"4 марта мы были с дочерью на коротком свидании с Таисией в областной больнице Тверского УФСИН в городе Торжок. Из женского лагеря в Вышнем Волочке Таисию туда вывезли в ночь на 16 февраля. От Волочка до Торжка расстояние 70 километров. Примерно столько же ещё от Торжка до Твери. Но заключенных женщин везут этапом из колонии через Тверь, делая крюк в 140 км. Поэтому Таисия приехала в лечебное учреждение лишь спустя шесть дней, побывав ещё в СИЗО Твери.

Федеральное казенное лечебно-профилактическое учреждение «Областная больница Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Тверской области» - именно так оно официально называется, находится на окраине города Торжка. Совсем недалеко располагается ИК-4 – мужской лагерь для заключенных, где отбывал свой срок Сергей Мохнаткин. Больница системы исполнения наказания, это не совсем больница в обычном понимании этого слова, а именно «учреждение» лагерной системы со всеми необходимыми атрибутами – забор с колючей проволокой, вышка около входа и т.п. Таисию привезли сюда на «обследование» только после того, как появилась информация в СМИ о ситуации с медчастью в колони Вышнего Волочка, и о том, что Таисии там перестали выдавать необходимые ей лекарства. Мне тогда позвонили из аппарата уполномоченного по правам человека Лукина, а в колонию приехала высокая комиссия из системы ФСИН и Таисию пообещали отправить на «обследование». Слово «обследование» я пишу в кавычках, потому что необходимого обследования как такового в этой тюремной больнице не проводится. Ещё до приезда сюда появилась информация, что там нет даже врача-эндокринолога, то есть специалиста, способного диагностировать заболевания вроде сахарного диабета, которым больна Таисия. Оказалось, что это действительно так, и лечащий врач (хочется слово «лечащий» тоже заключить в кавычки) просто не знает, какие анализы и тесты надо проводить для диагностики данного заболевания... Таисия сама объясняет врачу, что необходимо делать для диагностики. Врач после этого звонит кому-то, советуется и в итоге соглашается с ней. Но тем не менее, за 10 дней нахождения в тюремной больнице Таисии, например, так и не сделали глюкозотолерантный тест (сахарная кривая), что является самым первым из методов диагностики сахарного диабета. При всем при этом ей в больнице назначили пить таблетки, снижающие уровень сахара в крови, что делает совершенно бессмысленным проведение любых тестов и анализов, потому что невозможно замерить сколько организм сам вырабатывает инсулина, и соответственно трудно установить тип сахарного диабета и степень тяжести заболевания.

В целом поведение всех врачей в системе исполнения наказания можно охарактеризовать как равнодушное. Основная установка... – заключенный по определению симулянт и выдумывает себе заболевания, чтобы избежать наказания. Врачи занимаются не установлением диагноза и назначением лечения, а доказыванием противоположного – заключенный ничем не болен, а если и болен, то чуть-чуть. Йодом помажем, и пусть сидит дальше... Таисии приходится со скандалом добиваться осмотра её различными врачами. При этом все делается абсолютно формально. Про то, как ей проводили УЗИ внутренних органов, она пошутила, что можно подавать заявку в книгу рекордов Гиннеса, ибо с такой скоростью никогда ещё УЗИ ей не делали. Впечатление, что врач, проводивший УЗИ, заранее знает результат и просто для вида совершил необходимые манипуляции. В тюремной больнице в Торжке Таисии разрешили пользоваться медикаментами, которые я ей передал ещё в лагерь. Эти таблетки так и путешествовали за ней по этапу из Волочка, через Тверь в Торжок. Разрешили, т.к. собственные препараты у них отсутствуют. Сама Таисия уже не видит смысла нахождения в больнице УФСИН, убедившись в том, что никто не собирается по-настоящему её обследовать, устанавливать диагнозы, назначать лечение. Она уверена, что диагнозы будут написаны так, как нужно тем, кто её сажал, ибо тюремные медики лишь часть лагерной системы и работают по её правилам. Что такое клятва Гиппократа они вряд ли помнят".
Вся инфа по делу Таисии - http://spasem.org/
Список политзэка по версии группы Война - http://plucer.livejournal.com/577435.html

Исх. № 03/02/13 от 03 марта 2013 г.

