Родиться женщиной в Западном Непале — тяжкое бремя. У местных приверженцев индуизма (то есть, у повального большинства), существует традиция под названием «чаупади», подразумевающая Читать далее : Изгнанные за своё естество ...

102-летняя Хан Юани живущая в провинции Шаньси северного Китая,является последней женщиной Читать далее : Это «лотосовые ножки» ? Да нет, это жесть какая-то.. Copyright © 2013, ribalych.ru Все права защищены. ...

Древняя Российская история от начала российского народа
до кончины Великого Князя Ярослава Первого или до 1054 года.

Сочинённая Михаилом Ломоносовым,
Статским советником, профессором химии
и членом Санкт-Петербургской Императорской и
Королевской шведской академии наук.

ЧАСТЬ I

О РОССИИ ПРЕЖДЕ РУРИКА

Глава 1

О старобытных в России жителях и
о происхождении Российского народа вообще.
Старобытные в России обитатели, славяне и чудь, по преданиям достоверных наших летописателей известны.[1] Древние внешние авторы скифов и сармат, на разные поколения разделенных, под разными именованиями в ней полагают.[2] Обои народы одержали великое участие в обширном сем земель пространстве. Славенское владение возросло с течением времени. Многие области, которые в самодержавство первых князей российских чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились. Чуди часть с ними соединилась, часть, уступив место, уклонилась далее к северу и востоку. Показывают сие некоторые остатки чудской породы, которые по словесным преданиям от славенского поколения отличаются, забыв употребление своего языка. От сего не токмо многих сел, но рек и городов и целых областей чудские имена в России, особливо в восточных и северных краях, поныне остались. Немалое число чудских слов в нашем языке обще употребляется.


Соединение двух сих народов подтверждается согласием в избрании на общее владение князей варяжских, которые с рoды своими и со множеством подданных к славянам и чуди преселились и, соединив их, утвердили самодержавство. В составлении российского народа преимущество славян весьма явствует, ибо язык наш, от славенского происшедший, немного от него отменился и по толь великому областей пространству малые различия имеет в наречиях.

Сих народов, положивших по разной мере участие свое в составлении россиян, должно приобрести обстоятельное по-возможности знание, дабы уведать оных древность и сколь много их дела до наших предков и до нас касаются. Рассуждая о разных племенах, составивших Россию, никто не может почесть ей в уничижение. Ибо ни о едином языке утвердить невозможно, чтобы он с начала стоял сам собою без всякого примешения. Большую часть оных видим военными неспокойствами, преселениями и странствованиями, в таком между собою сплетении, что рассмотреть почти невозможно, коему народу дать вящее преимущество.

Глава 2

О величестве и поколениях славенского народа.
Множество разных земель славенского племени есть неложное доказательство величества и древности. Одна Россия, главнейшее оного поколение, довольна, к сравнению с каждым иным европейским народом. Но представив с нею Польшу, Богемию, вендов, Моравию, сверх сих Болгарию, Сербию, Далмацию, Македонию и другие, около Дуная славянами обитаемые земли, потом к южным берегам Варяжского моря склоняющиеся области, то есть курландцев, жмудь, литву, остатки старых пруссов и мекленбургских вендов, которые все славенского племени, хотя много отмен в языках имеют, наконец, распростершиеся далече на восток, славено-российским народом покоренные царства и владетельства рассуждая, не токмо по большей половине Европы, но и по знатной части Азии распространенных славян видим.

Таковое множество и могущество славенского народа уже во дни первых князей российских известно из Нестора и из других наших и иностранных писателей.[3] Ибо в России славяне новогородские, поляне на Днепре, по горам Киевским, древляне в Червонной России, между Днепром и Припятью, полочане на Двине, северяне по Десне, по Семи и по Суле, дулебы и бужане по Бугу; кривичи около Смоленска, волынцы в Волыни, дреговичи меж Припятью и Двиною, радимичи на Соже, вятичи на Оке и другие поколения, по разным местам обитая и соединяясь с варягами-россами, пресильные войны подымали против греков.

Вне России ляхи по Висле, чехи по вершинам Албы, болгары, сербы и моравляне около Дуная имели своих королей и владетелей, храбрыми делами знатных. По южным берегам Варяжского моря живших славян частые и кровавые войны с северными, а особливо с датскими королями, весьма славны.[4] Множество и величество городов хотя тогда не таково было, как ныне, однако же весьма знатно. В российских пределах великий Новград, Ладога, Смоленск, Киев, Полотск паче прочих процветали силою и купечеством, которое из Днепра по Черному морю, из Южной Двины и из Невы по Варяжскому в дальные государства простиралось и состояло в товарах. разного рода и цены великой. Меж другими славенскими селениями оставил по себе с развалинами великую славу пребогатый купеческий город и пристань Виннета при устьях реки Одры; разорен около помянутых времен от датчан.

Сравнив тогдашнее состояние могущества и величества славенского с нынешним, едва чувствительное нахожу в нем приращение. Чрез покорение западных и южных славян в подданство чужой власти и приведение в магометанство едва ли не последовал бы знатный урон сего племе ни перед прежним, если бы приращенное могущество России с другой стороны оного умаления с избытком не наполнило. Того ради без сомнения заключить можно, что величество славенских народов, вообще считая, стоит близ тысячи лет почти на одной мере.

Но то же еще усматриваю много далее в древности.[5] В начале шестого столетия по Христе славенское имя весьма прославилось; и могущество сего народа не токмо во Фракии, в Македонии, в Истрии и в Далмации было страшно, но и к разрушению Римской империи способствовало весьма много. Венды и анты, соединяясь со сродными себе славянами, умножали их силу. Единоплеменство сих народов не токмо нынешнее сходство в языках показывает, но и за тысячу двести лет засвидетельствовал Иорнанд,[6] оставив известие, что „от начала реки Вислы к северу по безмерному пространству обитают многолюдные вендские народы, которых имена хотя для разных поколений и мест суть отменны, однако обще славяне и анты называются”. Присовокупляет еще, что от Вислы простираются до Дуная и до Черного моря.

Прежде Иорнанда Птоломей [7] во втором столетии по Христе полагает вендов около всего Вендского по ним проименованного залива, то есть около Финского и Курландского. Сей автор притом оставил в память, что Сармацию одержали превеликие вендские народы. И Плиний [8] также свидетельствует, что в его время около Вислы обитали венды и сарматы. Итак, хотя Тацит [9] сомневался о вендах, к сарматам ли их, или к германцам причислить, к чему подали ему повод жившие тогда между немцами, как и ныне, венды, затем больше склонял их к последним, однако вышеписанные свидетельства несравненно сильнее уверяют. Итак, народ славенопольский по справедливости называет себя сарматским; и я с Кромером [10] согласно заключить не обинуюсь, что славяне и венды вообще суть древние сарматы.

Кроме славян, особенно именованных, вендов и антов, сверх Сармации, где в половине шестого веку Лех и Чех державствовали над многочисленным славенским народом, доказывают его тогдашнюю великость болгары, которых единоплеменство по великому сходству языка, могущество и множество их военных дел неспоримо. Ибо уже прежде царства Юстиниана Великого, при царе Анастасии приобретши себе в Иллирике владение и селение, тяжкие войны наносили грекам.

