Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
будни брежневского застоя 2011-11-07 14:13:44
Одним ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Одним филофонистом больше. Осенью к нам с Толей приходил с магнитофоном Игорь Овчинников. Переписывал себе что-то из того, что Толя наработал летом, пока мы были в колхозе. Приносил и свое. У него были альбомы Демиса Руссоса 71-75-х годов, в которых, среди сахарных, бесконечно растиражированных потом «Сувениров» попадалась настоящая лирика. Когда она звучала, Игорь смущенно, влажно улыбался и мелко тряс кулаком.
Он жил в одной из старых желтых двухэтажек Первомайского района. Один раз мы заходили к нему домой. Первый этаж, полуторка, маленькая кухня… Но хуже то, что это была унылая квартира. Магнитофон был в ней светлым пятном. Во всем остальном это был самый банальный вариант советского быта. Жгучий брюнет, киношный красавец Овчинников смотрелся на его фоне как-то жалко.
Родители купили мне отечественную куртку. Сплошного черного цвета, на груди по бокам маленькие косые пары полос, желтая и зеленая. Они «делали» всю куртку, которую я сразу полюбил. В ней мне было удобно.
Стоим с Игорем перед Толиной дверью. Ждем, чтоб войти.
- У тебя курточка.
- Да, купили. Кстати, отечественная.
- Кстати, видно.
С длинными волосами я тоже казался себе красавцем. Мылся один раз в неделю в бане. Зимой носил коричневую кроличью шапку, завязывая уши сзади на затылке. На коротком обратном пути до дома торчащие из-под нее мокрые волосы успевают замерзнуть. На второй день делаются сальными.
Вечер. Сижу под торшером за столом у окна. К нам гости. Тетя Валя, которая когда-то брала у меня желудочный сок. Не успеваю обернуться, слышу в свой сальный затылок из темноты у двери:
- А, вот тут у нас кого уже давно пора стричь.
Но в своей вялотекущей, изматывающей позиционной войне я был непобедим.
Одно время были вши. Пользовался дегтярным мылом. Мать, приезжающая из Загорска, терпеливо вычесывала их из меня на лист белой бумаги, давила.
Тэги: мэмуар
1977. База отдыха киевского завода "Арсенал" 2011-11-06 12:30:42
С киевским & ...
+ развернуть текст сохранённая копия
С киевским «Арсеналом» ЗОМЗ социалистически соревновался. В отсутствие конкуренции должны же были быть какие-то отношения между предприятиями. Рост производительности труда, количество рационализаторов и прочая. Цифры уходили наверх и были, разумеется, деревянными. Зато предприятия делегациями ездили друг к другу, сидели на праздничных собраниях и, потом, застольях. У отца, как начальника бюро соцсоревнования ЗОМЗа, было на «Арсенале» много знакомых. Они устроили нам двенадцатидневный отдых на ведомственной базе отдыха.
Она располагалась в сосновом бору недалеко от Киева. Дощатые домики на семью. В низине – песчаный пляжик на берегу неглубокой лагуны Десны, притока Днепра.
Ходили в лес за грибами. Много белых. Сушили, развесив на веревках.
За обедом один или два раза пили какое-то вино, купленное в местном магазине. Отец быстро пьянел и уходил спать. Я ставил шезлонг на лужайку, спиной к дому и, заявляя о своей взрослости, неловко курил.
Теплый вечер, скамейки, телевизор. Личным составом базы смотрели фестиваль «Сопот».
«Kolorowe Jarmarki». Марыля Родович с потешной барабанной установкой на спине. Крупно - плотная икра, каблук, привязанная веревка колотушки. Икра дрожит, движения нервические, мимо ритма. Худой очкастый былда, играет на двеннадцатиструнке мясистым перебором. Позади недвижный мим с клеткой на древке. В клетке голуби. По мысли режиссера, в финале песни дверца откроется, и голуби эффектно вылетят дружной стаей. Вылетать не желали, испугано жались к прутьям. Были вытаскиваемы за хвосты, вылетали поодиночке и все так и не вылетели. Родович, принявшаяся было смотреть перформанс, вершающий ее сет, разочарованно удалялась вглубь сцены.
Червоны гитары. Белые костюмы, клеши. У солиста густые брови и понтовая гитара с двумя грифами. Поют монотонно, мелодично, навязчиво.
Блондинка Хелена Вондрачкова. «Маловани Джбанку». Модный сэссун. На припеве топает ножками в высоких каблучках.
