Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
прибалтийское исподнее 2012-09-13 17:22:35
+ развернуть текст сохранённая копия
Ранней осенью за активное участие в агитбригаде вся компания была премирована институтским руководством поездкой в Прибалтику. Подозреваю, не без участия Столяровой – выбирала до дна всё, что можно было взять.
Почти ничего не помню. Опять присматривали пластинки таллиннского филиала. Желтые листья, мокрый асфальт… В небольшом киоске покупаю глянцевый конверт с мюзиклом Паулса «Сестра Керри» и пластинку латвийской поэтессы Визмы Белшевицы. Брал вглухую, - достаточно было увидеть на конверте или яблоке наличие какого-либо композитора, то есть, в принципе, музыки. Пластинка Белшевицы мне представлялась чем-то авторским, альтернативным, почти рОковым. Ну, а Паулс – имя. И конверт красивый. В автобусе Андрею Иванову показываю последнего. Да, говорит, это вещь, и я удовлетворенно умолкаю. В Калинине выяснилось, что всю первую сторону Визма читает стихи на латышском. На обороте была музыка на ее тексты, возможно, даже и Паулса, драматичные песни в исполнении Мирдзы Зивере, канувшие в лету, и я пластинку забросил как свой откровенный промах (Зивере - пухленькая латышка с ямочками на щеках, появлявшаяся время от времени на союзных концертных телеплощадках по протекции, возможно, того же Паулса – солистка ВИА «Модо» под его руководством. Вместе с худеньким, востроносеньким Имантом Ванзовичем, солистом того же ансамбля, исполняли глуповатую «Надо подумать» - он приглашает ее прогуляться при луне, она кокетничает; пара пучит глаза, изображает малолеток и выглядит идиотски, но то было единственно дозволенное на всесоюзном ТВ хулиганство, когда в зале концертной студии Останкино, в котором, как правило, и снимались такие концерты, сидели млеющие в ханжеском прекраснодушии пердуны Союза композиторов). Мюзикл впечатления тоже не произвел. Песни на латышском, которые позже Паулс трансформировал в инструментальные, для общесоветского рынка композиции. Они, конечно, не без интереса быстро узнавались, но подспудно это расстраивало: Паулс скряга, ничему не дает пропасть, эксплуатирует, повторяется. Да и было бы чему повторяться, мне его песни казались (и кажутся) весьма ходульными, надуманными, и временами вдруг какими-то коварно неискренними. И вершина тут - «Миллион алых роз»: ненатуральность примитивничающего Вознесенского, помноженная на вечную рисовку примадонны нашей Аллы свет Пугачевой.
В поездке куролесили, видели исподнее. Утро. В номере уже одетая Столярова щекочет своего Андрюху, еще лежащего на кровати под одеялом. Он гогочет, дрыгает ногами, одеяло то и дело взлетает, я вижу андрюхины полосатые семейники и простодушно вываливающуюся из них редковолосатую мошонку. Опять нервный смех, одеяло в воздух, опять жеребячье бесстыдство, которое мне почему-то нравится. Андрюха учился в медицинском. Ох уж эти медики, для них, что ни любовь – то обычная химия. В широких, застеленных коврами коридорах гостиницы светло. Хотелось праздника. Но на него не было денег. За дверью соседнего номера шум, Абрам с кем-то гоношится, там деньги, видимо, были. Но нас туда не приглашали. С горя выпили с Толей по две таблетки димедрола. Шатаемся по коридорам. Проболтались Андрюхе. «Ну и дураки», - сказал он.
Тэги: мэмуар
шумел сурово 2012-09-05 21:48:52
Глухой зимой ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Глухой зимой уехали в Брянск на преддипломную практику.
Брянский автомобильный завод.
Река Десна делит город на Брянск 1 и Брянск 2. Мы жили, кажется, во втором. Это неважно. Отсутствие центра, размазанность по берегам, множество больших тяжелых предприятий, серая, гнилая зима – всё это о том, что есть где-то такой же унылый Брянск 1, и ничего другого в этом мире быть не может. Мужское общежитие. Меня с Лариным подселили в комнату к парню с завода. Четыре продавленные кровати, стол у окна. Парень уходил утром, приходил вечером, ложился спать, храпел. На следующее утро опять уходил. Так день за днем. Нам с Серегой было жутковато.
