Нет ничего длиннее пути домой.
Сеть трасс нас накрыла – не выбраться, не продохнуть,
Ночами мне что-то мучительно давит на грудь,
А днем тот, кто выбрал за нас этот гребаный путь,
Смеется и шепчет: зато он с тобой, он с тобой.
Дорога ведёт с пепелища на кладбище,
С бала в мотель,
Дорогу ведёт от дешевого виски, бессонных недель,
От ведьминых чар, - но приводит по-прежнему в цель.
Об этом я тоже с тобой не хочу говорить.

А ты бы сказал: ты не помнишь, наверно, старик,
Ведь это же Борхес, вторая история, прямо про нас.
А я бы тебя смерил взглядом и дал тебе в глаз:
Про нас нет ни слова в пыли твоих чертовых книг.

Ни Борхес, ни Тейлор, ни хрен там какой Эвгемер
Не смог написать бы про нашу дорогу домой.
Про ту, где победа приносит три дюжины бед,
Про ту, где герои не помнят, как выглядит дом,
Про ту, где его, понимаешь ли, попросту нет.

(А ты бы добавил, что нет даже этих героев.
«Одна метанойя», сказал бы ты, «гребаная метанойя»).

Нет ничего длиннее пути домой.
Сеть трасс нас накрыла – не выбраться, не продохнуть,
Ночами мне что-то мучительно давит на грудь,
А днем тот, кто выбрал за нас этот гребаный путь,
Смеется и шепчет: зато он с тобой, он с тобой.
Дорога ведёт с пепелища на кладбище,
С бала в мотель,
Дорогу ведёт от дешевого виски, бессонных недель,
От ведьминых чар, - но приводит по-прежнему в цель.
Об этом я тоже с тобой не хочу говорить.

А ты бы сказал: ты не помнишь, наверно, старик,
Ведь это же Борхес, вторая история, прямо про нас.
А я бы тебя смерил взглядом и дал тебе в глаз:
Про нас нет ни слова в пыли твоих чертовых книг.

Ни Борхес, ни Тейлор, ни хрен там какой Эвгемер
Не смог написать бы про нашу дорогу домой.
Про ту, где победа приносит три дюжины бед,
Про ту, где герои не помнят, как выглядит дом,
Про ту, где его, понимаешь ли, попросту нет.

(А ты бы добавил, что нет даже этих героев.
«Одна метанойя», сказал бы ты, «гребаная метанойя»).