заповедь от весомой? Это заглавие поста. А тема такая: сейчас переводится книга комментариев на Пиркей-Авот. Мне досталось несколько отрывков. Предлагаю один из почти готовых. Самый трудный, на мой взгляд. Не для перевода, а просто на понимание. По крайней мере, у меня. Так что с отзывами можете не спешить, не жду.

Из слов некоторых учителей следует, что Тора не открыла нам, какая заповедь легкая, а какая весомая. В связи с этим стоит определить, что имеется в виду под словами: "Будь столь же добросовестен в исполнении легкой заповеди, как и весомой", ведь мы знаем, что от нас скрыта разница между ними! На самом деле, как отличить легкую заповедь от весомой?

Рамбам объясняет: "Легкой названа та заповедь, которая кажется тебе легкой – например, радость в праздник или изучение святого языка. В то время как весомой называется та, исполнение которой тебе представляется важным – например, заповедь обрезания, цицит или пасхальной жертвы[1]".

Объяснение слов Рамбама: нам неизвестно, какая заповедь легка, а какая весома с точки зрения награды. Но есть заповеди, которые нам кажутся легкими по своей важности[2], – к ним надо относиться с такой же серьезностью, как и к тем, что представляются более весомыми. Например, есть заповеди, которые для нас весомы, потому что выглядят очень значимыми: заповедь обрезания, цицит и пасхальная жертва[3]. К остальным заповедям надо подходить с такой же степенью ответственности, как к этим трем, потому что, возможно, за легкие заповеди будет точно такая же награда, как за эти весомые.

Примерно то же самое пишет Меири: "Иногда заповедь кажется легкой, а на самом деле на ней держится здание Торы. Например, освящение дня в субботнем кидуше – оно тебе кажется легкой заповедью, а ведь исполнение этой заповеди поддерживает веру в людских сердцах[4].

Другие мудрецы[5], комментируя нашу Мишну, указывают, что речь в ней идет о легкой заповеди, исполнение которой не связано с материальными расходами; как сказано в Талмуде (трактат Авода-Зара 3а): "Есть одна легкая заповедь – это сукка". И объясняет Гемара: почему легкая? Потому что не связана с большими расходами. Другими словами, иногда человек по ошибке считает, что та заповедь, которая требует труда и расходов, более весома, чем та, которая исполняется легко и без затрат[6].

Итак, по Рамбаму, есть заповеди легкие и есть весомые, важные, от этого зависит награда за их исполнение, поэтому сказано в Мишне, что даже за ту заповедь, которая тебе кажется легкой, возможно, есть такая же награда, как за весомую. Другие мудрецы[7] пишут, что Мишна не пришла для того, чтобы сообщить нам, будто есть легкие заповеди и есть весомые заповеди, и мы просто не знаем, какая из них легкая, а какая весомая. Мишна говорит о другом – о том, что на самом деле среди заповедей нет более весомых или более легких, ведь все заповеди от Всевышнего. При этом цель Мишны – предостеречь человека, чтобы не пренебрегал той заповедью, которую считает более легкой, – например, из-за того, что она не связана с материальными затратами или физическими усилиями, как сказано о заповеди цицит, которая выглядит легкой[8].

______________


[1] Так написал и Рабэйну Бахья: "Заповедь, которая кажется тебе легкой, например, заповедь праздника, исполняй так же, как исполняешь заповеди обрезания и цицит, которые считаешь весомыми".

[2] Так написал и Раши: "Возможно, награда за заповедь, которую ты счел легкой, такая же, как за весомую".

[3] Человек может решить: существуют заповеди, по поводу которых Тора предупредила, что их неисполнение строго наказывается (обрезание, пасхальная жертва и пр.), или на которые Тора обращает особое внимание, давая детальное описание их соблюдения. Такие заповеди выглядят необычайно важными в глазах человека.

[4] Кидуш поддерживает веру в то, что Всевышний сотворил мир и вмешивается в Свое Творение, управляя им, то есть, существует возможность чуда. Получается, что "эффект" кидуша подобен эффекту заповеди Песах.

