Маленькая старушка заходит в Национальный Банк, держа в руках мешок денег. Она настаивает, что должна говорить только с президентом банка по поводу открытия сберегательного счета, поскольку, это очень много денег! После изрядных пререканий и споров,...

Просматривая утреннюю почту, с меня слетела шляпа. Я немного боюсь слова "задержка", даже ежели за неё просят прощения и просят недорого. Что  до "доброго времени сук", то я оценил и чувство юмора, и тонкость восприятия, и западающую клавиатуру.

Всемирный день сна я логично отметил бессонницей. Только под утро, минут за пятнадцать до того, как зазвонил чёртов будильник, я увидел что-то необычайно интересное.

Лиса Чикатило с перешибленным позвоночником плыла по широкой мутной реке, не имея возможности ни умереть, ни жить. Путь лисы был ясен только для кошки, которая частью берегом, частью мягко скользя над верхушками деревьев, провожала Чикатило по дороге в океан.

Вообще убить лису мог кто угодно, алиби не было ни у кого из лесных жителей. Кролик E-boon разочаровался в любви тайского трансвестита и стал постоянным клиентом проктолога, енот вообще был убийцей только из любви к искусству, Николай Васильевич Google искал сюжеты для специальной детективной поэмы "Мёртвые духи". Кошка могла убить только в порядке самообороны, но ведь всем известно, что Чикатило была тайской лисой-оборотнем с неясными намерениями по поводу енота, правда, мало кто знал о поединке кошки и лисы, когда последняя превратилась сначала в енота, а затем в волка - не очень логично, но у тайцев особая логика.

Любой эксперт (буде нашлись в лесу такие) сразу бы понял, что Луизе Веронике Чикатило нанесло удар сзади недлинным мечом, не вынимая его из ножен, что требовало немалой силы и, главное, абсолютного спокойствия. Ни у кого из жителей леса не было такого меча, как не было ни сылы, ни, тем более, спокойствия.

И, скажите, зачем было толкать обездвиженного противника в воду, когда милосерднее было его убить на месте?

С этой мыслью я проснулся. Сон ещё не выветрился, но требовал большого романа в девяти частях и с эпилогом - это с моей-то ленью. Ну, когда-нибудь... очень не скоро.

Да, и на границе сна и пробуждения звучал диалог, который правильнее было назвать монологом, когда кошка, чтобы задать всего один вопрос, звала лису:
-- Шу'аль!
(ответа не было)
-- Хули-цзин!
(по телу лисы прошла дрожь)
-- Ама–кицунэ!
(лисица судорожно затрясла лапами, подняв тучу брызг)
-- Старая ты сука! - Устало прошептала кошка, и тогда Чикатило повернула голову на звук и открыла тусклые мёртвые глаза - мёртвые уже очень давно.

Я тоже открыл глаза - сонные, но вполне живые.

Для картины недели решил пошастать по старым домам на Минской и Киевской. Честно говоря, я по своей славной традиции, делал это всё в последний момент. Сегодня же сдавать рубрику, а картины никакой не было и в помине. Но почему то, когда вышел из дому, практически сразу решил ехать туда. Я уже снимал там разные вещи.

If you look at the world of drunken eyes, every thing would appear to man as it is: hazy and vague, сказал как-то Вильям Блейк в своих "Песнях неопытности и вины". Лучше даже: "Песнях вина". Конечно, Блейк ничего такого не говорил, вернее, говорил не так.

"Не так" вообще частое состояние как для частных лиц, так и честных копирайтеров. Будучи в бедном районе одного города, я наткнулся на рекламную растяжку философского характера: мол, в мире всё связано, море не хуже политзаключённых, а сырая рыба лучше и быстрее феминисток.

Под рекламой ходили туда-сюда какие-то особо древние плохо одетые старушки (похоже, все как одна феминистки и потребители суси). Сфотографировать растяжку было сложно: с трёх сторон напирали пенсионерки, а с четвёртой высился огромный полуметровый поребрик, который хотелось назвать уродливым словом "бордюр", но я так и не решился на это пошлое лингвистическое преступление.