Оригинал взят у nikolay_siya в «Лесные левши»: смертоносные изобретения советских партизан
В Великой Отечественной войне Советский Союз столкнулся с казалось бы непобедимой военной машиной Вермахта. Немецкие войска в кратчайшие сроки покорили Европу, где простые солдаты получили опыт ведения реальных боевых действий, а командный состав опробовал новейшие стратегии военных теоретиков. В сжатые сроки немецкие инженеры сумели создать простое и надёжное оружие, благодаря которому Германия получила тотальное преимущество над своими соседями.
Однако вторжение в СССР преподнесло немало сюрпризам и самим немцам. Те не ожидали увидеть в руках советских солдат автоматические винтовки, которые сперва приняли за пулемёты. Не ожидали столкнуться с танками Т-34, чья броня с лёгкостью выдерживала попадания большинства немецких орудий. Ещё одной неожиданностью стало партизанское движение. Войска Вермаха и раньше сталкивались с сопротивлением гражданского населения на оккупированных территориях, например во Франции в крупных городах действовали подпольщики, а в Югославии «классические» партизаны, но на территории Белоруссии и Украины и немцев ждал истинный ад. Советские партизаны не были «назойливыми мухами», а вели отдельную настоящую войну, и потери Германия несла соответствующие.
В партизаны шли люди самые разные. В большинстве своём это были местные мужчины и женщины, которых просто не успели призвать на фронт ввиду стремительного наступления германских частей. К наиболее крупным отрядам Москва отправляла профессиональных диверсантов, которые обучали личный состав и планировали дерзкие операции. А бывало и так, что в лесах среди партизан искали спасения обычные солдаты, отставшие от своих частей или сбежавшие из плена. Одним из таких беглецов был грузин Тенгиз Шавгулидзе.
Ещё до начала войны Шавгулидзе окончил Московский электромеханический институт инженеров транспорта и в РККА был призван в железнодорожные войска. Однако весь боевой талант молодого офицера раскрылся после того, как он сбежал из немецкого плена и примкнул к одному из белорусских отрядов. Пользуясь полученными знаниями, он разработал самодельную гранату. Основой послужила обычная труба, а запалом – фитиль. Но конструкция оказалась столь удачна, что из соседних отрядов к нему начали приходить умельцы с просьбой научить и их собирать такие смертоносные бабахалки. Вдохновлённый таким успехом офицер продолжил свои изыскания. Их итогом стала разработка самого настоящего гранатомёта. Благодаря тому, что партизаны делали гранаты по его схеме, то и размер у них был одинаков. И совпадал он по диаметру с гильзой от 45-мм пушечного снаряда. С помощью подручных инструментов Шавгулидзе сделал обрез «Мосинки» и прикрепил на обрезок ствола гильзу с вынутым капсюлем. С помощью холостого патрона такой гранатомёт забрасывал самодельные гранаты на расстояние в 300 и более метров.
Фото: vk.com
Но прославился Шавгулидзе благодаря своему легендарному «клину». С помощью одного из кузнецов из отряда офицер сделал «фальшивую» стрелку для железнодорожного полотна. Крепилась она всего за пару минут, а эффект оказывала как многокилограммовый фугас – у немецких поездов просто не было шансов. Важность этого значения переоценить трудно, потому как на момент его создания у белорусских партизан был кризис со взрывчаткой, а «клинья Шавгулидзе» собирались из того, что мог принести любой мальчишка. Кроме того, установка занимала крайне мало времени, а это было важно, потому что нередко немцы перед основным составом пускали проверочный, с парой пустых вагонов. И главное было успеть установить «клин» в интервале между этими поездами. Ну а в случае обнаружения было не жалко с ним расстаться.
Фото: vk.com
Но многие имена многих «лесных левшей» остались неизвестны. Так, никто не знает, кто первым из партизан придумал делать фальшивые патроны для немецкого оружия. Например, брался обычный немецкий винтовочный патрон, разбирался и вместо пороха закладывалась куда более мощная взрывчатка. Потом один из местных жителей просто подбрасывал такой партон немцам, например пулемётному расчёту. Если такой снаряд попадал в ленту, то при выстреле обычно не выживал не только пулемёт, но и расчёт.