ЗАЯВЛЕНИЕ
следственным, надзорным и судебным органам РФ от ветеранских организаций Военно-морского Флота, военных моряков и членов их семей по поводу обвинения Полиховича Алексея Алексеевича, 1990 года рождения г. Москва, студента РГСУ, матроса Северного флота в запасе, в участии в беспорядках на Болотной площади 6 мая 2012 года...

Мы, военные моряки, внимательно наблюдаем за ходом следствия по, так называемому, «Болотному делу», в котором невольно оказался замешан наш соратник по морскому братству и воинскому строю Полихович Алексей Алексеевич – уволенный в запас матрос Северного флота с эскадренного миноносца «Адмирал Ушаков».

...По нашим сведениям матрос Полихович Алексей Алексеевич отдал свой долг Родине в ВМФ достойно, и ему было предложено поступить в Федеральную службу охраны Президента, куда существует еще более тщательный отбор. Это почетный знак особого доверия и весьма положительная характеристика моральных и деловых качеств Алексея. По результатам бесед с однокурсниками, преподавателями и родителями известно, что он не состоял в каких-либо партиях, движениях, организациях экстремистского толка, не поддерживал течений националистической направленности, не получал средств от иностранных спонсоров и не мог являться организатором и соучастником «беспорядков» на Болотной площади. Весьма вероятно, что если бы не сомнительные действия сотрудников полиции и ОМОНа на разрешенном властями митинге «За честные выборы», то никаких «беспорядков» на Болотной площади не случилось бы. Нам известно, что между участниками митинга не было драк, взаимных оскорблений, машины не поджигались, витрины целы, посторонние лица не пострадали. Нас беспокоит, что бывший матрос Полихович Алексей Алексеевич, отсидевший 8 месяцев в тюрьме уже понес значительное наказание, как моральное, так и материальное, за поступки, которые при самом суровом подходе нельзя отнести не только к уголовным преступлениям, но и к серьезным административным правонарушениям. Осудив бывшего матроса Полиховича на значительный срок, по весьма спорным основаниям, суд должен понимать, что любви и уважения к власти, у Алексея не прибавиться, а пример издевательств над честным патриотом России станет еще одни аргументом в арсенале жестких критиков режима.

Мы, военные моряки адмиралы, офицеры, мичманы, старшины и матросы, действующие и находящиеся в запасе, требуем изменения меры пресечения бывшему матросу Северного флота Полиховичу Алексею Алексеевичу с освобождением его до суда под подписку о невыезде.
Он москвич и бежать ему некуда, преступной деятельностью никогда не занимался, а честно служил во флоте и учился в университете, подавая пример современной молодежи. Обращаем внимание следственных, надзорных и судебных органов на то, что за этим делом следят тысячи бывших и действующих военных моряков, военнослужащих и членов их семей вследствие чего любая несправедливость в отношении соратника может серьезно уронить авторитет властных структур в их глазах.

Председатель Межрегионального движения «Союз военных моряков» капитан 1 ранга Кресик Анатолий Федорович
Председатель Межрегионального движения «Союз ветеранов боевых служб ВМФ» капитан 2 ранга Матвеев Александр Александрович
Председатель Межрегионального движения «Женсовет жен, сестер и матерей, военнослужащих и ветеранов ВМФ» Почтовская Галина Ивановна
Председатель Межрегиональной общественной организации «Плацдарм» в защиту прав военнослужащих Залищак Владимир Борисович
Принято единогласно на совместных заседаниях Центральных Советов общественных Движений и Союзов ВМФ 3 марта 2013 года
http://rosuznik.org/news/154

Список политзэка по версии группы Война - здесь: http://plucer.livejournal.com/577435.html

Вчера в твиттере Настя Каримова написала крайне неприятный для меня твит - что я якобы стал свидетелем обвинения в деле Бароновой. Сегодня сама Маша уточнила суть дела в своем ЖЖ - http://ponny1.livejournal.com/714475.html. Слава богу, до обвинений в предательстве она не дошла, тем не менее обвиняет меня в нанесении ей непреднамеренного вреда в рамках следствия по делу 6 мая.

В связи с этим хочу заявить следующее:

1. И я, и мои помощники всегда находятся на передовой - там, где людям нужна помощь. Увы, в последнее время это часто оказывается наказуемо властями, по многим моим соратникам заведены липовые уголовные дела. Юридическая защита моей команды и других активистов, помощь адвокатам, поручительства и связанные с этим поездки по стране занимают серьезную часть моей работы. До Маши еще никто не подвергал сомнению необходимость этих действий. Единая Россия и ее пропагандисты активно используют все эти уголовные дела для моей дискредитации и контрпропаганды, тем не менее ни от одного из моих сотрудников и единомышленников я не отказался, какие бы тяжкие обвинения им не предъявлялись.