В северных российских пределах славенские жители умолчаны не столько за малолюдством, сколько за незнанием от внешних писателей. Домашних вовсе отвергать есть несправедливая строгость. Новогородский летописец хотя с начала многими наполнен невероятными вымыслами, однако никакой не нахожу причины упрямо спорить, чтобы город Славенск никогда не был построен и разорен много прежде Рурика. Старинные развалины свидетельствуют; Нестор о Новегороде упоминает прежде всех городов российских и что дважды строен.[11] От северных писателей [12] издревле назывался Кунигардия, то есть (на чудском языке) славный город. Сие рассуждая, не почитаю за легкомысленное любопытство, когда, примечая именования мест у Птоломея, у Плиния и у других, находим от Адриатического моря и Дуная до самых берегов любопытство, когда, примечая именования мест у Птоломея, у Плиния и у других, находим от Адриатического моря и Дуная до самых берегов Ледовитого океана многих знаменования с языка славенского, что не за бессильное доказательство признавать должно, когда на вышеписанных свидетельствах имеет опор и основание.

К доказательному умножению славенского могущества немало служат походы от севера готов, вандалов и лонгобардов. Ибо хотя их по справедливости от славенских поколений отделяю, однако имею довольные причины утверждать, что немалую часть воинств их славяне составляли; и не токмо рядовые, но и главные предводители были славенской породы. Итак, ныне довольно явствует, коль велико было славенское племя уже в первые веки по Рождестве Христове.

Глава 3

О дальной древности славенского народа
Имя славенское поздно достигло слуха внешних писателей и едва прежде царства Юстиниана Великого, однако же сам народ и язык простираются в глубокую древность. Народы от имен не начинаются, но имена народам даются. Иные от самих себя и от соседов единым называются. Иные разумеются у других под званием, самому народу необыкновенным или еще и неизвестным. Нередко новым проименованием старинное помрачается или старинное, перешед домашние пределы, за новое почитается у чужестранных. Посему имя славенское по вероятности много давнее у самих народов употреблялось, нежели в Грецию или в Рим достигло и вошло в обычай. Но прежде докажем древность, потом поищем в ней имени.

Во-первых, о древности довольное и почти очевидное уверение имеем в величестве и могуществе славенского племени, которое больше полуторых тысяч лет стоят почти на одной мере; и для того помыслить невозможно, чтобы оное в первом после Христа столетии вдруг расплодилось до толь великого многолюдства, что естественному бытия человеческого течению и примерам возращения великих народов противно. Сему рассуждению согласуются многие свидетельства великих древних писателей, из которых первое предложим о древнем обитании славянвендов в Азии, единоплеменных с европейскими, от них происшедшими. Плиний пишет [13], что „за рекою Виллиею страна Пафлагонская, Пилименскою от некоторых проименованная; сзади

окружена Галатиею. Город милезийский Мастия, потом Кромна. На сем месте Корнелий Непот присовокупляет енетов и единоименных им венетов в Италии от них происшедшими быть утверждает”. Непоту после согласовался Птоломей,[14] хотя прежде иного был мнения. Согласовался Курций,[15] Солин.[16] Катон то же разумеет, когда венетов, как свидетельствует Плиний,[17] от троянской породы производит. Все сие великий и сановитый историк Ливий показывает и обстоятельно изъясняет.[18] „Антенор, — пишет он, — пришел по многих странствованиях во внутренний конец Адриатического залива со множеством енетов, которые в возмущение из Пафлагонии выгнаны были и у Трои лишились короля своего Пилимена: для того места к поселению и предводителя искали. По изгнании евганеев, между морем и Алпийскими горами живших, енеты и трояне одержали оные земли. Отсюду имя селу — Троя; народ весь венетами назван”. Некоторые думают, что венеты происходят из Галлии, где народ сего имени был при Иулии Кесаре. Однако о сем не можно было не ведать Катону, Непоту и Ливию. При свидетельстве толиких авторов, спорное мнение весьма неважно; и напротив того, вероятно, что галлские венеты произошли от адриатических. В тысящу лет после разорения Трои легко могли перейти и распространиться чрез толь малое расстояние.

Уже имеем древность славенского племени в Азии от самых давнейших времен, которых далее не простираются европейских народов благорассудные историки. Мосоха, внука Ноева, прародителем славенского народа ни положить, ни отрещи не нахожу основания. Для того оставляю всякому на волю собственное мнение, опасаясь, дабы Священного Писания не употребить во лжесвидетельство, к чему и светских писателей приводить не намерен. Довольно того, что могу показать весьма вероятно еще другие сильные в Азии народы, кроме енетов, славенского племени равной древности, и бывшим уже тогда их величеством и могуществом уверить, что оное началось за многие веки до разорения Трои.

Единоплеменство сарматов и венедов или вендов со славянами в прошедшей главе показано. О живших далее к востоку сарматах пишет Плиний,[19] что они мидской породы, живут при реке Доне, разделяются на разные поколения. Сей же автор и Страбон[20] некоторых мидян в Европе вместе с фракиянами, то есть в сарматских пределах, полагают, чем вероятность о единоплеменстве сарматов с мидянами умножается. Ибо, преселяясь от востока к западу, мидские народы, и будучи проименованы сарматами, могли в некоторых поколениях удержать прежнее имя, подобно как славяне новогородские перед другими славенскими породами, которые особливые имена имели.

Некоторые речения мидские, со славенскими сходные, не были бы единородства вероятностью, когда бы таковыми важными свидетельствами древних писателей не утверждались.

Амазоны, по преданию Геродотову,[21] от сармат происхождение имели и говорили языком сарматским; скифскому от будинов не чисто научились. Плиний о сарматах гинекократуменах, то есть женами обладаемых, упоминает, супружество с амазонами имеющих; также и о сарматских амазонах.[22] Посему они были славенского племени.

Видя пафлагонов, енетов, мидян и амазонов в Азни славенского племени, уже думать можно, что обитавшие с ними в соседстве мосхи им были единоплеменны, почему московский народ у многих новых писателей от них производится. О соседстве Мосхинии с амазонами и сарматами нахожу древние свидетельства, о единородстве — не имею; итак, утверждать о том опасаюсь, затем больше, что в Страбоне [23] противное сему примечаю: „Мосхиния, — пишет он, — разделена на три части: одну колхи, вторую иверы, третию армяне имеют” — народы, от славян весьма отменные. В наших летописях до начала Москвы не находим по российским областям подобного имени; и у Нестора при исчислении славенских поколений о мосхах глубокое молчание. Великий перерыв времени, в кое о мосхах не упоминают внешние и домашние писатели, не позволяет утверждать о единоплеменстве мосхов и славян московских без довольного свидетельства.

В южной Европе древность и могущество славян из Геродота явствует, который венедов с иллирианами за один народ почитает и обыкновения их, мидским подобные, описует,[24] чем показанное выше сего единородство подтверждается. Иллирийцев древность простирается до веков баснословных; сила из военных дел с греками и римлянами известна. Некоторые, стараясь древних иллирийцев разделить от нынешних славян, в Иллирике живущих, приводят во свидетельство Иорнанда и Прокопия, которые описывают пришествие славян за Дунай от севера: новых мест имена славенского знаменования признают, в старых того не находят. Слабые спорных мыслей основания! Правда, что славяне, от полунощной страны перешед за Дунай, в Далмации я в Иллирике поселилась в начале шестого веку. Но следует ли из того, чтоб они или их единоплеменные там прежде никогда не обитали? Не могло ли быть, чтобы римскою силою утесненные иллирические славяне во время войны уклонились за Дунай к полунощным странам; потом, приметив римлян ослабение, старались возвратиться на прежние свои жилища? Имеем сего явственные у себя следы, Нестор утверждает,[25] что в Иллирике, когда учил апостол Павел, жительствовали славяне и что обитавшие около Дуная, убегая насильного владения нашедших и поселившихся меж ними римлян, перешли к северу, на Буг, Вислу, Днепр, Двину и Волхов.[26] Уже свидетельств довольно; но сверх того Плиний объявляет, что ему названия иллирических народов выговаривать трудно. Ясное доказательство, что ни от греческого, ни от латинского языка взяты, в коих он, без сомнения, был искусен. Городы многие издревле показывают славенский голос, с делом согласный, и возводят вероятность на высочайший степень.

