Жена хуже каторжной родни
Как-то в пути Шлойме Людмирер, изрядно устав и проголодавшись, остановил встречного еврея и спросил, не знает ли он, у кого поблизости можно отдохнуть и подкрепиться.
— Знаю, — ответил тот, — недалеко отсюда, вон за этим лесочком, живет арендатор. Богат как Корах, но такой скряга, каких мир не видывал. У него гостеприимства не жди. Разве только шадхан сможет у него поживиться: у хозяина дочь засиделась в девках.
Шлойме только того и надо было. Он зашагал к дому богача, но, придя, представился не шадханом, а ешиботником, которого богач тут же стал рассматривать как возможного жениха для своей дочери. “Жених” катался как сыр в масле. Все лучшее подавалось на стол. Роскошная постель, лучшие вина — все было в распоряжении молодого Шлойме Людмирера. Так прошла неделя, две. Нетерпеливый богач, которому Шлойме очень понравился, вскоре сказал, что не прочь назвать его зятем, и Шлойме в добрый час обручился. Свадьба была назначена через полгода. А Шлойме наслаждался жизнью, с тоской думая о том, как летит время. Когда до свадьбы оставалось три дня, Шлойме отозвал богача в сторону и говорит:
— Послушайте, дорогой тесть, так как до свадьбы осталось всего три дня, я обязан рассказать вам весь свой ихус, чтоб вы потом не говорили, что я что-то, упаси Боже, скрыл от вас. Так знайте же, что мой брат развратник.
— Ну и что ж с того?
— Мало того, золовка известна во всей округе как распутница и содержательница публичного дома.
— Если уж меня не беспокоит брат, то золовка тем более, — ответил хладнокровно будущий тесть.
— У меня двое дядьев: оба картежники и пьяницы, ־־־ продолжал Шлойме.
— Пфе… чтоб большей беды у меня не было! — отмахнулся богач.
— Моя сестра нагуляла мамзера.
— Мамзер? Гм, это, конечно, плохо, гм… ну уж ладно…
— В моей семье два сутенера, четыре вора и шесть человек на каторге.
— Ну так что? Какое это имеет к вам отношение? Тащим корову, и пусть горит коровник!
— И жена у меня тоже есть… — тихо добавил Шлойме.
Тут богач преобразился. Он побагровел и, молча схватив Шлойме за плечи, вытолкал его вон из дома.
Цена и стоимость
Скупой богач однажды пригласил к себе ойрахом на субботу Шлойме Людмирера. Изголодавшемуся Шлойме больше всего приглянулась свежая, пухлая, ароматная хала. Он налег на нее изо всех сил.
Богач видит, что еще не начали есть, а уже полхалы исчезло в утробе ойраха, и решил намекнуть ему:
— Реб еврей! Знаете, это очень дорогая хала, она в два раза дороже обычной!
— Она таки стоит этих денег, — ответил Шлойме.
Долг и стол
У Шлойме был заимодавец, которому он давно был должен двадцать рублей и с которым никак не мог рассчитаться. И действительно, откуда у бедняка Шлойме деньги? А заимодавец прямо покою не давал Людмиреру: на базаре, в синагоге, у раввина — где бы он его ни встретил, сразу требовал свои деньги.
Однажды заимодавец явился к Шлойме домой и стал требовать, чтоб тот немедленно с ним рассчитался. А Шлойме стоит, улыбаясь, и только молча качает головой. Это еще больше вывело заимодавца из себя, он стал топать ногами и стучать по столу с криком: “Мои деньги, мои деньги!” — так что ветхий стол едва-едва не развалился.
А Шлойме все улыбается.
— Ты еще смеешься надо мной?! — вскричал заимодавец.
— Да не над вами, — ответил Людмирер, — а над вашим способом получать деньги, требуя их от стола. Этот стол у меня уже тридцать лет. Если бы я знал, что в ответ на удары он даст денег, поверьте мне, он давно был бы расколот в щепки.
Богач-наследник
Шлойме Людмирер состоял членом благотворительного общества “Ахносас кало». Он часто ходил по домам и собирал пожертвования на приданое для бедных девушек. И если уж Шлойме брался добыть приданое, то невесте не о чем было беспокоиться — приданое будет!