Но настоящие чудеса творили оружейники и их творчество достойно отдельной статьи. Попробуем перечислить наиболее необычные чудеса инженерной мысли партизан. Например, В 1944 году два мастера-оружейника из действующего в Белоруссии партизанского отряда имени Котовского, Яков Темяков и Янкель Менкин, на основе ППШ и MP-40 разработали свой собственный пистолет-пулемет. Режим огня только автоматический, боепитание из секторного магазина на 35 патронов 7,62×25 мм ТТ. Для изготовления стволов к ТМ-44 использовались, как и в большинстве подобных самоделок, обрезанные стволы от винтовок Мосина и пулеметов Дегтярева. Водопроводные трубы и рамы для велосипедов шли на изготовление ствольной коробки и элементов приклада.
Фото: vk.com
Свой пистолет-пулемёт создал и партизан Долганов. Ствол был позаимствован от ДП-27, барабанный магазин – от ППШ, затвор в прошлом был валом разбитой немецкой машины, кожух затворной коробки – водосточной трубой. Бочка из-под бензина послужила для изготовления элементов ударно-спускового механизма, а приклад Долганов изготовил из куска толстой проволоки.
Фото: vk.com
Подобные «агрегаты» создавали практически в каждом крупном отряде. Зачастую дело было даже не в нужде, потому как после Гражданской войны у многих были припрятаны «Мосинки», а уж с их помощью можно было добыть и трофейное оружие. Зачастую такие самопалы делались мастерами как именное оружие, поэтому на них нередко можно встретить дарственные надписи или личные послания врагу.
Оригинал взят у nikolay_siya в Лениградцы в блокаду спасли бесценную коллекцию картофеля и семян
Многие сейчас, в эпоху потребительского "бума", не понимают, как это можно, а некоторые и не хотят верить – это недоступно их пониманию, в их системе координат этого быть не может. Но это было. ***
«Интересна история, о которой рассказал В.С. Лехнович. Она известна некоторым читателям, но передают её по-разному. Я позволю себе кратко изложить ее, поскольку имел прямое отношение к событиям. Речь идет о сохранении разных образцов картофеля в голодную зиму 1941/42 года.
Весной 1941 года мировая коллекция сортов и видов картофеля была высажена под Ленинградом, на территории Павловской опытной станции Всесоюзного института растениеводства. В начале августа, когда немцы подошли к городу, старший научный сотрудник института О. А. Воскресенская произвела досрочную копку клубней. За короткий срок она успела выкопать по одному-два куста каждого образца. Другой старший научный сотрудник, А. Я. Камераз, выкопал по одному кусту около 500 перспективных гибридов и до сотни южноамериканских образцов, успевших дать клубни.
За несколько дней до захвата немцами Павловска эти клубни удалось перевезти в Ленинград. Коллекция была дублирована и хранилась в двух местах: одну в марте 1942 года Я. Я. Вирс увез на Большую землю, в Красноуфимск, вторая осталась в городе.
О. А. Воскресенская в течение всей осени наблюдала и охраняла коллекцию. Нередко она на ночь оставалась в подвалах. Но в начале декабря О. А. Воскресенская заболела и слегла. Охрану коллекции взял на себя В. С. Лехнович. Беречь картофель приходилось от мороза, от крыс и от голодных людей. Дважды в день В. С. Лехнович ходил пешком с улицы Некрасова до Исаакиевской площади. Полтора часа каждый рейс. Зима стояла холодная, и, чтобы отопить подвал, надо было искать топливо. И, несмотря на огромные трудности, весь сортовой картофель был сохранен.
Весной 1942 года для посадки коллекции картофеля выделили участки: один - в тресте зеленого строительства, другой - в совхозе «Лесное». Интересна история. Сажали Воскресенская и Лехнович. Они же и охраняли картофельные делянки.