Признаки древнего имени славенского явствуют, во-первых, у Птоломея под названием ставан.[27] Свойство греческого и латинского языка не позволяет, чтобы они выговорить могли славян имя . Ради того прежде ставанами, после склаванами и сфлаванами называли. Амазоны, или алазоны, славенский народ, по-гречески значат самохвалов; видно, что сие имя есть перевод, славян, то есть славящихся, со славенского на греческий. Имена славенских государей, в одно время со славенским именем прославленных, не в самое то время могли принять начало, но перед тем задолго. По именам государей и героев своих народ прежде внутрь пределов назывался, потом славою дел утвердил себе славное имя, которое хотя поздно по свету распространилось, однако внутрь было давно в употреблении.

1 Нестор на многих местах, степенные книги и летописцы.
2 Геродот, Страбон, Плиний и Птоломей.
3 Нестор вначале и степенные кн.; Порфирогенит в Администрации.
4 Оные описывает Саксон Грамматик на многих местах.
5 Прокопий Кесарийский, также Иорнанд на многих местах.
6 О делах готических, гл. 5.
7 Географ., кн. 3, гл. 5, табл. 7 .
8 Натур. ист., кн. 4, гл. 27
9 О нравах германцев.
10 Книга 1, глава 12.
11 Гелмолд и Арнолд
12 В начале и в 862 году
13 Натур. ист., книга 6, глава 1.
14 Книга 12, стр. 544. Книга 4
15 Кн. 3, гл.3
16 Глава 44.
17 Нат. ист., книга 3, глава 19
18 Книга 1, глава 1
19 Нат. ист., кн. 6, гл. 7 и кн. 4, гл. 1 и гл. 11
20 В Географ., кн. 7, ст. 218
21 В Мелпо[мене], стр. 115
22 Нат. ист., кн. 6, гл. 7
23 Географ., кн. 11, стр. 343
24 Евтерпия, стр. 36; Терпсих[ора], стр. 128
25 Лист 16 на обороте
26 В начале, лист 2 на обороте
27 Географ., кн.3, гл. 5, таб. Евр. 7

Глава 4

О нравах, поведениях и о верах славенских
Разные славян поколения неспоримо разнились обычаями, хотя во многом имели сходство. Кроме разделения по местам, разность времени отменяет поведения. Того ради мидских, венетских, иллирийских, амазонских и сарматских предков славенских, кои многими веками, великими расстояниями и, сверх того, многоразличными преселениями отделяются, не изображаю в тогдашнем виде, который, по свойствам тамошнего климату и по соседству с отменными народами, походить не может на преселившихся их поздних потомков. Итак, довольно будет, когда увидим их, по преселениях несколько описанных.

Когда имя славенское в свете прославилось войнами против римлян и греков, тогда Прокопий Кесарийский,[1] того же веку писатель, следующее об них на память оставил: „Сии народы, славяне и анты, не подлежат единодержавной власти, но издревле живут под общенародным повелительством. Пользу и вред все обще приемлют. Также я прочие дела у обоих народов содержатся издревле. Единого бога, творца грому и всего мира господа исповедуют. Ему приносят волов и другие жертвы. Судьбины не признавают и не приписывают ей никаких действий в роде человеческом. Впадши в болезнь или готовясь на войну и видя близко смерть, дают богу обещание, что ежели от нее свободятся, немедленно принесут жертву. Получив желаемое, исполняют свое обещание вскоре и верят, что жизнь их сохранена оною жертвою. Сверх того, почитают реки и другие воды, также и некоторых иных богов, которым всем служат и в приношении жертвы гадают о будущем. Живут в убогих хижинах, порознь рассеянных, и нередко с одного места преселяются на другое. Когда на бой выходят, многие идут пеши со щитами и с копьями; лат не носят. Иные, не имея на плечах одеяния, в одних штанах бьются с неприятелем. Обоих язык один — странный. Нижe видом тела разнствуют, ибо все ростом высоки и членами безмерно крепки, цветом нижe весьма белы, нижe волосом желты, ни очень черны, но все русоваты. Жизнь содержат, как массагеты, сухою и простою пищею и, подобно как они, весьма нечисто ходят, натурою незлобны, нелукавы и в простоте много нравами сходны с гуннами”. Сие о славенах, живших в шестом столетии по Христе около Дуная.

О славенских народах, живших по российским областям, объявляет Нестор,[2] что поляне от своих предков обычаем. кротки, стыдливы к родителям и к сродникам и брачное сочетание наблюдают. Древляне живут зверским образом: убивают друг друга, едят нечистую зверину. Брачных чинов не держат: женский незамужний пол хватают у воды и вместо жен держат. Радимичи, кривичи, вятичи и северяне держатся одного обычая. Живут в лесах, как дикие звери, всякую нечистоту в пищу принимают, не стыдятся срамословить пред родительми; вместо браков сходятся на игрища между селами и пляшут, где хватают женский пол себе в жены, с которыми сперва согласились; держат по две и по три. Над мертвыми отправляют тризны, потом на струбе сожигают и пепел с костьми в сосудах на столпах ставят при дорогах. Сие употребление у кривичей было еще при Несторе. Новгородских славян нравы и поведения усмотреть можно с начала истории от Рурикова приходу.

При Варяжском море на южном берегу жившие славяне издревле к купечеству прилежали. В доказательство великого торгу служит разоренный великий город славенский Виннета, от венетов созданный и проименованный. Гелмолд о нем пишет:[3] „Река Одра протекает в север середи вендских. народов. При устье, где в Варяжское море вливается, был некогда преславный город Виннета, в котором многонародное пристанище грекам и варварам, около жившим. Все европейские городы превосходил величеством. В нем жили славяне, смешанные с другими народами, с варварами и с греками.. Приезжим саксонцам равно позволялось жить в сем городе, лишь бы только не сказывались христианами, ибо славяне все даже до разорения сего города служили идолам. Впрочем странноприимством и нравами ни един народ не был честнее и доброхотнее. Купечествовал товарами разного рода с разными народами пребогатый город и все имел, что бывает редко и приятно. Разорен от некоторого короля датского. Видны еще только древних развалин остатки”. После сего привык народ славенский в Померании к морскому разбойничеству.