Завода не помню. Помню только, как долго идем на завод. Я в летних женских туфлях на каблуке, для тепла – пододетый шерстяной носок. Ларин идет быстро, еле за ним успеваю, и у меня скоро начинают ломить ноги в подъеме.
Очень быстро стало понятно, что практика заключается в том, чтобы удачно выбрать деталь и натырить в архиве как можно больше «синек» (синеватых, в фиолетовый ротапринтов чертежей) технологических операций ее изготовления. Я выбрал цилиндрический, похожий на вазу, корпус с фланцем для шаровой опоры переднего моста какого-то грузовика. В дипломе нужно спроектировать участок металлорежущих станков для ее (детали) изготовления, и, в первом приближении, эта технология была мне более-менее уже ясна – токарная обработка.
Ларину достался сложный литой корпус коробки скоростей. Тут понадобится и фрезеровка, и сверление в кондукторах, и сложное внутреннее растачивание на станках с ЧПУ…
Натырили. Контур родной детали быстро отыскивался, - как в игре «где спрятался зверь» - на фиолетовых простынях. Годится, берем, потом разберемся нужно-ненужно. Параллельно в уме уже выстраивалась линия: так, это есть, тут понятно, а вот ту пока еще белое поле. «Синька» запихивалась под ремень, без труда выносилась через проходную и складывалась в чемодан под кроватью.
Обедали в городской столовке. Чем занимались вторую половину дня не помню. Ну, ходили к девчонкам.
Верка Усова, Ольга Голикова и кто-то еще из нашего потока жили в женском общежитии неподалеку. К ним не пускали, мы забирались по козырьку над входом на второй этаж и попадали в комнату. Как правило, ненадолго, быстро приходил комендант и начинал стучать. Пока девчонки переругивались с ним через закрытую дверь, быстро ретировались тем же путем. Через некоторое время девчонок, как нарушительниц общественного порядка, переселили к какой-то бабке в частный сектор. Туда мы ходили свободно.
Выпивали. Три раза.
Приняв во время первого, сидели с девчонками в женском общежитии в красном уголке рядом с вахтой (дальше не пустили); полуприжавшись друг к другу, с тяжелыми головами, мрачно молчали, недоудовлетворенные.
Второй раз помню смутно. На пути в свое общежитие, напрямик, в одиночку упрямо лез через какие-то глухие заборы; было темно, лаяли собаки. Полагаю, это могло присниться, настолько мертво было в тех огородах и неоправданным мое глухое упорство.
Третий раз – на троих у нас в комнате. Радость опять была недолгой. Окружающая объективная реальность быстро превратилась в серую, ноздреватую губку, мы потеряли ощущение времени и завалились спать.
Кончились деньги. Ходил на почту, послал родителям телеграмму. Прислали 60 рублей.
Нет, был четвертый раз, заключительный. Под конец месяца практики, в промышленном Брянске нам стало невыносимо настолько, что в день отъезда на радостях пили уже с утра. Следующее включение – на железнодорожном пешеходном мосту по дороге на вокзал - сидим на чемоданах и во всю глотку орем «Ой, мороз, мороз». Изо рта валит пар, а мимо идут люди...
В купе плацкарта продолжили. Ольга Голикова выказывает внимание, жмется, но я сдержан, как и положено быть опытному мужчине. Когда оказываюсь на своей верхней боковой полке, и гасят общий свет, оставив синие ночники, вижу, как Ларин юркает к Ольге под одеяло, там коротко происходит что-то хаотическое, наконец, выходящее в мерное покачивание. Я смотрю на это без зависти и интереса, констатируя, и засыпаю.
Тэги: мэмуар
с краю 2012-08-29 22:26:50
Несколько ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Несколько шальных звонков Лиде. Несколько заездов к Тамаре.
К первой осмеливался идти, когда выпивал, когда расширялись допуски. Долго сидим на кухне, пьем чай. Не то, что раньше, в подъезде.
- Тебе пора, мама уже нервничает.
Выхожу, натыкаюсь на местную компанию: подростки, какой-то пьяный мужик, плюгавый, из гоголевской «Шинели». Ввязываюсь, над мужиком куражусь, то предлагаю выпить, то делаю выпады и энергичные каратешные стойки, будто хочу ударить. Он не реагирует, не понимает, не успевает, только улыбается аккакиевской улыбкой. А пацаны вокруг знай ржут. Разумеется, над ним.