Все блокадные годы в осажденном городе высаживалась мировая коллекция сортов картофеля. Это делали люди, как и все, переживавшие голод и лишения. Во имя сохранения ценнейшей научной коллекции они шли на жертвы.»
Н.Д. Шумилов «В дни блокады». Издательство «Мысль». 1977 с. 172-173.
О.А. Воскресенская и В.С. Лехнович — хранители коллекции картофеля. Фото 1940 года *** Вот еще один материал на эту тему.
Вавиловскую коллекцию семян спасли ценой своих жизней в блокаду О 13 сотрудниках Всесоюзного института растениеводства, которые в блокаду остались в Ленинграде и спасли от уничтожения Вавиловскую коллекцию — десятки тонн зерна и тонны картофеля, — известно немало. В каждой публикации — благодарность и восхищение. Да и можно ли по-другому? Земной поклон им!
И все-таки мало.
Мало только помнить этих людей. Надо еще понять, как смогли они среди пищи умирать от голода. Какие нужны были силы! Что думали при этом, что чувствовали, что говорили? Понять их состояние. В 1976 году, когда некоторые из них еще были живы, я встретился с ними, поговорил.
Во время блокады от голода умер хранитель риса Дмитрий Сергеевич Иванов. В его рабочем кабинете остались тысячи пакетиков с зерном.
За своим письменным столом умер хранитель арахиса и масличных культур Александр Гаврилович Щукин. Разжали мертвые пальцы — на стол выпал пакет с миндалем. Щукин готовил дублет коллекции, надеясь самолетом переправить его на Большую землю.
Умерла от голода хранительница овса Лидия Михайловна Родина.
Американский журналист Джорджи Эйн Гейер в статье «900 дней самопожертвования», опубликованной в журнале «Интернэшнл уайлд лайф», спрашивает, почему ленинградские ученые за коллекцию заплатили жизнью: «Русский дух? Самопожертвование? Желание сохранить материальные ценности?» Действительно, почему?
Когда дело касается преступлений, случаев досадной социальной патологии, психологи подробно изучают все пути и причины. А психология наивысшей социальной активности человека, его самоотверженности и героизма не нуждается разве в осмыслении? Разве оценить подвиг не означает прежде всего постараться его постичь? **
Картошка
Весной 1941 года на Павловской опытной станции под Ленинградом сотрудники института, как обычно, высадили коллекцию картофеля.
1200 европейских образцов — иные из них уникальные, во всем мире таких больше не было. На грядках — 10 тысяч горшков с различными видами южноамериканского картофеля. Советские ученые, можно сказать, их открыли: до экспедиций Н.И. Вавилова и его учеников в Европе знали практически только один вид, некогда вывезенный из Чили.
Словом, не картофель находился в Павловске, а невосстановимая, неповторимая научная ценность. И в июне 1941 года ее надо было спасать точно так же, как надо было спасать картины в Эрмитаже и скульптуры на ленинградских площадях.
Только эта научная ценность была живая. Чтобы сохранить ее, с ней надо постоянно работать. Если клубням южноамериканского картофеля не устраивать долгой искусственной ночи; если в помещении, где зимой сложены клубни, не поддерживать температуру +2 градуса; если весной их не высадить в землю, — мировая научная ценность безвозвратно погибнет.
Прекратились все опыты, кончились — и когда возобновятся теперь? — все исследования. Работать означало одно: спасать. Цена — любая. Спасать и спасти. Важнее не было тогда научной задачи.
В первые месяцы войны научный сотрудник Абрам Яковлевич Камераз строил под Вырицей оборонительные укрепления. Каждый свободный час он проводил в Павловске. Раздвигал и задвигал шторки, устраивал клубням южноамериканского картофеля искусственную ночь.
Европейские сорта собирали в поле уже под сильным артиллерийским огнем. Взрывной волной опрокинуло Камераза с ног. Поднялся. Продолжал работу.
В сентябре Камераз ушел на фронт. Дело перешло в руки Ольги Александровны Воскресенской.