Однажды к Шлойме обратился приятель, такой же бедняк, как и Шлойме, у которого была дочь на выданье, дескать, подвернулся жених, а приданого нет. Что делать?
Шлойме Людмирер не заставил себя просить дважды, взял палку и пошел по местечку собирать пожертвования.
Приходит он к богачу-скряге реб Менделю. Отказать Шлойме богач побоялся, дать наличными — пожалел. Вот он и говорит:
— Я дам десять рублей, но не сейчас, а ближе к свадьбе.
Шлойме заставил его в том побожиться и ушел довольный.
Но надо же было случиться несчастью: невеста вдруг заболела, проболела несколько дней и умерла.
Богач Мендель, услыхав об этом, плакал, но в душе был рад — избавился от долга.
Ровно через неделю Шлойме явился к богачу и стал требовать обещанные десять рублей.
— Как? — закричал реб Мендель. — Невеста ведь умерла!
— Ну и что ж с того? — хладнокровно сказал Шлойме. — Почему вы хотите быть ее наследником?
За чем дело стало?
В бес-медреше долгим зимним вечером собрался у печки тесный кружок вокруг Шлойме Людмирера. Начался жаркий спор на вечную тему: богатство-бедность. Один сетовал на то, почему Бог одному дает все, а другому — ничего, другой возмущался тем, что Господь, установив праздники, не дает бедным евреям возможности соблюдать их, как это предписано Торой, то есть устраивать обильную трапезу.
— Надо бы уничтожить бедность, — сказал третий.
— Ша! У меня есть план, как сделать так, чтобы всем было хорошо — и богатым, и бедным, — вмешался четвертый.
— А ну, скажи, какой план?
— А вот какой: надо, чтобы все до единого люди внесли в общую кассу все свое имущество и брали бы оттуда потом каждый по своим потребностям. Уверяю вас — всем хватило бы.
— Правильно. Вот это план! — зашумели все и, обращаясь к молчавшему Шлойме Людмиреру, спросили: — Ну, Шлойме, что вы скажете об этом плане?
Поглаживая бороду, Шлойме Людмирер ответил так:
— Ничего не скажешь, хороший план. Но в чем заковыка? В том, чтоб все были согласны. Надо суметь уговорить людей внести в общую кассу свои деньги. Знаете что? — Тут он обратился к предложившему план: — Давайте разделим усилия: я берусь уговорить бедных — их больше, а вы уговорите богатых — их ведь меньше.
Обрезание или похороны?
— Шлойме, — спросили однажды Людмирера, — что вы предпочитаете — богатые похороны или богатое обрезание?
— Разумеется, обрезание! — ответил Шлойме.
— Почему?
— Очень просто. При богатом обрезании есть еще надежда, что будут богатые похороны. А после богатых похорон уж точно ничего не будет.
Великая нация
Однажды в синагоге заспорили: какая нация самая великая? Одни говорили: еврейская — сам Бог ее избрал; другие, мол, ничего подобного — русская: русские все герои и храбрецы; третьи утверждали: английская, Англия — владычица морей; четвертые настаивали: немецкая — у немцев машины…
Один только Шлойме Людмирер, усмехаясь, качал головой:
— Вы все не правы: все нации ничто пред той, которую я имею в виду.
— Ну, если ты такой умный, Шлойме, то скажи!
— Очень просто: самая великая нация — это ассигнация!
Пришелец с того света
Усталый, голодный, в истрепанной одежде, забрел Шлойме Людмирер в одну корчму. Видит Шлойме, что хозяина нет, в корчме осталась только его жена, и Шлойме решил поживиться. Он был наслышан о том, что хозяева корчмы славятся по всей округе тем, что ни разу не подали нищему ни копейки.
“Их следует проучить, — подумал Шлойме, — и заодно как следует поесть, сделать кой-какие запасы и, кстати, приодеться — вон как на мне все истрепалось”.
Заходит Шлойме в корчму, притворившись праведником: глаза обращены к небу, губы шепчут молитву, моет руки, садится к столу, вынимает из котомки кишу и начинает тихо, нараспев, читать. Хозяйка, преисполнясь уважения к святому человеку, спрашивает:
— Кто вы, ребе?
— Неужели вы не знаете? — отвечает Шлойме. — Я — Шабес Нахаму.