[5] В частности, Абарбанэль и Миркэвет-Мишнэ. Они согласны с Рамбамом, что для заповедей "делай" Тора не указывает награду, кроме двух заповедей – обрезание и пасхальная жертва, о которых сказано, что есть наказание за их неисполнение, откуда учим, что награда за их исполнение велика. [Правда, Рамбам внес в список важных заповедей также цицит, о наказании за неисполнение которой, в Торе ничего не сказано.] Что касается легких заповедей, о которых говорится в Мишне и про которые Рамбам сказал, что легкие они потому, что кажутся людям легкими, например, праздник или изучение святого языка, – о них комментаторы сообщают, что тем самым Мишна говорит о заповедях, которые не приводят к расходам. Тем не менее, и их надо исполнять со всем тщанием, потому что нам не известна награда за них.

[6] В данном случае говорится не о весомости заповеди, а о легкости ее исполнения.

[7] Рабэйну Ицхак и Рабейну Йосэф бен Шошан.

[8] Но с точки зрения Рамбама, заповедь цицит является важной – не в силу затрат и усилий, а в связи важности ее исполнения: нельзя представить себе соблюдающего еврея без цицит.
автор текста: рав Пятигорский

улучшать себя и помогать другим, а не наоборот! В смысле, улучшать свои качества, а не качества других людей, если они не пришли к нам с такой просьбой: ой, милый человек, улучшь нас, исправь, научи и образумь.
Понятно, что более занудной темы трудно себе представить. Но я все равно написал этот материл – для урока (куда приходят люди и говорят: ой, милый человек, улучшь нас и т.д.). Так что не пропадать же ему! А кому не надо, тот идет зеленой лужайкой мимо. (Хороший образ?)
Итак.
Предположим, мы видим, как ругаются двое людей. Говорят нехорошие, обидные слова друг другу, сами обижаются, бурно реагируют, кричат и даже оскорбляют один другого.
Кто ругается? Смотрите, ецер каждого из них говорит: скажи ему то-то и то-то; смотри, как он тебя обижает, добавь ему покрепче, сделай ему больно.
Каждый уступает своему ецеру и делает, что тот ему велит. Ведь без самого человека ецер ничего не сделает, он как бы безрукий. Человек его орудие. Орудие сделать зло. Кому это зло делается? Другому человеку, который тоже ведет себя под указанию своего ецера. Т.е., ругаются два ецера, а достается людям (ецер на обиду не реагирует). – Господа ссорятся, а у слуг чубы трещат.
Первый вывод: поскольку меня оскорбляет не этот человек (о котором сказано, чтобы я его любил), а его ецер (которого я любить не обязан), то – может быть, мне не надо делать этому человеку больно (руководствуясь советами моего ецера)? Ведь человек не виноват! Ему бы надо помочь освободиться от зависимости от его ецера – и если я не умею ему в этом помочь, надо уйти в сторону, но не участвовать в перебранке двух ецеров (уведя с собой своего), от которой больно нам обоим – людям.
Это соображение может помочь не слушать советов моего ецера против другого человека. Таков первый вывод.
Второе. Когда я кого-то учу (сына, ученика) и, предположим, учу его правильному делу, а он меня не слушает, – может, не надо вступать в длинный и нудный разговор с его ецером, который объяснит мне, почему я неправ? Может, следует перестать учить и устраниться? Или сказать несколько слов – чтобы сам человек услышал меня и потом обдумал (пока его ецер за него отвечает мне)? Второй вывод: не учи чужого ецера, не делай ему излишние замечания!
Третье. Ецер только тогда обнаруживает себя, когда человек понимает, что, кроме плохого поведения (или, по крайней мере, того, который предлагается его ецером), есть и другой вариант поступков. Например, если человек раздумывает, украсть или нет, и ецер подсказывает – украсть! – тогда есть надежда, что ецер будет побежден. Но если человек даже не задумывается – как Маугли – то тут нет ецера. И человека надо воспитывать и обучать – именно как Маугли, потому что он не виноват!
(Об это речь в недельной главе Хаей-Сара: кенаанцы – чистые Маугли в этических вопросах. Поэтому нельзя было брать из их среды жену для Ицхака.)
У каждого из нас тоже есть свой уровень Маугли. Смотрим на праведников – и, пересказывая истории из их жизни, говорим, что мы так поступать не можем. Вернее, теоретически можем, но просто еще не поднялись на их уровень. У нас даже ецера такого нет, чтобы с такого высокого праведного уровня нас опустить – мы не на том этаже. И мы считаем, что мы не виноваты. Вот и наш Маугли, который встретился нам на очень низких этажах, тоже не виноват!
Получается, что мы находимся на своем уровне борьбы с ецером. Ниже нас – Маугли, выше праведники. Наш ецер работает с нами только на нашем уровне-этаже!
Вопрос: но почему тогда, сказав, что человек не виноват, но виноват его ецер, которому он уступил по слабости, почему Тора его обвиняет – ведь есть куча наказаний в Торе! Ответ: небо знает, что человек знает, а чего он не знает. Где он Маугли, а где оступившийся праведник. Четвертый вывод: обвинять может только небо, а не мы! Кроме тех случаев, о которых Тора прямо сказал, какое наказание надо сделать такому-то человеку. Т.е., Тора сказала нам, что является проступком, как судить такие случаи и как наказывать.
Общий вывод: если другие ецеры не наша задача, то что наша задача? Мы сами – наша задача. Надо выстоять в собственном испытании, которое устраивается нам внешними обстоятельствами (в согласии с нашими уже совершенными поступками) и внутренними ресурсами – нашим ецером и своим осознанием свободы выбора.
Работаем по улучшению своих качеств!
**
Что-то такого типа будет мной произнесено с экрана на видео-уроке через неделю (сБп). Недельный раздел Хаей-Сара. Но и сегодня актуально, не правда ли? Хотя и без рассказов с притчами. Рассказы будут на экране, б/н.

