Вряд ли в цивилизованном мире найдется человек, который не слышал бы о Наполеоне Бонапарте. Талантливейший полководец, смелый реформатор социально¬политических и экономических отношений в Европе, он был также одним из первых идеологов информационной войны, прекрасно понимавшим и умело использовавшим для достижения своих целей печатное слово. Четыре газеты могут причинить врагу больше зла, чем стотысячная армия», — эта по-наполеоновски четко сформулированная фраза из числа тех, что оставлены Бонапартом в назидание потомкам. Понимая, что пресса формирует общественное мнение, Наполеон одним из первых европейских политиков заговорил об управлении общественным мнением на уровне высокой государственной политики. «Мы должны управлять общественным мнением, а не рассуждать о нем»
(1), заявлял он на заседании государственного совета.
Это подтверждает то, что Наполеон по-серьезному задумывался о возможности целенаправленного воздействия на многомиллионные массы
(2), применяя новаторские на то время подходы к управлению общественным сознанием. При этом вопросы управления печатью, распространения военно-политической и социальной информации в обществе постоянно находились в поле его зрения, что отмечалось такими исследователями наполеоновской эпохи, как В. Сироткин, А. Собуль, Е. Тарле, Д. Туган-Барановский и др. Они выдвинули свои версии на этот счет. Их немного, точнее три.
Первая связана с некоторыми личными чертами характера императора-деспота, который, прикрываясь либеральной фразеологией, стремился всем руководить и всем повелевать. Естественно, что печать, издательская деятельность тоже попадали в число институтов, которые, по мнению всевластного Бонапарта, требовалось держать в ежовых рукавицах. Наполеон считал, что здесь не может быть абсолютной свободы. Прессу, типографии и книжных торговцев необходимо контролировать и направлять. Без этого деятельность главы государства обречена на неудачу. «Если я сниму с них узду, то через три месяца лишусь своей власти»
(3), — говорил он, оправдывая свою подозрительность и жесткость.
Приверженцы второй версии придерживаются точки зрения, что Наполеон не просто недолюбливал прессу, а относился к ней с презрением. Из всех потенциальных врагов прессу он презирал больше всех — убежден Е. Тарле, автор обстоятельной статьи о состоянии французской прессы в первой четверти XIX века. В подтверждение своей правоты он и его последователи приводят соответствующие документальные свидетельства, например выражения Бонапарта, в которых он называл редакторов то глупцами, то дурачками, обвиняя их в «дурном вкусе».
Право на жизнь имеет и версия, к сторонникам которой причисляет себя и автор этих строк, — о понимании Наполеоном природы общественного мнения и возможности его формирования путем целенаправленного информационного воздействия. Разумеется, нам известно далеко не все из того, что происходило в информационном пространстве Франции две сотни лет тому назад, но и из того, что мы знаем, можно сформулировать некоторые стержневые моменты информационного кредо Наполеона. Так, он считал, что всей полнотой информации должны располагать только те, кто находится на вершине власти. Для широкой публики информацию нужно тщательно отсеивать. Но делать это следует так, чтобы создавать у народа определенные стереотипы. В рамках стереотипов будет складываться мышление нации, происходить ее социально-политическое развитие. Отсюда - активная и вполне конкретная политика, которую первый консул Французской республики (1799—1804), а затем и император Франции (1804 - 1814 и март—июнь 1815 г.) проводил в отношении печати и издательского дела.
Действия Бонапарта по руководству газетами и типографиями составляют как бы идейную основу его усилий по управлению общественным мнением. При этом первый и весьма удачный опыт использования прессы для формирования общественного мнения Наполеон приобрел еще во время итальянской кампании (1796—1797). Тогда в действующей армии, которую возглавлял 28-летний Бонапарт, издавались сразу две газеты — «Курьер Итальянской армии» и «Франция глазами армии». В них генерал изображался выдающимся полководцем, поднявшим меч ради защиты народов и торжества справедливого мира. Небезынтересный факт — редактором «Курьера» был тот самый Жюльен, которому Наполеон впоследствии высказывал мысль о необходимости управления общественным мнением.
