Британская империя — одно из самых кровожадных государственных образований за всю историю человечества.


Нынешние постсоветские режимы любят порассуждать, да и внутри России находятся такие авторы, о Российской империи, как о «тюрьме народов», а о СССР, как о гигантском ГУЛаге. При этом как-то не упоминают, что любимый всевозможными западниками Лондон, Британская империя была одним из самых кровожадных государственных образований за всю историю человечества.

Всего несколько примеров британской кровожадности

"Огораживание"

- Британская элита перед масштабными международными преступлениями, фактически провели геноцид своего народа, ликвидировав большую часть крестьянства Англии как класса, этот процесс был назван «огораживание». Хотя для людей этот слово не несёт отрицательной нагрузки – против согнанных со своих земель крестьян, превращённых в бродяг, нищих, было принято т.н. «Кровавое законодательство». Это были законы против бродяг и нищих, издававшиеся в Англии в конце XV-XVI вв. Тюдорами. Они вводили жестокие наказания для людей, обвинённых в бродяжничестве и нищенстве. Пойманных бичевали, клеймили, отдавали в рабство - на время, а в случае попытки побега и пожизненно, при третьей поимке вообще казнили.



Главными жертвами этих репрессивных мер стали крестьяне, которых согнали с земли в результате процессов т.н. огораживаний. Начало «кровавому законодательству» положил статут 1495 года короля Генриха VII. Особой жестокостью к людям отличались статуты 1536 и 1547 годов. Закон 1576 года предусматривал создание работных домов для нищих, где людей превращали фактически в рабов, работающих в нечеловеческих условиях за миску баланды. Принятый парламентом «Акт о наказаниях бродяг и упорных нищих» 1597 года создал окончательную формулировку закона о бедняках и бродягах и действовал в таком образе вплоть до 1814 года. «Кровавые законы» не могли остановить роста нищеты и бродяжничества. Но зато была достигнута другая цель: они подавляли сопротивление ограбленных крестьян, превращая запуганных, согнанных с земли свободных крестьян-общинников в людей, готовых к рабскому труду на самых страшных условиях, фактически под угрозой немедленной казни.

"Репрессии ирландцев"

- Англия столетиями осуществляла геноцид ирландцев, так, население Ирландии до покорения англичанами превышало население Англии в разы. Одним из самых известных геноцидов ирландцев стало вторжение Кромвеля. Он прибыл с войском в 1649 году, города Дроэду и Уэксфорд около Дублина были взяты штурмом. В Дроэде Кромвель приказал вырезать весь гарнизон и католических священников, а в Уэксфорде сама армия учинила бойню уже самовольно. В течение 9-ти месяцев армия Кромвеля покорила почти весь остров, он затем передал руководство своему зятю Айртону.

Памятник ирландскому голодомору 1845-1849 годов
Многие ирланды бежали из страны или бежали на запад острова, а их земли раздавались английским колонизаторам, в основном из армии Кромвеля. Если в 1641 году в Ирландии проживало более 1,5 млн. человек, а в 1652 г. осталось лишь 850 тыс., да и то из них 150 тыс. были английскими и шотландскими колонистами. Ирландский народ потерял до 50-56% своего населения. Такой геноцид трудно сыскать в истории других стран. Ирландцев, даже тех, кто не воевал с англичанами, лишали земель и ссылали в бесплодную и пустынную область Коннахт на западе острова, обрекая тем людей на голодную смерть - «акт о поселениях» 1652 года. Если же к 1 мая 1654 года кого-либо из депортированных ирландцев ловили вне этой области, его ждала смертная казнь. Ирландцы этот акт назвали «Ад или Коннахт».

Значительную часть населения ирландцев, включая женщин и детей, превратили в белых рабов и вывезли в английские колонии в Вест-Индии. Люди в тот период в Ирландии стоили меньше волков – так, английским солдатам платили 5 фунтов за голову «бунтаря или священника» и 6 фунтов — за волчью голову.

Колонизацию продолжали и в последующие столетия: в 1691 году Лондоном был принят ряд законов, которые лишали католиков и протестантов, не принадлежащих к Англиканской церкви, свободы вероисповедания, права на образование, права на голос и права на государственную службу. В итоге колонизации существенно изменилась этническая картина населения Ирландии, увеличился процент англичан и шотландцев, была создана протестантская управленческая элита. В Ирландии был создан протестантский правящий класс, в 1775 году католики-ирландцы владели лишь 5% земель. Им запрещали давать своим детям католическое образование, ограничивали сферы деятельности, в первую очередь, в торговле, фактически оставив только сферу земледелия, где господствовали кабальные формы эксплуатации. Ирландия фактически стала одним из источников накопления английских капиталов и развития промышленности в Англии.

В итоге малоземельность ирландских крестьян стала главной причиной страшного голода, начавшегося в Ирландии в 1740-х годах и повторившегося столетием позже, в 1845—1849 годах, из-за сгона мелких арендаторов с земли (ирландское «огораживание») и отмены «хлебных законов», болезней картофеля. В результате него погибло 1,5 млн. ирландцев и началась массовая эмиграция за Атлантический океан, в основном в США. Так, с 1846 по 1851 годы выехали 1,5 млн. человек, миграция стала постоянной чертой исторического развития Ирландии и её народа. В итоге только в 1841—1851 годах население острова сократилось на 30% . И в дальнейшем Ирландия стремительно теряла своё население: если в 1841 году численность населения острова составляла 8 млн. 178 тыс. человек, то в 1901 году — всего лишь 4 млн. 459 тыс. человек.

