Про сирийских беженцев я написать решительно не могу -- проблема, кажется, не имеет решения: нельзя, но иначе тоже нельзя, как говаривал когда-то французский экзистенциалист Эмманнюэль Конт. Любое моё мнение будет названо неправильным обеими изнанками российской элиты, и оценочные суждения будут далеки от комплиментов и логики: "Староверов, ты антисемитский сионист, патриотический западник и человеколюбивый мизантроп. Ты не любишь бедных арабских путешественников, а они так несчастны, хотя и террористы отчасти. Ты так ограничен, ты не способен принять культурные особенности исламистского менталитета"

Вот тут вы правы, не вполне способен. Люди рождаются разными (так написано в первой поправке к Декларации независимости?). Разные обычаи, разные законы, разный темперамент, в конце концов. Мне больше нравится Европа, которая пока проигрывает Востоку в культурологической войне, превращаясь потихоньку в этакий gangsta’s paradise.

Есть только одно хорошее значение у gangsta’s paradise. Ровно двадцать лет назад одноимённая композиция на три недели возглавила американский чарт, а её автор Coolio стал российским героем на три года. По этому поводу вполне мультикультурологический кавер. Извините, другого мультикутурализма у меня для вас нет.

В один из дней нашего пребывания на Кипре мы решили немного прокатиться на яхте для того чтобы насладиться видом побережья и посмотреть на закат. Мы выбрали простую прогулку "без излишеств" в виде танцев-кушаний на борту...

Николай Васильевич озяб в мартовской воде и вынужден был выбраться на берег. В воде, натурально, было безопаснее, но плавать мешали ржавые льдины и неистребимый запах мазута. Николай Васильевич хотел грациозно отряхнуться подобно породистой борзой, но вдруг подумал, как смешно он будет выглядеть со своими птичьими ногами, впалой ребристой грудью и поросшим нелепым рыжим волосом причинным местом – пьяный танцующий журавль, неудачливый монах, которого выгнали из монастыря по причине крайней дистрофии.

Чуден был Днепр при тихой погоде, на высоком берегу догорал город, света хватало, чтобы отыскать грязные кальсоны и рваный мундир – почти новый мундир со споротыми погонами и бурыми пятнами вокруг ровной полосы дырок, которые явно указывали на то, что бывший владелец униформы не выдержал когда-то состязания с автоматом Калашникова.

-- Я мёртвый! – Зачем-то закричал Николай Васильевич.
-- Вот уж нет, пан Google, - ответил голос.
-- Кто? Здесь? – Николай Васильевич принялся вглядываться в тёмную воду, по которой если плыло что, то пятна мазута да разбухшие трупы солдат обеих проигравших сторон.
-- Конь в пальто. Я твоя первая женщина. И, вероятно, последняя. – На берег, стуча зубами, выползла лиса Чикатило и пробормотала что-то невнятно.
-- Я не ослышался, моя дорогая панночка? Ты сказала: давай поебёмся?
-- Уши промой, глупый Google. Я сказала: давай напьёмся.
* * * * * * * * *

-- Как ты нашла меня? – Спросил Николай Васильевич, откупоривая вторую бутылку с этикеткой "Горілка "Сталін, Бандера і Путін" (первая была "Правосуддя для всіх").
-- Погуглила. После того, как в России отключили интернет, сам понимаешь, сделать это было непросто.
-- После того, как русские взяли Киев, сама понимаешь, надо было отключить интернет.
-- Э нет, после того, как Евросоюз возомнил себя Шихуан-ди и возвёл Великую Русскую Стену, пришлось брать Киев и отключать интернет.
-- Идиоты! – Завизжал Николай Васильевич. – Вы вели себя… безответственно. Патриотический, блядь, подъём! Маленькая победоносная война! Как в детском саду!
-- Зато нам было потом очень стыдно, - мягко сказала лиса. – А из тебя, Google, негодный политический памфлетист. Гнилой пафос. Пиши лучше про Нос свой.
-- Я, между прочим три тома "Антропоморфных душ" написал.
-- Два.
-- Если честно, один.
-- А почему ты не эмигрировал, пока Стену строили?
-- Я, - погрустнел Google, - подавал прошение в посольство Речи Посполитой.
-- Неужели отказали?
-- Вместо ответа прислали полный текст "Тараса Бульбы". Потом хотел было стать почётным гражданином Израиля…
-- Знаю, знаю, - захохотала лиса, - вместо ответа опять прислали "Тараса Бульбу".
* * * * * * * * *