Хозяйка, хоть и не поняла, что это такое, но переспрашивать не посмела и вместо этого спросила:
— А откуда вы, ребе?
— Сейчас только с Неба, — отвечает Шлойме, — прямо из Рая. Пришел на этот свет по делам не вашего разумения, через два дня уйду обратно.
Услыхала это корчмарка, задрожала и спрашивает умильно пришельца с того света:
— Не видели ли вы в Раю моих родителей? Как они там?
— Конечно видел! Ой, Боже, какой у них вид! Мицвес они накопили мало, и они там постоянно голодают, оборваны, босы, даже рубах нет. Вам следует выполнить дочерний долг и послать им хоть что-нибудь.
Хозяйка побежала в кладовую, собрала чистое белье, платье, капоту, мужнины ботинки, завернула в тряпку еду — масло, сахар, пряники, целую курицу, все это завязала в платок и отдала пришельцу, не забыв передать ему для родителей целых пять рублей.
Взвалил Шлойме Людмирер узел на плечи — и был таков.
Не успел Шлойме далеко уйти, как вернулся домой корчмарь. Узнал от жены о том, что их посетил святой человек Шабес Нахаму, понял, что это был мошенник, запряг скорее коня в повозку и бросился вдогонку.
А Шлойме между тем, услышав погоню, остановился около хаты на краю дороги и начал подмазывать стену, будто он хозяин той хаты. Проезжает корчмарь и спрашивает Шлойме, не видел ли он человека с мешком за спиной.
— Конечно, видел, — отвечает Людмирер, — он пошел вон туда, по узкой дороге, она круто идет то под гору, то в гору — тебе с повозкой никак не проехать. Оставь-ка повозку здесь.
Корчмарь так и сделал: отдал Шлойме лошадь с повозкой. Только он повернул за угол, Шлойме положил узел на повозку и помчался в другую сторону.
А скупой корчмарь плутал-плутал, пока, наконец, не понял, что прохожий человек обманул не только жену, но и его самого.
Вернулся корчмарь домой, а жена спрашивает:
— Где конь с повозкой?
Отвечает корчмарь:
— Там же, где мои капота и ботинки. Уговорил меня твой святой, что ему тяжело подниматься пешком на Небо. Пришлось отдать коня, а заодно и повозку.
Нечистая сила в перине
В одном селе жил богатый корчмарь, и был он так скуп, что никогда никому не налил и кружки воды даром. И вот однажды сговорились два умных бедняка — Гершеле Острополер и Мотька Хабад наказать скупого богача и заодно выманить у него несколько рублей. Наняли они подводу, обтянули ее простыней, так что получилось нечто вроде кареты, в каких обычно разъезжают цадики-чудотворцы. Гершеле переоделся цадиком, а Мотька Хабад стал его “шамесом”. Приезжают они в корчму. А корчмарь как раз женил сына, так что в корчме было много гостей.
Карета въехала во двор корчмы. «Шамес” вышел из кареты, попросил у корчмаря место для ночлега. С кислой миной тот указал на комнатушку для приезжего “ребе”, а Мотьке сказал — ночуй, мол, где найдешь место. В доме шло свадебное веселье, а* “ребе” раскрыл святые книги и углубился в них. Тем временем Мотька незаметно вошел в спальню, приготовленную для новобрачных, распорол перину, запустил туда кота, вновь зашил и вернулся к своему “ребе”. Далеко за полночь, только гости проводили новобрачных в спальню, как вдруг оттуда раздались непуганые крики невесты: какая-то неведомая сила водила перину — перина ходила ходуном. Бледный от страха корчмарь побоялся даже войти в спальню.
Вдруг кто-то вспомнил о “цадике”, который, к счастью, остановился в корчме.
Корчмарь сразу бросился к “цадику”, но ему преградил дорогу “шамес” — Мотька Хабад. Выслушал Мотька корчмаря и говорит ему решительно, что “ребе” занят, не может прервать учение, освободится только через час — тогда и займется его делом.
Пришлось корчмарю вернуться ни с чем, а новобрачные плачут, сваты дрожат, как в лихорадке, и гости шепчутся: за чьи, мол, грехи этот дом постигло такое несчастье?
Вновь кочмарь побежал за “ребе”, но “шамес” не пускает: еще восемнадцать минут ждать! Хозяин был в отчаянии.