Почему-то про столетия геноцида ирландцев англичанами не снимают фильмы, не пишут статей, не трубят на всех углах.

Работорговля

- Англия была мировым лидером в работорговле, на её счету миллионы убитых и погубленных жизней. Англичане в своих колониях в Вест-Индии, в том числе в североамериканских, использовали так называемых «белых рабов» - военнопленных шотландцев, ирландцев, а затем и вообще ирландцев, включая женщин, детей из покоренной Ирландии. Затем повезли и негров, всего в английские колонии в Северной Америке, а позднее в независимые Штаты было привезено около 13 миллионов рабов из Африки, но учитывая тот факт, что на каждого привезённого живым раба приходилось по 3-4 погибших во время "охоты на людей" в самой Африке и во время транспортировки, цифры геноцида получаются просто колоссальные.

Причём англичане вели ещё один вид работорговли – вывозя в колонии так называемых «законтрактованных слуг» из былых европейцев, включая и граждан Англии, фактически это тоже были «белые рабы», без элементарных прав.

Травля опиумом Китая

- Лондон травил наркотой граждан Китая, да и своих граждан. Англия смогла наладить массированную поставку опиума на территорию Китая, получая взамен огромные материальные ценности, золото, серебро и мех. Кроме того достигалась и военно-стратегическая цель — разложение китайской армии, чиновничества, народа, потерю ими воли к сопротивлению. В итоге, с целью избавиться от разлагающего влияния опиума и спасения страны, китайский император в 1839 году начал массированную операцию по конфискации и уничтожению запасов опиума в Кантоне.

Колониальные суда с грузом опиума просто начали топить в море. Фактически это была первая в мире попытка борьбы с наркоторговлей на уровне государства. Лондон отреагировал войной – начались опиумные войны, Китай потерпел поражение и вынужден был принять кабальные условия английской государственной наркомафии. Это приносило английской элите огромные прибыли, в том числе и Британской королевской семье. Ущерб для Китая был страшный, в наркотическом дурмане гибли целые поколения, плюс интеллектуальная и физическая деградация народов. Только в 1905 году власти Китая смогли принять и начать выполнять программу поэтапного запрета опиума. До настоящего времени в Китае самая жёсткая в мире антинаркотическая политика, а борьба с наркотиками - важнейшая задача государства.

Подсадили на опиум и английских рабочих – примерно 5% населения Англии.

Первые концлагеря

- Первые масштабные концлагеря были также созданы англо-саксами – во время Гражданской воны между штатами. Первые концлагеря, в современном понимании слова, были созданы британским лордом Китченером в Южной Африке для бурских семей во время т.н. англо-бурской войны 1899 -1902 годов. Бурские отряды приносили англичанам массу неприятностей, поэтому было решено создать «лагеря концентрации». Для того чтобы лишить бурских партизан (буры – это потомки голландских, французских и немецких колонистов) возможности снабжения и поддержки местного населения, сконцентрировали фермеров, в основном женщин и детей, так как мужчины поголовно воевали с англичанами, в специально отведенных местах, фактически обрекая их на смерть, потому что снабжение лагерей было поставлено крайне плохо. Похоже это и на «институт заложничества», буров вынуждали капитулировать.


Пойманных мужчин вообще вывозили за пределы Родины, отправляя в подобные лагеря на территории Индии, Цейлона и других британских колоний. Всего в лагеря англичане согнали примерно 200 тысяч человек – это была примерно половина белого населения бурских республик. Из них около 26 тысяч человек, это по самым скромным подсчетам, погибло от голода и болезней, большинство из погибших это самые слабые к испытаниям - дети. Так, в концлагере в Йоханнесбурге умерли почти 70% детей в возрасте до 8 лет. В течение одного года, с января 1901 года по январь 1902 года, в «лагерях концентрации» от голода и болезней умерли около 17 тысяч человек: 2484 взрослых и 14284 ребенка.

А уж сколько миллионов было уничтожено в колониях Британии - геноцид коренного населения колоний в Северной Америке, Австралии, Тасмании (тасманийцев всех уничтожили), не один десяток миллионов был уничтожен в Индии (в основном с помощью голода), сотни тысяч, миллионы уничтожены в развязанных Лондоном войнах по всему земному шару. Понятно, почему Гитлер и его соратниками были англофилами, они равнялись на «белых братьев» из Лондона, которые задолго до них покрыли планету сетью концлагерей и тюрем, жесточайшим террором подавляя любые признаки сопротивления, создав свой «Мировой Порядок».

А если ещё подсчитать материальный урон, нанесенный различным странам и народам, то становится просто удивительно, почему мы не видим международных процессов по осуждению самых разных геноцидов, преступлений против человечности, совершённых Лондоном, английской элитой.