Ольга Александровна Воскресенская из своей квартиры перебралась жить в подвал. Говорила, так ей легче, спокойнее, что случись — защитит материал.
Это была невысокая, худенькая женщина. Воспитанница детского дома, выпускница Ленинградского университета. В декабре Ольге Александровне пришлось подвал оставить: тяжело простудилась.
Работа сосредоточилась теперь в руках Вадима Степановича Лехновича.
Зима 1942 года — помнит Лехнович — самое тяжелое время блокады. Питались молотой дурандой, жмыхом. Лакомством считалась разваренная кожа. Как-то целых четыре дня не выдавали хлеба.
Потом, лет через десять после войны, нестарый еще Лехнович не мог без поручней забраться в автобус: так во время блокады ослабели мышцы ног.
Но тогда от своего дома на улице Некрасова до Исаакиевской площади, полтора часа в один конец, утром и вечером ежедневно, по шесть часов в день, голодный Лехнович ходил топить подвал и проверять на дверях пломбы. От того, удержится ли ртуть в термометре на делении +2 градуса, зависела жизнь научного материала.
Вязанку дров ему еженедельно выдавала комендант дома М.С. Беляева. Но вязанки было слишком мало. В конце января Беляева выдала ордер на полкубометра дров. На следующий день в 12 часов грузовик должен был привезти их на Исаакиевскую площадь.
Ровно в 12 часов начался сильнейший обстрел. Никто, кроме Лехновича, за дровами не пришел. Какой-то старик отмерил ему полкубометра сырой сосны, и, пригибаясь под снарядами, на листе фанеры Лехнович потащил дрова к своему подвалу. Теперь он был богач. ***
«Никто не спросил бы с них»…
Есть, однако, вот какое обстоятельство. В марте 1942 года заместитель директора института Ян Янович Вирс один полный дублет коллекции картофеля вывез на Большую землю, в город Красноуфимск.
Получается, что Лехнович продолжал дважды в день ходить через весь Невский; высаживал клубни в совхозе «Лесное»; 38 ночей сторожил их в поле; еще две зимы держал коллекцию в совхозном подвале; собирал по всему городу тряпье и старую одежду, чтобы заткнуть в подвале щели; не смел прикоснуться к картофелине, только ее запах преследовал его днем и ночью, — а сам знал при этом, что коллекция теперь уже не единственная, не последняя, точно такая же вывезена в Красноуфимск?
«Откуда же знал? — возражает Вадим Степанович. — Точно не было известно, дошел ли материал до Красноуфимска». — «Но предполагать, надеяться вы могли?» — «Конечно. Ну и что?»
Как что? Если человек мог надеяться, что перед ним уже не последний, не единственный экземпляр коллекции, что утрата ее уже не окажется безвозвратной, если голод ему объел мышцы ног, а надо ходить по нескольку часов в день, копать землю, работать, если кажется, десяток картофелин вернет силы…
Мы умеем себя уговорить, найти себе оправдание и в куда более легких обстоятельствах!
Вадим Степанович вежливо меня слушает. Седая, до пояса, борода. Спокойные глаза.
«Простите, вы рассуждаете не как специалист, — говорит он. — Нельзя коллекцию оставлять в единственном экземпляре. Положено хранить все дублеты. Есть правило». — «При каких условиях положено?» — спрашиваю. «Какая разница? При любых. Правило обязательное. Ученый не может рисковать образцами. Он слишком ценит свой материал». Спрашиваю: «Получается, перед вами даже выбора никакого не возникало?» — «Конечно, — говорит Лехнович. — А какой выбор? Выбор был один: сохранить дублеты коллекции. Другого не возникало, нет». Это не фраза, сказанная теперь. Это — убеждение, доказанное тогда. А у меня — опять вопросы…
В свое время в свет вышла книга бывшего уполномоченного Государственного комитета обороны по обеспечению Ленинграда и войск фронта продовольствием Дмитрия Васильевича Павлова. Свидетель тех событий пишет: «Институт растениеводства в сутолоке военных дней потерялся. Не до него было в то время органам власти. Знали об этом и работники института, они могли поступить с коллекцией по своему усмотрению, и никто не спросил бы с них…»
Был, значит, выбор, а как же! Если выбора нет, если страдания, голод, смерть неизбежны, о каком подвиге можно говорить, о какой нравственной высоте?! Трагедия, ничего больше.
