... белым наливом, наливается последними сладкими, пьянящими нутро, соками, тяжелеет солнечным бременем, еще немного и треснет годовая веточка жизненного древа, упадет мое яблочко и покатится с высокой горы навстречу темным, зыбким зимним водам – не остановить, только догонять, выравнивая аритмичное дыхание, усмиряя глупое тахикардийное сердце, остужая встречным ветром искристые глаза. Никогда не умела, да впрочем и не желала, жить спокойно, размеренно, никогда не половинила, откладывая про запас, никогда не знала полутонов.  Если любила, то внахлест, если работала, то до изнеможения, если готовила, то на три свадьбы, если писала про себя, то всегда навылет-искренне, если дружила, то навсегда, если апогей лета, то только оранжевый, потому что каждый уже охотник.

Хочется носить красоту наружу и голые ноги, но холода не отступают. Черти что, а не июнь, вчера вечером достала из закромов шерстяные носки, так и спала, как гусеница в ожидании чуда: шерстяные носки, слой пижамы, два слоя одеял -- не выпутаться, а сверху еще и старшенький навалился: давай тебя погрею! Погрел. Проснулась среди ночи оттого, что кто-то утянул на себя все одеяла, если бы не носки, погибла бы будущая бабочка, вусмерть бы замерзла. 

Нет тепла, зато есть яркие, сочные краски. Ими и греюсь. Сегодня выбор пал на красный.