- Ты откуда, - спрашивает.
- Да я залетный, - отвечаю понтово.
Ладно, ухожу. Замечаю - сзади трое. Дотянул до проспекта. И нет бы остановиться у полиграфкомбината на остановке, ждать трамвая, игнорировать, не рискнули бы - побежал в переулки, включил погоню. Думал оторваться, затеряться, в конце концов, дотянуть до Толи (две трамвайные остановки). Да ни о чем не думал. Около учебного корпуса, на углу Академической и Павлика Морозова, надоело - остановился, развернулся, пячусь. Трое, лет по пятнадцать, обходят полукругом. Один достал нож. Маленький, перочинный. - Не надо, убери, - насчет ножа у них мнения разделились.
А на улице, как назло, поздно уже, ни одного человека, только фонари шпарят.
Удар был легкий, по касательной. Но очкам хватило. Хорошие были очки, фирменные. Тетя Вера доставала. В одном месте, правда, уже отпаялось, но за счет второй, усиливающей перемычки, еще держались, носил. Слетели, дзынькнуло об асфальт.
- П…ц, - вырвалось у меня. Без очков я стал совсем беспомощным.
Стянули часы, ушли.
Пошарил слепыми глазами. Не нашел. Через дорогу - к Толе. Он спал. Рассказал. Одевается, взял большую отвертку. Идем быстрым шагом.
- Я сейчас воткну это в глаз первому попавшемуся и проверну, - говорит Толя. Я лепечу что-то про перочинный нож.
В том месте, где стояла компания – никого. Походили между домами. Пустота фантасмагорическая. Правильно, нефиг в чужих кварталах понтоваться.
Утром бабушке объяснил, что сломались. Снял со старых дедовых «велосипедов» пластиковую оплетку, оставив металлический каркас. Йохн Леннон. Отвез в оптику в центр около нового моста. Не взяли, для моих диоптрий (-6,5) – слишком тонкие, да и старые, рухлядь. Несколько дней носил купленные родителями на замену новые, которые не приживались – большое межцентровое расстояние, образ мира в голове был, что сопроматовская балка в состоянии напряжения-кручения.
Спасла Тамара. Отдала свою запасную оправу. Очечки были маленькие, пожалуй, детские, душки короткие, заушные дуги пришлось почти выпрямить. В них потом ходил долго, когда уже и на ЗОМЗе работал.
В этом районе мы были потом еще раз. Толя, я, Алешка Рыжаков со своей Ленкой. Барагозили, пили пиво, раскачивались в кустах на ветках, ржали, орали частушки: ночь, тишь, темные кусты, ой-ой, чем же это ты, ой-ой-ой какой большой, ой-ой, как хорошо! И было хорошо, свободно, будто вышли поорать дурниной в поле. Но я, все-таки, слегка подначивал, - нарочно привлечь внимание, нарваться. Но никто не клюнул.
Алешка и не подозревал, что был использован.
Похожее, зимой, случилось и с Тамарой. Поздний вечер. Выпил, жду около ее дома. Зашел с противоположной стороны. Детский садик, дыра в заборе, веранда… Посчитал окно – семнадцатое от края – темное. Компания подростков. Низенький, ножки короткие, в демисезонном пальто, в кроличьей шапке с завязанными назад ушами - агент разведки - начинаю лепить, что, мол, мы тут выслеживаем одного субъекта. Компания напряглась, притихла, стала рассасываться. Я уходил, приходил… Наконец, шугнул. Все врассыпную. А самый большой, взрослый из них потом мягко приблизился и с загадочной улыбкой проворковал:
- А про «выслеживаем» это вы хорошо придумали.
Удивляюсь, как меня тогда где-нибудь не прирезали. Какой-нибудь такой, с ганнибал-лекторовской улыбкой.
Тэги: мэмуар
опыты соблазнения* 2012-08-23 18:05:21
За Ирой ...
+ развернуть текст сохранённая копия
За Ирой ухаживал Саша. После собраний народного театра подавал пальто, что-то рассказывал, провожал на трамвае. До нового года я придумал себе роль «друга семьи» и всё, что случилось до этого (собственно, всего лишь таллинцы), утонуло в ее мудром молчании.
