Большинство людей почти никогда не лезет без очереди. И практически никому не нравится, когда кто-то ...
... НАТО не заметили
признаков Белый дом ...
Из интервью в Афише. Руководитель организации, работающей на власть, на условиях анонимности рассказал о том, как подкупаются блогеры, заказываются DDoS-атаки и формируется общественное мнение.
— Как вы начали заниматься интернет-войнами?
— В конце 2011 года, когда начинались протесты, мне предложили попробовать этим заняться. Я начал с какой-то фигни, блогеров, максимум — редких заказух для журналистов. На мне были, как говорится теперь, «мурзилки». Они за определенную плату отрабатывали повестку, организовано это было примерно так: собирался пул «мурзилок», и всем им в девять утра присылался брифинг. Там указывалось, как и на что они должны обращать внимание в течение дня, как обыгрывать, какие акценты где ставить. Они должны были работать — не один пост написать, а транслировать и поддерживать повестку постоянно. Блогеров этих искали банально в «Жан-Жаке». Есть же определенная тусовка. Приходишь, смотришь: кто-то, может, в деньгах нуждается, кто-то, может, не совсем ярый оппозиционер. Выцепляли кого-то, предлагали попробовать: тысяч за пятнадцать написать про какого-нибудь проворовавшегося главу управы Бибирево. Человек думал примерно так: благое дело, еще и денег получу, девочку в «Жан-Жак» свожу. И так ты ему раз, два, а на третий говоришь: «Напиши-ка про Навального». Он отказывается. Говоришь: «Ха, ты хочешь, чтобы все узнали, что ты уже брал деньги?» Естественно, мы объясняли, что полная анонимность гарантируется, но после сверхскандала со взломом почты Потупчик, у которой тоже были такие люди, все очень боялись. Но мы делали все аккуратно, вплоть до того, что люди регистрировали себе тайные почты, чувствовали себя суперагентами и вживались в такую роль. Когда ты деньги им передавал — всегда наликом, естественно, — они оглядывались, проверяли, нет ли кого рядом, будто траву покупают.
— Откуда вы получали то, что нужно публиковать и распространять по «мурзилкам»?
— Мне повестка спускалась сверху, из кругов рядом с администрацией президента. Нас можно называть информационным сопровождением, медиаконсультантами, отделом пропаганды. Я пришел, когда работа в интернете уже шла. И не застал, например, комментарии за 85 рублей. Да и мне казалось это проигрышной работой. Этим занимались люди из молодежных движений. У них денег много было, и нужно их было на что-то давать. Поэтому они сидели в ЖЖ и писали совершенно бессмысленные комменты. А по хэштегам работали на моей памяти до путинского юбилея. Тогда еще писали более-менее живые люди, потом это дело отдали ботам. Сейчас, когда оппозиция выводит какой-нибудь свой хэштег в топ, мы его сразу начинаем засорять. Самый низший сотрудник пишет твит, этот твит отдают специальному человеку, а он его заливает в машину, которая запускает ботов с хэштегом. 85% твитов пишут боты, 15% твитов пишут живые и более-менее известные люди, чтобы создать видимость. Это самое дно информационных войн.
— Как выдавались задания для «мурзилок»?
— Материалы «мурзилок», на мой взгляд, очень легко распознать. И я удивляюсь, когда люди начинают обсуждать их серьезно. Заказные тексты всегда пишутся по структуре: даются пунктов пять, потому что мы не можем довериться журналистам или блогерам полностью. И видно, как по этим пунктам пишут. Вот по Украине, например. В материалах обязательно должны были упоминаться «бандеровцы», «историческое наследие». По Навальному материалов тоже полно. Как-то внезапно о нем начали мнение менять, да? Вдруг все вспомнили, что он националист. Но в начале 2013 года система «мурзилок» была признана неэффективной. Многое поменялось с приходом новой администрации (президента. — Прим. ред.). Новая команда урезала финансирование, хотя до этого бюджеты были неограниченными и задача была такой: чем больше ты купишь журналистов и блогеров, тем лучше. Их сажали на зарплаты до 90 тысяч рублей в месяц. Больше получали только топ-блогеры.
— После «мурзилок» вы чем занялись?