О нравах и о вере вендских померанских славян, особливо которые жительствовали в Вагрии, северные писатели уверяют,[4] что у них многоженство в обычае было: покупали жен, сколько кому прокормить возможно. Хотя ж почитали единого бога на небесах, который имел об оных попечение, однако земные дела поручал другим. Святовид на острове Ругене вырезан был на дерева о четырех лицах, в коротком платье, стоял в капище, в левой руке держал лук, в правой рог с вином; на бедре превеликий меч в серебряных ножнах.[5] При нем висело седло и узда величины чрезвычайной. Четыре лица, как кажется, значили четыре части года. Именем сего идола давал жрец ответы. Святовиду честию следовал Прове, или Проно, особливо у вагрских славян; стоял на великом и кудрявом дубе. Около его на земли расставлены до тысячи идолов с двумя, тремя лицами и больше. Перед Проном стоял алтарь для приношения жертвы. Радегаст держал на груди щит с изображенною воловою головою, в левой руке копье, на шлеме петух с распростертыми крылами. Сива, или Сиба, нагая женщина, волосы назади висели до подколенков; в правой руке яблоко, в левой виноградный грозд держала. Наконец, почитались у них Черн бог и Бел бог: первый добрый, другой злой. Сверх всех сих идолов, обоготворялись огни, которые по разным местам неугасимо горели. Многие воды, ключи и озера толь высоко почитались, что с глубоким и благоговейным молчанием черпали из них воду. Кто противно поступал, казнен был смертию. Такое озеро обоготворялось на острове Ругене, в густом лесу, называемое Студенец, которое хотя весьма изобиловало рыбою, однако оныя не ловили для почтения мнимой святости. При всем сем почитали змей как домашних богов и наказывали тех, которые им вред наносили. В приношении жертвы Святовиду изъявляли превеликое почитание. После жатвы собирался весь народ перед его капище для препровождения великого празднества, где били скота на жертву, и для знатного идольского пирования за день перед праздником должен был сам жрец прежде приношения жертвы и служения чисто выместь капище. Следующего дня, в самый праздник, при собрании народа перед дверью капища, взяв из руки идольской рог с вином, чем за год был наполнен, прорицал о плодородии будущего года. Ибо ежели вина в роге не много убыло, почиталось плодородия признаком. В противном случае изобилия плодов не надеялись. По сем выливал жрец вино из рога перед ногами Святовидовыми и наливал в него новое; пил за его здоровье и просил, чтобы людям своим и отечеству подал изобилие, богатство и победу над неприятельми. Выпив рог вина, наполнял снова и отдавал идолу в руку. Потом приносили в жертву великие круглые хлебы из муки и из меду, которые жрец поставив между собою и народом, молился о изобильной жатве будущего года. Потом благословлял народ именем Святовидовым, увещал к прилежному приношению жертвы и обещал в воздаяние победу на врагов по морю и по суху. По сем препровождался день в ядении и питии, и за стыд почитали, ежели кто не напился допьяна. Каждый человек в год сему идолу третию часть своей хищной добычи долженствовал принести в жертву. Триста конных нарочных воинов, сколько могли награбить, все в капище приносили, что жрец употреблял на украшение оного. Нередко сему идолу приношены были в жертву христианские пленники, которых садили верхом на лошадях во всей их сбруе. Лошадь четыреми ногами привязывали к четырем сваям и, под поставленные по обеим сторонам костры дров подложив огонь, сожигали живых коня и всадника. Другим идолам своим, Прову или Прону, Сиве, Радегасту, приносили тогда жившие славяне кровавую жертву людей христианских. По заклании оных прикушивал жрец крови, от чего уповали силы и действия к предсказанию. Когда жертва совершилась, начинался жертвенный пир с музыкою и плясанием. Злым богам приносили кровавую жертву и печальное моление, также и страшные клятвы, добрым — веселие, игры и радостные пирования. О будущем гадали обыкновенно метанием деревянных дощечек, у которых одна сторона была черная, другая белая. Когда их бросали, белая сторона наверху добро, черная худо, по их мнению, предвозвещала. Летание птиц и крик по разности сторон, встреча зверей, сверх сего, движение пламени, течение воды и разные виды пены и струй также служили к предсказанию. Святовиду посвящен был великий белый конь. Когда войну начать хотели, втыкали перед капищем в землю острыми концами шесть копей, по два вместе крестообразно. По обыкновенной молитве выводил жрец посвященного коня скакать через оные копья. Когда на скоку заносил наперед правую ногу, почитали за доброе предзнаменование предприемлемого дела; когда же левую простирал наперед далее, признавали за худое предвозвещение. По сему конскому скаканию начиналась война или отлагалась.

Глава 5

О переселениях и делах славенских.
Древнейшее всех преселение славян, по известиям старинных писателей, почитать должно из Азии в Европу. Что оное двумя путями происходило, водою и по суху, из вышеписанного усмотреть не трудно. Ибо венеты от Трои с Антенором плыли Архипелагом, Посредиземным и Адриатическим морем. И весьма вероятно, что после оного по разным временам и случаям многочисленные их однородцы из Пафлагонии помянутым путем или по Черному морю и вверх по Дунаю к ним и в их соседство перешли жительствовать. Подтверждается сие, во-первых, тем, что венеты весьма широко распространились по северному и восточному берегу Адриатического залива и по землям, при Дунае лежащим; второе, что Пафлагония после того от времени до времени умалилась и, наконец, между главными землями в Азии не полагалась, ибо уже у Птоломея [6] почитается как малая часть Галатии.

Другой путь был из Мидии севером, около Черного моря, к западу и далее на полночь, когда сарматы, от мидян происшедшие, из задонских мест далее к вечерним странам простирались, что из выше писанного по правде заключить должно. Еще ж Блонд пишет,[7] что славяне, от Босфора Циммерского до Фракии обитавшие, в Иллирик и в Далмацию преселились. Болгар древнее жилище в Азиатичеекой Сармации, около реки Волги, с добрым основанием от некоторых полагается, [8] затем что Иорнанд со славянами и антами, славенским же народом, совокупное их нападение на Римскую державу описует и жительство их почитает в северной стране от Черного моря.

Согласуется с делом имя болгар, от Волги происшедшее, которыми после того и другие народы, козаре и татаре, от россиян именовались.[9]

Все сие доказывает движение славенских поколений от востока на запад пространными нашими землями, по северу около Понтийского моря. Таким образом, простираясь уже паки к полудни, соединились с однородцами своими, преселившимися южною дорогою, и во многие веки составили разные славенские поколения, отменив наречия и нравы по сообщению с иноплеменными народами, с которыми в преселениях обращались.

Какова храбрость была древних предков славенского народа, о том можно уведать, читая о войнах персидских, греческих и римских с мидянами, сарматами и иллирийцами, которые принадлежат и до россиян обще с другими славенскими поколениями. О грамоте, данной от Александра Великого славенскому народу, повествование хотя невероятно кажется и нам к особливой похвале служить не может, однако здесь об ней тем упоминаю, которые не знают, что, кроме наших новогородцев, и чехи оною похваляются.[10]

Между тем, когда славенские племена из Мидии, около Черного моря, в Иллирик и в другие места распространялись, тогда и в северные страны поселялись в великом множестве. Новогородский летописец согласуется в том со внешними писателями. И хотя бы имена Славена и Руса и других братей были вымышлены, однако есть дела северных славян, в нем описанные, правде не противные. По Варяжскому морю, которое от воровства на чудском языке сие имя получило, обыкновенно в древние веки бывали великие разбои и не токмо от подлых людей, но и от владетельских детей за порок не почитались. Про Славенова сына Волхва, от которого Волхов наименование носит, пишет, что в сей реке превращался в крокодила и пожирал плавающих. Сие разуметь должно, что помянутый князь по Ладожскому озеру и по Волхову, или Мутной реке тогда называемой, разбойничал и по свирепству своему от подобия прозван плотоядным оным зверем. Распространение славян северных до рек Выми и Печоры и даже до Оби хотя позднее должно быть кажется, нежели как положено в оном летописце, однако не так поздно, как некоторые думают, затем что дорогими собольими мехами торг из России на запад уже за семьсот лет известен из внешних авторов, и дыньки в российском купечестве прежде обращались, нежели Ермак открыл вход в Сибирь военною рукою.

Когда Римская империя усилилась и оружие свое распростерла далече, тогда почувствовали насильство ея и славенские народы, жившие в Иллирике, в Далмации и около Дуная, для чего в север уклонились к своим однородцам, которые издавна в нем жительствовали. По свидетельству Несторову,[11] славяне в местах, где Новгород, обитали во время проповеди Евангелия Святым Апостолом Андреем. У Птоломея [12] положены славяне около Великих Лук, Пскова, Старой Русы и Новагорода.