UPD из коментов:

В Индии англичане ввели такую налоговую систему, которая повлекла за собой тотальное разорение и пауперизацию индийцев. «Первый же год господства Ост-Индской компании в Бенгалии дал резкий скачок в росте земельных налогов: размер ежегодного земельного налога при туземном правительстве за предыдущие три года, кончая 1764-65 г., составлял в среднем 7 483 тыс. рупий, или 742 тыс. ф.ст., в первый же год английского господства размер налога возрос до 14 705 тыс. рупий, или 1 470 тыс. ф.ст., т.е. был увеличен почти вдвое. Непрерывный рост дают налоги и по другим провинциям; например в Агре в первый же год английского господства земельный налог был повышен на 15%, на третий же год — на 25% по сравнению с общим размером налога туземного правительства. Земельный налог в 1817 г. — последнем году государства Mahratta — составлял 80 лакх рупий. В 1818 г. — первом году британского управления — земельный налог возрос до 115 лакх рупий, а в 1823 г. уже составлял 150 лакх рупий, т.е. в течение 6 лет земельный налог возрос почти вдвое. За 11 лет (1879/80–1889/90) в Мадрасском президентстве было продано с аукциона в уплату земельного налога 1 900 тыс. акров земли, принадлежавшей 850 тыс. крестьянских хозяйств. Это означает, что 1/8 всего сельскохозяйственного населения президентства была лишена земельной собственности. Однако у крестьянства отбиралась не только земля, но и жилища, рабочий скот, нищенское имущество домашнего обихода, включая кровати, одежду, кухонные принадлежности» [Бернье 1936: 22]. «Эффективное производство» в Индии при британцах, с расхваленной Фергюсоном «свободой торговли» и т.п., выглядело так: со времен Акбара, первого из Великих Моголов (то есть с 1570 г.), средний урожай пшеницы с поливных земель не вырос, а с неполивных даже сократился — с 1 550 английских фунтов с акра до 900 [Bhattaharyya 1973: XVI] Еще несколько слов о «свободе торговли», которую, по утверждению Фергюсона, Британская империя якобы насаждала в Индии. В XVI–XVII вв. текстильная промышленность Британии была совершенно неконкурентоспособна по сравнению с индийской. Индийские ткани (и хлопчатобумажные, и шерстяные, и шелковые) по качеству были выше и зачастую стоили на европейских рынках дешевле, чем английские. Чтобы искусственно оградить свой недостаточно качественный товар от конкуренции, британские «фритредеры» прибегли к 80-процентной покровительственной пошлине [Неру 1981: 206]. Как указывает Хобсбаум, английская текстильная промышленность, с создания которой и началась «промышленная революция», вообще возникла как «побочный продукт заморской торговли, она производила сырьевой материал… [в то время как] индийский хлопок или миткаль… завоевал рынки». Английские текстильщики «вынуждены были пробиваться на рынок со своими грубыми поделками», но, разумеется, безуспешно. Проблема была решена очень «либерально» — путем запрета на ввоз индийского миткаля [Хобсбаум 1999: 52]. А когда даже это не помогло -- решили эту проблему в духе «свободы торговли»: захватили главный центр индийского текстильного производства Бенгалию, разрушили его, разграбили и сознательно разорили местных текстильщиков. Причем «пионеры либерализма и свободного рынка» сочли нужным уничтожить конкурентов физически. Метод был тот же, что и в Ирландии, — искусственно организованный голод. В 1769–1770 гг. в разграбленной англичанами Бенгалии разразился голод, который унес треть жителей — 7 млн. человек [Большая советская энциклопедия 1953: 60]. (По другим подсчетам — 10 млн. [Антонова, Бонгард-Левин, Котовский 1979: 283; Гхош 1951: 20; Бошам 1935: 17].) В 1780–1790-х годах трагедия в Бенгалии повторилась: на этот раз от голода вымерла уже половина населения — 10 млн. человек [Губер, Хейфец 1961: 55].

UPD из комментов: Историк Каролин Элкинс написала интересную книгу о британском режиме в Кении после Второй мировой войны (http://www.amazon.ca/Imperial-Recko...tion/0805080015). В ответ на убийство 32 белых колонистов повстанцами Мао-Мао, англичане вырезали около 300 тыс. представителей народности Кикуйю и еще полтора миллиона людей загнали в лагеря. И все эти прелести происходили не при царе Горохе, а в 1950-гг, и даже после ХХ съезда КПСС. А что собой представляли английские концлагеря, описывает израильский историк Шмуэль Дотан: «В концлагере Беньямина заключенные работали 12 часов в день почти без перерыва. На обед им давали две черствые питы, на ужин был жидкий овощной суп. С голоду люди ели траву и косточки арбузов. Не было ни воды для мыться, ни крыши над головой. Заключенные спали вповалку под открытым небом. По утрам их будили охранники и ударами палок ("точно как ослов"). На работу политзаключенных возили в каменоломни под Хайфу, держа их часами в вагонах где люди не могли даже сесть из-за тесноты». Но это все отрывочные сведения. Насколько я понимаю, обобщающего исследования об английском ГУЛАГе в колониях нет до сих пор. А ведь практически вся империя была покрыта лагерями. Неру, вспоминал не без издевки, что когда услышал об «Атлантической хартии», провозглашавшей стремление союзников уничтожить систему лагерей (нацистских разумеется) не смог оценить ее пафос поскольку как раз сидел на английской зоне… """

UPD из комментов: Только вот про Индию можно было бы поподробнее. Геноцид в этой стране и разграбление её трудно с чем-то сравнить. Не затронута тема насильственного переселения англичанами своих же несовершеннолетних детей в Австралию в конце 19-го,начала 20 века.