— В конце лета 2012 года мне захотелось идти дальше. Я занялся спичрайтерством. Пописывал тексты в кремлевские издания — от politonline.ru до «Взгляда». Однажды мне выпало написать текст для газеты «Завтра» — после него со мной связались и предложили пойти работать в один холдинг, который делает блоги, новости и даже мини-телевидение. Там я стал заниматься пропагандой более действенно. Делал сюжеты, приглашал в блоги писать пропутинских людей вроде Дугина и Кургиняна. В это время я уже ушел в глухое подполье информационных войн. Раньше я мог что-то публиковать сам, теперь стал заниматься планированием и организацией.
— И вы там же сейчас работаете?
— По сути, там же. Это горизонтальная, ветвистая структура. В Москве я знаю восемь отделов, занимающихся информационными войнами. У всей инфопропаганды есть один начальник. У этого начальника есть три зама. С этими тремя замами все и работают, каждая группа по своему сегменту. Кто-то ведет Изборский клуб Проханова, по патриотам работают — я им не завидую; когда мы встречаемся, они жалуются, что не могут больше слушать про Сталина, водку и империю. Возле них крутится много бизнесменов — один выделяет свой самолет, чтобы они летали на свои заседания. Эти старые пердуны очень далеки от интернета. Я разговаривал как-то с Прохановым, а он попросил, чтобы картинка двигалась. Я спрашиваю, какая картинка. Он: «Вот у Мишки Леонтьева двигалась картинка на сайте, я тоже так хочу».
— Приведите пример события, которое обыгрывалось вами по заданию сверху.
— Да тот же суд Навального последний. Пришел брифинг: ожидается суд и митинг у суда, надо сформировать негативное мнение об этих людях и позитивное мнение об аресте Навального. Когда люди приходят к суду, мы начинаем смотреть, кто именно пришел. Начинает работать отдел мониторинга, он просматривает, что пишут с места, какие фотографии выкладывают. Находим вещи, за которые можно зацепиться, и начинаем на дружественных площадках выпускать материалы вроде «Вот, смотрите, содомиты пришли на марш» или «Надежда Толоконникова с курицей». И таких мелочей не две-три набираем, а много — получается соответствующий информационный шум.
— Сколько существует таких «дружественных площадок»?
— Порядка десяти — и еще 20–30 таких, на которые нужно слегка надавить. В свое время денег было очень много, скупали вообще всех. Проще всего было брать молодых журналистов. Сейчас они подросли — и выросло поколение людей, которые брали деньги у Кремля, а теперь работают типа независимыми журналистами. Не могу назвать ни одного издания, где бы они не работали.
— У вашего отдела пропаганды есть офис?
— У меня нет трудовой книжки и нет никаких письменных договоренностей. Единственное — я расписываюсь за бюджет, который мне выдают. У нас есть офис, который мы сами снимаем на выделенные нам средства. Не знаю, откуда эти деньги берутся и как они проходят, мы все получаем наличными. Пишем записку на имя одного человека, и деньги нам дают. В офисе у нас постоянно сидят люди из службы мониторинга, часто там ночуют. Нас обвиняют — вот, бездельники путинские, им платят за лояльность, а они не работают. А ты думаешь после третьей ночи без сна — ну блин. В нашей команде восемь человек: два человека из службы мониторинга, остальные никак не делятся по должностям, но, по сути, мы все идеологи. У нас нет строгой иерархии. В другом похожем отделе чуть ли не военная организация. Ею руководит одно известное всем лицо, но сам он ничего не делает, а является посредником между источником денег и сотрудниками. Мы все делим поровну.
— Вы сами материалы не пишете?
— Очень редко приходится писать. Мы собираемся с утречка на планерку, рисуем на доске, кто что может закрыть, у кого где есть. Есть списки наших журналистов или списки журналистов, с которыми можно поговорить и пойти выпить. Есть список журналистов, на которых не выходят.
— Кто из ваших людей занимается DDoS-атаками?
— Это наемные люди. Есть такие, которые в обычное время накручивают фолловеров и пиарят ролики на ютьюбе. Этим занимаются выходцы из молодежных движений, которые во времена вливания денег в интернет-развитие пооткрывали технических студий. Более того, Навальный покупал у этих же людей раскрутку своих постов. Это было в 2012 году. Вышел человек Навального на нашего человека, договорился, заплатил денег за накрутку шеров и лайков — но это был серый нал, поэтому, конечно, его кинули. Вообще, сделать чистых семьсот ретвитов очень легко. Эти ребята наделали фишинговых приложений для твиттера вроде «Узнай свой психологический возраст» и получали доступ к аккаунтам небдительных граждан. А не все ведь следят, что они ретвитят.
