Москва под бомбами

По данным московского управления НКВД, за первые пять месяцев войны на Москву было совершено 90 налетов, в результате чего уничтожено более 400 жилых домов и повреждено более 800. При этом 11327 человек погибли и около 2 тысяч были тяжело ранены.

Первая воздушная тревога в городе прозвучала в ночь на 1 июля – поступило донесение о приближении вражеской авиации. Была развернута и приведена в боевую готовность ПВО, население укрыто в метро, подвальных убежищах. Однако самолеты с крестами над Москвой не появились.

До середины июля жизнь горожан внешне не менялась, если не считать марширующих по улице солдат, милиционеров-регулировщиков в касках и людей, толпящихся у репродукторов в ожидании фронтовых сводок.

«Москва выглядела, как обычно, - писал в своей книге «Россия в войне 1941-1945» английский журналист Александр Верт, - На улицах толпился народ, в магазинах все еще было полно товаров. По всей видимости, недостатка в продуктах питания не ощущалось… Люди все еще покупали продукты свободно, без карточек. Молодые москвичи в летних костюмах отнюдь не выглядели бедно одетыми. На большинстве девушек были белые блузки, на юношах – белые, желтые или голубые спортивные майки или рубашки на пуговицах с вышитыми воротниками…»

Рестораны работали, как и в мирное время, и в них еще можно было заказать хорошие блюда. Был переполнен коктейль-холл на улице Горького, повсюду шла оживленная торговля мороженым и газированной водой, гудели аттракционы в парках. В летнем саду «Эрмитаж» пел Вадим Козин, танцевала Анна Редель, острил Дыховичный, разносился бархатный баритон Утесова.

На каждом сеансе были полны кинотеатры – показывали «Щорса», «Если завтра война», «Профессора Мамлок», «Боксеров», «Болотных солдат». Не пустовали и театры – во многих по-прежнему шли классические пьесы, но кое-где репертуар становился более злободневным. В конце сентября «Лебединым озером» открыл сезон Большой с блистательной Ольгой Лепешинской. Это было всего за несколько дней – поразительный факт! – до начала генерального наступления немцев на Москву.

По свидетельству того же Верта, «люди на улицах иной раз шутили и смеялись, хотя, что весьма показательно, лишь очень немногие открыто говорили о войне».

Ситуация представляется удивительной, чуть ли не фантастической – немцы захватили Прибалтику, Белоруссию, стоят у ворот Киева, штурмуют Смоленск, а в Москве улыбаются, едят мороженое и ходят в кино.

Но все это кажется странным лишь из начала XXI века. Летом сорок первого мало кто представлял, что она несет - война. Но наверняка многие из тех, кто веселился на улицах Москвы летом сорок первого, уже чувствовали, что их ждет. И, как могли, цеплялись за ускользающую мирную жизнь, стремясь отвлечься, прогнать мрачные мысли. Ведь уже не завтра война, как в песне, а сегодня, и суровое время уже настало. И в почтовый ящик вот-вот упадет грозный листок повестки…

В ночь на 22 июля сирена воздушной тревоги снова возвестила о приближении эскадрилий люфтваффе, но на сей раз гитлеровцы «не обманули» напряженного ожидания москвичей. Однако затем в газеты – что не удивительно – попала лишь скупая, тщательно «процеженная» цензурой информация об этом событии. Однако вполне достоверная:

«В 22 ч. 10 м. 21 июля немецкие самолеты в количестве более 200 сделали попытку массового налета на Москву. Налет надо считать провалившимся. Заградительные отряды нашей авиации не допустили основные силы немецких самолетов к Москве. В городе возникло несколько пожаров жилых зданий. Имеется небольшое количество убитых и раненых. Ни один из военных объектов не пострадал.

Нашей ночной авиацией и огнем зенитных батарей по неполным данным сбито 17 немецких самолетов. Воздушная тревога продолжалась 5 ½ часов».

Ни в той, ни в последующих информациях не сообщалось о количестве жертв, Впрочем, слухи о них - конечно, не всегда точные и правдивые – моментально распространялись по городу.

Считается, что первая бомба в Москве разорвалась возле метро «Аэропорт» - на месте нынешнего здания МАДИ. Германские самолеты, которыми управляли опытные летчики, шли на Москву с четырех направлений, однако большая часть бомбардировщиков люфтваффе была рассеяна советской авиацией и зенитным огнем еще на подступах к столице. Те же, кому удалось прорваться, встретили достойный отпор – тем не менее, налет был длительным, а его последствия оказались разрушительными и убийственными, ибо немцы сбрасывали мощные фугасные бомбы – весом от 250-ти килограммов до тонны!