Не знаю, посмотрел ли кто кино, запущенное мной буквально на днях (люди предпочитают Тору, а не кино, и это правильно), но текст к нему у меня давно составлен.
Итак, несколько слов о нашей телепрограмме "Шалом" и, в частности, о съемках первого сюжета. Тому уж минуло пять тысяч лет, а все и сейчас помню – будто вчера, хотя вчера как раз не очень помню, что вчера было-то, кто расскажет?
1. Наш фильм режиссер Саша Искин "сдавал" редактору на канале "Культура", женщине строгой и требовательной. Она рассказывала, что на просмотр приходила почти вся рабочая смена канала, хотя нельзя сказать, что ленты об Израиле были редкостью на тогдашнем советском телевидении. Кстати, когда мы озвучивали ленту в тон-зале, к нам тоже заглядывали из соседних студий.
По-моему, людей привлекал необычный ракурс рассказа: ведущий-ортодокс на чистом русском языке говорит не только о том, что появляется в кадре, но и просто "за Тору". Отмечено, что разговоры "за Тору" всегда привлекают нормальных людей, независимо от национальности, возраста, интеллигентности и прочих биографических параметров человека – если, конечно, эти разговоры ведутся хотя бы на минимальном уровне профессионализма. А у меня, повторяю, в режиссерах был один из самых известных московских киноумельцев нашего времени.
2. И все же без накладок не обошлось. Фильм (первая передача) был принят и уже прошел на экране, как вдруг оказалось – на что нам пожаловалась наша редакторша – что мы там совершили одну "страшную оплошность". А именно, я открытым текстом назвал Иерусалим еврейской столицей.
"Вы хоть понимаете, – сказала нам недовольная редакторша, – что до вас еще ни разу в России Иерусалим не называли столицей! Это государственная политика!
Мы обещали в следующий раз быть внимательнее. Нам ли бороться с чужой политикой?
3. Насчет моей встречи с Понтием Пилатом.
Пройти мимо Михаила Ульянова, даже когда он в полном гриме, и не обратить на него внимание, – вряд ли возможно. Я и обратил.
Было примерно часа полтора до полудня. Актеры сидели в тени и пили пиво из бутылок. Примета по тем временам – явно русская, это во-первых. Во-вторых, у римских солдат были усталые опять-таки до предела славянские лица. Ну, я и подошел. Пилату сказал по-еврейски: "шалом". Он в охотку откликнулся.
Я еще подумал: вот, римлянин (ну, хорошо, только его образ), да еще какой римлянин – сам прокуратор, ярый ненавистник евреев, мне отвечает по-еврейски. А ведь всего-то прошло 19 столетий с гаком. Ну, хорошо, русский актер – это еще не римский вельможа, ну так ведь ничего другого от римлян вообще не осталось, по крайней мере – в пределах Старого города. А я все тот же, только одежду сменил – с какой-нибудь накидки на черный костюм. Но не язык! Но не веру.
А от грозного властителя восточной провинции Сирия ничего не осталось – один актер в тени, да и тот говорит по-русски. И пиво в руке.
Именно пиво, как мне кажется, и расстроило бы Понтия – скажи ему, какая память от него осталась…
4. Хурба. Так называется ныне отстроенная синагога, самая большая в Старом городе. Слово означает – развалины. Во время съемок это действительно были развалины.
По ходу фильма я говорю, что синагога скоро будет отстроена. Верилось тогда в это с трудом. Никаких намеков на реставрационные работы не наблюдались. Я еще произношу за кадром: ее надо отстроить, поскольку из синагоги запрещено делать музей (а развалины с картинками на остатках стен выглядят именно как музей под открытым небом).
И помню, хотел привести это поверье – будто с ее восстановлением сразу будет выстроен Третий Иерусалимский храм, так гласит древняя легенда. Да постеснялся сказать – ну кто поверит?
И вот теперь оказалось, что мы с вами можем в это сколько угодно верить или не верить. Но арабы – все как один – именно так и восприняли известие о восстановлении Хурбы. (Об этом см. этнографическую заметку "Хурба и Храм", полную политкорректности и любви к двоюродным братьям нашим меньшим.)
автор текста: рав .Пятигорский, Иерусалим