2. Несмотря на то, что я защищен неприкосновенностью, да и без нее имел бы возможность не давать свидетельские показания, прикрывшись 51й статьей Конституции (как поступили многие коллеги), после возбуждения дела против моего бывшего пресс-секретаря Марии Бароновой я добровольно пошел в Следственный комитет для защиты ее и других людей, попавших под каток "правоохранителей". Эти показания с высокой степенью вероятности могут потом использовать против меня, однако я подробно рассказал о происходившем: что никаких беспорядков не было, что ответственность за столкновения и срыв мирной акции несет полиция, что злополучная видеозапись, используемая против Бароновой, смонтирована из нескольких отдельных эпизодов. Подробнее это описано в моем посте того времени - http://ilya-ponomarev.livejournal.com/516624.html.

3. С Марией Бароновой я общался за два-три дня ДО похода в СКР, и о сути предполагаемых показаний она знала в полном объеме.

Я выражаю сожаление, что неопытная во взаимодействии с российскими правоохранителями Мария так легко ведется на их разводки и провокации, и разбивает единство наших юридических действий. Прошу всех, кто это читает, относиться к эмоциональным высказываниям с пониманием всех обстоятельств. Думаю, ход суда расставит все по своим местам.

"Я начну с того, почему я решила идти в гражданский суд и оспаривать так называемые нарушения. Со стороны, или, как говорят на зоне, с воли, представляется, что это нужно для УДО. Нет здесь никаких иллюзий, я знаю, что в политическом деле говорить о таких формальностях, как поощрения или взыскания, и вообще о самой процедуре УДО нелепо. И поэтому я здесь не в преддверии УДО. Я здесь по другой причине. Я полагаю, что, когда совершается так много жестов, направленных на несправедливость, людям необходимо говорить о положении вещей. И формальный исход этого процесса – признание действий администрации колонии незаконными – для меня как бы символ того, к чему я стремлюсь. Я полагаю, что тюрьма отражает общее положение вещей в России. Мы все знаем, что такое принуждение, бессилие, бесправие. В колонии мы окружены приказами или обязанностями, в зависимости от того, носим мы мундир или халат с биркой. Внутри обычная усталость и тоска по справедливости. Я хочу просто напомнить о том, каким образом мы живем, как мы существуем в колонии, чтобы потом не требовалось сказать, что, вот, я не знал или что все так делали. Я хочу заявить, что не все, не все так делали, и я тому живое подтверждение.

Я хочу сказать о том, что есть выбор, есть свобода выбора в действиях любого человека, будь то осужденный за преступление, сотрудник администрации или суд – всегда есть выбор между несправедливым решением и решением справедливым. Здесь, в колонии, есть много осужденных, которые очень хотели бы сказать свое слово, которые очень хотели бы заявить о своем несогласии с теми действиями, которые производит администрация учреждения относительно них, а эти действия носят систематический характер. Но эти осужденные, во-первых, боятся это сделать, а во-вторых, они просто не знают, каким образом это делается. Им никто не объясняет, что то или иное действие администрации можно обжаловать в суде, никто нам этого не говорит, абсолютно замолчанный факт. Но если вдруг кто-то из осужденных решается написать в прокуратуру, чтобы обжаловать то или иное действие администрации, то, когда все-таки приезжает проверка, она чудесным образом находит, что все законно, хотя чаще всего жалобы вообще не выходят за пределы колонии. У нас в исправительной колонии №28 очень много людей, осужденных за наркотики, очень много наркоманов, и многие из этих людей принимают наркотики практически с детства. Они очень хотят вылечиться. Очень многие люди подходили ко мне и говорили о том, что они хотят быть здоровыми, хотят вылечиться, они хотят, чтобы им помогли. Я каждый день вижу, как они идут строем на фабрику, а после работы на фабрике разгребают лопатами снег. Всю зиму они убирали снег с участков, волоча его по земле, складывали в огромную гору, чтобы весной теми же лопатами эту гору разбрасывать. И здесь, в колонии, это называется труд. Это набор действий с минимальной пользой и максимальной нагрузкой, от которой осужденный не имеет права отказаться. Осужденный в принципе не должен спорить, отказываться, создавать проблемы. Проблема там – делать норму. Норма – это вообще универсальная категория в России и преступный психологический термин. Люди выполняют норму, следуют норме, наследуют норму.