UPD из комментов: «Правила войны», 1922 г.: «Воздушные бомбардировки с целью терроризирования гражданского населения, или разрушения и повреждения частной собственности не военного характера, или же причинения вреда лицам, не принимающим участия в военных действиях, воспрещаются» (статья 22, часть II). 2 сентября 1939 года английским, французским и германским правительствами было заявлено о том, что бомбардировкам будут подвергаться «строго военные объекты в самом узком значении этого слова». 15 февраля 1940 года, Чемберлен: «Что бы ни делали другие, наше правительство никогда не будет подло нападать на женщин и других гражданских лиц лишь для того, чтобы терроризировать их». Меморандум Королевских ВВС, с которым английские пилоты были ознакомлены в ночь перед атакой (13 февраля), сообщал что: Дрезден, 7 по размеру город Германии... на настоящий момент крупнейший район противника все еще не подвергавшийся бомбежкам. В середине зимы, с потоками беженцев направляющимися на запад, и войсками, которые где-то должны быть расквартированы, жилые помещения в дефиците, поскольку требуется не только разместить рабочих, беженцев и войска, но и правительственные учреждения эвакуированные из других районов. Целью атаки является нанести удар противнику там где он почувствует его сильнее всего, позади частично рухнувшего фронта... и заодно показать русским когда они прибудут в город на что способны Королевские ВВС. "Основные объекты военной промышленности следовало искать там, где они бывают в любой стране мира, то есть в самих городах. Следует особенно подчеркнуть, что кроме как в Эссене мы никогда не делали объектом налета какой-нибудь определенный завод. Разрушенное предприятие в городе мы всегда рассматривали как дополнительную удачу. Главной нашей целью всегда оставался центр города. Все старые немецкие города наиболее густо застроены к центру, а окраины их всегда более или менее свободны от построек. Поэтому центральная часть городов особенно чувствительна к зажигательным бомбам"(с) Артур "Бомбер" Харрис. Отмечен памятником за свои действия во время войны.

UPD из комментариев:Так в 1842 году население империи составляло 416 118 200 человек, из них 2 млн. — наркоманов, в 1881 году —369 183 000 человек, из них 120 млн. — наркоманов. Прикиньте потери СССР в Великой Отечественной и китайцев. Но эти убитые миллионы ерунда по сравнению с тем, что почти половину китайцев сделали наркоманами. «Пока Китай остается нацией наркоманов, нам не стоит бояться того, что эта страна превратится в серьезную военную державу, так как эта привычка высасывает жизненную силу из китайцев», — так завершил свое выступление в 1895 году британский консул в Китае Джефф Херст, выступая на заседании Королевской комиссии по опиуму. Далее были трупы начиненные героином своих солдат, которых они вывозили из ЮВА, а последняя опиумная война (дай бог, чтоб последняя) идет сейчас: эти слуги мерзкой крысы с английского престола, снесли 11 сентября 2001 года Всемирный торговый центр и пульнули крылатой ракетой по Пентагону, на сем основании они ввели войска в Афганистан, где развернули посадки мака, доведя объем производства до 80% мирового. На дежурство в качестве надсмотрщика выезжал наследный принц Гарри - не какой-нибудь облапошенный томми, а член королевской семьи, так что сэр, про соски сосите сами и щенков борзой заткните в свою задницу: это нас травят эти вонючие выродки той самой крысы... Да, кстати, на днях подотчетная им комиссия ООН предложила легализовать потребление наркоты во всем мире, в соответствии с приведенными выше рекомендациями консула Первой опиумной войны. И чем эти сволочи аргументируют: мол не найдено эффективных способов борьбы с наркоманией, что есть гнусная ложь в стиле этих империалистов: пришедшее в 1949 году Народное правительство Китая решило эту задачу очень просто - послав "цвет нации" (по Караганову) на перевоспитание в деревню, сейчас накроманов в Китае нет. Нам бы так с этими "лучшими людьми": http://www.clumba.su/genetika-genofond-genocid/

Источники:

http://haspar-arnery.livejournal.co...l?thread=354799
Байер, Б.; Бирнштайн, У.; Гельхофф, Б. и др. История человечества. М., 2002.
Колеман Д. Комитет 300. 2010.
Мортон А. Л. История Англии. М., 1950.
Николай С. Запад против России. Главный враг России. М., 2009.
Ричард Дейвенпорт-Хайнс. В поисках забвения. Всемирная история наркотиков. 1500 – 2000. М., 2004.
http://ru.wikipedia.org/wiki/История_Ирландии
http://militera.lib.ru/h/drogovoz_ig2/index.html

stomaster

Читай ещё:

Капитализм - история большого грабежа. Английский образец
Сипаи против империи
"Удар грома" – акт большого воздушного террора
Нефтяные войны элиты Туманного Альбиона


ertata

Есть люди, стремящиеся к солнцу; я никогда не входил в их число. Даже ребенком я предпочитал осень, темное зарево дней, когда среди усыпанных палой листвой улиц душа обращается к самой себе. Непроницаемые лица, вянущие цветы на балконах и доносящийся из квартиры сверху печальный перебор фортепианных клавиш повествуют о чужой жизни, обычно скрытой. В память мне запали вечерние улицы вокруг стадиона в Лондоне после больших футбольных матчей: они отзывались в душе всем тем, что толпа, растворившись в промозглых сумерках, оставляла после себя. Хлам и мусор всегда заставляли меня чувствовать себя настоящим, острее даже, чем сами люди. Я родился в Америке, но никогда не ощущал себя американцем. Когда-то давно я питал вожделение к Нью-Йорку, но всегда мечтал жить в Париже нищим художником, как Ван Гог.


Тогда, во времена холодной войны, Россию и восточноевропейские страны «советского блока» нам представляли как огромную тюрьму, бескрайнюю территорию, населенную заключенными. Я еще не знал слова «ГУЛАГ», но оно было бы тут уместным. Эти образы всегда венчало вполне очевидное сравнение Восточного Берлина с Западным: мрачный и заброшенный Восток против свободного и процветающего Запада. А те, кто пытался бежать, всегда бежали в одном направлении — на Запад.