От нас Роза Рымбаева. Серьезно, тяжеловесно, пафосно. Но за страну не стыдно. Поляки милые, глотают гласные. Наше украинское «г», выродившееся в гопническую интонацию, похоже, - из их сдавленного «хдэ».
Победила Вондрачкова. Поет еще раз. Млеем.
Рымбаевой дали спецприз. И мы гордимся нашей молоденькой Казахской девочкой с полустанка.
Вечерами на огороженной глухим бетонным забором летней эстраде показывают кино.
«Инцидент».
Стоит смотреть? - спрашивает отец у плотного мужчины.
Если нервы крепкие, - отвечает.
После такого, разумеется, смотрели.
Вагон вечернего метро, редкие пассажиры, два американских гопника. Один из них, оказывается, - молодой Чарли Шин.
Пассажиров больше, есть крепкие мужчины, но психологический перевес на стороне этих двоих. На миловидного солдатика со сломанной рукой надежды меньше всего. Загипсованная рука становится оружием. Главный изверг с противненькими бачками, наконец, повержен. Его шестерка-напарник (Шин) мгновенно скукоживается. Вагон останавливается, двери открываются. Осторожно переступая тело, пассажиры молча расходятся в свои жизни.
В сумерках расходились мы по своим домикам. В нашем спит отец. Мать неловко берет меня под руку. У нас в семье эти жесты не приняты. Но вне повседневности правила не действуют.
Были в Киеве. Ходили по Крещатику. У памятника Ленину кто-то копошился с аппаратурой, фотографировал. В книге «Памятники искусства Советского Союза. Справочник-путеводитель» на 117-ой иллюстрации, справа над парапетом вроде бы угадывается лицо отца, его залысины. Он сам обнаружил это фото и любил показывать вновь прибывшим, как и рассказывать свои любимые анекдоты, которые мы знали наизусть.
Были в пещерах.
Богдан Хмельницкий на бронзовом коне. Направление булавы - точно в сторону Москвы. В жесте угроза, но нас заверили, что это в честь воссоединения России с Украиной в 1654 году.
Возвращаясь, сидели на причале на скамейке у бетонной стены. Ждали «метеор», чтоб отправиться обратно. Я опять курил. Родители молчали.
Перекладываю свои песни на ноты. Мелодия и сверху обозначения аккордов. Из устной традиции требовалось перейти в серьезную, письменную. Лежим на пляже, на подстилочке нотная бумага. Сольфеджио не знаю, инструмента нет. Мычу, постукиваю рукой о песок, высчитываю длительности, собирая кучки из долей: в этой одна четвертушка, в этой три (половинная с точкой). Обнаруживаю особенности. Оказывается, я то и дело перехожу на сильную долю нового такта легато из предыдущего. Ноты не ступают уверенно по земле, а идиотски скачут в балетных па через барьеры. Заданность неприятна, все мои мелодии - барахтанье в довольно узком диапазоне средств.
На пляже ловлю ужа. Со школы помню как отличить – два желтых пятна на голове. Он стремился в ближайшую траву, но я быстрей. Смело беру в руки, показываю матери пятна. Уж липнет к запястью и как песок просачивается сквозь пальцы. Выпустил защитное - от него воняет. Отпускаю в воду.
Проводы были затяжными. Хозяев двое. Зам. председателя профкома «Арсенала» Георгий Якубов, влюбленный в футбол, киевское «Динамо» и сам похожий на Марадону. Невысокий, крепкий, снимающий обручальным кольцом пробки с пивных бутылок. Второй повыше, ласковый, какой-то слюнявый, всё выхватывал у меня чемодан и ходил с ним с видом человека, обреченного до конца дней таскаться с чемоданом. Стоя пили коньяк за высоким, круглым столом вокзального буфета. Долго шли по переходам, и, не смотря на эмоциональные заверения, что все нормально, было тоскливое чувство, что эти нетрезвые люди притворяются, сами не уверены в направлении, и мы обязательно опоздаем.
Когда определились с купе, опять что-то пили. Дядя Жора приставал с разговорами. Я нервничал, дерзил, выходил в коридор. Стоя у темного окна, почти выясняли отношения. Не помню зачем, я сказал фразу Харрисона, которую слышал когда-то от Лашкова: «Каждому – свое».
- Это сказал Адольф Гитлер, - подхватил дядя Жора.
- Этого человека зовут Джордж Харрисон.