— У Тины Канделаки, Владимира Соловьева сколько настоящих подписчиков?
— Все пропутинские звезды накручены. Когда какой-нибудь человек начинает за нас выступать — мы подарки дарим. У Бурматова и других пропутинских блогеров живых фолловеров процентов двадцать. Я намекал Соловьеву, что, может, у него не совсем живая аудитория, но он уверен, что живая. Хотя Соловьев, конечно, популярнейший, живых тысяч тридцать точно у него есть. Еще и потому, что когда ты фолловишь Медведева, то сразу Соловьева рекомендуют добавить.
— Давайте вернемся к DDoS. То есть может спуститься команда — ддосим, например, «Эхо Москвы»?
— Совершенно верно. Хотя «Эхо Москвы» никто из наших не ддосит. Нам сказано его не трогать. Чаще всего ддосится ЖЖ, потому что главная, по мнению центра, опасность — это блоги.
— Есть решение, как бороться с зеркалами Навального?
— На него уже всем все равно. Его из группы риска вывели. Поляна зачищена почти полностью. А проблема с блогами в том, что они деперсонализированы. Одну мысль могут выразить сто блогов. Все сто закрыть нельзя. Поэтому — во избежание — ддосится вся платформа. Когда был арест Навального, например. Очень интересно наблюдать за твиттером, когда происходят какие-нибудь события. Сразу начинается борьба между пятеркой топовых пропутинских блогеров, кому больше всего ретвитов накрутят. Почти вся работа с блогами идет на отчет. Поэтому отделы накручивают своих блогеров, чтобы отчет в конце месяца лучше выглядел, — тогда денег больше дадут.
— Сейчас у вас затишье?
— Я полтора месяца провел в Киеве. Мы блестяще отработали. Сделали потрясающие картинки, спасибо боевикам «Правого сектора» за свастики. Обычно мы сами на митинги приводим странных старичков с глупыми плакатиками и наклейками. А там делать ничего не пришлось. Только вот памятник Ленину упал, не буду говорить, с чьей помощью. Что дальше будет, не знает никто. Сейчас идет все к тому, что работы не будет. Несколько ребят уходят в пиарщики, кто-то уходит в Общественную палату, один в медиа. Мы не хотим просто сидеть на зарплате, мы работать любим. Если раньше, до середины 2013 года, мы проигрывали в интернете, то теперь мы научились хорошо работать. Сами научились, специалисты к нам не шли, потому что зазорно было быть не оппозиционером. В 2013 году в информационных войнах мы обыграли оппозицию. Был только странный момент с мэрскими выборами. Ну а об успехе 2014-го и говорить нечего. С такими успехами Путина, я думаю, скоро мы без работы останемся.
Разумеется, лучевые башни у Стругацких в «Обитаемом острове» – это никакие ни башни противобаллистической защиты. Это – телевидение.
«А дважды в сутки, в десять утра и в десять вечера, гигантский пылесос запускали на полную мощность, и на полчаса люди переставали вообще быть людьми. Все подспудные напряжения, накопившиеся в подсознании из-за несоответствия между внушенным и реальным, высвобождались в пароксизме горячего энтузиазма, в восторженном экстазе раболепия и преклонения. Такие лучевые удары полностью подавляли рефлексы и инстинкты и замещали их чудовищным комплексом преклонения и долга перед Неизвестными Отцами. В этом состоянии облучаемый полностью терял способность рассуждать и действовал, как робот, получивший приказ».
А те, на кого телевидение не действует, те кого тошнит от него – это выродки. Национал-предатели.
Но самое интересное будет потом. Когда власть сменится и «вся страна на много суток свалится от лучевого голодания». Что произойдет потом с лучевыми башнями?
«... - А почему истинное назначение башен скрывают от рядовых подпольщиков?
Зеф сморщился и плюнул, а Вепрь грустно ответил:
- Потому что большинство в штабе надеется когда-нибудь захватить власть и использовать башни по-старому, но для других целей.
- Для каких - других? - мрачно спросил Максим.
- Для воспитания масс в духе добра и взаимной любви, - сказал Вепрь».
