Начало очерка «Мгновения света, мгновения тьмы: Магия и страсть Жоржа Мельеса», который полностью будет в августовском «Мире Фантастики».

…Когда мсье Борго получил предложение сдать в повременную аренду «Индийский зал», он едва сдержал радость. Этот подвальчик был оборудован для бильярда, но префектура игру запретила, из-за чего управляющий собирался зафиксировать убытки и понести новые: зал нужно было перелицевать под что-нибудь другое, желательно — безопасное в смысле возможных запретов. Между тем «Гран-кафе», хоть и удачно расположенное неподалёку от знаменитой Оперы Гарнье, было заведением небольшим, и столь значительные дополнительные расходы были для него более чем обременительны.

И тут — такая удача!

С будущими арендаторами мсье Борго сторговался на цене 30 франков в день и сделкой остался чрезвычайно доволен. Арендаторы попросили убрать из “Индийского зала” бильярдные столы и заменить их мягкими стульями, отбыли на несколько дней и снова появились уже после Рождества. С ним прибыли ассистенты. Клеман Морис был представлен мсье Борго как администратор намечаемого небольшого предприятия, с ним же предстояло улаживать финансовые вопросы. Механик Муассон и его помощник Дюком отвечали за практическую часть. Они натянули на стену белое полотнище (мсье Борго проследил, чтобы декор зала не был при этом повреждён) и установили напротив него диковинный аппарат. Устройство отдалённо напомнило управляющему фотопроектор-праксиноскоп, демонстрацию которого мсье Борго видел как-то в музее восковых фигур Гревен. Впрочем, штука, с которой возился Муассон, была гораздо меньших размеров. Это навело мсье Борго на опасения, что съёмщики вряд ли смогут оправдать ею свои расходы – и, стало быть, доходы от аренды зала, увы, не будут продолжительны.

28 декабря всё было готово и арендаторы предупредили мсье Борго, что к полудню в “Гран-кафе” должны прибыть несколько важных господ. Их следовало немедленно препроводить в “Индийский зал”. Список приглашённых был передан управляющему для сведения.

Гостями оказались лица значительные и известные: инженер-оптик Жюль Карпантье, модный журналист Анри де Парвиль, директор музея Гревен мсье Томас, господин Лаллеман, директор варьете “Фоли-Бержер”, владелец театра иллюзий “Робер-Уден” мсье Мельес и другие. Каждого из них сразу по прибытии провожали в зал, где их встречали арендаторы – господа Люмьеры из Лиона.

Приглашенных не предупреждали, что именно им будет показано, хозяева просто поприветствовали их в самых общих и любезных выражениях и предложили сразу же приступить к демонстрации. Когда в зале приглушили освещение, на экране стала видна весьма среднего качества фотография: упряжная лошадь тянула телегу по площади Корделье в Лионе. Господин Мельес, иронично приподняв бровь, повернулся к соседу и довольно громко произнёс:

- Так вот для чего нас пригласили! Это же обычная проекция, такие в моём театре уже десять лет как…

Закончить фразу господин Мельес не успел, потому что лошадь с телегой стронулась с места и неспешно двинулась к правому краю экрана. По площади Корделье пошли люди, вслед за двухэтажной конкой с рекламой папиросной бумаги “Абади” проехал почтовый дилижанс…

Гости остолбенели. Поражен был даже привычный к самым невероятным зрелищам и фокусам господин Мельес. Да, это была проекция – но какая! Она не была похожа на движущиеся рисунки Рейно или силуэты из зоотропа. Это была настоящая живая фотография. Для Мельеса, который привык считать, что идёт в ногу с театральным прогрессом (а часто даже опережает его), зрелище было абсолютным открытием.

Муассон сменил в аппарате катушку и зрителям показали “Обрушение стены”. На экране несколько рабочих рычагами раскачали и свалили старую кирпичную стену, подняв клубы пыли. Потом на экране что-то неуловимо изменилось и уже упавшая стена поднялась из руин и встала на место! Зрители потрясенно ахнули.

Следом был показан “Политый поливальщик”. Англичанин бы назвал эту сценку “скетчем”: действие было запечатлено с натуры, но нарочно разыграно перед камерой. Повторить его в театре было бы парой пустяков, думал Мельес, но в театре такой номер станет лишь крохотным эпизодом в большом представлении. А как живая фотография он выглядит… Выглядит ошеломляюще. Затем гостям были показаны ещё несколько сюжетов.

Когда демонстрация завершилась, господин Мельес немедленно спросил Люмьера, сколько тот хочет за своё изобретение. Гоподин Люмьер ответил, что аппарат не продаётся. Господин Мельес сказал, что он не стеснён в средствах и сходу предложил господину Люмьеру десять тысяч франков – сумму, по здравом размышлении, решительно завышенную. Господин Люмьер, однако, предложение вежливо отклонил. К торгам присоединился господин директор музея Гревен, сказав, что в таком случае он готов заплатить хоть 20 тысяч франков. Господин Люмьер, улыбнувшись, снова покачал головой. Мсье Лаллеман из “Фоли-Бержер”, которому, наконец, удалось справиться со своим открытым ртом, в ажитации взвинтил ставку до 50 тысяч франков. Услышав это предложение, некоторые из приглашенных не сдержали возгласов изумления.

- Господа, – вежливо сказал господин Люмьер, обращаясь к гостям; в голосе его звучало торжество безусловного триумфатора. – Мы польщены вашим интересом к созданному нами кинематографу и столь высокими оценками этого изобретения, однако мы намерены эксплуатировать его самостоятельно. Мы не предполагаем передавать секреты его конструкции в иные руки, даже столь достойные. С сегодняшнего вечера мы начинаем в этом зале публичные платные демонстрации и будем рады часто видеть вас и ваших знакомых здесь, в “Гран-кафе” на бульваре Капуцинок.

Мсье Борго, несмотря на занятость в главном зале кафе, заметил, что покидающие “Индийский зал” господа были крайне возбуждены и бурно обменивались впечатлениями. Если представления аппарата станут популярны, подумал управляющий, плата за аренду подвала сможет прилично снизить убытки от его неудачной перестройки… Хотя, конечно, с тарифом я перестарался… Это сколько же нужно привлечь публики, чтобы оправдать расход 30 франков в день?

В тот первый день сборы Люмьеров и правда составили всего лишь 35 франков. Но на следующий вечер очередь желающих увидеть кинематограф и его живые фотографии протянулась аж до Рю де Комартен. Число сеансов пришлось увеличить, “Индийский зал” едва успевали между ними проветривать.

Из-за ажиотажа цена билета на сеанс вскоре подскочила до целого франка, а выручка кинематографа достигла немыслимых сумм в полторы, две и даже две с половиной тысячи в день.

Мсье Борго, естественно, мечтал потребовать увеличения арендной платы за “Индийский зал”, но боялся спугнуть удачу. Люмьеры запросто могли найти для своих представлений другое помещение и увести к мерзавцам-конкурентам тысячи клиентов, коротавших время в “Гран-кафе” до, после и между сеансами.

Мсье Мельес, в свою очередь, не боялся спугнуть Фортуну – он собирался её очаровать. Чары были его главной страстью и любимой профессией…