... " />
, как на конвертах ...
Помню, как на конвертах и открытках стали появляться прямоугольнички для написания почтового индекса. Чудо! Автоматическая сортировка! По телику показывали, как машина пуляет конверты в разные стопки. Диктор успокаивал тех, кто до сих пор не знал индексов получателя и своего отделения. Дескать, спокуха, доставим и ваши письма. Только если их будет сортировать не знающий устали и ошибок агрегат, а не подслеповатая тётенька, это произойдёт значительно быстрее.
Я знал оба. И наш, и бабушки Ани. Мы ведь в основном общались с Рязанью. И если кому-то нужно было напоинить, с большим удовольствием демонстрировал взрослые возможности детской памяти. "Тристасорокчетыренольдвадцатьдевять" - это наш, сельмашевский. А "тридцатьдевятьнольнольтринадцать" - это "Михаловка".
На конвертах был образец написания цифр. Он продуманно располагался рядом, если открыть клапан. Но народ ещё долго вписывал циферки как попало. Им объясняли: так машина не прочтёт. Но читаемое машиной кардинально отличалось от того, чему нас учили в школе. Трудно было себя ломать и перестраиваться. Ошибались, исправляли жирно вырисовывая, зачёркивали, в досаде комкали и брались за новый конверт. А чё, всего пять копеек делов. Авиа - 7.
... тоже не
. Зато
происшествие, которое ... : "ДушкИ
?" Дело было ...
Некоторые могут похвастаться воспоминаниями о себе чуть ли ни с третьего памперса. Дескать, лежу я значит такой в своей коляске малинового цвета. а надо мной дедушка спичечным коробком трясёт. Я, кстати, тоже пытался претендовать на суперпамять. Глядя на фотку, где сижу на кровати а на голове папина папаха меховая... ну шапка пирожком, как носил Горбачёв. Сколько мне там... Года полтора? А за спиной ковёр. Такой знакомый-знакомый. Но потом до меня дошло: это не воспоминания себя. А помню я либо сам ковёр - он же потом ещё долго с нами жил - либо уже саму фотку из альбома.
А вот точно помню себя, начиная с детского садика. Это сколько? С пяти? Раньше? В садике мне жилось великолепно. Отплакал первый день, а потом уже лафа. Первые любови, первые друзья-пацаны... Правда, одна воспиталка была... Редькина Людмила Александровна. Но её с лихвой перевешивала добрая Людмила Ивановна. Да что я пересказываю? Уже ж написано. В общем, начиная с садика, у меня уже сплошной поток воспоминаний. А фрагментами всплывают события и более ранние.
Недавно мама рассказывала Артёму про моё детство. Дескать, каких только нянек у твоего папы не было. Раньше ж как: родила, два месяца и будь любезна на работу. А она умудрилась со мной и третий просидеть. Ну там отгулы, за свой счёт... И вот идёт она по Юдино. Рожала-то меня она в Рязани. На родину ездила. А потом вернулись в Юдино, где отрабатывали с папой после своих учебных заведений. Где и познакомились.
Ну вот. Идёт, значица, мама кручинится: куда меня девать? Увидела женщину, помогла донести сумки. А по дороге и спрашивает, дескать, не знает ли кого, чтоб за мальцом приглядеть? Та прям сходу: "Приводите. Сама я детей не люблю. А вот мой муж обожает".
И первой моей нянькой стал дедушка. 72 года. Мама говорит, заботливый такой. Пелёнки закаканные застирает и развесит. Яичко от своих курочек сварит, почистит и вокруг меня с ложечкой: Олеша, Олеша... 7 месяцев меня нянчил. Потом у папы закончился третий год отработки и можно было уезжать в Ростов.
Нет, того дедушку совсем не помню. Только с маминых слов. Как и следующую няньку, тётю Марусю Луговую. Луговые в четвёртом подъезде жили. А мы в третьем. Папины родители разгородили свою комнату в коммуналке. Вот все и поместились.
Тётю Марусю тоже не помню. Зато помню происшествие, которое случилось при ней. Мама Артёму: "Папа у тебя головастый был". Это она подначивает. Да застревала у меня голова. Один раз между трубочками в спинке кровати. Ну раньше такие железные кровати были. Две спинки и панцирная сетка. В спинках трубочки вертикальные. Вот между ними и сунул. Уши обратно не пустили. Расплакался. Но быстро освободили - разогнули трубки. Нет, это тоже не помню.
Помню другой случай. Когда голова застряла между стеной и боковой стенкой буфета. Чуть пониже столешницы. Если б немного вверх, как и засовывал, то вытащил бы. Но я ж тянул на себя. А дверной наличник не пускал. Голова. как в пазу была. Ну подёргался и, естественно, разрыдался. Больно не было, дышалось свободно. Но паника - дело такое... ПугАло, что дело затянется надолго. Хотя, куда мне тогда было спешить?
Тётя Маруся бросилась к соседкам. Евдокия Петровнна тащить меня за голову. Никак. Ору. Сгоряча было схватились за буфет, но хорошо, что он не поддался. А то вдруг бы да и хрупнули голову, как орех? После мозгового штурма потащили вверх не одну голову, а целиком весь организм. И спасли. Вечером, когда все вернулись с работы, папа с дедушкой придвинули буфет поплотней к стене. Будем считать этот случай моим первым воспоминанием.
Ну и ещё одно, до кучи. Бабушка Шура изредка меня подкалывала: "ДушкИ помнишь?" Дело было так. У бабушки, помимо флакона духов "Красная Москва" - наверное, стоявшем у любой советской женщины - был ещё набор "Кремль". (Название мне сейчас Яндекс напомнил.) И когда кремлёвский флакончик иссяк, бабушка у меня на глазах капнула в него пару капель воды. Не знаю, что это было. То ли урок бережливости. То ли передача опыта. То ли давно задуманный эксперимент. Сказала, мол, ещё на разок подушиться получится.
Я намотал на ус и стал ждать, когда закончится "Красная Москва". Хотелось применить лайфхак на практике. А духи всё никак не кончались. И тогда я пошёл и вылил остатки в умывальник. Где-то четверть флакона. И сразу набрал водички. Только не две капельки, а половину флакона. Мне хотелось, чтоб бабушка долго пользовалась сэкономленным. И нахваливала мою сообразительность. Показывать не стал. Пусть, думаю, сюрприз будет.
И он случился. Бабушка - не-не она со мной всегда спокойно и без репрессий - протягивала флакон, где вместо янтарной жидкости, бултыхалась блёклая муть. И я, лучась гордостью и рассчитывая на умиление, - сэкономлено-то немало - обрадовал бабушку. Дескать, душкИ согласно её рецепту, только много. Вылил? Ну да, немножко пришлось вылить. Зато теперь-то!..