Издательский опыт оказался востребованным и в следующем походе — египетском (1798—1801). На этот раз под патронажем командующего выходил «Египетский курьер» — официальный бюллетень, в котором публиковались военно-политическая информация, вдохновляющие приказы для войск, письма и обращения к местной правящей элите: шейхам, имамам, кади.
Без информационного воздействия не остался и Париж — город, где реально могли воплотиться честолюбивые замыслы генерала о большой политической роли. В столице выходил «Журнал Бонапарта и добропорядочных людей», призванный не только удовлетворить, но и подогреть интерес общества к личности Наполеона Бонапарта. Нет нужды доказывать, что все содержание журнала было сдобрено сладкой похвалой полководческому и миротворческому таланту молодого корсиканского генерала, который, похоже, очень хотел быть заметным для общества.
С первыми военными победами к восхвалению Наполеона подключился театр. 10 февраля 1797 года парижская публика рукоплескала первой постановке о Наполеоне, которой стала пьеса «Битва при Ровербелло, или Бонапарт в Италии». Не прошло и двух недель, как театральная жизнь столицы пополнилась еще одной постановкой на заданную тему — пьесой «Взятие Мантуи».
Словесно-пропагандистское оформление образа Наполеона нашло отражение в поэзии, музыке. Не остались в стороне художники и архитекторы. Многие картины, пафосные монументы преследовали лишь одну цель — прославление Наполеона и его армии. Его адъютант Г. Буриенн, отмечая стремление патрона к превознесению в глазах общественности личностных качеств и заслуг, писал в воспоминаниях, что тот не позволял, «чтобы слава о нем хоть на минуту умолкала»
(4).
Фактически усилиями прессы и искусства был создан фундамент будущего образа Наполеона как великого полководца и политического гения. Проверкой на прочность основы стало триумфальное возвращение командующего из итальянского похода. Вот как описывает А.Манфред атмосферу тех дней: «Несметные толпы народа запрудили улицы. Казалось, все население столицы вышло приветствовать человека, чье имя в последнее время было у всех на устах. Экипаж генерала, сопровождаемый почетным эскортом, с трудом продвигался вперед — так плотно его окружали сотни, тысячи людей, выкрикивавших приветствия»
(5). Сказать, что народ с таким восторгом встречал удачливого командарма, наголову разбившего неприятеля, значит погрешить против истины, ибо народ встречал спасителя нации, миротворца. «Общественное мнение видело в Бонапарте миротворца, заключившего договор в Кампоформио, которому предстояло вновь продиктовать мир в Европе»
(6), — утверждает французский историк А.Собуль, признанный авторитет в исследовании наполеоновской «легенды». «Победы Бонапарта воспринимались многими как приближение к миру, приближение к социальному счастью», — вторит ему А. Манфред.
Удачный, как бы сейчас сказали, имидж сработал и через два года, когда Наполеон, чьей ближайшей задачей была политическая власть, неожиданно для всех вернулся из Египта, хотя сама экспедиция, в целом неудачная, продолжалась. Никому и в голову не пришло упрекнуть командующего за то, что он покинул армию. Ожидание мира, наступление которого в обществе прочно связывали с именем генерала-миротворца, было столь сильным, что на захват власти, осуществленный в результате государственного переворота 9—10 ноября 1799 года (18 брюмера VIII года Республики) Бонапартом и его сторонниками, общество, за редким исключением, предпочло закрыть глаза. Как тут не вспомнить еще одно изречение Бонапарта о том, что «государь должен всегда использовать рекламу для своих целей»
(7). 2 августа 1802 года Наполеон добился своего назначения пожизненным консулом, а 18 июня 1804 года был провозглашен императором Франции.