Хватило не надолго - до Нового года, который встречали всем ДК «Химволокно» в фойе. Под утро долго шли пешком по домам. В голове зло вертелось: вас-то двое, а я один, как вы этого не понимаете!
Они весело подошли с каким-то вопросом. Глядя на это счастье, стало совсем невыносимо.
- Поздно, ребята, поздно. Холодный ветер подул, - и красиво поднял воротник.
Осеклись, замолчали. Университетский вечер тоже был у нас в ДК. Танцы, почта. Каждому прикололи номер. Сновали почтальоны. Письма собирали на общем столе внизу, в микрофон выкрикивали цифры.
Она была с девчонками. Все вместе мы стояли наверху, облокотившись о парапет, смотрели вниз на толпу. Ее номер был 501. Было скучно.
Пишу на клочке «я вас люблю», плотно сворачиваю, украдкой сую пробегавшему мимо. Теперь ждать. Ожило, завертелось.
Оно не дойдет, наверняка затеряется, или почтальон его прочитает, или она спросит, кто писал, и он покажет на меня, они тут все друг с другом знакомы…
Не дошло. Пишу снова. Буквы печатные, чтоб не по почерку. Сам отнес.
- Тебе, кажется, письмо. Какой у тебя номер? – наклоняюсь к белеющему кружку, - Ну правильно, 501! Иди вниз и получай письмо.
- Серьезно? – не верит.
- Иди и узнаешь.
Ушла.
Теперь главное - естественность.
- Ну что, было письмо?
- А? Да…
Взгляд блуждает, напряжен и рассеян, - куда-то внутрь. Принцесса. Свиту играет соседка по комнате в общежитии, страшненькая Юлька. Поди, завидует, и чем больше, тем страшнее становится.
Долго ли вытерпел? До первой серьезной пьянки.
Уже разъезжались. Трамвай. Она разговаривает с Сашей, изредка поворачиваясь ко мне и спрашивая, почему я такой грустный. Ссылаюсь на усталость и продолжаю пялиться в окно. Завидовал Саше, и не завидовал, надо было, чтобы кто-то рядом поддерживал мою слабеющую голову умирающего, утирал слезы одиночества. Другой вариант: укачивал на ручках и давал сиську.
- Не забывай про то письмо, - говорю быстро, не отвлекаясь от темени за окном. Она и не видела, только слышала.
Было такое кино: стилизация под немое, девятнадцатый век, зима, сани, горка, шубы, муфты; молодой человек с девушкой едут вниз, скорость, ветер, суматоха, легкая тяжесть под ложечкой, он шепчет «я люблю вас», она быстро оборачивается, но не успевает, а он не выдает себя, даже не смотрит. Горка крута, скорость сильна, мама, как страшно, даже страшней, чем в первый раз, но… - нет, давайте прокатимся снова.
Моя остановка. И немедленно вышел.*Ирка, не обижайся. Это сейчас я так цинично выстраиваю. А тогда ревновал, было худо, и реально хотел, пардон, твоего внимания.
Тэги: мэмуар
осенью 80-го 2012-08-21 20:06:08
Где-то ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Где-то выступаем. Вдруг оказываюсь вместе с Иркой Логиновой из народного театра один на один. Ловлю себя на мысли, что хочу ей понравиться, угодить, пойти на поводу. Вместе едем в трамвае, шутим, смеемся. И мне легко, что нечасто, почти никогда, в последнее время. Она училась на втором курсе математического отделения университета.
Потом был очередной фестиваль «Это моя песня». Приехали таллинцы, уже большой компанией, человек в десять. Я весь фестиваль брожу по «Металлисту» в берете и с белой косынкой – таков образ. Толя надел всё красное: рубашку, плюшевые брюки. Эхом доходили разговоры: что бы это значило. Ничего не значило, надо было что-то надеть. Концепт возникал на пустом. Спели две Толины на стихи калининской Галины Безруковой. Я уже год ничего не сочинял.
Таллинцы остановились в «Мотеле» под Калинином. После концерта решили ехать к ним. Предложил Ирке. Неожиданно согласилась.
Пили какое-то вино. Спать вся компания улеглась в спальниках, на полу. Погасили свет. Я оказался с ней в кресле. Громко, тщетно кувыркались на тесном сиденье. В отчаянье и заснули.