Американцы тогда, как и сейчас, воображали себя хорошими парнями, ведущими бесконечную войну против мирового зла, воплощениями которого поочередно побывали немцы, японцы, корейцы, вьетнамцы, иранцы, иракцы… В те времена злодеями считались русские, безликие люди в серой одежде военного образца, адепты безбожия и коммунизма.

Стереотипы? Россказней о медведях на Красной площади я никогда не слыхал, но, может, они и правда ходили. Кажется, мы представляли себе женщин как высоких блондинок в норковых шубах, леденяще сексуальных и коварных, бессердечных соблазнительниц. А мужчин — хлебающими водку неотесанными кремлевскими шутами гороховыми, с тяжелой челюстью и брюхом. Москва казалась местом, где по улицам снуют черные воронки и, резко тормозя, хватают диссидентов, скручивают их, бросают на заднее сиденье и увозят туда, откуда о них уже больше никто не услышит. Воображение рисовало шпионов с зонтиками, острые кончики которых намазаны ядом, чтобы исподтишка вонзать их во врагов народа. И еще мы слышали, что если у кого-то из «профессиональных» советских спортсменов хватит дерзости не выиграть олимпийскую золотую медаль, его пожизненно сошлют в Сибирь, на лесоповал. Не шучу. И эти верования исходили от людей, многие из которых даже не знали, что Россия участвовала во Второй мировой войне и победила в ней!

Ах, эти спортсмены! Конечно, я читал переводы Толстого, Достоевского и всех остальных. Но изменили мое отношение именно советские спортсмены. Каждые четыре года они появлялись на телеэкранах и были не большевистскими манекенами, а живыми людьми. Конечно, западная пресса много распиналась об их сумрачно серьезных манерах, «механических» (хотя и безупречных) выступлениях и полном отсутствии радости в сравнении с раскрепощенными и сияющими американцами. Но на протяжении двух олимпийских недель я замечал, как проявляется их индивидуальность. Я видел гиганта-тяжелоатлета Василия Алексеева (справедливости ради, Sports Illustrated, лучший тогда американский спортивный журнал, опубликовал о нем великолепную статью), чемпиона мира по прыжкам в высоту Валерия Брумеля, чемпиона в беге на короткие дистанции Валерия Борзова, гениального хоккеиста Валерия Харламова; видел, как они великолепны и насколько они настоящие и живые.

Тут, конечно, надо понимать: спортсмены — с обеих сторон — лишь пешки в злобной конфронтации, в смертельной схватке с целью доказать, чья идеология была или должна была быть признана лучшей, и это не имело никакого отношения к спорту. Ну что ж, не в первый раз, не в последний. Вы заметили, как китайцы внезапно стали получать на международных состязаниях все больше и больше медалей? Это совсем не случайно, как не был случайностью блестящий и грандиозный спектакль, который гитлеровская Германия разыграла на Олимпиаде 1936 года, чтобы продемонстрировать всему миру превосходство нацистов (не подумайте, будто я приравниваю Китай к нацистской Германии!).

В те дни так называемая космическая гонка была всеобщим и мощным наваждением. «Кто первым доберется до Луны?» — вот главный вопрос эпохи, который, если перевести его на современный язык, звучал бы так: «Кто первым доберется до груды голых камней?» Там ведь ровным счетом ничего нет, даже кусочка сыра не завалялось. Но американцам казалось унизительным, что русские первыми смогли запустить в космос человека, который не только отправился на орбиту живым, но таким же живым и вернулся в наше затянутое смогом чистилище. Случившееся повергло Америку в испуганный трепет, «о боже, все пропало!». Но ненадолго: следующий шаг — Луна, господи, «МЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПЕРВЫМИ!». И стали — ну, видимо стали, если отбросить теории заговора, тогдашние и нынешние, в духе «флаг не может развеваться под таким углом, наверное, это снимали в Аризоне». Может, и в Аризоне. А может, и нет. Дело было в 1969 году.

Известие о высадке на Луну застигло меня с семьей в Северной Каролине, по дороге в жаркую, песчаную, населенную реднеками Флориду, где меня ждала новая жизнь. По трагическому совпадению как раз тогда же банда Чарльза Мэнсона — гуру среди хиппи, мессии-самозванца, сатанинской карикатуры на Иисуса Христа — совершила печально знаменитое массовое убийство в Лос-Анджелесе. Не помню, пришлось ли то и другое в точности на один календарный день — вероятно, нет, — но эти два события слились в моих воспоминаниях, словно бы их смешали в блендере, и теперь я не могу воспринимать их по отдельности. И вот я сижу в номере унылого придорожного мотеля — именно в таких мотелях Гумберт Гумберт, наверное, шел в постель со своей Лолитой, — и слышу примерно следующее: «Минувшей ночью актриса Шерон Тейт и ее богатые друзья были зверски убиты бандой неизвестных, вломившихся на виллу; А ТАКЖЕ прямо сейчас лунный модуль приближается к поверхности Луны!» Сейчас на CNN это называется «экстренные новости».

Короче говоря, Америка как она есть: на одном дыхании — об историческом, пионерском прорыве и о кошмарном, чудовищном истреблении людей. Высадка на Луну представлялась лишь чуть более привлекательной, чем расправа со знаменитостью, — видимо, потому что обвинить русских в убийстве жены Романа Полански уж точно никак не получалось. Да и с исторической точки зрения — что важнее? Прерванные жизни привилегированных декадентов, завсегдатаев модных местечек и любителей оргий, наверняка куривших траву, или шанс утереть нос Советам?

