Многих коробят древние выражения в иудаизме в виде "купи себе друга", или вот феминистки возмущаются когда жену в ктубе называют, якобы, покупкой, используя слово "кеньян" (обладание ивр.) Но кроме понятной истории лингвистического характера изменений значений слов со временем тут есть глубокая философия, которую важно понимать.
Как выглядит притча об однозначной любви двух братьев из истории о строении храма? Вы помните? Один брат был бедный, а другой богатый, но без детей. Богатый решил помочь бедному и тайком, ночью, перекидывал ему снопы, чтобы тому легче было прокормить детей. Бедный хотел помочь брату чувствовать себя счастливее и потому тайком подкидывал ему снопы. В конце они встретились ночью в поле со снопами в руках, поняли что произошло и обнялись. На месте их объятий Шломо А-Мелех воздвиг Святая Святых. Это произошло там, где каждый стремился отдать от себя, а второй не хотел пользоваться, каждый тянулся сделать для другого. Вот это истинная любовь, как ее видели наши древние.
Интересна в этом вопросе история Каина и Авеля. Каин, само имя которого произошло от того самого слова "кеньян", не хотел делить землю с братом. Авель тоже делиться не особо хотел, каждый отстаивал свое. Хава, буд-то чувствуя возможный исход, пыталась будто направить сына дав ему такое имя. Смысл Тора поясняет подробно: "ветелед Хава ишто эт каин ватомер канити иш эт а-шем" (и родила Хава сына и сказала, обрела я надел человека в боге). То есть, она родила сына, чтобы тот, как и она не отходил от путей творца. Иметь надел в ком-то, хотеть отдать ему и не искать как у него что-то взять. Вот глубокое древнее значение слова кеньян. Обретение, которое ведет к единству со вторым.
Именно это имеет в виду и ктуба, мужчина говорит что он женится чтобы отдать от себя, дальше он поясняет как он будет это делать. Хотя современные горе-феминистки любят опошлять понятие выставляя ктубу как договор купли-продажи в котором женщина якобы выступает в качестве покупки, а как я уже сказала, во времена когда составлялся постоянный текст ктубы, смысл был иной, а в глазах еврейских мудрецов он был ещё и очень душевный и глубокий.