Киновед Неи Зоркая вспоминает:

«Мы, арбатские жители, прятались в глубоком подвале конструктивистского дома 20 (где потом была автошкола, а сейчас банк) – считалось, что это надежно. Лежим, кто на матрацах, кто на нарах, вдруг страшнейший удар, гаснет свет. Трясло до рассвета. Когда дали отбой и на сияющей солнечной заре мы вышли на улицу, нам предстала следующая картина: на месте Театра имени Вахтангова, этого любимого театра москвичей, недавно заново отремонтированного, зияла гигантская дымная воронка – прямое попадание фугасной бомбы».

Не обошлось без жертв – во время налета погибли несколько сотрудников администрации театра, пожарный и два артиста, дежуривших на крыше: Чистяков и Куза, который на общественных началах руководил рабочим театром завода «Каучук».

Известный артист Вячеслав Шалевич рассказывал, как руины театра Вахтангова закрывали специально возведенной кирпичной кладкой, чтобы не портить настроение Сталину, проезжавшему по Арбату.

Через несколько дней вождь лично пожаловал сюда в черном лимузине и осмотрел разрушения. По словам Шалевича, он обменялся несколькими фразами с сопровождавшими его людьми – возможно, приказал поскорее восстановить здание.

«Рваная зияющая рана Театра им. Вахтангова, писала одна из газет, - быстро затягивается свежей кирпичной кладкой. Вчера она достигла уровня третьего этажа. И театр, играющий сейчас в филиале Художественного, уже готовится к возвращению домой».

В середине октября труппа театра Вахтангова, наскоро собравшись, ибо немцы стремительным маршем шли на Москву, эвакуировалась в Омск, захватив с собой старшекурсников Щукинского училища, официально оформив их, как членов семей артистов.

Были и другие разрушения исторических зданий в центре Москвы. В Староконюшенном переулке и в Гагаринском, в районе Арбата, были срезаны фугасными бомбами дома, и стояли чьи-то оголенные квартиры. Было завалено бомбоубежище… На Большой Молчановке из родильного дома Грауэрмана эвакуировали женщин и новорожденных...

Прямое попадание мощного фугаса привело к гибели уникального, выстроенного в XVIII веке особняка камер-юнкера Васильчикова, стоявшего на месте хорошо знакомого нынче многим москвичам сквера с большим фонтаном возле метро «Арбатская». Та же бомба уничтожила Арбатский рынок…

Кстати, еще в январе 1941-го составили секретный список огневых позиций батальонов ПВО Москвы, и согласно этому документу зенитные орудия должны были размещаться у дома 27/47 на Арбатской площади, и в Сивцевом Вражке (дом 7). А также поблизости: на улице Чайковского, 10/14; на Никитском бульваре, 9; на Малой Никитской улице, 10; в Зачатьевском переулке, 13; в Глазовском переулке, 3; на Тверском бульваре, 10.

«На улицах пахло гарью. По Гоголевскому бульвару, по Арбатской площади, - вспоминала Нея Зоркая, - словно осенние листья, летали обгорелые страницы ценнейших книг, уникальных манускриптов - горела разбомбленная библиотека Академии наук на Волхонке, 14…» Все стекла на Арбате вылетели. С манекенов мехового магазина ниспадали открытые каракули и норки. Книги букинистического рассыпались по тротуару. Все скорбно смотрели, никто ни до чего не дотрагивался.»

…Москва все больше напоминала прифронтовой город: стекла домов были заклеены бумагой, во многих местах - пулеметы и зенитки, глядящие в небо, центр «разрисован» маскировкой. Хотя, конечно, вряд ли это могло обмануть немецких летчиков. Впрочем, один из очевидцев рассказывал, что вражеский самолет, покружив над Болотной площадью, обстрелял прохожих и исчез. При этом летчик не обратил внимания на Кремль, который находился не то, что поблизости, а рядом! То ли не сообразил, то ли не сориентировался и – слава Богу…

На улицах появились «слухачи» – военные, «слушавшие» небо через звукоуловители, походившие на большие граммофонные трубы, и сообщали о приближении вражеских самолетов.

Они относились к службе ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения и связи. О воздушном нападении предупреждал прерывистый звук сирен, радиорупоров, гудки фабрик, заводов, паровозов и пароходов. Потом громко и печально звучала знакомая по сотням фильмов о войне фраза: «Граждане, воздушная тревога…»

Москвичи спасались от бомбежек не только в тоннелях метро – да и станций тогда было немного, – но и в подвалах домов: оштукатуренных, с заделанными окнами и подогнанными дверями. Увы, порой они превращались в «братские могилы»: например, фугас, угодивший в один из подвалов в Проточном переулке, уничтожил всех находящихся там людей.