Я произнес имя и фамилию так, словно в них должны были содержаться все ответы на его, дядижорины, прошлые и будущие вопросы.
- Я тебе могу сказать, что этот человек англичанин.
Продолжать не имело смысла, дядя Жора не знал кто такой Джордж Харрисон, и я, наконец, схамил:
- Всё, разговор закончен.
В купе мать, видя неладное, поинтересовалась.
- Да вот Сергей какой-то грустный, - сказал дядя Жора. Я не возражал.
Попутчицей нам оказалась большая, тучная старушенция. Отец еле ворочал языком. Старушенция нервничала и брезгливо возмущалась, что рядом с ней в одном купе будет ехать пьяный человек.
Когда поезд тронулся, и перрон, дядя Жора и слюнявый стали отъезжать вправо, я пересилил себя и вместе со всеми помахал рукой.
Тэги: мэмуар
детали 2011-10-15 10:33:01
Дополняя ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Дополняя предыдущее, поясняю:
1. С Толей писали повести. Спустя время выяснилось, что порнографические. В моей некая городская романтическая девица приезжает в деревню к своему деду. Тот обед называет трапёзой – особенность деда, которую я зачем-то придумал. Девица знакомится с местным парнем. Никакого предварительного плана нет, пишу, куда выведет. Вывело на сцену пугливо-бесстыдного соития. Утром девица в панике: «Что я наделала!». Но, видя, что парень нормальный и любит, успокаивается. На этом фантазия иссякла.
В Толиной повести кто-то в порыве страсти судорожно сминал рукой тонкую, прозрачную ткань у кого-то на груди. Толя стонал, говорил, что он так больше уже не может, но продвинулся, видимо, дальше моего, менял сюжет, концовки, по-толстовски удивлялся поступкам героев.
Писали чуть ли не металлическими перьями (тогда такие еще продавались), макая их в чернильницы. Нравилась искренняя допотопность перенесения чернил на бумагу: макнуть, стеречь момент следующего макания. Нравилось поскрипывание пера. Я писал в большой А4 тетради в клетку. 2. Юлечка Соломона. Ее фамилия, как и Толина, была Степанова. Вообще, вокруг меня столько Степановых! Вместе с сегодняшними - четверо или пятеро. Юлечка жила в Соломоновом доме, в соседнем подъезде, на первом этаже. В контраст с мягкостью и мальчишеством Соломона - стервочка.
Возлежит на диване. О чем-то разговариваем. Соломон у ее ног, шариковой ручкой пририсовывает ногтям лепестки, ведет узоры. За разговором она не сразу замечает. Следом Соломон получает сполна и, побитый, уходит. Поругались.
У Юлечки подруги. Одна пухленькая, непропорциональная, с чрезмерной косметикой на нездоровой коже, с оловянным взглядом. Смотрит и молчит. Дергаюсь – ждет. В то время я был готов любить всякую, проявляющую ко мне интерес. Но то было жутковатое молчание пустоты.
3. Музыка.
Толины письма (написанные пером).
«Вчера был Бархатов и принес 3 пленки. Там отличные записи. «Beatles» - «Help» (самые хорошие вещи в альбоме «Помогите», «Билет на проезд» и «Вчера»)». 1977 год! Очаровательное вламывание в двери!
«На этой же пленке есть запись неизвестной мне группы «Genesis» с альбомом «Trick of the tail». Эти мне тоже были еще не известны.
Общее удивление вызвала Suzi Quatro «Your mamma won’t like me». До этого слышал, видел фото. Громадные колки бас-гитары, снятые панорамным объективом, образ оторвы, желание понравиться - шлягерный боевой продукт. И вдруг вплотную придвинутая к тебе настоящая музыка. «Дудки» мы презирали. А здесь даже духовая группа ничего не портила.
Заходим к Толиной однокласснице Ларисе Емельяновой. Жила в доме, где детская поликлиника (сюда ходил делать уколы, когда в деревне болел воспалением легких). Емельяниха манерная, с претензией. Джинсы. Гульфик застегнут на булавку. Кокетничает с Толей: зашел бы как-нибудь. Имеется в виду «один, без этого». Гульфик топорщится восьмеркой и притягивает взгляд. У нее пласт Quatro. Атрибут блата, красивой жизни. Слушаем. На конверте Suzi в окружении своих мачо. Диск мне не нравится, по сравнению с «Mamma» тщедущно, с чрезмерным «холлом», и поэтому рыхло. Емельяниха делано раскачивается под медляк. Ни черта не понимает!
