Григорий Соломонович Померанц. Метафизическое мужество. Континент, 1996, № 89

Что такое метафизическое мужество? Этот термин я, по-моему, сам придумал, хотя, вероятно, он был известен и раньше. Я не отстаивал приоритет. Просто мне это впервые пришло в голову, когда я обдумывал, с чего я начал свое развитие. Я несколько раз говорил и писал об ужасе, вызванном во мне тангенсоидой, уходящей в бесконечность. Мне было тогда 16 лет. Я попробовал сосредоточиться на своем месте в бесконечности и почувствовал, что могу свихнуться, что я тону в ужасе. И я остановился. Я решил подождать…

[...]

Отсутствие метафизического вдохновения, как и отсутствие боевого вдохновения, можно форсировать. Простейший способ, применявшийся в древности – напитки из мухоморов и тому подобных галлюциногенов. Выпившему сомы море по колено, небо по колено. Есть один из гимнов Веды, в котором описывается состояние человека, напившегося сомы. Он очень убедительно показывает состояние древнего наркомана. Но употребление вне обряда, как ежедневное удовольствие, если и было в древности, то вело к гибели племени, в котором было это, потому что оно разрушало людей. Поэтому в тех племенах, в которых эти вещи дошли до нас, это всегда редкий обрядовый акт, и вписывается в обряды. И сегодня злоупотребление этим может привести к гибели всей цивилизации. Именно поэтому Будда запретил форсирование физическим опьянением духовный подъем. И когда я рассказывал вам, как американец Уоттc пытался сказать Судзуки, старейшему [учителю] в Дзэн, что можно сделать первый шаг с помощью таблеток, Судзуки ответил ему старинным диалогом: «Учитель, укажи мне путь», — имелось в виду, к просветлению. Учитель отвечает: «А ты уже позавтракал?». «Да». «Так пойди и вымой свою миску». То есть, глубина и связанный с этим духовный подъем должен быть связан со всем контекстом жизни, он не должен вырывать человека из обыденной жизни, а только подсвечивать ее. И Судзуки определял Дзэн, как ваш обычный повседневный опыт, но на два вершка над землей.

[...]

Зрелище бомбежки вызвало у меня то, что я потом определил как психическую травму, ранение, контузию, пережитые мною разом. И я искал доводы как бы преодолеть этот страх, а потом подумал: «Я же не испугался бездны пространства и времени, что же я самолетов испугался!». И вдруг страх исчез. Но это же не довод подействовал на меня! Нельзя страх победить доводами, можно доказать, что нет опасности — но ее не было с самого начала, а страх был. Это я не сразу понял, а только впоследствии.

Есть уровень поверхностной жизни, когда бесконечность – математический символ, не затрагивающий сердца, есть поглубже уровень метафизического страха, о нем в 20 веке много писали экзистенциалисты. И есть уровень глубины, где исчезает страх, уровень причастия бесконечности, внутренней творческой бесконечности. Освободило меня от страха не доказательство – страх нельзя победить доказательством, но если приоткрывается внутренняя глубина, страх исчезает. Значит, помогало мне припоминание того, что при попытках моих сосредоточиться на бесконечности приоткрылась какая-то внутренняя глубина.