Участвовала ли в этом французская пресса? Безусловно. Так, вечером 19 брюмера Наполеон пишет статью, в которой смену власти преподносит как борьбу старого с новым. Разумеется, побеждает новое. В дальнейшем эта явно упрощенная версия событий получает развитие в исторических трудах о Директории и революции, где Бонапарт изображается спасителем родины, а 18 брюмера объясняется исключительно в духе им самим предложенной схемы.
Став первым консулом, Наполеон систематически публиковал в парижской прессе свои высказывания и статьи, зачастую анонимные, в которых давались ответы на многие актуальные вопросы и которые были рассчитаны на восприятие их широкими массами. Главное, что стремился доказать Наполеон, - это назревшая необходимость перемен и их положительная значимость для Франции.
В этой связи важное значение придавалось дискредитации прежних органов власти, при этом Бонапарт, подавая пример пишущей братии, не гнушался и дезинформации. «С прямотой солдата» он обвиняет Директорию в «насилии» над конституцией, говорит о якобы имевшей место попытке якобинской фракции заколоть его на заседании Совета 500. Об этом с подачи Наполеона твердила пресса, издавались специальные брошюры, хотя никакого заговора на самом деле не существовало. Однако дело было сделано: депутатов- заговорщиков изгнали из Совета 500, а метод дезинформации через печать прижился и с расширением масштабов информационного противоборства стал традиционным, как зажигание огня перед Олимпийскими играми
(8).
Еще одним важным направлением усилий Наполеона- публициста была международная политика. Уже через восемь дней после переворота в «Монитере» была опубликована его анонимная статья об Англии как об источнике постоянной агрессии. Что касается Франции, то она показывалась страной, стремившейся только к миру. Статья заканчивалась призывом к миру как единственному состоянию, при котором возможно разрешение международных конфликтов.
В дальнейшем Наполеон использовал любой предлог, чтобы высказаться в прессе по поводу отношений двух государств. Причем эти отношения нарочито драматизировались. В его публикациях Франция неизменно представлялась исключительно миролюбивым государством, тогда как Англия и ее правительство всякий раз оказывались с ярлыком агрессора. Так шаг за шагом в массовом сознании французов формировался образ врага, беспрестанно создающего угрозы революционной Франции.
Особенно много статей на международные темы вышло из-под пера первого консула во время заключения Люневильского (9 февраля 1801 г.) и Амьенского (27 марта 1802 г.) мирных договоров с Австрией и Англией соответственно. В них Франция традиционно изображалась страной, нацеленной на установление добрых отношений с другими государствами, а война показывалась в качестве вынужденной меры. В конечном итоге усилиями Наполеона- газетчика был ловко сформулирован ряд пропагандистских лозунгов, понятных и близких массам: революция закончилась, нужно объединить нацию, Франция желает мира и пр. В дальнейшем они успешно развивались журналистами, писателями и превратились в своеобразные стереотипы мышления не только французов, но и многих европейцев. Такие стереотипы, в основном социально-политического характера, оправдывали существовавший авторитарный режим, необходимый якобы для спасения революции, позволяли Наполеону занимать центральное место на авансцене европейской политики. Между тем мирная передышка в Европе была короткой. В мае 1803 года война между Францией и Англией возобновилась, а в апреле 1805 года между Россией и Англией был заключен Петербургский союзный договор, к которому затем присоединилась и Австрия.
Нельзя не отметить и того факта, что, умело используя печать, Наполеон держал ее в жесточайшей узде
(9). Уже через два с половиной месяца после прихода к власти он закрыл 60 из 73 парижских газет, спустя некоторое время та же участь постигла еще четыре издания. В провинции лимит был еще жестче: в каждом департаменте разрешалось издавать лишь одну газету, да и то под неусыпным присмотром местного префекта. «Шефство» над оставшимися газетами поручалось не кому-нибудь, а министру полиции. Нет нужды доказывать, что благодаря полицейским наставникам содержание немногочисленных изданий было всецело подчинено политике и восхвалению первого консула.
