.
Потому, что Россия не хотела единства ценой железного занавеса.
И знаете, мне кажется, и сегодня мы можем побеждать. Если неравнодушны, если, будучи лидерами, слышим тех, кто верит в нас, если храним честь, если будем идти к единству страны не через цепи и оковы, а через ее свободу.
Спасибо всем, кто был неравнодушен тогда. Спасибо всем, кто остается неравнодушным и сегодня.
21.08.2006
log in to give LJ Tokens.', event);">Give 10