Однажды во Флориде мне на глаза попался газетный заголовок репортажа о том, как кто-то открыл пальбу прямо на шелковистой площадке для гольфа, где проходил крупный международный турнир. Я не помню деталей, но никогда не забуду сам заголовок, который одновременно, через запятую сообщал читателям, что несколько человек убиты безумным стрелком, а тем временем такой-то игрок ведет с преимуществом в пять очков. Мне не удалось нагуглить точных сведений об этом происшествии, случившемся в начале 80-х, но я не выдумываю: трагедия и новости о спортивных успехах смешались в одном головокружительно и разнузданно развеселом выкрике. Хотя, наверное, ничего удивительного в таком подходе нет, если вспомнить, что к Рождеству Америка как-то ухитряется совместить главный, самый святой религиозный праздник с коммерческой оргией, траты на которую заставят покраснеть даже московских олигархов. А когда однажды в четверг в 1963 году убили президента Кеннеди, в следующее же воскресенье профессиональные футбольные команды сыграли свои матчи как ни в чем не бывало. Что же касается стрельбы на поле для гольфа, думаю, если такое произошло бы в советской России (что невозможно, потому что там не было полей для гольфа!), мрачную новость, скорее всего, не позволили бы опубликовать, и публика так ни о чем бы и не узнала. Что плохо. Но Америка впадает в противоположную крайность: когда-то в цирке Барнума и Бейли сказали, что представление должно продолжаться, и с тех пор это — катехизис. Америке неведомо, что такое спокойный денек.

Вот как выглядело соревнование за право первыми попасть на Луну. Если экстраполировать этот настрой на олимпийскую версию космической гонки, там господствовал тот же самый подход «Мы против Них». Безусловно, обе стороны проявляли равное рвение. И именно из-за важности задачи обе стороны были готовы к тому, чтобы мухлевать. Вот где самый смех сквозь слезы. В России, которую я знаю, мухлевать — в порядке вещей, даже само собой разумеется. На университетских экзаменах. При получении водительских прав. В виде взятки дорожному инспектору. Или, что куда серьезнее и печальнее, в судах, даже по делам об убийствах. Я долго верил, что византийские хитросплетения здешних законов — всего лишь кафкианское порождение слетевшей с катушек бюрократии. Но в один прекрасный день на меня снизошло откровение. До меня дошло: юридические процедуры столь невразумительны и требуют такой уймы выворачивающих мозги «документов», необходимых для совершения простейших действий, именно для того, чтобы никто даже при всем желании не мог соблюдать все законы, а следовательно, чтобы единственным, что человеку остается, было бы дать взятку и больше об этом не думать. Откровение состояло в том, что именно такова изначальная стратегия государства: законы никогда и не предназначались для того, чтобы их исполнять, а в их основе всегда лежит возможность получать платежи из-под полы. Для русских это самоочевидно, мне же, чтобы понять, потребовалось некоторое время.

А вот Америка нетерпима к наглому пренебрежению законами. К пренебрежению да, но не к наглому, потому что в Америке «имидж — все». К слову, в США термином «имидж» разбрасываются так самозабвенно, что на данном историческом этапе никакой ощутимой разницы между имиджем и реальностью уже не осталось. Американец не может просто сделать свое дело; важно, чтобы все видели, как он делает свое дело. И если дело состоит в ничегонеделании, как это часто бывает, нужно, чтобы все видели, с какой самоотдачей и каким мастерством, с какими живостью и апломбом он ничего не делает, таким образом утверждая себя в качестве ролевой модели для подражателей в тщете. Да, и еще очень важно все время сохранять на свежеумытом лице серьезное выражение. Серьезное выражение — самое главное, потому что хихиканьем в американскую мечту не попасть. Ну потому что пуритане вешали ведьм не для того, чтобы какой-нибудь диванный овощ XXI века попал в рай, ухмыляясь и посмеиваясь. К тому же угрюмое обожествление создаваемой видимости и фанатичное суждение о жизни по ее внешним признакам неудивительны, если учесть одноразовую пластиковую природу культуры. Поклонение кажущемуся, победа стиля над содержанием всегда задавали тон в американском спорте.

На самом деле «любительский» спорт в американских университетах — огромный бизнес, как сейчас, так и во времена холодной войны. Где еще в мире университетская футбольная команда соберет на стадионе сто тысяч зрителей, не говоря уже о миллионах прилипших к телеэкранам? В Америке — сплошь и рядом. Более того, в двух крупнейших видах спорта — американском футболе и баскетболе — лучшими игроками обычно становятся чернокожие родом из той среды, которую точнее всего описывает самая вульгарная, полная отчаяния и злобы музыка в стиле рэп. «Афроамериканские» спортсмены поступают в университеты благодаря спортивным стипендиям, потому что никогда не смогли бы позволить себе платить за обучение огромные суммы. Но большинство из них от «обучения» крайне далеки, они скорее наемные легионеры. Даже без зарплаты в прямом виде они постоянно получают разнообразные скрытые бонусы, и трюк в том, чтобы не быть схваченным за руку и таким образом сохранить девственно чистый имидж. Во времена холодной войны от этих «негров», как их тогда называли, требовалось проявить себя на футбольном поле и отправиться во Вьетнам. Но после победы в чемпионате (и сворачивания глупой войны) они возвращались в свое суровое родное окружение в качестве граждан второго сорта и часто не могли себе позволить поесть в том ресторане, где им хотелось, или купить дом в том районе, который предпочли бы. Таким был апартеид полвека назад, до того как восторжествовала политкорректность, чтобы обучить весь мир, что и как ему следует думать. И так обстояли дела с олимпийскими спортсменами. Нам все время повторяли, что «наши любители выступают против их (то есть советских) профессионалов». Теория заключалась в следующем. В Америке новое поколение «любителей» всходит всякий раз, когда разбрасывают семена, в то время как Советский Союз тщательно, по колоску собирает свой урожай суперспортсменов из множества претендентов (не подошедших за ненадобностью выкидывают на свалку жизни и истории) и затем неустанно обтачивает их до стальных глаз и железных челюстей, то есть до зрелости. Лучшие, самые одаренные и безжалостно конкурентоспособные, в конце концов попадают на международную арену и не ведают иной жизни и иной ментальности. Американских же «ребят» изображали гурьбой невинных, покрытых юношеским пушком босоногих мальчишек и цветущих девочек, которые по чистой случайности в состоянии бегать, прыгать и плавать на уровне мировых рекордов и которые в будущем, конечно же, станут зажиточными врачами и адвокатами.