Норма – властный режим, как говорят у нас в женской колонии. Этот режим в колонии, в рамках которого действуют осужденные и администрация, он не нравится никому, поверьте мне. Всем было бы гораздо проще без него. И я не говорю, что режим вообще не нужен. Я лишь подчеркиваю тот факт, что он остро, очень остро нуждается в изменениях. Почему? Во-первых, потому что этот режим, все эти правила, Правила внутреннего распорядка, они не направлены на развитие и созидание личности. Они, напротив, являются бюрократической процедурой, бюрократическим клубком, в котором запутаны абсолютно все участвующие. В этом клубке человек увязает, и, по сути, он вынужден не жить, а выживать и терпеть. Достаточно посмотреть по статистике, публикуемой правозащитниками, чтобы понять, что уголовно-исправительная система Российской Федерации не работает. То, что заключенный, осужденный встал или не встал на 15 минут позже, ни на что не влияет, кроме психологического состояния, а последующие процедуры, в частности, дисциплинарная комиссия, вызывают огромнейший стресс. Эти 15 минут не влияют на трудоспособность. То есть осужденный не опаздывает на работу, не опаздывает на учебу. Ничего вообще не происходит и не меняется за эти 15 минут. Кроме записи в личном деле о налагаемых взысканиях. Налагаемые взыскания обычно влияют на УДО. И вот здесь возникает самый главный момент. Администрация манипулирует осужденными посредством УДО. И эта манипуляция построена на чувстве страха. Она развивает в заключенных такие качества, как замкнутость, зависть, злость, лицемерие. Способствует деградации личности, развивает повсеместную ложь и обман. И в итоге мы имеем общество рессентимента на автономном участке пространства, огражденном колючей проволокой. И ничего общего с исправлением данная система не имеет.

Я хочу сказать, что в какой-то момент мы должны остановиться. Мы все вместе должны просто сказать «стоп» данной процедуре, хотя бы на время вот этого суда. Просто остановиться и вспомнить, что УДО – это не три буквы. Это многие-многие годы, которые многие люди не могут воспринимать как ответственную духовную практику. Люди ломаются за эти годы. Они ломаются физически и нравственно, от усталости, от того, какое количество низости и предательства, с которым они сталкиваются, превышают тот предел, к которому они были готовы. И да, можно стать крепче, можно стать выносливее, можно стать расчетливее. Но эти качества – выносливость, расчетливость – они не дают основы для того, чтобы человек избавился от зависимости. В частности, от наркотической или алкогольной зависимости, от которой страдает большинство осужденных в ИК-28. А вот интеллектуальная и этическая деградация как раз способствует возвращению за колючую проволоку. И есть люди в колонии, для которых зона – это дом. Они не знают другой жизни. И они не хотят другой жизни. Они возвращаются. Они возвращаются к тому, что здесь, в колонии, за них все решат. Им все покажут, их посадят за швейную машинку, они будут шить форму по 8 или по 12 часов. Потом им дадут лопату. А потом, может быть, через годик или другой, им разрешат что-нибудь в качестве поощрения. Есть такие негласные поощрения, посредством чего осужденный может считаться привилегированным. Он получает, например, куртку другого цвета. Или он спит не на верхней полке в палате, а на нижней. Вот эти вот вещи, которые никакого отношения к действительному развитию не имеют абсолютно. Это мелочи, но здесь все завязано на этих мелочах.

Я хочу сказать, что лопата не дает представления преступнику, зачем нужен закон. Что закон обычно в демократическом государстве создается по запросам и по потребностям общества. Я хочу сказать о том, что я являюсь человеком, которому присуще бунтарство, и человеком, который всю сознательную жизнь связан с искусством. И я говорю о пользе закона тем людям, которые этот закон должны исполнять и разъяснять осужденным. Мне кажется, что у меня есть предложение несколько минимизировать абсурд и расставить все по местам. То есть я хочу, чтобы представители закона начали разъяснять этот закон тем, кто его не исполняет. В данном случае это осужденные за преступления. Так как я нахожусь в статусе осужденной, то неплохо было бы, если кто-нибудь начал бы разъяснять мне закон в деталях, а не скрывать положения закона от меня. Этот поступок я совершила от чистого сердца. Я пошла в суд за всех, кто бесправен, за всех, кто не имеет слова, за всех, кто просто лишен этого слова теми, кому дана власть. И верю, что этот поступок как-то увенчается победой и что мы победим на этом процессе. Потому что насилие, которое совершается над созидательным началом человека, не может продолжаться бесконечно. И я хочу сказать, что вещи, связанные с юридическими процедурами, с юриспруденцией, – это то, что мне совсем не близко. Я в этом не разбираюсь, и мне это чуждо.