Итак, явствует, что, ненавидя римского ига и любя свою вольность, славяне искали оной в странах полунощных, которою единоплеменные их пользовались, в местах пространных, по великим полям, рекам и озерам. Нестор подробно описывает,[13] что нашли волохи на славян дунайских и, седши с ними, стали обижать и насиловать; тогда оные, отшед на реку Вислу, назвались ляхами. От ляхов прозвались иные лутичи, иные мазовшане, иные поморяне. Иные сели по Днепру и назывались поляне; другие — древляне, затем что сели в лесах; многие между Припятью и Двиною и назывались дреговичи; некоторые поселились на Двине и назывались полочане по реке Полоте; многие перешли на Оку и проименовались вятичами. Иные славяне сели около озера Ильменя и прослыли своим тем же именем; иные поселились по Десне, Семи и Суле и назывались северяне. Новгородцы одержали не одно токмо имя свое славенское, но и язык сродных себе славян, около Дуная и в Иллирике обитающих, который много сходнее с великороссийским, нежели с польским, невзирая на то, что поляки живут с ними ближе, нежели мы, в соседстве.

Потом, как Римская империя стала приходить в упадок,. тогда славяне, стараясь отметить древнюю предков своих обиду, предпринимали от севера на полдень сильные и частые походы, особливо при Иустиннане Великом, царе греческом, чему пример даю из Прокопия:[14] „ Войско славенское, из трех тысяч состоящее, без сопротивления Дунай-реку переправилось и потом, без труда через Гебр переехав, разошлись надвое. Одна часть состояла из тысячи осьмисот человек, другая из прочих. На обоих, хотя друг от друга разделенных, учиняли нападение римские военачальники во Фракии и в Иллирике, однако паче чаяния побеждены были и отчасти побиты на месте, отчасти без всякого порядку спаслись бегством. Потом, когда оба полки славенские, числом много меньшие, вождей римских низложили и прогнали, другая часть их с Азбадом учинила сражение. Сей Азбад,. Иустинианов стипатор, правил конницею, которая издавна для прикрытия города Цирула во Фракии была сильна множеством и мужеством. Славяне, и сих рассыпав, многих, со срамом бегущих, умертвили и, поймав Азбада, хотя сперва стерегли жива, однако после, вырезав ремни из хребта, его сожгли. Сие учинив, всю Фракию и Иллирик без своего ущербу разоряли и в обоих местах многие крепости взяли осадою. Прежде ж сего ни к стенам приступить, ни в поле выступить не дерзали, никогда не смели чинить набегов на Римскую империю и до того времени, кажется, никогда через Дунайреку не переходили. Победившие Азбада славяне разорили все места до самого моря. Приморский город Топер с оборонительным войском взяли таким образом. Славян большая часть в ямистых местах и во врагах близ стен городских утаилась. Малое оных число у ворот восточных раздражали римлян, на городовой стене стоящих. Солдаты, бывшие в городе, думая, что только славян было, сколько показалось, внезапно вооруженные учинили вылазку. Славяне стали отступать притворно и, якобы их страшась, назад побежали. И как римляне, гонясь за ними, от стены удалились, славяне засадные из врагов поднялись, от города путь им пресекли, и бегшие славяне, обратясь лицом к неприятелям, гонящих остановили и, побив всех, на том же месте приступили к городу. Уже неприготовившиеся мещане жестоко возмутились, однако по возможности сопротивлялись стремлению: ибо сначала кипящее масло и смолу лили на приступающих. И хотя люди всякого возраста на них бросали каменье, однако бедства не отвратили. Великим множеством стрел славяне городских людей от зубцов сбили и, приставив к стенам лествицы, город взяли. Немедленно мужеска полу до пятнадцати тысяч порубив и разграбив богатство, малых детей и женский пол поработили. Ибо до того дня не было пощады ни единому возрасту. Другой полк, после того как ворвался в римские пределы, всех без разбору лишал жизни, так что в Иллирике и во Фракии непогребенные трупы по всем местам лежали повержены. Потом оба полки живот пленным оставлять стали и так во свои жилища возвратились со многими тысячами пленных.

В Сардике, иллирическом городе, собранное войско строил Герман и поспешал с великим к войне приуготовлением. Когда славенские полки, каковы никогда не бывали, достигши к пределам Римской империи и переправясь через Дунай, пришли к Наизу, некоторые из них отлучились от войска и, по ближним местам разделясь, для добычи бегали порознь, попали в руки некоторым римлянам. Связаны и вопрошены, для чего славенское войско за Дунай переправилось? — с уверением ответствовали, что пришли с тем намерением, дабы взять Солунь и окрестные его городы. О сей вести император, весьма обеспокоившись, немедля писал к Герману, чтобы для настоящего времени, оставив поход в Италию, и вместо того Солуню и другим городам поспешил дать помочь и не умедлил бы удержать стремление славян всеми силами. Между тем как Герман еще собирался, славяне, узнав от пленных о приходе его в Сардику, устрашились, ибо имя его было у них славно, что пред тем победил антов, сл

Западный капитализм вырос на трупах

Когда мы говорим о различиях между Западом и Россией, романо-германской и славяно-русской цивилизациями, то обычно имеем в виду сугубо социокультурный аспект. Однако, многое здесь может и должно быть понято в духовном, религиозно-мистическом ключе. Очень символично, что романо-германская (европейско-американская) цивилизация именно западная, ведь Запад – это сторона заката (западания) солнца, которую древние всегда связывали со смертью и обителью мёртвых. Мертвечина всегда составляла основу западного мира, бывшего абсолютно безжалостным не только к чужим, но и к своим. Во время Реформации погибло две трети жителей германских земель (в одном только Тирольском районе уничтожено 100 тысяч крестьян). В ходе капитализация в Англии все крестьяне были выселены с земли, согнаны на мануфактуры и в работные дома. Тогда казнили сотни тысяч людей. При одном только Генрихе Восьмом умертвили 70 тысяч, 90 тысяч – при Елизавете (все население Англии составляло три миллиона). Смертная казнь полагалась за 6000 видов преступлений (например, за кражу курицы). А установление демократической республики во Франции привело к убийству сотен тысяч французов революционными палачами.


Впрочем, массовые казни практиковали и в XVIII веке. «Или другой пример — казнь пяти декабристов (Пяти — за вооруженный мятеж с многочисленными человеческими жертвами! И казнь единственная с 1775 по 1847 гг.), - восклицает В. Шамбаров. - Но при подавлении восстания в Париже в 1848 г. было расстреляно 11 тыс. чел., а Герцен, эмигрировавший из «варварской» России и случайно оказавшийся там в период бойни, ошалело писал: «Дай Бог, чтобы русские взяли Париж, пора окончить эту тупую Европу!»