А у Suzi Quatro, оказывается, добрые коровьи глаза.
Queen «Night at the opera». Не столько «Bohemian Rhapsody» сколько «Death on two legs» слушали, открыв рты. С Queen много связано. Группа блестящая, но одноразовая. Им не хватало хаоса, их не хочется переслушивать. И, как бы это сказать, группа очень русская. Пришлась тут нам очень по душе. Как Витас может быть вдруг китайским. Там у него феноменальный успех.
Тэги: мэмуар
1977. Второй курс 2011-10-09 16:34:24
Толя после смерти брата взял академ. Как ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Толя после смерти брата взял академ. Как человек настроения, возможно, запустил, и была нужна официальная причина. Я не вдавался, он просто исчез из группы и рассказывать не торопился. В колхоз отправили в июле. Село Спасское в 10 километрах от Верхней Троицы. То есть, тот же район что и прошлый год. Крепкий бревенчатый дом, большая комната. Нас восемь человек. Ларин, Куделя, Шаров, Луньков, Овчинников… Хозяйки не помню. На письмах - Крутова Т. И. Девчонки живут в доме напротив. Гудков, чудак Чердынцев, Рыжик, Соколов, Солынцев – дальше вправо. Еще дальше – из других групп. Девчонки готовили централизованно, на всех, на колхозной кухне под присмотром кого-то из деревенских. Получалось вкусно, котлетки... В самом начале на крыльце с кем-то на пару чищу картошку. Из столовой выходят сытые механизаторы. Видят нас над ведром, с ножами: давайте-давайте, мы завтра тоже приедем. Хотелось ответить: это мы не вам, а себе. Вот еще, кормить всю округу! С нашим приездом в деревне всё ожило. Как надо заработала вот столовка… 3 августа из города приехал Толя отмечать свой день рождения. Привез бормотухи. Ушли на природы. Упились. Я блевал. Ларин, как бы выдавливая, крепко сжимал сзади мою грудную клетку и настойчиво, пьяно что-то объяснял. Ему казалось, что он мне помогает. Толя целовался с Ольгой Сбитневой в картофельной меже. Куратор от института – физичка, чем-то похожая на физичку из школы. Физички, как подвид. Работ в колхозе не помню. Кто-то ездил в город. Игорь Овчинников написал родителям записку. Привезли его магнитофон. Слушаем одну и туже группу. Гитарки, камерность, красивый английский. Дорого бы сейчас дал за название. Танцы в клубе. Королева бала. Чувство ритма отсутствует совсем. На голове начес и локоны. В городе бы отшатнулся. Ночью ездили в другую деревню на грузовике. На обратном пути кидало по сторонам, на танцах водила серьезно набрался. Мы в кузове. В голове стучит история из первого колхоза, когда грузовик перевернулся и погибли двое наших. Вцепляюсь в лавку, нервно улыбаюсь «королеве». Деревенские нас ненавидят - отбиваем их девок. Ночью взрослые парни, почти мужики, светят фарами по полям, гоняются за Гудковым. Он дерзок, умело прячется, лежит в траве, слушает разговоры: где этот, белобрысый… убью! И убили бы. Толины письма из города. Устроился на практику на завод штампов «1 Мая». Работает на карусельно-фрезерном станке. За три дня можно заработать до 12 рублей. Немного поменял сюжет своей повести. Какие-то Стеньков и Бархатов носят ему пластинки и пленки с записями. Всё главное: Beatles, Deep Perple, Uriah Heep, Elton John, Led Zeppelin, Queen. Еще Suzi Quatro «Your mamma won’t like me», которая очень нравит Ься. «10 СС». «Неизвестная» группа Genesis. Соломон ругается-мирится со своей Юлечкой. Ругается «надолго», помирившись, живет «душа в душу» Из повести решил сделать трагедию с ужасным концом. Джексон и Кулимон сдают экзамены (видимо, в политех). Фурункулез. В письмах подписывается «А. Лугов». Целуюсь со Сбитневой на зернотоке. Случайно оказались в «слепом» закоулке, на склоне зерновой пирамиды. Тронул, не противилась. У Ларина на животе чирий. Ходил в медпункт. Приложили тампон, заклеили пластырем. Тужится, что вот сегодня-завтра он вообще психологически «задавит» свой фурункул. Теплым вечером у дома пьяный танцует с магнитофоном у уха. Навязчив. Смешно выкидывает вперед голенастые ноги. Галя Мерсикова из группы. Страшненькая, нос крючочком, маленькие глазки. Но душа!.. За Галю серьезно бьются Ларин и Соколов. Она, легкомысленно - над схваткой, делает вид, что не в курсе. Бьются? Да мне всё равно! Чердынцев болеет. Остается один в доме. Спрашивает у хозяйки «тэрмометр». Забывает на плите чайник. Вода выкипает, и чайник расплавляется. Сквозь смех рассказываемых тревога – дом спалит. В деревне свадьба. За столом даже студенты. Самогонка. Во дворе кто-то из параллельной группы что-то пьяно, шутливо доказывает физичке. Встает на колени. Поднимается. На брюках остаются два небольших ровных кружочка песка. От родителей приходит телеграмма с вызовом в город - едем в Киев. Телеграмма нужна как официальный документ. В таких случаях всегда находится кто-то, кто утром едет в райцентр. Уезжаю. Когда пять лет назад читал Мамлеевских «Шатунов», перед взором стояли дома, дворы, заборы, куры села Спасского.