С целью наведения твердого порядка в области печати Наполеон учредил единственную официальную газету «Монитер», на страницах которой ему никто не мешал высказывать свое мнение. Статьи из «Монитера» затем перепечатывались провинциальными газетами, благодаря чему значительно увеличивался охват аудитории. Большинству же из оставшихся газет запрещалось писать о внешней и внутренней политике, религии, об ужасах войны, не разрешалось критиковать наполеоновскую юриспруденцию, увлекаться полемикой вокруг книг литературного и философского содержания. Жесткий контроль за прессой, пресечение всякой действительной, а не показной свободы слова — вот подлинная цена реформаторских усилий Бонапарта по «демократизации» печати.
Наполеон не только регулировал количество и направленность изданий, но и устанавливал тематику отдельных публикаций. В архивах имеются его многочисленные письма министрам полиции Ж. Фуше и Савари, в которых он давал свои рекомендации по управлению прессой, указывал, на что необходимо обратить внимание цензорам.
Взгляды Наполеона на освещение того или иного вопроса менялись сообразно с потребностями и текущими задачам и проводимой политики. Так, до 1807 года в газетах можно было писать о России, но по возможности бранное. После заключения Тильзитского мира в 1807 году Наполеон дал распоряжение прекратить печатание статей и заметок против России. В 1811 году последовал новый поворот: о России снова следовало писать только бранное. Смена информационного вектора здесь вполне понятна - приближался 1812 год, и увенчанный лаврами властитель Европы начал готовить общественное мнение к походу против империи Александра I.
Порой подходы к интерпретации отдельных вопросов изменялись столь стремительно, что редакторы не успевали перестраивать содержание газет. Рискуя быть закрытыми за малейшую провинность, уцелевшие издания буквально в каждом номере стремились доказать правительству и императору свою лояльность, поэтому ежедневное воспевание военных побед, походов и подвигов Наполеона, отдельных полков и всей армии стало нормой французских газет.
Справедливости ради стоит отметить, что отсутствие всякой меры в лести и низкопоклонстве часто раздражало Наполеона. Не было года, чтобы полиции не ставилась задача: умерить слишком необузданные восторги прессы. Бонапарт словно понимал, что верноподданническое славословие в один момент может смениться хулой, а понимая это, не пренебрегал возможностью «прикормить» наиболее ретивых и преданных авторов
(10).
Так, в 1809 году он задумал цикл статей о положении дел во Франции. При этом авторы должны были сравнить «цветущее состояние империи в 1809 году» с Францией столетней давности. Император наметил даже примерную схему статей: «Нужно рассмотреть вопрос с точки зрения территории и населения, внутреннего преуспеяния, внешней славы, финансов... У вас есть люди, способные написать на эту очень важную тему 5—6 хороших статей, которые дадут хорошее направление общественному мнению»
(11). Сформулировав идею, Бонапарт как человек действия тут же набросал план ее реализации. Он предлагал провести параллели: Людовик XIV строил Версаль и охотничьи домики, а он, Наполеон, улучшает и перестраивает Париж; Людовик XIV преследовал протестантов — Наполеон ввел веротерпимость и т.д.
Впрочем, метод материального стимулирования лояльных авторов можно считать исключением: куда чаще его рука не даровала сладкий пряник, а поднимала хлесткий кнут.
Что касается использования печатного слова в достижении своих стратегических военных целей, то Наполеон уделял данному фактору не меньшее значение, чем количеству пушек и штыков.
Дошедшие до нас письменные указания министру полиции и другим чиновникам, воспоминания соратников Бонапарта однозначно свидетельствуют о том, что использование прессы прочно вошло в арсенал наполеоновских способов ведения войн. К возможностям печатного слова он прибегал прежде всего для разъяснения целей своих многочисленных походов, укрепления духа армии и нации в целом. Отметим, что с 1805 года начал регулярно выходить бюллетень «Великая армия», который распространялся не только во Франции и ее вооруженных силах, но и в других странах Европы.