Как-то философ Хайдеггер говорил о том, что язык – это дом бытия. Так вот, бытие внутри языка в объектах, спецобъектах, положениях, приложениях, ведомственных приказах, ведомственных актах, этапах – это кошмар. И я это чувствую на этом процессе, я здесь погибаю. Я нуждаюсь в самореализации и нуждаюсь в том, чтобы заниматься тем, к чему, на мой взгляд, я была призвана. И мне очень хотелось бы этим заниматься. Мне хотелось бы скорей выбраться и начать заниматься тем, что я должна делать. Я верю в то, что эта всеобщая виктимизация осужденных прекратится. И я допускаю тот факт, что решение уже как-то принято и, возможно, не в нашу пользу, но посредством вот этого процесса, прожив вот эту неделю, возможно, сотрудники администрации поймут. Поймут в первую очередь то, что мы люди и халат с биркой ничего не решает. Мы люди. Это все".
http://www.svoboda.org/content/article/24896288.html

Сегодня слетал на один день в Иркутск, помочь моему помощнику Леониду Развозжаеву добиться соблюдения его законных прав. Вчера мне позвонил руководитель группы защитников Дмитрий Аграновский, не на шутку встревоженный задержанием иркутского (точнее, ангарского) адвоката Лени Вячеслава Иванца, по обвинению в попытке пронести в местный СИЗО-1 мобильный телефон.

Забегая вперед, скажу, что дело это абсолютно смехотворно: Вячеслав просто забыл один из двух своих телефонов в куртке, где он и был обнаружен бдительной охраной, когда тот зазвонил. Никакого смысла в проносе телефона не было: Развозжаев может совершенно спокойно передать что угодно кому угодно через адвокатов, плюс 15 минут в день можно звонить со стационарного телефона СИЗО. Риск же спалиться очень высок. Тем не менее, нарушение правил имело место быть, так что скорее всего Иванца оштрафуют после короткого разбирательства, и у следствия появится дополнительный рычаг давления на адвоката.

Как бы то ни было, в час дня мы с подъехали в Иркутский СИЗО-1. Надо сказать, место это легендарное. Этому заведению 200 с чем-то лет; именно здесь был расстрелян большевиками Колчак. Истории Иркутского острога посвящен целый музей, расположенный в здании СИЗО (довольно любопытный, кстати, с восковой фигурой самого «правителя омского»). В последние годы он пользуется весьма печальной славой; о пытках в изоляторе был даже совсем недавно снят целый документальный фильм "Территория Пыток" (правда, это было при предшественнике нынешнего начальника СИЗО Игоря Мокеева, который весьма болезненно вспоминал об этой ленте).



Совсем недавно Леня передал на волю записку, в которой пишет о давлении, которое на него оказывается в тюрьме (расшифровка выложена в дневнике нашей коллеги по Левому фронту Даши Митиной - http://kolobok1973.livejournal.com/2215392.html). Иванец подтверждает, что Развозжаев выглядит очень нервным и тревожным, серьезно опасается за свою жизнь. Собственно, моей задачей было, во-первых, оценить серьезность угрозы, во-вторых, снизить градус давления на нашего товарища, показать властям и ему самому, что мы не отступимся от Леонида, и не дадим спокойно фальсифицировать это дело.

Статус депутата мне дает право беспрепятственного прохода в места лишения свободы «для проверки условий содержания заключенных». К сожалению, нечеткость этой формулировки оставляет администрации СИЗО возможность трактовки: входит ли в «проверку» общение с подследственным или нет. В полномочиях членов общественных наблюдательных комиссий (ОНК) общение оговорено особо, а в полномочиях депутата – нет. В данном случае, равно как и в декабре в Лефортово, решили, что для общения с Леонидом нужно разрешение следователя, а в нем было отказано по причине потенциального конфликта интересов, из-за моего собственного участия в событиях 6 мая. Однако сегодня мне разрешили спокойно и практически неограниченно пообщаться с другими заключенными, включая бывших и нынешних сокамерников Развозжаева.