Когда у меня все валится из рук, нет настроения, любое мое движением выглядит неуклюжим, а собственная мысль тупой и плоской, – я себя не ругаю! Не смотрю на себя исподлобья. Не шиплю себе вслед обидных слов. Я вполне лоялен к самому себе – хотя именно сегодня торможу и нахожусь явно не в своей тарелке.

Да и странной была бы картина, согласитесь, если б я воевал сам с собой и жаловался на себя другим.
В принципе, именно так и надо вести себя

в группе, в команде единомышленников, которая занята решением одной на всех задачи. Или держит круговую оборону против навалившихся проблем (научного или бытового характера). В команде важно объединение усилий, а не выяснение внутренних отношений, верно?
Внутренние дрязги сдадут врагу самую защищенную крепость. Внутреннее единство защитит от врага самое шаткое сооружение.
Семья – это и есть команда. Она сильна, если никто внутри семьи не смотрит на партнера как на слабое звено. Никто не сваливает на другого вину за ошибки. Никто никого не поучает, не держится за свою репутацию лидера.
Что пользы тонущему кораблю, если его капитан до последнего момента так и отстоял на палубе, гордо прижав руку в козырьку, но не дал своим подчиненным усомниться в своем капитанском над ними превосходстве? – Эй, кэп, спасай корабль, а не свое реноме! А еще лучше – управляй кораблем так, чтобы он, не утонув, продолжил свой важный маршрут.
Вывод: никогда не произносим ни одного слова упрека своей супруге (своему супругу). Только слова поддержки и любви – в любом случае и при любом раскладе обстоятельств.
Ведь не упрекаю же я сам себя! Вернее, не настолько часто упрекаю, чтобы это вывело меня из равновесия и заставило бежать к психиатру.
автор текста р. Пятигорский

---

- Опыт лечения неврозов центры психологической помощи Приходите и убедитесь!