Выбор был. И все-таки — не было.
«Ходить было трудно, — говорит Лехнович. — Да, невыносимо трудно, вставать каждое утро, руками-ногами двигать… А не съесть коллекцию — трудно не было. Нисколько! Потому что съесть ее было невозможно. Дело своей жизни, дело жизни своих товарищей…» **
Напрасно? Я спросил Николая Родионовича Иванова: «Разве не было в тех коробках семян, срок всхожести которых уже истек?» — «Были», — сказал Иванов.
Через каждые пять-шесть лет семена необходимо высевать в поле. Те, что высевали в последний раз, скажем, в 1936 году, полагалось сеять в 1942-м. Раз война помешала это сделать — семена устарели, для коллекции, вероятно, погибли.
«Их вы тоже не тронули?» — «Разумеется». Вопрос мой показался Иванову странным. «Почему же?» — «Как почему? Есть обязательное правило: хранить образцы не 5—6, а по крайней мере 10—20 лет. Семена стареют неравномерно. Среди десятка мертвых могло оказаться одно живое».
Опять — правило. Чтобы случайно не тронуть одно живое зерно, к зерну вообще не прикасались. Жизнь одного зерна, которое — а вдруг? — сохранится, берегли пуще, чем свою собственную.
Жестокий вопрос, понимаю, и все-таки не могу его не задать Николаю Родионовичу. «И сколько же, как выяснилось после войны, погибло зерна?» — «Процентов десять». — «А на вес?» — «Примерно тонны две». Две тонны — при 125 блокадных граммах!
Две тонны — которые не съели, сохранили напрасно.
Сил нет это осознать.
«Да отчего же напрасно? — удивляется Иванов. — Во-первых, многие образцы, которые мы полагали умершими, после войны превосходно взошли. Лен, например, считался погибшим, а оказывается, жив… Все лучшие послевоенные сорта льна созданы на основе спасенной коллекции. Тончайшие современные ткани — это что, по-вашему? Неприкосновенность нашей коллекции! Именно так… А во-вторых, большая удача, что в наших руках оказались эти две тонны лежалого, мертвого зерна. Они позволили сделать интереснейшие выводы. Обнаружилось, что с потерей всхожести зерна усвояемость белка животными тоже теряется. В 1961 году мы докладывали об этом на Пятом международном биохимическом конгрессе. Вызвало большой резонанс. Сельское хозяйство принимает практические меры. Так что совершенно не напрасно. Ни в коем случае. То, что делается подлинно ради науки, пропасть не может. Никогда. Это мы отлично сознавали тогда, в блокаду. А иначе разве бы хватило у нас сил жить?»
«Пожалуйста, — говорит мне Лехнович, — не пишите только о нашем самопожертвовании. Это неправда». — «Как неправда?» — «Вот так, неправда. Наша работа нас спасла». — «В каком смысле?» — «В самом прямом. В блокаду люди погибали не только от снарядов и голода. От бесцельности своего существования некоторые тоже, случалось, погибали. Мы это видели. Если же мы выжили, то во многом благодаря нашей работе. Нашему интересу жить».
Вот так. Они спасали свою работу. Работа спасала их. Источник *** Тогда это было возможно. Тогда это было по силам людям. Потому что это были стойкие люди. Люди, которые прежде всего думали не о себе. О Родине. =Arctus=
2017-01-27 12:57:53
... ="Музей Великой Отечественной войны на Поклонной ... ="Музей Великой Отечественной войны на Поклонной ...