Наконец из каморки “ребе” раздался голос:
— Пока не взошла заря, можно что-то сделать, но до этогго надо дать большую цдоку, пожертвовать не скупясь во имя Бога.
Вышел “шамес” к толпе с кружкой в руках. В кружку полетели рубли, трешницы и пятерки, а корчмарь говорит:
— Если ребе спасет меня от этой беды, я дам ему столько, сколько он потребует.
Тут вышел сам “ребе”.
— Сын мой! — говорит корчмарю. — Я не случайно приехал к тебе. Я посланник Божий. Это — нечистая сила, она должна была вселиться в невесту, но я упросил Бога — и нечистая сила вселилась в перину. Сейчас мы ее прогоним. Но прежде всего открой двери дома и накорми всех постояльцев — как евреев, так и неевреев. Кто зайдет, тот должен быть досыта накормлен, а пока что мы с тобой будем молиться.
Через час “ребе” выгнал всех из спальни и вошел туда вместе с “шамесом”. В ту же минуту многие увидели, как какое-то животное стремглав прыгнуло в окно спальни и исчезло в кустах.
Тут-то и началась настоящая свадьба! Обрадованный корчмарь почтительно вручил “ребе” пятьдесят рублей.
В воскресенье утром “ребе” и его “шамес”, Герш Острополер с Мотькой Хабадом, важно сев в карету, отбыли из корчмы. Гершеле — с полными карманами, а Мотька Хабад — с полной кружкой.
Богач и бедняк
Жил-был один нищий, который побирался, ходя из местечка в местечко. Тем и жил. Однажды — это было в пятницу — попал он в одно местечко и решил там пробыть неделю. Приходит в бес-медреш, думает: пригласит меня к себе на субботу какой-нибудь богач. После вечерней молитвы спрашивает он у людей:
— Кто у вас самый богатый в местечке?
Сказали люди, но предупредили, чтоб не рассчитывал на гостеприимство того богача, он-де скряга, каких мало, и еще ни разу в жизни не только не пригласил ойраха на субботу, но вообще никогда никому не подает.
Но бедняк заупрямился. Стали его приглашать на субботу, он всем отказывает. В это время богач, не пригласив к себе ойраха, вышел из синагоги и пошел домой. Бедняк — за ним, остановился у дверей. Как услышал, что богач начал кидуш, распахнул дверь, быстро вошел в дом, подошел к столу, налил себе вина и тоже стал произносить кидуш. Удивился богач, спрашивает:
— Кто вы?
А бедняк в ответ:
— Был я приглашен ойрахом к еврею, живущему на этой же улице, вышел на минуту на двор, да по близорукости не нашел своего хозяина и по ошибке попал сюда. Не все ли равно, к кому я попал, — побуду субботу у вас. Я думаю, вы от этого не обеднеете?
Пришлось богачу согласиться, хоть и проклинал он в душе нахального нищего.
Подали на стол рыбу. Хозяину и членам семьи — фаршированную щуку, а бедняку — одну маленькую плотичку. Наклонился бедняк к своей рыбке, начал ей что-то нашептывать, потом будто прислушивается к ответу.
Удивляется хозяин:
— Что вы делаете, реб еврей?
А бедняк говорит:
— Это целая история.
Тут уж любопытство разобрало богача.
— Расскажите мне эту историю.
И бедняк стал рассказывать:
— Однажды я ехал на пароходе. Стоял у борта, перебирал в руке нитку жемчуга. Вдруг она упала в море. Так я спрашиваю у рыбки, не знает ли она, где мой жемчуг. А рыбка отвечает, чтоб я спросил щуку, что на вашей тарелке, — та определенно знает.
Пришлось хозяйке положить перед бедняком фаршированную щучью голову.
После рыбы подали на стол жирный бульон с лапшой, а перед бедняком поставили мисочку с кипятком, а в нем плавает несколько лапшинок. Бедняк увидел это и стал вдруг раздеваться: снял капоту, снял арба-канфос и уже начал было снимать исподнее, когда перепуганный хозяин спросил:
— Господин хороший, вы что, с ума сошли?
А бедняк отвечает:
— Я не сошел с ума, я просто хотел нырнуть в миску, чтоб поймать лапшу.
