... депутата заксобрания
области ... законодательного собрания
области Андрея ...
... . Они были в
, в Томске, в ...
http://finam.fm/archive-view/7910/3/
П: Итак, возвращаясь к MIT, значит, вот этот скандал: я не знаю на самом деле, почему Сколково не объясняет, на что идут деньги, и каким именно образом.
В: Как раз Александр объяснил: не умеем пока что, времени не хватает.
П: Александр-то умеет, он грамотный человек. Соглашение с MIT подразумевает, что в России (подчеркиваю, в России) будет создан новый университет. В то время, когда у нас идут всякие процессы с Министерством образования, которое пытается дореформировать до плинтуса российскую систему образования и борется с Академией наук, мы с самого начала сказали: Давайте мы не будем ничего разрушать и ничего реформировать. Давайте мы создадим что-нибудь новое, что могло бы сотрудничать. И если и нужна какая-то реформа, то эта реформа произойдет через сотрудничество.
И я как раз, собственно… В том числе за это мне были заплачены деньги, я взял профессоров MIT, ректора MIT, мы проехали по всей России. Я их познакомил с выдающимися учеными, которые работают на территории России, в их лабораториях, непосредственно в их университетах. Они были в Новосибирске, в Томске, в Питере, во многих других местах. И вот этот университет – это будет продукт совместного творчества. Мы не платим ничего MIT, это надо понимать. Мы там заплатили сравнительно маленькие деньги, которые используются просто на все эти поездки, на накладные расходы. А вот эти огромные деньги, про которые идет речь, 300 миллионов долларов, они вкладываются вот в этот общий университет.
В: Который Сколтех?
П: Который Сколтех. Просто мы сказали, что будет прогарантировано какое-то количество исследований, которые мы проведем именно совместно с MIT, потому что зачем это надо MIT, вся эта история? Им интересно развивать российскую науку? Нет, им не интересно развивать российскую науку. Им интересно просто развивать науку. Знания и технологии в современном мире – это главная ценность, никто этого делать не будет. Когда мы вели эти переговоры с MIT, там кто-то сказал такую очень циничную фразу: Всех, кого можно было украсть, мы уже украли из России, они все уже к нам переехали. Теперь для того, чтобы что-то делать дальше, необходимо что-то делать совместное на территории России. И они хотят приехать сюда со своими профессорами и делать здесь, на нашей территории, совместные лаборатории, которые бы производили новые технологии, которые бы создавались компанией, и которые бы были здесь, в России.
И мы действительно привлекли мирового лидера в области новых технологий и мирового лидера в области образования, причем такого, который совместим с российской инновационной средой. Когда входишь на кампус MIT, в главное, старое здание MIT, ты чувствуешь себя, как в этом российском старом инженерном вузе, там такая же атмосфера. В лучшие времена. Я заканчивал тоже российскую, соответственно, образовательную систему, а не западную. Я прямо чувствую – это наш дух, это совсем другой дух, чем, скажем, в Стэнфорде, в Калифорнии и так далее.
В: Я не могу сказать, что я вижу в этом много хорошего, но…
П: Это очень хорошее, потому что они сохранили то, что мы сами потеряли. Мы это возвращаем сейчас назад. И мы тратим деньги на территории страны, а не на территории Соединенных Штатов – вот что самое главное.
В: А почему тогда появляются вот эти статьи? Это неграмотные журналисты?
П: Это наезд, и я могу объяснить: этот наезд, он идет с разных сторон, потому что с самого начала Академия наук считает, что это может быть конкуренция. Мы смогли погасить стартовые возражения Академии наук. Как раз приглашен был Жорес Иванович Алферов в качестве главы научного совета Сколково, и он, соответственно, активно участвует в том, что сейчас происходит в Сколково, мы с ним советовались относительно архитектуры этого самого университета.