Что я увидел? Думаю, в данном случае давление – это не физическое насилие. Прежде всего – это психология. Леня сначала из обычной камеры попал в тюремную больницу, потом попросил перевести его из одной палаты в другую по причине «психологической несовместимости» с сокамерниками. Насколько я могу судить, он посчитал, что его соседи могут оказаться подсадными. В итоге сейчас он попал к настоящим уголовникам-рецидивистам, которые к нему относятся с изрядной долей скепсиса: упоминание в «Анатомии протеста» Тюрика играет свою роль, но не главную, а вот то, что из-за Лёниных свиданий с адвокатом во вторую половину дня всех выгоняют на прогулку морозным утром (сегодня было -36 градусов), а не более теплым вечером, народу сильно не нравится. Вряд ли они интеллигентно и тактично молчат об этом…

Зато с предыдущими соседями (мы с ними смогли поговорить, почитай, полчаса, они меня даже напоили кофе, хоть и в присутствии женщины-надзирателя) разногласия Развозжаева крутились вокруг политики. Они первоходы, и действительно четко настроены на сотрудничество со следствием (думаю, отсюда вывод о «подсадных», не уверен, что это так). Поэтому они плохо реагировали на политические разговоры, опасаясь, что им это может навредить. Я рассказал о Леониде, о наших взглядах и целях – мне кажется, что-то они поняли. Посмотрим.

В общем, выводы у меня такие. Никаких следственных действий в настоящее время в Иркутске с Леонидом не ведется. Соответственно, смысла ему находиться в этом СИЗО нет. Думаю, план следствия – держать Развозжаева в неведении о своей судьбе, активно склоняя его к сотрудничеству как фразами персонала о том, что он тут навсегда, так и манипуляциями с подбором сокамерников и их «мудрыми» наставлениями. Полковник Мокеев явно в этом высокий профессионал, это видно, он свой контингент отлично знает.

Кстати, он мне рассказал несколько историй об очевидно невиновных людях, сидящих по надуманным обвинениям. Например, в последние два года пошел резкий рост числа педофилов – сегодня их в СИЗО 22 человека. Значительная часть из них никакие не педофилы. Думаю, подобные рассказы на Леню могут очень угнетающе действовать, если их правильно подать…

Так что сейчас главная задача – это стиснуть зубы и не верить, не бояться и не просить. Ничего мудрее и конструктивнее мы не придумаем. Развозжаев очень деятельный и очень активный человек, поэтому ему очень тяжело, и он ощущает себя в кольце врагов. Отсюда все проблемы со здоровьем, депрессия и ощущение все возрастающего давления. Это надо пережить, следствие обломает свои зубы: публичность не дает применять к Лене физическое насилие, а возможное медикаментозное в условиях ежедневных встреч с адвокатом тоже ограничено. Так что план СКР не сработает, хотя нервы они, конечно, попортят изрядно.

Мокеев сказал, что из Москвы уже пришел запрос о готовности Развозжаева к этапированию. СИЗО ответил, что медицинских противопоказаний нет. Теперь они ждут официальной бумаги о возврате в Москву, а СКР тянет время. Возможность для транспортировки (через Челябинск) есть дважды в месяц. Так что держим кулаки и ждем Леню домой!

Кому интересно, немного статистики. В СИЗО-1 сейчас около 1200 заключенных. Годовой бюджет учреждения – около 1 млрд. рублей. Примерно 120 женщин, остальные мужчины. Около 50% впервые, остальные – повторно (первоходки, несоверешеннолетние, женщины и рецидивисты содержатся раздельно, даже в разных корпусах). Из рецидивистов примерно четверть сидит за убийство, еще четверть – за наркотики. Среди первоходок преимущественно наркотики, также часто встречается разбой.

Запомнилась одна несовершеннолетняя девочка-сирота (ей лет 14-15), задержанная за ограбление квартиры. Она детдомовская, и мы ее застали за чтением… учебника по истории! Девочка с жаром говорила, что в СИЗО куда как лучше, чем в детдоме, потому что тут ее учат (в СИЗО идут школьные занятия, которые ведет специальный приходящий учитель), а в детдоме нет. И иногда можно посмотреть телевизор, по которому идут «Хроники Нарнии». Вот так…

Сейчас я в Новосибирской области, еду на встречи с избирателями в Купинский и Чистозерные районы, 8го вернусь в город.

UPD: Как только я уехал, в Иркутск прилетел следователь. Так что реакция на визит была оперативной, будем посмотреть, что это значит.