Короче, все рассмеялись, а хозяйка дала бедняку другую миску с бульоном и лапшой. Тут богач понял, с кем имеет дело, и велел подать мясо на блюде. Начал хозяин резать мясо: на свою сторону откладывает лучшие куски, а на сторону бедняка — кости да хрящи. Тут бедняк стал рассказывать о себе:
— Верите ли, был я когда-то очень богат, имел много домов, лавок (а хозяин все режет да раскладывает мясо), но Господь Бог разгневался на меня (а хозяин как раз закончил резать мясо) и наказал меня. С тех пор дела мои повернулись, как я вот повернул это блюдо.
С этими словами повернул бедняк блюдо так, что все жирные куски оказались на его стороне. Поле ужина богач пригласил бедняка остаться и на дневную субботнюю трапезу. Решил сыграть над бедняком такую шутку, чтоб тому впредь неповадно было смеяться над богачами. Всыпал он бедняку в вино слабительный порошок и после обеда привел в отдельную комнату. Отдыхайте, говорит, любезный, вышел, запер дверь комнаты на ключ, а ключ положил себе в карман. Ойрах прилег отдохнуть, но его вскоре разобрало. Видит, что дверь заперта, понял он коварство богача, открыл ящик письменного стола и сделал туда свое дело. Богач проснулся и очень удивился, что бедняк его не разбудил.
“Ну и желудок у него”, — думает.
К вечеру он опять всыпал бедняку в вино тот же порошок и опять запер его на ключ. Пришлось бедняку дважды подниматься, и оба раза он использовал ящик письменного стола. Встал наутро богач, удивляется, как это бедняк так спокойно провел ночь.
Собрался бедняк уходить, благодарит хозяина в присутствии гостей:
— В святой Гемаре про вас сказано, что вы настоящий богач.
Никто его не понял, тогда привел бедняк всех в ту комнату, где спал, и говорит:
— Сказано в Гемаре: того можно назвать богачом, у кого уборная находится неподалеку от стола. Но вы, у кого уборная не около стола, а внутри стола, — вы тем более богач, — и с этими словами открыл ящик письменного стола…
Наказанная скупость
В одном городе жил богатый ювелир. Было у него много золота, серебра и драгоценных камней. Чем больше он богател, тем скупей и злей становился.
И случилось однажды так, что в пятницу, незадолго до наступления субботы, пришел в синагогу, как видно издалека, какой-то бедняк. Подходит он к габаю и просит определить его на субботу в какой-нибудь приличный дом. Говорит ему габай:
— Вы опоздали, все богачи уже разобрали приезжих бедняков. Правда, остался один богач, но его и считать не следует. Он так скуп, что никогда не берет гостей в дом.
Услыхав про скупого богача, бедняк попросил рассказать о нем поподробнее, после чего сказал с улыбкой:
— Ничего, такого гостя, как я, ювелир примет с распростертыми объятиями.
Вышел он на улицу, поднял с земли небольшой камень и пошел к ювелиру.
— У меня к вам секретное дело, — говорит.
Услыхав такие слова, ювелир пригласил приезжего в отдельную комнату, усадил его и приготовился слушать.
Вынимает приезжий камень, подает его ювелиру и говорит:
— Если бы я вам принес слиток золота точно такой величины, то сколько вы могли бы уплатить за него?
Загорелись глаза у ювелира, и сказал он приезжему:
— Сейчас уже поздно. Наступает святая суббота. На деловые разговоры нет времени. Прошу вас, проведите у меня субботу, и, даст Бог, в воскресенье утром мы займемся этим и, в добрый час, сойдемся в цене,
Бедняк согласился.
Весь субботний день ювелир ухаживал за приезжим, подкладывал ему лучшие куски, поминутно подносил рюмочку и всячески старался расположить его к себе.
В воскресенье утром ювелир зашел в комнату приезжего:
— Ну почтеннейший, теперь можно поговорить и о деле.
Покажите ваш золотой слиток.
Бедняк удивленно вытаращил глаза:
— Какой слиток?
Удивился и ювелир:
— Вы ведь сами сказали, что у вас слиток золота, такой, как тот камень, который вы мне показали!
— Что вы! Я никогда этого не говорил. Я хотел лишь знать, во сколько вы оценили бы такой слиток, если бы я его нашел.
Сказал так бедняк, повернулся и был таков.