Третья бутылка называлась "Горілка "Горить Москва".
-- Знаешь, Николенька, у нас в Питере говорили: "Горилка без сала - что москаль без самовара". Где у вас тут ближайшая сальная лавка?
-- Да прямо перед тобой. Днепр называется. Трупы плывут к Чёрному морю, правда, в последнее время всё тощие солдаты, а раньше, бывало, чиновники из "Укргаза", а то и "Газпрома", если повезёт.
Лисе повезло. Ей попались в лапы два сенатора и больной (при жизни) ожирением какой-то хрен из Администрации президента.
-- Какого президента? – Поинтересовался Google.
-- А тебе ни один ли хрен? Кстати, хрена нет ли? И сало лучше бы подкоптить.
-- Это тащиться на высокий берег к пожарам? Нам ведь лень?
-- Нам ведь лень. А свежее сало… оно даже вкуснее… особенно когда с гнильцой.
-- Гнильца – форевер, - промычал Николай Васильевич, вгрызаясь остатками зубов в бедро того сенатора, что был потолще.
-- Кстати про форевер. Ты слышал, что из-за этой глупой войны воссоединились Pink Floyd и даже записали альбом The Fuking Cut.
-- Да, панночка, кто бы мог подумать…
-- За номером седьмым, как положено, там есть трек Put your friendly hands on my desert. Заспіваймо?
* * * * * * * * *

С высокого берега было слышно, как Google и лиса в два пьяных голоса, безбожно фальшивя, пели: "Brezhnev took Afghanistan. Putin took Ukraine. And Putin over lunch one day took a submarine with all hands apparently to make him wake up dick", хотя кто кого взял, на самом деле было не ясно, да и кто там встал, тоже не имело никакого значения.

Енот и кошка стояли, держась за руки, как первоклассники, и смотрели вниз. За ними догорал город, воздух был сладкий и пыльный. Кошка хотела что-то прошептать, но закашлялась.
-- Ты сказала: давай напьёмся?
-- О, тебе тоже нужно вымыть уши, как и глупому Google'у, - улыбнулась кошка. – Хотя Николай Васильевич поначалу всё правильно понял.
-- Что, прямо здесь? – Удивился енот.
-- Нет, конечно, это лучше делать дома.
-- Тогда пошли домой, - сказал енот.

Довелось мне вчера провести время в одном ресторане, который считается весьма хорошим. Надо было переговорить с уважаемым журналистом о его предполагаемой работе в журнале (мы же журнал начали выпускать), ну и решили провести деловую встречу в пафосных стенах.

У нас могут сделать евроотделку помещения, придумать авторский дизайн (ага, особенно бледно-зелёные лампы с низким размещением, из-за чего все лица тут же становятся физиономиями утопленников и старорежимных вампиров - не "бледных и прекрасных", а основательно полежавших в земле), могут сделать реально дорогую атмосферу – но у нас никогда не уберут ошибок в меню.

Правила слитного и раздельного написания "не"ведомы.

Один и тот же салат за несколько блюд успевает изменить написание: если в "Цезаре" (вверху) он пишется "романно" без кавычек, то несколькими блюдами ниже он уже превращается в упрощённый "романо" с кавычками.

Ну, "мороженное" – это и в самом деле классика жанра. Я встречала в нашем "наукограде" только одно (!) заведение, где было бы стойко написано "мороженое". Во всех других в лучшем случае как в анекдоте "один кофе... и один булочка", в смысле через раз:  то "мороженое", то "мороженное".

Но звездой вечера, бесспорно, стало вот такое блюдо:

Революция в русском (а также и французском) языках, а заодно и в кулинарии, ибо эскалоп готовится из вырезки, каковой печень считаться не может. Кстати, уточню, что я сие блюдо не заказывала, мне эти "гры" не нужны – просто увидела, ибо я люблю изучать меню на предмет таких вот орфографических вкусняшек.

Настроение сейчас - фотографическое

В колонках играет - практически тишина

(кадр из Pillow Book. Там много таких)

Кажется, у Гринуэя в Pillow Book (оптимистической трагедии) главный герой (Юэн МакГрегор), собираясь покинуть этот мир, пишет своей любовнице (не старой ещё Вивьен Ли Вивьен Ву) записку: мол, давай уже встретимся в библиотеке. В какой? В каждой библиотеке. В любой библиотеке.

В какой такой библиотке? В словаре Ожегова под редакцией правнуков Шведовой за 2064 год даётся такая дефиниция нашего понятия: "Б. (устар.) -и, ж. В древности учреждение, собирающее и хранящее произведения печати и письменности для общественного пользования"

Чорт, какой я старый (был бы помоложе, написал "чёрт"). Лет десять назад я был записан в библиотеку и брал там свежие "толстые" журналы. Сегодня я читаю книги в ридере, покупаю только коллекционные глянцевые кирпичи и только в подарок (как, впрочем, и коллекционные DVD). В устаревшее книгохранилище я хожу лишь затем, чтобы почувствовать запах - новых книг, старых книг, древних книг (обоняние для меня вообще главный способ восприятия мира). Специальные дамы причёской из валиков мигом определяют во мне чужака ("что припёрся, мудила, иди за гаражи нюхать свой клей") и изгоняют из библиотеки. Каждой библиотеки. Любой библиотеки.