Но дело даже не в этих миллионах трупов. Для Запада характерен какой-то мертвяческий символизм, особо важный и для его цивилизационного развития. «В середине XIV в. в Европу пришла эпидемия чумы — Чёрная смерть, выкосившая 20 млн. из 60 млн. населения, т.е. треть, - отмечает А. Фурсов. - Крестьянских рук стало не хватать, сделочная социально-экономическая позиция крестьянина (а также арендатора и батрака) по отношению к сеньору улучшилась. Сеньоры попытались изменить ситуацию, ответом в 1378-1382 гг. стали сразу три восстания («чомпи» во Флоренции, «белых колпаков» во Франции, под руководством Уота Тайлера в Англии), а по сути — народная антифеодальная революция, надломившая западноевропейскому (собственно, никакого другого в истории и не было) феодализму хребет». («Кризис-матрёшка. Демонтаж капитализма и конец Эпохи Пирамид»)

Действительно символично - смерть десятков миллионов стала важнейшим фактором, который способствовал созреванию западного капитализма. Или вот – еще один источник преуспеяния Запада: «Среди добычи мародеров, обчищавших трупы после битвы при Ватерлоо (а в ней 18 июня 1815 года погибло, по разным данным, от 15 до 22 тысяч человек), были здоровые зубы, которые вырывались изо ртов мертвых и умирающих солдат. В последующие годы европейские дантисты не знали дефицита «материала». (А. Буцко. «Великий антигерой: выставка в Бонне рассказывает правду о Наполеоне»).

Не менее красноречивы данные об источнике научного прогресса: «Немецкая пресса предлагает по-новому, без отвращения взглянуть на каннибализм в человеческой среде: журналисты припомнили, что вплоть до конца XVIII века в арсенале европейской медицины традиционно присутствовала человечина. «Лекарственные средства» на основе частей человеческого тела использовались в Европе в XVI-XVII веков почти так же часто, как травы, коренья и кора». («Der Spiegel: до конца XVIII века европейцы были прилежными каннибалами»)

Для Запада была характерна тяга к публичным казням и пыткам, которые достались ему от Рима. Там знали толк в подобных зрелищах: «Ради разнообразия разыгрывались и «морские» сражения на специально выкопанных прудах, - пишет В. Шамбаров. - В гладиаторских схватках участвовали не только мужчины, но и женщины, выпуская друг дружке кишки на потеху почтеннейшей публике. А императоры старались учитывать вкусы и запросы сограждан. Поэтому стали дополнять бои театрализованными казнями, поставленными по мифологическим сюжетам. И римляне восторженно глазели, как бык покрывает приговорённую «Пасифаю», разбивается «Икар», восходит на костёр и сгорает «Геракл», приносят в жертву «Ифигению»… Устраивались и массовые публичные казни. Например, растерзание зверями и прочие виды умерщвления тысяч мужчин и женщин поле подавления восстаний. Для таких зрелищ жертвы отбирались по внешности и сложению, а на арену выпускались обнажёнными, чтобы истинные «ценители» могли в полной мере насладиться каждой их судорогой». («Великие империи древней Руси»)

Романо-германский Запад до такого артистизма не дотягивал, но и там очень любили смотреть на казни и пытки, о чем уже много раз писали и говорили. Но вот об этом известно мало: «До 1920-х годов казни животных в США по решению судов были обычным делом. Как правило, умертвляли собак и лошадей (когда те своими действиями приводили к смерти людей). Но несколько казней досталось и на долю слонов». Так, слониха Большая Мэри, задавившая дрессировщика, «была повешена 13 сентября 1916 года на подъёмном кране. За казнью наблюдали около 5000 человек». («Казни слонов в США»).

Смерть подавалась как занятное шоу и произведение искусства. В оптике западного человека, мертвец может выступать как некий экспонат музея или выставки. «Катакомбы капуцинов (итал. Catacombe dei Cappuccini) — погребальные катакомбы, расположенные в городе Палермо на Сицилии, в которых в открытом виде покоятся останки более восьми тысяч человек, по большей части местной элиты и выдающихся граждан — духовенства, аристократии и представителей различных профессий, - сообщают нам на сайте «Новости фотографии». - Это одна из самых знаменитых выставок мумий — скелетированные, мумифицированные, забальзамированные тела усопших лежат, стоят, висят, образуют композиции».

А вот нечто близкое по жанру – посмертная фотография, на которой умерший человек изображался как живой. Зародился этот жанр в Америке, что не удивительно, ведь данная страна символизирует заокеанскую страну мёртвых, которая находится на далеком Западе, на стороне заката и упадка. «В конце XVIII века зарождается новое общество… радикально изменившее жизнь Западной цивилизации, - пишет некто Mark Tso на сайте «Art Pages» («Страницы искусства»). - В 1799 году в Америке умирает первый и один из наиболее любимых американцами президентов — Джордж Вашингтон. В результате искреннего общественного траура создается огромного количество изображений покойного президента. Таким образом, формируется некий символ, визуализация массового человеческого горя. По мнению многих ученых, именно это событие послужило началом общественного траурного самовыражения новой формации в Америке. Появились новые поминальные и траурные традиции, а так же обозначилась прочная связь между созданием изображения покойного и ритуалом прощания с ним. Эти события порождают своего рода моду на рисованные изображения усопших в виде небольших карточек, содержащих помимо собственно изображения самого покойного, так же и краткую информацию о нём… Замена рисованного портрета фотографическим произошла крайне быстро. Приблизительно в то же время в густонаселенных городах Европы, в особенности среди небогатой части населения, бушуют эпидемии, уносящие огромное количество жизней. Высочайшая в истории Западной цивилизации детская смертность ставит под вопрос жизнь практически каждого новорожденного ребенка». («Посмертная фотография: эволюция жанра»)

Запад и сейчас выставляет смерть на показ - все эти реки крови, горы трупов, которые так любит смаковать их Голливуд. С экранов на зрителей прут мириады вампиров, зомби, оборотней, психов, маньяков. И порой складывается впечатление, что в бой идёт некая виртуальная армия, в которую, в скором времени будут рекрутированы уже реальные маньяки, многие из которых мнят себя «иными существами».

Откуда же взялась эта «религиозная» воля к смерти, нашедшее столь многообразное проявление? Истоки её, конечно, надо искать в древних магических культах, которые «прописались» в языческих традициях (в то же время эти традиции никак нельзя сводить только к магизму и паганизму, там была и своя, «протихристианская» правда). Так, существовало представление о том, что мертвые предки могут помочь в приобретении богатства. Безусловно, потусторонний мир мертвых воспринимался как реальность, иная по отношению к земной, в которой царят бедность и голод. То есть, от мира мертвецов ожидали инаковости, рассматривая его в качестве некоего источника изобилия. И, судя по всему, многие мрачные ритуалы и обычаи Запада вышли именно из этого представления.

Массовые, изощрённые казни и, вообще, убийства - также объясняются из мистики. На западной «мертвецкой» почве вырос капитализм, для которого характерно вампирическое пожирание, высасывание различных ресурсов. И речь идёт не только (и даже не столько) о ресурсах материальных. Высасывается как бы жизнь человека, которого заставляют страдать, гнаться за чем-то, тратить свою энергетику. И помимо уровня символического, пожирание, высасывание жизни происходит буквально и в промышленных масштабах. Тем самым «вампиры» Капитала как бы сливаются со своими жертвами, присваивая их «я». Подобным образом в древности существовали кровавые культы, адепты которых выпивали кровь убитого врага, поедали его внутренности. Именно оттуда пошла «черная аристократия», появились разнообразные черномагические общества.

Всё это необходимо знать, отлично, на сто процентов осознавая с какими силами нам приходиться иметь дело. Политика и экономика здесь являются некими проекциями чего-то намного более глубокого.

Александр Елисеев

Читай ещё:

Капитализм - история большого грабежа. Английский образец.
Публичные казни – как развлечение
Молот ведьм
Эта уродливая, нищая, варварская Европа…
Люди-звери
Кровавое паломничество
Огнём и мечом. На службе Святого престола.
Просвещённая Европа


ertata

Россия глазами зарубежных авторов

«Занимали его ум и пацифистские идеи, и он

прилежно читал журнал « Мэссис » и Льва Толстого».

Френсис Скотт Фицджеральд «По эту сторону рая».