Задним числом такой тошнотворный вздор вполне способен вызвать расстройство желудка, но в дни холодной войны мы смотрели, например, на пловчих из Восточной Германии и гадали, на каких они сидят стимуляторах. Для нас это было чем-то наподобие естествоиспытательских опытов «как вывести носорога, который плавал бы, как дельфин?», или как если бы в секретной лаборатории сорвался с цепи копьеметатель, выглядящий как сменивший пол гуманоид из каменного века. В сравнении с нашими откормленными на кукурузе детками из Небраски, которые сейчас получат бронзовую медаль, чтобы, вернувшись домой, жениться на какой-нибудь доярке Элси, восточногерманские протозоиды с золотыми медалями выглядели шайкой затянутых в трико «Ангелов Ада». Сейчас, конечно, можно задуматься и спросить себя, сколько братьев по разуму Лэнса Армстронга, недавно признавшегося в употреблении допинга, таилось в составах американских команд, но тогда этого мы не знали, не желали знать и, если бы кто-то сказал, не поверили бы. Потому что, вы же понимаете, шла холодная война. Хорошие парни против плохих парней. Или Сноуден так нас ничему и не научил?

И вот средь политиканства и распрей, ненависти, жульничества и страха, из-за того же самого железного занавеса явилась мне, словно лилия в пустыне, знаменитая гимнастка Людмила Турищева. Информационная эра пока не наступила, и для меня, прыщавого подростка из Западной Виргинии, все еще длилась эра воображения. В жилах этой мускулистой смуглой девушки со стянутыми на затылке волосами, обнажающими выражение предельной концентрации на лице, текла густая кровь выдающейся женщины. Есть незабываемая видеозапись ее выступления на разновысоких брусьях на чемпионате мира в 1975 году на стадионе Уэмбли. Уже во время соскока со снаряда вся конструкция развалилась и рухнула у нее за спиной, а она, не моргнув глазом, спрыгнула идеально и так невозмутимо, будто даже конец света не смог бы испортить безупречную концовку выступления. В Америке людей, подобных Турищевой, я не знал. Наверное, тосковал по таким, но не мог их найти.

После этого зрелища я бродил по безупречным белым пляжам Сент-Огастина во Флориде. Имея в своем распоряжении все необходимое для сладкой жизни, я пытался представить себе ее родную среду. Я знал только, что там должно быть холодно, и воображал, как она встает непристойно рано, часов эдак в пять утра, и пробирается сквозь серые, засыпанные снегом улицы к еще более серому учреждению, где отдается в строгие руки сварливого тренера-перфекциониста и повторяет одни и те же упражнения, те же отчаянные вращения, снова и снова, до тех пор, пока не станет лучшей в мире. В сравнении с ней я был никем. Тогда я еще не знал точно, как это выглядит, но, может быть, она жила в таком же доме, в каком я живу теперь. В каком-то смысле я надеюсь, что это так. Уверен: она была такой же девушкой, как все остальные, за исключением огромного таланта и пламени в сердце. Кто знает, может быть, причины, по которым много лет спустя я остался жить в России, как-то связаны с неугасающими воспоминаниями об этой великой советской девушке, в которую я влюблен вот уже почти полвека.

А любимицей американской публики стала другая гимнастка-чемпионка, Ольга Корбут, выступавшая примерно в те же годы. Ее ослепительная улыбка и очаровательная индивидуальность оказались своего рода открытием. Выступление без «изюминки», голая функциональность, лишенная шика и изящества, отбивает у американцев всякую симпатию и интерес. А Ольга Корбут продемонстрировала, что советские спортсмены — не роботы, а Россия — отнюдь не страна без смеха и улыбок. Она не была богиней, не обладала она и завораживающей сексуальностью, подобно царственному танцовщику Нуриеву, который и впрямь казался пришельцем из иного мира. Нет, Корбут воплощала любимый американцами типаж «соседской девчонки», сладкой как ягодка, будучи при этом русской. Иногда я думаю, что Ольга Корбут сделала больше Михаила Горбачева для того, чтобы закончить холодную войну в сердцах американцев.