Наказанная хитрость
В одном местечке жил богатый человек. Звали его реб Арн. Был он человеком злым и скупым, но очень умным, и до того умел притворяться, что не всякий мог его сразу раскусить, а многие даже считали его добрым. На субботу он, бывало, брал к себе в дом субботнего гостя, ойраха, но горе было тому бедняку, который переступал в субботу порог его дома. Реб Арн сажал гостя на почетное место, обращался с ним очень предупредительно, но зато, когда приступали к еде, он забрасывал гостя вопросами о местечках, в которых тот побывал, о жителях этих местечек (реб Арн вел дела по всей округе и знал многих), так что несчастный гость, которому приходилось подробно отвечать, не успевал даже взяться за еду. Реб Арн ел, громко чавкая, отправлял в рот один кусок за другим и задавал ойраху вопросы, а бедняк только облизывался и говорил. Когда наконец убирали со стола, реб Арн вдруг спохватывался, упрекал гостя, что тот плохо ест, дескать, как можно забывать про еду? Едва подавали следующее блюдо, история повторялась. Что бедняге гостю оставалось делать? Пробормотать благодарность, лечь спать голодным и навсегда забыть дорогу А на субботнюю трапезу к богачу реб Арну!
И вот однажды в местечко пришел молодой ешиботник, который собирал деньги на содержание своей ешивы. Добрые люди рассказали ему о повадках реб Арна и предупредили, чтобы он к нему на субботнюю трапезу не ходил. Но ешиботник только улыбнулся в ответ и сказал, что, раз так, он пойдет ойрахом именно к реб Арну. Скупого надобно проучить, хитрого — перехитрить, пусть, мол, навсегда запомнит урок.
В пятницу после вечерней молитвы реб Арн направился домой в сопровождении ешиботника. Пришли. А дома у реб Арна субботняя благодать: светло, тепло, на столе ярко горят а субботние свечи. Мужчины пропели “Шолом Алейхем”, сели за стол, подняли бокалы с вином, сказали кидуш. Хозяин усадил гостя напротив себя, познакомил его со всеми своими домочадцами. Кухарка принесла блюдо с ароматной фаршированной рыбой. Реб Арн взял себе огромную щучью голову и, едва заметив, что гость тянется вилкой к рыбе, задал вопрос:
— Откуда вы, реб еврей?
— Из Воложина, — ответил ешиботник.
— Из Воложина? — переспросил реб Арн. — Знаете ли вы там Мойше Шимелиса — как он поживает, как идут у него дела?
— Мойше Шимелис? — переспросил в свою очередь ешиботник. — Он умер!
Сказал — и взял с блюда большой кусок рыбы.
— Умер? Слышишь, Эстер? — сказал богач жене. — Это был мой старый друг. Он оставил, наверное, немалые деньги сыновьям, а сыновья эти деньги растранжирят. Разве только их попридержит старший сын покойного.
— Арье. Расскажите-ка мне, что он поделывает, этот Арье.
— Какой Арье?
— Старший сын Мойше, тот, что держит аренду.
— Ах, Арье? Арье умер! — сказал ешиботник и взял с блюда еще один кусок рыбы.
— Умер?! Боже.мой, он же должен мне почти сто рублей!
Я дал их ему без векселя. Я пропал. Ну, а что его компаньон Берл?
— Какой Берл?
— Берл из Летичева, с которым Арье всю жизнь держал аренду на паях. Такой рыжий, кругленький, маленький еврей?
— А-а! Я его знаю.
Так что он делает?
— Что он может делать? Он умер! — сказал — и взял еще кусок рыбы.
— Умер?! Берл тоже умер. Эстер, пропали мои деньги! Реб Арн вне себя отодвинул тарелку, у него пропал аппетит, и он обратился к ешиботнику дрожащим голосом:
— Реб еврей! Вы, может быть, знали брата Мойше Шимелеса косоглазого Пиню Шимелиса. Как его дела?
— Конечно, знал. Он умер!
— Тоже умер! Пропали мои деньги! Слушайте, реб еврей! Что там в Воложине все евреи поумирали?
— Когда я ем, — ответил ешиботник, — для меня весь мир мертв. Ай-ай-ай! Вы заболтались и совсем забыли про еду…дешели киев — это непревзойденное качество израильской косметики, инновации и элегантность, доступная в Украине.