На экранах кинотеатров – фантастический боевик «Тихоокеанский рубеж». Сюжет пересказывать не буду – он достаточно стандартен и сводится к тому, что сильный, добрый, мускулистый американец опять спасает мир от инопланетных монстров. Но есть в фильме весьма примечательная деталь – парочка русских супер - воинов, точнее брат с сестрой – Алексей и Саша Кайдановские. Сразу становится ясно, что автор сценария хорошо знаком со «Сталкером», где одну из ролей играет Александр Кайдановский. Наши соотечественники – белокуры, мужчина – с непременной, я б сказала, хрестоматийной бородой. И ещё в одном из диалогов звучит многозначительная фраза: «Русские могут достать всё». Речь шла вовсе не о каких-то там тривиальных шмотках и даже не о еде, а, собственно, о ядерной бомбе.


Итак, Россия и русская тема на экране, в литературе, в мемуарах. Что знает о нашей стране среднестатистический, более-менее образованный американец? Или, скажем, европеец? Достоевский – Дягилев – Гагарин. «Война и мир», «Лебединое озеро», «Солярис». И ещё – мифы о спасшейся царевне Анастасии, кровавые страшилки о товарище Сталине и легенды, связанные с Сибирью. Что больше всего удивляет и пугает иностранца? Прежде всего, пространства. Даже с точки зрения жителя США, привыкшего к своим ковбойским прериям, «русское поле» - это нечто невообразимое. А житель маленькой, уютно-кукольной Европы и вовсе пугается, особенно зимой. В мемуарах Екатерины Великой есть строки, посвящённые первому впечатлению от нескончаемой русской дороги: «Мы всё ехали и ехали по снежной равнине».

Россия иной раз воспринимается, как мир феерической роскоши и необозримых, чаще всего, диких, нехоженых дорог. В этой связи вспоминается французская компьютерная игра ‘Syberia’, действие которой происходит на территории полусказочной России. Мы сталкиваемся с сохранившейся по сию пору (!) цивилизацией паровых машин, механических кукол, старинных «купеческих» кабаков, кованых виньеток стиля Модерн… Жизнь как бы застыла на рубеже столетий, и мы погружаемся в некий фантазийный, мифологический мир. Хотя, название полузаброшенного шахтёрского городка – Комсомольск – говорит нам о том, что в этом краю когда-то была даже социалистическая индустрия… Восприятие русского мира, как сказки, как легенды – это давняя история. Большинство мемуаристов, описывая Московию, Российскую Империю или, скажем, Советский Союз, поражались красоте и роскошеству дворцовых убранств (как вариант – сталинских высоток), а также стремлению русского человека облачиться «на люди» в самое своё лучшее одеяние.

Вот, к примеру, сборник «Иностранцы о древней Москве». Читаем, что думали и как видели московитов европейцы XVI-XVII веков. Голландский купец Исаак Масса, которому посчастливилось увидеть стечение нарядного населения при въезде датского герцога в Москву, писал: «Чу́дное зрелище представляла огромная толпа народа. Почти все были одеты в золотые парчи и разноцветные шелка. Все улицы Москвы были заполнены людьми, одетыми по-праздничному, в толпе было много женщин, украшенных жемчугом и увешанных драгоценными каменьями». На этом красно-золотом фоне парадная одежда высокопоставленного гостя выглядела более чем скромно: «Его (герцога – Авт.) платье было из гладкого чёрного бархата и такой же плащ, обшитый кругом золотом и жемчугами». В то время как моду на чёрный бархат диктовал испанский двор, в России до этого никому не было дела! Невиданная роскошь, обладание фантастическими богатствами, которых нет и быть не может у европейских королей, поражали гостей столицы. Немец Генрих Штаден, описывая парадное облачение, ограничился кратким комментарием: «…в бриллиантах и золоте».

«Роскошь мебели и костюмов поражали своею странностью: вид был удивительный», - такой отзыв оставил о екатерининском Петербурге авантюрист и путешественник Джакомо Казанова. Итальянского гостя поразило в России сочетание восточной роскоши с версальским шиком, а непролазной уличной грязи и ухабистости дорог – с блеском драгоценных паркетов. Екатерину Казанова впервые увидел на одном из обычных балов, куда, по словам итальянца, было приглашено до…шести тысяч человек (даже самые роскошные мероприятия при французском дворе никогда не бывали столь многолюдны). Маркиз Астольф де Кюстин, посетивший николаевскую Россию в 1839 году, впоследствии писал: «Русский народ чувствителен ко всему красивому: его обычаи, мебель, утварь, наряды, облик – всё живописно…». В книжке де Кюстина мы снова находим описание сказочных богатств, которые, впрочем, «граничат у русских с неумением жить», с раболепством и с униженностью перед царём-батюшкой. Известная в 1930-х годах модельерша Эльза Скиапарелли, посетив Советский Союз в предвоенные годы, писала, что русские – восточный народ и потому выглядят нелепо в европейских нарядах, а Кремль напоминает сказочные дворцы и совсем не похож на «стиль Людовика XIV». Впрочем, она же добавила, что все, от мала до велика, увлекаются парашютным спортом. Если же проанализировать все высказывания иностранцев о России, то получается довольно-таки однообразная картина – смесь зависти, недоверия, восхищения и страха.

Кстати, о модельерах. Великий кутюрье Поль Пуаре, которого принято считать родоначальником современной моды, считал русскую культуру одной из самых удивительных и загадочных. Он привёз из своего вояжа по России образцы народных костюмов и вышивок, чтобы использовать их для своих творений. Мсье Поль был очарован творчеством Льва Бакста и дягилевским балетом. Так называемая «восточная линия» появилась у Пуаре после триумфа «Шахеразады» Михаила Фокина. Интересовался Россией и другой гений парижского кутюра – Ив Сен-Лоран, создавший в 1976 году коллекцию «Русские сезоны», где впервые появились высокие лисьи шапки, столь популярные потом в…СССР. Помните шапку главной героини в фильме «Ирония судьбы»? И, разумеется, в этой коллекции не было недостатка в красных сапожках, цветастых платках и золотом шитье. Россия прочно ассоциируется с роскошью. Джанни Версаче, делавший костюмы для балета Мориса Бежара «Ленинградский сувенир», создал примечательный и – типичный образ девушки-матрёшки. Высокий кокошник, яркий платок, и при этом – широченный кринолин XIX столетия. Итак, Россия – это сказка, роскошь, сочетание западных мод с восточными мотивами и – традиционность, устойчивость, стремление к неизменности.

Рисуя образ русского человека, западный литератор или, скажем, автор сценария, чаще всего опирается на мифотворчество. Англичанка Вирджиния Вульф в романе «Орландо» описывает любовь своего героя и русской боярышни, прибывшей с отцом-дипломатом на коронацию Иакова I. Имя девушки – изумительно, как и сама ситуация: «Маруся Станиловска Дагмар Наташа Лиана из рода Романовых», которую для краткости называют почему-то... Сашей. Итак, перед нами Лондон начала XVII века. Страсть к московитке возможна только на фоне жестокого мороза и лютого холода, которого ещё не знала Англия. Россия = Зима. И снова мы видим высокие шапки, бессчётное, немыслимое богатство, смесь лесной дикости и аристократического изящества в духе Наташи Ростовой. Писательница, совершенно не зная Россию, привычно смешивала те сказки-символы, которые были ей хорошо известны по книгам или же по сплетням. Она наделяет московскую дворянку странными умениями: «Саша не любила говорить о своей прежней жизни, а тут рассказала, как зимой в России слышала дальний волчий вой и продемонстрировала, как это звучит». Россия – страна оживших, точнее, никогда и не умиравших сказок.