Наутро Ирка уехала к себе в общагу, а мы, к двенадцати дня – на заключительный концерт. Полно народу, выходящий в зал подиум, как корабельный мостик, пыль в лучах софитов… После обеда все разъедутся, мы все тут уже гости, настроение прощания уберегло от ненужного волнения – выступаем свободно, с блеском.
День-два сочинял причину. Увидимся, надо будет как-то объяснить "кресло" у таллинцев. У Аркадия в народном театре вида не подаю, закрыл глаза и считаю, что не видно. После собрания спускаемся вниз, за кулисы сцены; шел концерт музыкального училища, оркестр играл что-то медленное, красивое. Спрашиваю в спину впереди стоящей девушки имя композитора. Оборачивается, смотрит недоумённо-брезгливо: «Это Бах».
Стою у канатов, весь – слух, смотрю на ярко освещенного дирижера, на пианистку и ее отражение в поднятой крышке рояля (концерт для фортепиано с оркестром И. С. Баха), понимаю, что Ирка всё время в боковом секторе обстрела.
Наконец, здесь же, за кулисами легко, вполголоса говорим о пустяках. Объяснение отменяется.
Таллинцы уезжают после фестиваля. Вечером, перед их отъездом собираемся у Бори с Олей. Они снимали квартиру в двухэтажном доме в районе улицы Спартака. С остановки поворачиваем налево в переулки, и, пока идем до дома, Марина, хихикая, выбалтывает мне крамолу: «сиськисраны» и «сиськиматиськи». Про кого это, понимаю, трудно не узнать. Но я аполитичен и хихикаю за-компанию.
Тамара выпила лишнего, замкнулась, ушла в подъезд. Решил, что должен успокаивать. Нервно смеялась в лицо, всё глубже уходя в истерику. Даже схватил ее. Неожиданно сильно схватила в ответ. «Тебе будет стыдно потом». Только скалится.
Перрон. Поезд на Таллин. Прощаемся. Тамара уже тихая, пик миновал. Избегаю глаз, молчу. Обиделся. Всё предсказуемо. С Безруковой познакомились так. Аркадий Целик, осветитель ДК "Химволокно", подрабатывал в Доме Союзов на Вагжанова. Светил концерты. Рубка под сценой, возле рампы слегка приподнималась крышка прямоугольного люка. Заходили к нему. Скорее, пробирались. Сидели в тесноте, мешали. Положение унизительное, - топчут ногами. Аркадий про это не думал, некогда, светил, работал.
В одном из концертов «поэтессочка» читала стихи. Есть особенное удовольствие – нарисоваться из ниоткуда, попросить стихи для песни. Типа, мы те благодетели, кто подхватил вашу брошенную в море бутылку, извольте благодарить. «Ну, попробуйте, многие пробовали…» Дала тоненькую, вышедшую в 78-м «Расклейщицу афиш». На обложке стилизованный профиль (короткая модельная стрижка с вывески парикмахерского салона, продуманный беспорядок, - свежий, слегка болезненный ветер романтики*) лапка руки, птица, пустая клетка… (* не это фото)
Сочинял Толя. Показывать приехали в редакцию молодежной газеты «Смена», в которой она работала. Маленькое двухэтажное здание с мансардой на углу бульвара Радищева. Второй этаж, полукруглое окно у пола. Сели на стулья. Выслушала. Не хвалила. Только сказала: «Как по-другому звучат стихи, положенные на музыку».
Позже была и заглавная «Расклейщица афиш» и, возможно, что-то еще. Всё Толино. Мои только раскладка по голосам и некоторая аранжировка. Я, кроме той встречи в редакции, больше ее не видел. Через год после моего отъезда в Загорск у Толи было с ней несколько коротких встреч. Проговаривался про заставший внезапно около его дома ливень, - скрылись у него… Разница в возрасте у нас была в десять с небольшим лет, к тому же она курила и выглядела еще старше.
Стихи ее мне неведомы. Читать их я тогда не умел. А песни получились органичными. Наверняка из-за стихов.
В 1999 году Галину Безрукову в Твери насмерть сбила машина.UPD. Оказывается в 1968 году она закончила Загорское художественно-промышленное училище игрушки. В Сергиевом Посаде (Загорске) сейчас живу.
Тэги: мэмуар
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ...
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
|
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
|