Были возражения со стороны российских вузов, потому что огни тоже боятся конкуренции. Потому что приходит, создается новое классное учебное заведение, которое еще и приходит, и достаточно серьезно профинансировано, в хорошем кампусе, и там еще создается инновационная среда. Конечно, это тоже вызывает большие опасения.
В: А вот, кстати, последние наезды на тебя, связанные с тем, что ты какие-то непомерные деньги за лекции получаешь…
П: Это тоже наезд конкурентов, только политических. Просто я говорю о том, что такие люди, как отдельные представители фракции ЛДПР, позорят российские научные степени, а они мне дают ответку.
В: Что не отменяет факт: есть на что наезжать. Понимаешь, например, мне тоже кажется, я не помню точную сумму, за которую на тебя наехали, за лекцию, за которую тебе заплатили. Мне тоже эта сумма кажется непомерной.
Но, прости меня, не хочу тебя обидеть, мне это начинает напоминать, помнишь, старые коховские и немцовские разборки с книжками – кто написал книжку, за которую получил какой-то непомерный гонорар. Ну да, формально книжка написана, гонорар получен. Только гонорар несколько не соответствует реалиям. Дальше начинают возникать вопросы.
П: Ну, во-первых, ты сравни, пожалуйста, полученные деньги и объем сделанных работ.
В: Я же не наезжаю на тебя, я ж не ЛДПР. Я спрашиваю.
П: Абсолютно. Там же не только лекции, там совершенно конкретные материалы, которые разрабатывались, аналитические материалы. Там была сделана рабочая группа мирового масштаба с нобелевскими лауреатами, которые работали и писали концепцию инновационной экосистемы. Она представлялась в Ярославле.
Это большая работа, которая, если бы была заказана консалтинговая компания, она бы обошлась нашей стране в сумму… 10 миллионов долларов примерно за такую работу бы заплатили. Это рыночная цена. Мы, конечно, сделали существенно дешевле, именно потому, что я это делал, я нахожусь внутри страны, и, соответственно, у меня те чувства, которые вызывает Сколково – я искренне хотел, чтобы этот проект работал на наших инноваторов. Я приложил все усилия, чтобы это был не московский проект, а общероссийский проект.
В: Можно ли говорить, что все-таки инновационная среда в стране, к сожалению, не была создана, массового прорыва не случилось, либо об этом говорить пока рано?
П: Ну, массового прорыва не случилось, и с такой политикой, которая сейчас происходит в стране, я могу сказать, не случится. Главный фактор развития инновационной среды – это комфортность жизни человека. А эта комфортность – она складывается из очень многих вещей. Это складывается из того, какая у него семья, в каком доме он живет, в какую поликлинику он ходит, по каким дорогам он ездит, какие вокруг него полицейские. Что он думает про собственно политическую составляющую своей жизни – это все влияет. Экономика – это одно из, очень важное, но не исключительное.
В: Давай я не буду тебе приводить избитых примеров, например, с Южной Кореей, которая при тоталитарном режиме злых полицейских, мафиозных чеболях и так далее вполне себе совершила, наверное, один из самых серьезных рывков.
П: Полностью с тобой согласен. Я, как ты знаешь, специалист по Южной Корее, я сопредседатель Российско-Корейского делового совета.
В: Нет, я этого как раз не знал про тебя.
П: Я очень много работаю с Южной Кореей, постоянно туда езжу, у меня сын учит корейский язык, и я очень хорошо знаю, что происходит в этой стране. Когда создавалась именно экономическая среда в Южной Корее, во главе стоял генерал Пак, у которого репутация была примерно как у Иосифа Виссарионовича: жесткий авторитарный лидер, который все это строил, но вот когда он умер, погиб, про него сказали так же, как про Сталина, что у него была одна шинель – у Пака был один костюм. Это человек, который выстраивал этих чеболей в качестве частных государственных рук государства, но никто его никогда не мог обвинить в том, что он крысятничает, в том, что он работает не на интересы Южной Кореи.