+ развернуть текстсохранённая копия
Оригинал взят у bono60 в Музей Великой Отечественной войны на Поклонной горе
Оригинал взят у rama909 в Музей Великой Отечественной войны на Поклонной горе
Оригинал взят у karhu53 в Музей Великой Отечественной войны на Поклонной горе
uborshizzza в Музей Великой Отечественной войны на Поклонной горе
Никогда не была в музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе, а там интересно.
В фойе продают бюсты Сталина и других исторических деятелей. Вообще, Сталина очень много: в среднем на одного Путина – два Сталина.
А это из фильма «А зори здесь тихие». Видите? Лифчики сушат.
И очень много игрушечных танков
А этот Харлей – настоящий
На первом этаже – диорамы основных битв Битва за Москву
Снятие блокады Ленинграда
Центральная экспозиция – этажом выше
Зал героев Советского Союза
В музее культивируют приведение Сталина Здесь воспроизведен его кабинет.
На стене – несколько кнопок. Если их нажать, то воспроизводятся сцены из жизни Сталина. Здесь он с маршалами
А здесь он с Черчиллем
А это – кабинет Сталина с выставки «Битва за Москву». Проходишь мимо - вдруг вспыхивает свет, а из-за двери раздаются звуки шагов, шорохи, льется вода из графина
В большом ходу всевозможные диарамы Вот здесь водружение знамени на Рейхстаг Вначале проходим через раскуроченную квартиру
А оттуда – вид на Рейхстаг
На последнем этаже – выставки и картины. Сейчас там выставка по поводу битвы за Москву.
Мне понравилась вот эта квартира.
В окно видно, что то проезжает трамвай, то появляется дирижабль
И немного природы
В целом концепция музея мне понравилась. Они показывают, прежде всего, Победу. Мало о жертвах, о разрушениях, и что приятно – нет этого ползучего культа нацистов под видом их научного изучения: всех этих их пижонских фуражек от ведущих европейских дизайнеров, описаний их подвигов и биографий. И это правильно.
Оригинал взят у ledy_lisichka в Незрячие герои обороны Ленинграда.
</p>
История Великой Отечественной войны — это история подвига советского народа. Но подвиг народа складывался из личных подвигов людей, вступавших в отчаянную схватку с врагом каждый на своём участке борьбы.
И без этих миллионов личных подвигов не было бы великой Победы.
Их было 12
Из представления к медали «За боевые заслуги» на ефрейтора Зобина Якова Львовича: «За период службы показал себя дисциплинированным, энергичным, требовательным к себе бойцом, отзывчивым товарищем. Будучи слепым, отлично изучил материальную часть звукоулавливателя и работу на нём». Ефрейтор Яков Зобин, призванный в 1942 году на службу ПВО Ленинграда, был одним из 12 уникальных незрячих солдат, оборонявших город на Неве во время блокады.
Эта удивительная история началась в конце 1941 года, когда вокруг Ленинграда сжалось вражеское кольцо. Советским войскам удалось не пустить противника в город, однако Ленинград подвергался постоянным авианалётам и артиллерийским ударам. Чтобы спасти город от бомбёжек, силам ПВО требовалось предотвратить внезапное появление противника. Но как это сделать?
Эксперимент.
Современных радаров в армии (разумеется) не было, эксперименты с первыми подобными разработками шли, но обеспечить оборону Ленинграда ещё не могли. На исходе 1941 года в Ленинград поступили так называемые звукоулавливатели. Приборы эти состояли из системы труб различного размера, которые позволяли услышать гул приближающихся самолётов противника на большом удалении.
Но главным в этой системе был всё-таки человек, а не прибор. Звукоулавливатель мог быть по-настоящему эффективен только тогда, когда с ним работал человек с отличным слухом. Причём не просто отличным, а уникальным. Изначально со звукоулавливателями работали обычные бойцы, но результаты не слишком радовали командование.
И однажды в штабе ПВО Ленинграда кто-то из офицеров, вспомнив рассказ писателя Короленко «Слепой музыкант», предложил: – А давайте попробуем в качестве «слухачей» слепых! У них же слух особенный!