Но все это не идет ни в какое сравнение с матчем на звание чемпиона мира по шахматам между Борисом Спасским, тогда носившим чемпионский титул, и буйным американским чудом Бобби Фишером. Поединок проходил в исландском Рейкьявике. До этого матча шахматы представлялись американцам до оцепенения, отупения медленным и монотонным интеллектуальным марафоном, занятием для престарелых хиппи и безработных философов с толстовскими бородами, уместным на Вашингтон-Сквер в Гринвич-Виллидж. В общем, вполне подходящая игра для ледяных и расчетливых русских.

Фишер, ныне уже покойный, был абсолютно сумасшедшим в самом строгом смысле слова. То, что тогда еще казалось искусством игры, на самом деле было душевной болезнью. Выходки последующих лет, в которых выражалось его помешательство, прекрасно задокументированы, так что я не преувеличиваю. И все же он был гениальным шахматистом. После сумбурного матча, длившегося примерно месяц, он все же стал чемпионом и, хотя в дальнейшем уже не стал отстаивать титул, США захлестнула целая шахматная оргия, мания. Она породила мимолетное поколение наглых выскочек из тех, кто любит стоять у доски и давать непрошеные советы (такие в большинстве своем и впрямь невыносимы), очень скоро канувшее в Лету, — еще один труп на американском кладбище недолговечных мод. Характерным для холодной войны образом человек, олицетворявший «хороших парней», — Фишер — на самом деле был полным засранцем, а представитель «зла» — Спасский — цивилизованным и по всем меркам достойным человеком. Заставляет задуматься, правда?

Возвращаясь к тому, с чего начал, к холодным осенним вечерам и заброшенным печальным местам: большую часть взрослой жизни я прожил во Флориде. Мне знакомы песчаные пляжи, охраняемые коттеджные поселки, широкие, отлично вымощенные улицы, над которыми раскинулись пальмы. Знакомы загорелые девушки со спортивными фигурками, которые сидят в «Данкин Донатс», улыбаются по-акульи белыми зубами и настойчиво желают мне хорошего дня, и так не похожи на Людмилу Турищеву. Я знаю, что Америка может предложить людям, и многое из этого прекрасно. Ковбойская страна Микки-Мауса и Багза Банни, Элвиса Пресли и Мэрилин Монро, Бонни и Клайда дала миру много поводов для радостного смеха. Но она же стала и источником куда менее приятных вещей — безжалостного, насилующего планету культа потребительства, прилизанной и липкой алчности корпоративной культуры, банальности и распущенности поп-культуры, и еще атомной бомбы. Америка проповедует на весь мир свое моральное превосходство, но, если ее раскупорить и заглянуть внутрь, она оказывается самым большим лжецом.

Поэтому я и живу далеко-далеко, в старом советском многоквартирном доме, чьи унылые очертания и, порой, дурные запахи словно приглашают к самоубийству. Не то чтобы я витал в розовых облаках наивности: я знаю, какие ужасы здесь творились, и Солженицына читал. И все равно здесь лучше, по крайней мере мне. Жизнь в России, и даже в Москве — ее воротах в мир — грубее и проще, а это значит, что и радости тут более живые и настоящие, как звездочки глубокой темной ночью. И пока американцы самодовольно «инвестируют в будущее», русские живут сегодняшним днем. Эти люди обладают невероятной жизненной стойкостью, ведь они пережили много такого, чего американцам просто не понять, пока они с этим не столкнутся. Самыми заядлыми циниками становятся идеалисты, спустившиеся с небес; это работает и в обратную сторону: по-моему, глубочайшая красота и беспримерная любовь рождаются только из страданий, лишений и мук.

О да, Россия — скользкое место, полное уклончивости и притворства. Даже окончание отношений здесь часто обозначают молчанием. В Америке всегда будет какой-то финальный разговор, «с сожалением вынужден тебе сказать…», тут же человек просто испаряется. Это может ошарашивать, доводить до исступления, а можно просто приписать это отсутствию навыков человеческого взаимодействия. Или же можно попытаться понять: он просто старается, на свой странный манер, быть деликатным. Не зная, что нужно сказать и что сделать, не говорит и не делает ничего, авось проблема рассосётся сама собой. Восхищаться тут, конечно, нечем, но, думаю, я могу это понять.

Русские — самые недоверчивые люди на свете. Они не проглотят ни одной официальной версии чего-либо, будь то наводнение, авиакатастрофа или небывалая жара, не говоря уже о действиях власти. А если задать русскому вопрос, предполагающий ответ «да» или «нет», он всегда скажет «может быть», вот ответ на все на свете. Нигде в мире я не наблюдал большего хаоса и лихорадочных доделок в самый последний момент того, что уже должно было быть сделано. Но, как правило, это вполне срабатывает: русские долго запрягают, да быстро едут.

На главные вопросы жизни я нашел ответы среди мрачных серых зданий и твердых, как камень, скамеек у подъездов, где бабушки фыркают на весь мир, среди неразговорчивых, порой бестактных людей, которые будут сердито пялиться на вас, но тем не менее всегда угостят сигаретой, потому что не сделать этого — невежливо.

Здесь я нашел реальность. Не клиентское обслуживание, а правду жизни. И поэтому, когда кто-то из этих усталых, нетерпеливых, часто переживших предательство людей улыбается мне, я ликую: ведь я знаю, эта улыбка — настоящая. И я готов возвращаться в мрачное здание, которое называю своим домом, потому что знаю, что люди, жившие в нем прежде, были лучше и храбрее меня. Я не возражаю против крысиного запаха внизу, пивного на первом лестничном пролете и табачного на следующем. Потому что знаю: за одной из этих дверей кто-то может сидеть за пианино и играть Рахманинова.

Эрик Лерой. Журнал «Сноб»

ertata