Не отстают и кинематографисты. Какой фильм ни возьми, везде нам встретятся меха, медведи, пышно обставленный балет, гусарские ментики и казачьи шапки – в память о 1812 годе, зима, любвеобильная императрица в широких фижмах и пудреном парике. Золото, бояре, Чехов, космодром. И, разумеется, водка. Интересно, что на Западе хорошо знают и любят Екатерину II, но, при этом, для них она – не более чем собирательный образ «русской царицы». Если проанализировать все экранизации, посвящённые ей, то можно заметить, что в этой фигуре иной раз очень много от Елизаветы Петровны (спонтанность, безалаберность, страсть к ночным застольям и возлияниям). Это – некая обобщённо-приблизительная zarina, роскошная, распутная и при этом - по-мужски безрассудно-смелая. История матушки-Екатерины глазами иностранного автора – это всегда love-story на грани фола, на грани приличия. Недаром, в одной из публикаций знаменитая песня группы ‘Boney-M’ - ‘Rasputin’ оказалась посвящённой…любовнику Екатерины Великой. Западный музыкальный критик, не вдаваясь в исторические подробности и прочие «мелочи быта», приписал Григория Распутина к галантному веку. Впрочем, совсем недавно, на выставке «Екатерина II и Фридрих II в кинематографе» российская экскурсантка на полном серьёзе вопросила: «А что, Распутин был любовником Екатерины?» Чего уж смеяться над Голливудом?

В этой связи интересен старый фильм «Орёл» с участием ярчайшей звезды немого кино - Рудольфа Валентино. Это – вольная экранизация пушкинского «Дубровского», где главный герой носит черкеску, не забывая, впрочем, и о фраке. Так вот, одно из действующих лиц картины – некая царица, zarina. По ухваткам – нечто среднее между Елизаветой и Екатериной, носит военную форму, но в сочетании с длинной юбкой (отсылка к екатерининским мундирным платьям). При этом действие картины происходит именно в пушкинскую эпоху, то есть исторически - во времена Александра I или же Николая I. Но поскольку Россия – это фантазийное пространство, то и zarina в фильме придуманная, сказочная. Как, например, король в «Золушке» или царь Салтан.

Что ещё популярно? Роман Льва Толстого «Анна Каренина» - один из самых востребованных сюжетов в истории кинематографа. По количеству кино-воплощений (около 30) с ним могут сравниться, разве что, «Гамлет» или, скажем, «Три мушкетёра». В разные годы Анну Каренину играли ведущие актрисы - Грета Гарбо, Вивьен Ли, Софи Марсо, Жаклин Биссет, Кира Найтли. Безусловно, мир, показываемый во всех этих картинах, весьма далёк от описанной Львом Толстым реальности, а глубокая философия романа легко и без потерь для западного зрителя сводится к личной трагедии главной героини. Последняя экранизация – с Кирой Найтли – и вовсе выглядит, как шикарная театральная постановка, где место действия ещё более условно, чем даже какое-нибудь Средиземье или, к примеру, Нарния.

Интересна и парадоксальна экранизация «Евгения Онегина» с Рэйфом Файнсом. С виду – обычный костюмный проект, при этом, как всегда безграмотный. Так, не удовлетворившись надоевшими, примелькавшимися «Калинками-малинками», авторы включают в повествование… советскую песню «Ой, цветёт калина» - Татьяна и Ольга Ларины поют её в качестве салонного романса. Но, вместе с тем, создатели фильма разворачивают перед нами вовсе не сказочно-мифический, а реалистичный, европейский мир, как если бы это была экранизация романов Джейн Остен или Шарлотты Бронте. И Онегин тут не «как денди», а самый настоящий денди. Не подражатель, каковыми были русские баре-англоманы, а реальный носитель дендистских привычек и представлений о жизни.

Вспомним теперь сюжеты кинофильмов Третьего Рейха, посвящённые «русской теме». Так, на геббельсовской студии UFA были экранизированы «Крейцерова соната» и «Станционный смотритель» (бороды, водка и гусарские ментики, разумеется, имеют место). Большой популярностью пользовался фильм «Фаворит императрицы», посвящённый, кстати, Елизавете Петровне, а биографическая лента «Эта упоительная бальная ночь…» приурочивалась к столетию со дня рождения Петра Ильича Чайковского. Смысл всех этих фильмов – показать, что человек с тонкой душой и значительными талантами обречён на муку в славянском, русском мире. Это точно соотносилось с учением Альфреда Розенберга о «нордическом компоненте», как о двигателе прогресса в области наук и искусств. Поэтому роль страдающего Чайковского сыграл эталонный германский красавец Ханс Штюве. В своё время, в рамках экспозиции «Москва-Берлин» 1996 года было выпущено много статей на немецком языке, посвящённых нацистскому восприятию русской культуры. К примеру, немецкая публицистка давала характеристику театральным постановкам пьес Чехова, осуществлявшихся в нацистский период. Так, центральным действующим лицом спектакля «Три сестры» сделался «ариец» барон Тузенбах, которого буквально убивает «славянский хаос» в лице штабс-капитана Солёного.

В период Холодной Войны было создано много знаковых картин о противостоянии жестоких, пустоголовых, неистовых хомо-советикусов и светлых, чистых, дерзновенно-патриотичных американцев. То была прямолинейная, лозунговая пропаганда, а она попросту не имеет права на изысканные оттенки и тонкие нюансы. Жителей США планомерно учили ненавидеть и бояться «красных» - диких полулюдей, размахивающих знамёнами и ядерной бомбой. Итак, советский боксёр Иван Драго в «Рокки-IV» - это смесь жестокого, бездушного робота с плакатным комсомольцем.

Белокурый, мощный, беспощадный, со стальным взглядом, устремлённым в Светлое Будущее, супермен Драго, тем не менее, проигрывает на ринге «простому американскому парню». Советский боксёр в исполнении Дольфа Лундгрена твёрд, тупо агрессивен и похож на запрограммированную машину-убийцу, потому и обречён на провал. Создатели хотели показать, что русский, социалистический мир – это такой же колосс на глиняных ногах, как и Драго. Агрессии - много, смысла - мало. Перестроечная «оттепель» и сближение Америки с СССР отразилось и на создаваемых кино-образах. Тут же возник положительный красавец – милиционер Иван Данко из «Красной жары»…

Впрочем, снятый в конце 1990-х, «Армагеддон» показывает нам пьяного, заросшего …космонавта Льва Андропова в характерной шапке-ушанке и в несвежей футболке с красной звездой. Он вовсе не похож на гордого покорителя звёздных пространств. Перед нами, скорее, образ не протрезвевшего сантехника, управляющего всей своей бортовой техникой при помощи гаечных ключей и увесистого кулака. Что ж, это была своеобразная реакция Голливуда на коллективное самоуничижение, принятое в ельцинской России.

…Разумеется, требовать от американских и французских кинематографистов или, скажем, от английских писательниц досконального знания русской культуры и советских реалий было бы не вполне корректно. Да, у каждого народа есть своё видение и свои мифы – мы тоже иной раз думаем, что все американцы кладут ноги на стол, а немцы надуваются пивом и пиликают «Милого Августина». И тот факт, что в блокбастере «Тихоокеанский рубеж» брат и сестра Кайдановские выглядят типичными голливудскими сверхлюдьми, не может не радовать – всё-таки не чудовища, от которых опять надо спасать мир и не забубённые пьяницы, управляющие ракетой под стопарик водки. Изображают суперменами, значит уважают. Или опять боятся?

Галина Иванкина

ertata