Кто-то неудачно высказался – и присутствующие криво улыбнулись. Нет, ни один человек не засмеялся в голос – зачем обижать друга? Но и совсем без реакции на чужую оплошность не обошлось. А ты в следующий раз, мил человек, думай, прежде чем глупость на публике сморозить.
Ну, и с кого будет спрошено на Суде?
Сейчас разгар осени 2014 года. Мы на Толдот проходим Четвертую главу трактата Брахот. Про молитву Шмонэ-Эсрэ, главным образом. И вдруг появляется вторая Мишна и рассказывает, что раби Нехунья бен Акана при входе в Дом учения произносил короткую молитву с просьбой перед небесами, чтобы помогли ему не ошибиться в час учебы. Нормальная и понятная просьба. И мы могли бы такого желать: кому приятно ошибаться, особенно когда учишь Тору? Хотя без ошибок нет продвижения вперед; не ошибается только тот, кто не учится; даже у крупных учителей встречаются ошибки, о чем они сами открыто пишут в своих текстах: ошибся! Так что просьба об особой помощи в нежелании совершить промах несколько драматизирована, вы не находите?
А вот и не находим. Потому что раби Нехунья бен Акана не просто попросил, но тут же на месте объяснил свою просьбу. И что интересно: у любого из нас есть такая же причина просить эту помощь. Сказано в самой молитве:
"Чтобы я не ошибся в толковании закона, и посмеются надо мной мои товарищи".
Извините за корявый перевод, но так написано: שלא יארע דבר תקלה על יד, ולא אכשל בדבר הלכה, וישמחו בי חברי, – и надо это перевести, вернее, растолковать. Ведь комментарий это и есть перевод, согласны? Раши перевел: "Небеса, помогите мне, чтобы я не ошибся с законом, дабы не посмеялись надо мной мои товарищи".
Потому что я могу ошибиться, а мои товарищи (сами мудрецы, и поэтому мою ошибку заметят сразу) посмеются над ней. И кто будет виноват? Только я. Ибо они посмеялись непроизвольно – просто улыбнулись – и все равно страшный грех. Нельзя смеяться над человеком. И к этому греху их подтолкнул я!
Вывод: боюсь не своей ошибки – а того, что она толкнет других к греху. Чтобы такого не произошло – упаси меня, Всевышний, от ошибки!
Ибо не хочу быть причиной чужого наказания – даже невольно, даже формальн. (На эту тему см. "Раввины, не заставляйте девушек страдать" и "Тора – огонь".)
Наш практический вывод: если кто-то, как нам кажется, сказал что-то не самое умное или уместное, – возьмем свою волю в кулак и не выдадим веселого настроения. Потому что сие подобно хохоту толпы над героем Радж-Капура, поскользнувшегося на банановой кожуре. Или смеху посетителей дешевого балагана на рынке – где клоуны швыряют друг в друга кремовые (некашерные!) торты. (Вы давно ловили лицом торт? Весело было? А что неприятней – торт или смех окружающих?)
Но если надо показать свои эмоции в подобном случае (я не про рыночный балаган, а дружескую беседу или публичное выступление), то впору не смеяться, а плакать, потому что вот и доигрались мы до приговора Суда, который накажет того, кто смеется над другим евреем (ндБ).
**
Есть другой перевод-комментарий на те же слова Мишны из трактата Брахот. Его привел Маарша:
"Чтобы я не ошибся в толковании закона, и тогда будут рады за меня мои товарищи (за то, что я не ошибся)".
Они обрадуются за меня, своего коллегу. Почему? Потому что я вовремя помолился – да и сам все сделал, чтобы не подвести их под наказание. И небо исполнило мою просьбу.
Будем радовать своих друзей – и они получат награду. А не смешить их своими ошибками – что может привести их к наказанию.
**
Кстати, все это входит в область запрета "Не ставь препятствие перед слепым". Оказывается, не только плохим советом его можно нарушить (см. урок "Советники"), но и просто любым непроверенным заявлением, которое вызовет смех у простодушной аудитории. Или хотя бы кривую ухмылку.
Итог: не смеемся над чужим падением. А еще глубже: не падаем, чтобы другие не посмеялись[1]. Ну, а если нечаянно? Для этого и есть молитва: небеса, не дайте мне упасть, чтобы не подвести других под наказание.


**
Домашнее задание: а почему не произнести еще одну молитву? "Небеса, помогите моим товарищам не ошибиться. Чтобы я нечаянно не засмеялся".

____________

[1] Есть, конечно, и мир шуток. Шутить не запрещено. Главное, не переступить границу дозволенного. Когда кому-то больно из-за нашей шутки (хотя он и старается "держать удар").