Кроме того, Наполеон тщательно следил за тем, чтобы в армии распространялся и официальный «Монитер». Иногда он даже инициировал отправку отдельных номеров некоторым генералам и маршалам. Случалось, в военных походах газетам отводилась не только пропагандистская роль. Показательный пример в этом плане — разгром австрийской Дунайской армии фельдмаршала К. Макка в 1805 году.
По свидетельству современников, армия Макка представляла собой серьезную и грозную силу на пути Наполеона. Она была прекрасно снабжена и организована, и от нее ожидали успеха многие правители Европы. В какой-то момент главные силы австрийцев оказались зажатыми с двух сторон в крепости Ульм. Оставалась еще возможность уйти, но Макка сбивали с толку подкупленные Наполеоном приближенные, уверявшие, что нужно держаться, что осада скоро будет снята, так как в Париже якобы вспыхнуло восстание. Чтобы убедить в этом австрийского фельдмаршала, французы в своей походной типографии напечатали специальный номер парижской газеты с сообщением о мнимой революции в Париже. Номер под благовидным предлогом доставили Макку, тот прочел и успокоился. Уловка помогла Наполеону: спустя несколько дней он завершил окружение Дунайской армии и разгромил ее. Можно сказать, Наполеон был мастером дезинформации, которую умело использовал для достижения своих военных целей. Он не только требовал от газет дезинформирующих сведений, но и со свойственной ему точностью определял, когда и что нужно печатать. Так, уже из Москвы он указывал австрийскому, баварскому, вюртембергскому правителям: «Я не только желаю, чтобы посылались подкрепления, но и желаю также, чтобы преувеличивались эти подкрепления и чтобы государи заставили свои газеты печатать о большом числе отправляемых войск, удваивая это число»
(12).
Вместе с тем Наполеон прекрасно понимал деликатность публикования ложных сведений, которые должны иметь свою логику, ритм и выглядеть правдоподобно. В письме Фуше, составленном в ноябре 1808 года, мы находим методологический посыл, касающийся использования прессы в интересах дезинформации: «Это должно быть хорошо проведено, должно явиться как бы результатом общего мнения, идти со всех сторон и быть делом дюжины хорошо скомбинированных статей в разных газетах»
(13).
Как напоминают эти слова цитату из толково составленного сегодняшнего методического пособия по ведению информационной войны! Параллели с нынешней реальностью можно провести и в таком вопросе, как нераспространение печатью информации, которая может быть использована противником в своих целях.
А первым из полководцев, кто озаботился этой проблемой, был опять же Наполеон. В 1807 году он с возмущением пишет по этому поводу Фуше: «Я не знаю, почему «Journal de I'Empire» осведомляет неприятеля о том, что генерал Дюфресс может выставить против неприятеля на острове Э две тысячи солдат? Разве дело газет давать такие точные указания? Это очень глупо»
(14).
Ведя многочисленные захватнические войны, Наполеон особое значение придавал газетам для покоренных народов. «Завладейте газетами и управляйте», — напутствовал он своего верного маршала И. Мюрата в начале завоевания Испании (1808). «Наложите свою руку на печатное слово... Существенно внушить хорошенько общественному мнению, что короля нет»
(15), — советует он тому же Мюрату, находящемуся уже в Мадриде. И сам же приказывает наводнить Испанию памфлетами против низвергнутой династии и с восхвалением нового порядка. Еще один немаловажный штрих: памфлеты издавались на испанском языке, что обеспечивало максимальный охват аудитории воздействия.
Иногда Наполеон прямо указывал правителям зависимых стран на необходимость следить за содержанием газет: «Король и прусские власти должны бдить над тем, чтобы газеты не печатали ничего, что могло бы нарушить добрый порядок и спокойствие внутри государства»
(16).