И поэтому те люди, которые участвовали в строительстве экономической среды в Южной Корее, всегда знали и верили в то, что они создают вещь, нужную для страны. Так же, как в Советском Союзе при всем, мягко говоря, несовершенстве политической системы, люди, которые работали, верили, что они строят великую державу.
Трагедия России современной в том, что никто не верит, что нынешняя власть работает в интересах великой державы. Все верят в то, что они работают в интересах своих собственных карманов. И пока…
В: Дело даже не в этом. У нас никто и не хочет, сами люди. Люди, выходящие с тобой на улицу – выходившие с тобой на улицу – они тоже отнюдь не собирались строить великую державу, и этим людям абсолютно по барабану идеи великой России.
П: Игорь, на улицу выходят тоже разные люди.
В: Для большинства…
П: Есть одно настроение в Москве, и есть совершенно другое настроение в регионах, и я тебе могу сказать…
В: Безусловно. Но, к сожалению, идея великой России, и труда на благо великой России, и инноваций на благо великой России – она, к сожалению, была…
П: Вот я тебе могу сказать, что в среде инноваторов, тех из них, которые до сих пор не уехали, идеи патриотические в этой среде достаточно сильны. Потому что, ты меня извини, вот я, как человек, который вышел из этого самого бизнеса, могу тебе сказать, что никаких разумных причин для инновационной компании оставаться в России не существует.
Если ты владеешь английским языком и у тебя есть какие-то идеи в голове, ты должен сесть на первый самолет и улететь в Силиконовую долину или в Бостон, и работать там. Или в Израиль, если ты не владеешь английским языком, а владеешь только русским языком. И там будет тебе счастье, и тебе очень быстро дадут денег, и ты сможешь реализовать свой проект. Те, которые находятся здесь, в России – их что-то держит. Их держат либо родственники, либо дети, либо, как бы это ни было избито и пошло звучало, патриотизм.
В: А тогда перечисли (у нас осталось очень мало времени), что сейчас необходимо сделать, включая изменение системы госзаказа, для того, чтобы инновации в стране заработали.
П: Главное – это государственные приоритеты, это небольшое количество четко поставленных задач, которые государство хочет достигнуть, и выделение денег на эти четко поставленные задачи. Это если говорить про адресное воздействие на инновации. Но дальше, конечно, это вопрос среды в целом: это суды, это полиция, это очень важно.
В: Я сейчас про экономику.
П: А я тебе тоже. Ну, это все же, что ты можешь начинать инновационную среду строить с экспорта. Нет у тебя, допустим, внутреннего потребления, внутри страны – ну и хрен с ним. Зато ты можешь экспортировать свою продукцию. Только для этого все равно надо, чтобы люди остались внутри страны. Для этого им надо построить нормальное жилье, в котором бы они жили. И, собственно, Сколково было задумано ровно так. Мы сказали: Да, мы не можем перестроить государство в целом, там по-прежнему будет кооператив Озеро со всеми вытекающими последствиями. Мы сделаем такую маленькую опричнину, которая будет на маленьком кусочке территории, и теми кусочками территории, которые объединятся вокруг Сколково, технопарки – там особые экономические зоны, а в них правила будут другие. Вот какой был изначальный план, и очень жалко, что этот план на данный момент находится под таким ударом критики.
И плохо, что многие мои союзники по белоленточному движению, по оппозиции, не понимают того (не верят, точнее, в то), что государство вообще хоть что-нибудь может хорошее сделать. Притом, что действительно это очень редкое исключение, но вот этот инновационный замах, который был, в целом он был все-таки скорее положительным, чем отрицательным.
В: Ну, мне не нравится, что ты опять-таки употребляешь слово был.
П: Потому что есть медицинский факт, который есть сейчас: что эмиграция из страны возобновилась, и идет сейчас темпами большими, чем она шла до того, при Медведеве. И это очень печально.
В: В гостях у меня был Илья Пономарев, это был Игорь Виттель.
... : Деловой Квартал В
двое неизвестных напали ...