Большинство отнеслось к идее скептически, но в условиях блокады нельзя было пренебрегать никакими возможностями. На эксперимент было дано добро. О том, что при утрате одного из органов чувств человеческий организм способен «компенсировать» утрату за счёт остальных, учёным известно давно, поэтому идея военных была вполне логичной. Весь вопрос заключался в том, насколько слух слепого мог помочь для решения чисто военной задачи.
Жёсткий отбор.
К тому времени в Ленинграде оставалось около 300 незрячих. Остальных успели эвакуировать — в блокадном городе остались только те, кто добровольно отказался его покидать. Незрячие Ленинграда не были иждивенцами. Они трудились на заводах, выступали с концертами в госпиталях, то есть по мере сил помогали бороться с врагом.
Поэтому, когда ПВО города объявило набор незрячих добровольцев для службы «слухачами», заявления подали практически все слепые, которые на тот момент находились в Ленинграде.
Однако военные провели строжайший «отсев» кандидатов. Для начала отказали женщинам, потом провели тщательный медицинский отбор. Будущий «слухач» должен был иметь очень хороший слух и достаточно крепкое здоровье, чтобы переносить предстоящие многочасовые нагрузки. Так были отобраны 30 кандидатов, из которых затем выбрали 20 наиболее способных. Эти два десятка незрячих были отправлены на обучение. Ведь мало просто услышать звук, надо чётко его идентифицировать, определить, на каком удалении от города находятся вражеские самолёты… В действующую армию в 1942 году были определены 12 лучших незрячих «слухачей». Одним из первых и стал Яков Зобин, которому исполнилось 28 лет.
Слухачи слышали врага за десятки километров.
В расчёт звукоулавливателя входили два бойца: зрячий и слепой. Первый медленно поворачивал трубы аппарата в разные стороны, а второй должен был слушать и услышать врага.
Результат превзошёл все ожидания. И без того отличных слух незрячих бойцов во время службы на звукоулавливателе стал стремительно развиваться в нужном направлении.
Через несколько месяцев Яков Зобин и его товарищи не просто обнаруживали приближающиеся самолёты противника, но на слух определяли их тип, высоту, на которой они летели, и расстояние до них.
Благодаря незрячим бойцам-«слухачам», бомбардировщики противника обнаруживали за несколько десятков километров от города, и к их «визиту» силы ПВО подходили в боевой готовности.
В результате, наткнувшись на плотный заградительный огонь, вражеские бомбовозы часто ретировались, неся потери. Служба «слухачей» была очень тяжёлой. Их и без того изматывающие дежурства нередко проходили в условиях артобстрела, и, несмотря на канонаду, они должны были услышать летящие на Ленинград бомбардировщики. И они их слышали.
Память.
Вклад незрячих солдат в оборону Ленинграда неоценим. Десятки тысяч горожан уцелели благодаря тому, что авиация противника обнаруживалась на дальних подступах к городу.
Ефрейтор Яков Зобин оставался в рядах ПВО Ленинграда до самого конца войны, был удостоен наград, в том числе той самой медали «За боевые заслуги», о которой говорилось вначале.
Сейчас некоторые пишут, что о незрячих героях обороны Ленинграда после войны поспешили забыть. Это неверно, просто отдать должное всем героям Великой Отечественной страна, лежащая в руинах, не могла. Её нужно было восстанавливать, чем и занялись, в том числе, и вчерашние незрячие солдаты. Якова Львовича Зобина не стало в 1973 году. Он, одним из первых вставший на боевое дежурство в Ленинграде, был последним из оставшихся в живых незрячих защитников Ленинграда.
Пусть их нет с нами, но память остаётся. Память, которую хранит несломленный и не склонившийся перед врагом город на Неве.
источник
Оригинал взят у ronanejo в Незрячие герои обороны Ленинграда.
Оригинал взят у kazagrandy в Незрячие герои обороны Ленинграда.
Оригинал взят у nashenasledie в Незрячие герои обороны Ленинграда
nikolay_siya
</p>