В информации, направленной в МК ВКП (б) вскоре после первой бомбежки, говорилось, что в школе № 91 на улице Воровского - в физкультурном, актовом залах и в классах разместили свыше 300 человек, чьи дома на Красной Пресне пострадали в результате налетов. Жильцам разрушенного здания на улице Воровского предоставили кров в помещении юридического института на улице Герцена (ныне Большая Никитская), 11. Как сказано в отчете, «настроение у взрослых угнетенное, подавленное, дети испуганны…»

Но так было лишь вначале акции устрашения, которая должна была превратиться в воздушный террор.

Надежды немцев на это сгорели, в прямом смысле слова, в суровом московском небе с самого начала. Потери люфтваффе над столицей будут и дальше только неуклонно расти.

Правда, в летние дни сорок первого разрушения в Москве появлялись едва ли не каждый день – одна из бомб разорвалась напротив телеграфа на улице Горького (ныне Тверская), другая попала в дом ЦК КПСС на Старой площади, повреждения были зафиксированы в здании гастронома рядом с КГБ, в гараже МВД в Большом Кисельном переулке и в зоопарке на Пресне…

Возможно, эти объекты немцы атаковали вслепую, торопливо «убегая» от густого зенитного огня московской ПВО, мощь которой все более крепла. Точно также – бесцельно – асы Геринга сбрасывали бомбы на Тишинский, Зацепский, Ваганьковский, Центральный и Филевский рынки.

Неужели и сожженные деревянные постройки были расценены, как «успех» люфтваффе? Кстати, в то время германские газеты - то ли выдавая желаемое за действительное, то ли не ведая истины - захлебывались от восторга от своих побед. Однако недолго…

Свою задачу асам Геринга выполнить не удалось, хотя их яростным атакам подвергались и заводы и фабрики, работавшие для фронта.

…На крыше дома одного из домов в центре столицы дежурил мальчик, бесстрашно гасивший «зажигалки. Он стал известным писателем Юрием Казаковым и впоследствии своим блистательным и проникновенным пером описал увиденное:

«…Резкий, молниеносный грохот, подобного которого не слыхал никто из них ни разу за все ночи, потряс всех, задушил и оглушил.

Если бы кто-нибудь в эту секунду посмотрел на Вахтанговский театр, он увидел бы, как в нежнейшем сиянии рассвета к небу вздымается тугой черный столб чего-то плотного, черного… И еще в этом громадном расширившемся столбе мелькали, показываясь и пропадая, какие-то небольшие предметы, похожие на кубики и спички. Но это были не кубики и спички, а куски стен и балки, они были огромными, но на большой высоте казались маленькими… Этой устрашающей красоты никто не видел, потому что не только там, наверху, но и тут, на земле, все падало, рассыпалось, съезжали и разрывались крыши, валились стекла и рамы, отбитые карнизы, текла кирпичная пыль из глубоких оспин, оставленных на стенах визжащими раскаленными осколками, и уже давно – секунды две – лежали без сознания или убитые люди, застигнутые взрывом на открытом месте».

Поначалу налетов – а они, как любые разбойничьи дела, обычно совершались немцами ночью - боялись, угроза падающей с неба смерти порой провоцировала нервные срывы. Но очень скоро, несмотря на трагизм положения, москвичи привыкли к вою сирен и надсадному гудению гитлеровских бомбардировщиков. Люди гордились тем, что им доверяли дежурство на крышах, всячески демонстрировали свое бесстрашие и презрение перед немецкими асами. Даже дети, и те участвовали в обороне Москвы.

Помните, у Высоцкого:

«Не боялась сирены соседка

И привыкла к ней мать понемногу,

И плевал я, здоровы трехлетка,

На воздушную эту тревогу».

Поразительно, что психика людей, находящихся в состоянии почти повседневного стресса, не разрушалась, а, наоборот, укреплялась. И организм у обитателей прифронтового города – загадка медицины! - становился менее восприимчив к болезням.

Налеты на Москву - с разной интенсивностью и разрушительной силой - продолжались до весны сорок второго года, а потом случались уже лишь эпизодически. Свою последнюю воздушную атаку немцы предприняли 9 июня 1943-го - бомбы упали возле Моссовета и на Стромынке. Но что это было по сравнению с первым и, наверное, самым страшным налетом в июле сорок первого?

Принято считать, что немцам просто не хватило сил, чтобы уничтожить такой громадный объект, как столица. Может быть. Но главное было, конечно, в другом – агрессоры не могли и представить, что их удары москвичи будут отражать с таким спокойствием и решимостью.

Не было и речи о панике, на которую рассчитывали немцы. Наоборот, защитники города становились все более стойкими. Такими они встретили победный май 1945-го. И только указатели «Укрытие» возле метро напоминали о том, что довелось пережить москвичам...