...от этой бесконечной городской зимы, не продохнуть. Опять снег и мороз, мороз и снег - края не видно.Чёрный лёд, серый снег, щедро брошенная под ноги горожан химия превращает враз новорожденный снег в прогорклую позапрошлогоднюю  кашу. На дорогах двенадцать баллов из десяти. Небо, хмурая ряднина, зацепилось за крыши высоток-домов, нависло, провисло, давит душу камнем. Грешное тело уже не ноет, оно воет от этих сто одёжок и шуб-дуб, голова от шапок-капюшонов сумбуром тупичковым в ширину пухнет, а ноги-узники, закованные в кандалы-сапоги, уже пишут зеленоглазой, теплосердечной сестрице-весне черновик прощального письма, всё на начистоту, на совесть: мол, хорошо не жили, нечего было и начинать. Чую силы на исходе, ещё неделя-две такой погодной безысходности и, боюсь, дойду до края - простужу смертельно свой цветастый горячий темперамент, напрочь испорчусь характером, стану не девка и не баба - возьми и брось!..

Изо всех сил сопротивляюсь, согреваюсь, борюсь. Сегодня вооружилась очередной партией перчиков-чили, гранатами и цитрусовыми (стандартный зимний набор - лимоны, мандарины, апельсины и грейпфруты). А, чтобы было не так горько и кисло, ухватила в кулинарии "Новуса" на ужин фаршированного карпа - традиционный гефилте фиш. Ну, что могу сказать! Моя Соня готовит её (рыбу) краше, полюбовнее кости выбирает, более нежно и трепетно, что ли, а хлебом не разбрасывается, но в остальном, учитывая нависшее над головой дурниной серое, расхлябанное небо, беспросветную зимнюю тоску, довольно неплохо у их Сони выходит.

Если погоды не успокоятся, ещё к их Соне пойду, пусть мою Соню порадует нашим умением и стремлением руками к сердечному совершенству, когда не только желудок поёт, но и язык не молчит. Скорее, в полнолуние пойду, оно близко не только по календарю, но и женской душе, будь она девичья или бабья. Но для поправки женского здоровья, бесспорно, нужно самой из себя рыбу дней творить. Чистить чешую, удалять жабры с плавниками, потрошить внутренности, сдирать кожу "чулком", выбирать тщательно кости - большие и мелкие, измельчать мышцы в фарш, дружить их с белым хлебом, рубленным в пыль луком, яйцами, солью, сахаром и разнообразными перцами (как показывает жизнь, в анамнезе рыбы перцев много не бывает), месить месиво и заполнять им свою кожу без пустот...

Без пустот - вот, что для спасения женской души от этой бесконечной зимы в городе главное. 

На этой неделе, наконец-то, дочитала мемуары Вырубовой Анны. Благодаря "Странице моей жизни" удивительным образом получилось на характер осилить параллельное чтиво, моду быстротечных дней - "Маленькую жизнь" Ханьи Янагихары. Уж не помню, кто Х.Я. посоветовал, скорее, как в том анекдоте - музыкой навеяло. В общем, я о том, что никогда не умела писать рецензии на прочитанное, и в этот раз пытаться не стану, потому, что слово - не воробей, а "Маленькая жизнь" - нежитова доля, о которой слово куцо..

Зато вам взамен могу показать картинку. В ней всё! И живая, и мертвая вода февраля, и даже те симпатические чернила, которые достать и...

.

Все имеет свой конец, свое начало. Ничегоус невечноус, даже Мары злые проделки. Как бы она не лютовала, не бесновалась мраком и холодом, как бы не грозилась воцариться в Городе навечно, а богиня весны Лада к нам уже идет, радость света и тепла несет. 

Зима таки перевалила за экватор, весна, однозначно, скоро придет. Мне об этом высокими небесами, ярким солнцем и щебетом птиц пропел вчерашний день.

А где же морок? - спросите вы. Убежал! Испугавшись звонких ритмов Лады, отправился из Яви в Навь, там до поры до времени схоронился-спрятался, что твой злодей-разбойник. Он бесспорно за эти сорок дней до весны еще не раз из-за угла нам филином ухнет, выпрыгнет чертом из табакерки, но мне уже не страшно. После вчерашней прогулки совсем не страшно.

Айда и ты мной!

Киев. Мариинский парк. Полдень. На термометре -11 нашего Цельсия.

Солнце в глаза, мороз, умноженный на влажность, щипет щеки и нос, но у меня улыбка на все лицо, быстрые ноги, легкая душа, а на сердце дивное ощущение ща-сти-я, как из прошлой жизни, реально из школьного детства: как будто я под видом выполнения важного задания ушла с уроков.

"Вижу цель - не вижу препятствий!" - этот сказ не про меня. "Для бешеной собаке семь вёрст не крюк" - вот про меня. Поэтому так и только так: от спящего фонтана Термена да к летней концертной площадке. 

А вокруг-то такая красота для глаз невозможная, 

пить ее жадно, взахлеб, впитывать каждой клеточкой и прорастать жизнью до самого небушка - высокого, ясноглазого... 

А потом добежать до смотровой площадки и постоять на киевских кручах, пытаясь разглядеть с девяностометровой высоты левый берег, где еще Мара кублится, 

крутит, вертит, хороводит.

Но левое дело - не правое. Над правым берегом небо ясное, облаками расписное, очень оно к лицу Мариинскому дворцу.

