Читая ее, мне хочется счастливо жмуриться и улыбаться. Как улыбаешься первой зелени, проклюнувшейся после долгой зимы в проталинах снега, веселой капели, высокому ясному небу, свежему ветру, майскому ливню, изумруду шелковой травы, пению утренних птиц в открытое окно, первым летним ягодам и спелой, соком текущей по рукам, вишне, августовским бархатно-теплым звездным ночам, краснобоким яблокам, гнущим ветки к земле, желтому октябрьскому свету, пушистому снегу; как улыбаешься, ходя завороженной, по ярмарке мастеров или в мастерской художника, в путешествиях, в дороге, что задорной лентой стелется тебе под ноги, умелым рукам и живому взгляду; как улыбаешься, когда, наконец-то, мертвую декабрьскую темень разрезает первый луч нарождающегося Солнца, и жизнь, сделав первый вздох, теплеет.

Вот, наконец-то, дождалась -- от тебя приходят письма! Например, 365 дней по три назад плюс еще чуть-чуть меньше, чем полгода, ты вчера пишешь: "у меня смех изменился. наверное это что-то значит, но я не знаю что". Я тебе тут же три с хвостиком года назад позавчера письмом про себя отвечаю: "Странная эта штука интернет. Вроде ты есть, а вроде тебя и нет -- туман, мираж, марево, фата-моргана... фея, живущая на самом дне..." Для наглядности прилагаю картиночку феи A-moll, ты подхватываешь рифмой минорную тональность с тоникой ля.

...la minore, ля-минор, ля-ля-ля...

Макошечка (Макошь), Матрешечка (...), Черубина ты моя де Габриак (Cherubina Gabriak), где-де в каких далях, в каких странствиях, в каких походах и на каких луноходах мы посеяли, растеряли с тобой ключи альтерации? Где деформировались, прокрастинировались, где изломали реальность напополам, а потом ее делили: этой сестре дам, этой дам, а этой -- не дам! Она дрова не колола, воду не носила, суп дней не варила.

Вот, наконец-то, дождалась -- от тебя, Ира, приходят письма. Прилетают вразнобой, но резвенько, то от Макошки, то от Матрешки, то от Черубины моей де Габриак. И неважно, что они из прошлого, запорошенного и заполошенного, главное -- летят. Летят дивными перелетными птицами высоко-высоко, куда ни воробью не допрыгнуть, ни соколу не долететь. Но ничего, я тут тихонечко полежу на самом чернильном дне, а они тенью, туманом, миражом, фатой-морганой прилетят и будут меня, как и прежде, счастливить. 

В душном воздуха молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Резче голос стрекозы…

Чу! за белой, дымной тучей
Глухо прокатился гром;
Небо молнией летучей
Опоясалось кругом…

Некий жизни преизбыток
В знойном воздухе разлит!
Как божественный напиток
В жилах млеет и горит!

Дева, дева, что волнует
Дымку персей молодых?
Что мутится, что тоскует
Влажный блеск очей твоих?

Что, бледнея, замирает
Пламя девственных ланит?
Что так грудь твою спирает
И уста твои палит?..

Сквозь ресницы шелковые
Проступили две слезы…
Иль то капли дождевые
Зачинающей грозы?..

Она -- волна колющая, рубящая, режущая, нежно-бесстрастная и нежно-холодная, волна тихая, теплая, к берегу льнущаяся. Она -- высокая вода, бездной земной рожденная, в бескрайнее небо влюбленная. Она -- чуждая, близкая, дальняя, перетекающая, замерзающая, испаряющаяся, бьющая по темечку  покапельно, дробя его не силой, а частотой падения, и тут же враз с ног сметающая, увлекая за собой. Она -- Оля,  Суанта, чуждо-прекрасная, близкая, дальняя, тайной ловца снов манящая.

Немного перефразируя фразу, скажу: бесконечно долго можно смотреть на три вещи -- как горит огонь, как течет вода и, как сотворяет себя человек. А, если этот огонь, вода и человек -- Рифмо_плетка, и имя ей Ирина, то твой собственный мир навсегда выходит за границы Млечного Пути, расширяясь до пределов Вселенной, а небесное молоко, пролитое Герой в мифологическом случае с сыном Зевса Гераклом, превращается в женскую симфонию вечности.

Зимнее Солнцестояние, когда ночь крокодилом съела день, мне велит писать про Женщину. Долго не могла понять, почему бабы так часто не любят свою сестру. Казалось бы, возлюби и воспевай, как это делают мужики: брат за брата кровь кровью прольет, в обиду не даст, по мордасам врагу даст, сочной юшкой из-под носа умоет, долг чести гендера отстоит. Но, оказалось, что сестры -- не братья, у них кривая  эстрогена, погоняющая прогестероном, не одному тестостерону каждый лунный месяц фак-фас даст, а потом еще и провальным окситоцином по жопе не приголубит.

То ли у меня с гормональным фоном совсем плохо, то ли совсем хорошо, но Лелена для меня образчик женственной Женщины, той женщины, у которой инь без червоточины янь. Полагаю, если я только очень буду стараться в этой жизни, то, возможно, в следующей мне повезет: мне выдадут правильную инь-глину, из которой я слеплю черного кота, мужа-Господина, туфельки для танго и обязательным равновесием счастья цыганский табор злословниц. Потому, что без злословниц глина хорошо не лепится. Это, типа, такой урок-испытание в изостудии жизни. Если что не так, то ты уж поправь меня,  Lelena_Yer, я, случается, ошибаюсь в определениях. Но, вот -- наша глина, что захотим, то и слепим в этих трудовых буднях Лиру.