Тэги: мэмуар
просто так. скэрцо 2011-10-07 18:35:25
В конце того лета пришло все-таки в голову ...
+ развернуть текст сохранённая копия
В конце того лета пришло все-таки в голову съездить в деревню.
Первый раз, возможно, даже домчался туда вместе с Гудковым на его лайнере. Это слово я услышал когда-то тоже в деревне. Два неместных мужика на зеленой луговине у Кавы мерились мотоциклами. Обладатель «Явы», искупавшийся, в одних плавках и уже не совсем трезвый городской, ворковал подъехавшему на «Иже» деревенскому: «Вот видишь тот лайнер». «Лайнер» стоял в отдалении на подножке, молчал и ждал своего часа. Слово было – само достоинство, скорость и комфорт.
И вот сижу на амбаре, наблюдаю за Серегиным домом, а где-то сбоку будто стоит, посверкивая никелированными дугами, ярко оранжевый гудковский «лайнер».
Застал остатки нашей компании. Подходили братья-близнецы Олег и Игорь, подросшая малышня. У ели напротив Воронинского дома увидел самого Вовку. Подошел. Вовка стал крупным, проявилась склонность к полноте. Привет, не узнаешь? Настороженно смотрит. А-а-а! Что-то ты и не вырос. Да, говорю, всё некогда было. И разошлись.
Серегу не застал.
Второй раз приехал один, на электричке. Серегины домашние сказали, что он, да, сейчас будет, - они с женой вышли раньше, в лесу, пособирать грибы. Видимо, все только что приехали из города на машине.
Ждать было невтерпеж, попросил велосипед и рванул навстречу, по дороге к лагерю студентов. По горячим следам перехватить не удалось. Стал останавливаться, слушать. Поняв, что он ускользает, орал на весь лес. Никто не откликнулся. Вернулся. А он уже дома.
Серега мало изменился. Разве что теперь был женат и имел троих детей. Я планировал переночевать, о чем и осведомился. Жена, неулыбчивая, простоватая на вид брюнетка, еле заметно дернулась. Я предпочел не заметить.
Ночевали на чердаке. Здесь уже стояли двуспальный лежак и телевизор. Постелили и мне. Далеко за полночь смотрели «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Балет «Фридрих штадт палас».
Утром завтракал за общим столом. Серегина мать громко разговаривала. Она сделалась еще шире и на больных ногах ходила теперь совсем как утка.
В третий раз я даже не видел жену. Серега достал из заначки бутылку портвейна, и мы пошли на задворки в квадратную яму, которую копали когда-то для шалаша.
Сели напротив друг друга. Говорили. Я спросил про Маринку. Ездила до последнего времени, когда я уже учился на первом курсе. Маринка первая обо мне с ним заговорила. Обсуждали, якобы, даже какой-то слух обо мне, мол, я - в городе, и чем-то знаменит. Я соотнес это с успехом на «Весне», но, может быть, просто выдал желаемое за действительное, а Серега имел в виду что-то другое. А где она сейчас он даже и не знает.
Я спросил про ночлег. Серега сказал «ага» и отвел глаза. В общем, с этим нужно было считаться.
На станцию ехали на его старой «Верховине». Багажника уже не было, я сел на сиденье, а Серега всю дорогу стоял на педалях и гнал как угорелый. То ли боясь опоздать, то ли торопясь отвязаться.
Тэги: мэмуар
Страницы: ... 21 22 23 24 25 26
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
|
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
|