Фонари, ель, перспектива.

Иней Берендея вблизи

и вдали.

Аллеи,

прошитые солнцем.

Дети и гули. 

-Берта, Берта-аа!.. - несется над парком раскатистый папин бас. - Не беги так быстро! - Даже не оглянулась, но как же заливисто хохочет.

Парковая скульптура. Две. Одна, та, что на переднем плане, каменная, символизирует антагонизм Мары и Леды, который на самом-то деле оказывается единым, неразрывным целым, вторая, за ней, из снега. Ее на моих глазах по памяти, вслепую, лепит Пигмалион в красном. Лепит, творит бабу, свою Галатею. Так и замыкается круг. Зима перетекает в весну, весна - в лето, лето - в осень, 

а осень - в зиму.

И философский спор "Что появилось первым, яйцо или курица" бесконечный. По крайней мере пока на Земле существует разумная жизнь.

Но спор философов не мешает новому году приходить. Ему, на самом деле, неважно когда - 1 января, 14 января, 1 марта, 1 сентября...  ведь календарь придумали для своего удобства люди, ему главное - систематически и вовремя. Наряжать деревцо - ель, как символ нового года (возрождение жизни из смерти), тоже придумали люди, и мне кажется, что это очень здорово. Очень радостно и красиво это зимой. Правда ведь?

Выйдя из Мариинского парка, 

перебежала на противоположную сторону, дабы поздороваться с порталом в сталианс. Говорила уже, что трепетно и нежно его лю. Особенно наш, УССР-ский, послевоенный, уж очень он колоритный и самобытный. 

А потом быстренько-быстренько 

вдоль ограды на ладан дышащего завода "Арсенал"

к монументальной шишке. В осеннем наряде я уже ее вам показывала http://www.liveinternet.ru/users/658348/post401103806/, теперь вот покажу в зимнем.

Вот и конец пешей прогулки. На фоне практически весеннего неба метро "Арсенальная" - самая глубокая станция в мире (глубина залегания 104 м), пушка и дом-самолет по проекту архитектора Каракиса, но о нем (Иосифе Юльевиче) как-нибудь отдельно, в следующий раз, чтобы не набегу, а с толком, тактом и расстановкой, в общем, обстоятельно.

Вечером понедельника Город внезапно затянуло легкой дымкой, недвижной пеленой, за ночь она окрепла, превратилась в неестественно густой туман. Жители панически забеспокоились, синоптики успокоили: "Ша! Это - смог, смог вульгарис. Да, необычно для Киева зимой, ведь Киев не Лондон, но такая выпала карта, такие погоды стали". И еще что-то про антициклон, атмосферное давление и прочие факторы. У взрослых так всегда. Всегда все обыденно и просто.

Но я еще не окончательно взрослая, я неистово продолжаю верить в сказку. Зимой это, как водится, сказка про Мару. Мару-Марену - то ли девицу, то ли бабу, то ли сучью дочку, Кощееву жену, черную луну, у которой ворон на плече, серп в рукаве... но ничегоус невечноус. 

Весь ноябрь и декабрь Мара, рук не покладая, плела, вывязывала для Города саван-покрывало, старательно подбирала  ниточку к ниточке, да все серее серого. Плела, плутала, распускала, опять плела, вывязывая низкое, на голову падающее, небо. Но в новогодье враз все её, смерточке подобные чары, превратились в  мишуру, конфетти, сгорели в пламени свечей, растворились в игристом, растаяли в смехе.

Другая бы сдалась, но не Мара. Собралась, да как ухнула! И в Рождество так на работу активно накинулась, что мы от морозов вскрикнули. Пока мы кричали, кряхтели и послевкусием жаловались, она, памятуя, что Святки коротки, без сна, глаз не смыкая, нам саван плела. Ко вторнику работа была готова. 

Вышла ранним утром на тропу к молочнице Ларисе за творогом, а оказалась в романе Кинга.

Ползли, холодные, над мертвою травой водой...

Мои земные ходики опять, как водится в конце годового круга, расшатались, шалят. Не только дни пролетают со свистом, но и недели пулей, пулей со смещенным центром тяжести. Не успела как следует - широко и щедро - встретить рождение своего личного года вчера, а уже сегодня, говорят, нужно готовиться к его проводам. Готовиться к проводам заблаговременно! шить новый саван-новогодний наряд, приводить в порядок дела, вычищать горизонтали для новых вертикалей, примерять посмертную маску... 

Пошла вчера с утреца лицом фотографироваться на пропускной документ (у нас тут строго - каждый год будь добр покажи свой бобр). Вам что надо? - спрашивают. - Лицо! - отвечаю. - А размер? - Реальный! - На паспорт или в пенсионный фонд? - А можете? - Что? - Всё! - В смысле 4 на 6? - Ага, как есть. - Так запросто!

Ну да, год на исходе, зима в завязи, пенсионный фонд предложениями, люди как люди, а как ты хотела-то, когда и  крыши уже покрылись белым, и хмель уже не хмель, а всего лишь декорации - помпончик на шапочке декабря!

Сегодня вечером все снегокосом дрожащей рукой пустила: и снег на крышах, и хмель, и даже волосы. Оттепель...

От тебя той и до меня нынешней ничего не осталось, всего-ничего - между двумя снегопадами одна оттепель, а в ней затылок голый мой, неприкрытый для нежности...