Оставим на совести Наполеона некоторые резкости по отношению к редакторам, издателям и прессе. Ясно одно: он понимал и признавал силу информации, газетного слова и стремился использовать их для укрепления морального духа армии, французского национального сознания и ослабления своих политических и военных оппонентов, дискредитации их действий.
В заключение отметим результаты, которых удалось достичь Наполеону благодаря целенаправленной информационной обработке общественного сознания. Плоды его пропаганды нашли благоприятную почву прежде всего во Франции, в сердцах людей разных возрастов и социальных слоев, особенно — молодежи. Полагаю уместным процитировать французского писателя Альфреда де Виньи (1797— 1863), современника Наполеона, который писал, что принадлежал к поколению, «рожденному вместе с веком», воспитанному «императором на его победных бюллетенях» и мечтавшему «лишь о том, когда по праву сможет назвать себя солдатом»
(17). Признание весьма любопытное, так как позволяет воочию увидеть результат информационных усилий одного из самых титулованных полководцев Европы — взрыв патриотических чувств во Франции и воспитание нового поколения французов, властителем умов и сердец которых стал человек, так к этому стремившийся.
Разумеется, было бы нелепо пытаться прямолинейно выводить теорию информационной войны из военно-политической практики, существовавшей при Наполеоне. Это значило бы игнорировать весь большой исторический путь, пройденный военной пропагандой, психологическими и тайными операциями, дезинформацией, включая две мировые войны. Но столь же бесспорно, что в практических усилиях Наполеона отчетливо прослеживаются далекие истоки существующих концепций информационной войны, что в свою очередь позволяет говорить о нем как о предшественнике современных специалистов по информационно-психологическому воздействию во внешнеполитической и военной областях.
ПРИМЕЧАНИЯ 1. Цит. по: Туган-Барановский Д.М. Наполеон и власть. Балашов: Издательство БГПИ, 1993. С. 225.
2. См.: Кондаков С. Наполеон и пе-рестройка // Диалог. 1991. № 6. С. 43.
3. См.: Туган-Барановский Д.М. Указ. соч. С. 228.
4. См.: Буриенн Г. Записки государственного министра о Наполеоне, директории, консульстве, империи и восстановлении Бурбонов. СПб, 1834. Т. 2. Ч. III. С. 187.
5. См.: Манфред А. Египетский поход Бонапарта // Французский ежегодник. 1969. М.: Наука, 1971. С. 212.
6. См.: Собуль А. Герой, легенда и история // Там же. С. 252.
7. См.: Туган-Барановский Д.М. Указ. соч. С. 230.
8. Достаточно вспомнить уверения американцев о наличии у Ирака оружия массового поражения перед началом операции «Шок и трепет», хотя доказательств разработки С. Хусейном оружия массового поражения обнаружить так и не удалось.
9. См.: Туган-Барановский Д.М. «Лошадь, которую я пытался обуздать». Печать при Наполеоне // Новая и новейшая история. 1995. № 3. С. 164.
10. Вот выдержка из доклада министра полиции, датированного 14 августа 1811 года: «Я разделяю на два класса авторов, работающих более или менее удачно». Тем, кто попал в первый класс, министр предлагал заплатить за успешную работу на сочинительском поприще 2400 франков. Второму разряду полагалась премия в 1200 франков. «Это новое благодеяние вашего величества еще усилит их усердие и превзойдет все их надежды», — предполагал министр (См.: Тарле Е.В. Сочинения. М., 1957—1962. Т. IV. С.492—193). Видимо, Наполеон согласился с такой постановкой вопроса, благословив отпустить в распоряжение чиновника 30 тыс. франков.
11. См.: Там же. С. 494, 495.
12. Там же. С. 498.
13. Там же. С. 496.
14. Там же. С. 495.
15. Там же. С. 497.
16. Там же. С. 498.
17. См.: Виньи А. де. Неволя и Величие солдата. Л.: Наука, 1968. С. 6, 8. В.И. Тимофеев. Военно-исторический журнал.
ertata
