Каталоги Сервисы Блограйдеры Обратная связь Блогосфера
Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Однажды ты умрешь...2016-07-16 17:07:00... придумывал какой-то рассказ, который мне никогда ... + развернуть текст сохранённая копия Кто ты, незнающий мира? Сам посмотри: ты — ничто. Ветер — основа твоя, — и ты, богом забытый, — ничто. Грань твоего бытия — это бездны две небытия, Тебя окружает ничто, сам внутри ты опять же — ничто. Омар Хайям *** Так однажды я умер... …“Пошли, — сказала она, — Что ты занимаешься ерундой!” “Я хочу нарвать тебе цветов, — сказал я, — Два нашел, не могу подобрать к ним третий”. Мама никогда до этого не снилась мне мертвой. Точнее, я никогда не помнил во снах, что ее больше нет. Никогда. А тут она сказала, спокойно так: “Зачем мне третий? Я ведь мертвая, мне положено два”. Меня качнуло от внезапного понимания этой простой истины и тут же выбросило из сна пробкой в освещенную тусклым светом комнату, с потолка которой на меня таращилась хрестоматийно костлявая смерть. Я стал “вытекать” сам из себя, силясь проорать призыв о помощи. И беззвучно орал в темное Ничто, которое пожирало меня с неимоверной скоростью, — и окончательно проснулся от охватившего меня ужаса и с осознанием того, что я умер. И хотя Ничто и не проглотило меня полностью, я удержался, но удержался я не в теле, а над ним, а тело (я как-то-чем-то чувствовал его холод) было мертвее мертвого… …Так вот, тело, это нечто, что когда-то было мною, все также оставалось в кресле в позе сидяще-спящего, но уже не дышало и не вздрагивало от кошмарных снов, а я повис где-то-там-над и еще не до конца понимал, чем же я вижу и вообще ощущаю окружающую действительность, что колебалась вокруг меня, как монитор компьютера при размагничивании или водка в стакане, которую хорошо раскрутили перед приемом внутрь. Жаль, подумалось тогда мне, рано и плохо умер. Как не придумывай себе геройскую смерть, однажды ты умрешь, перекурив несмешной травы под дешевую водку... …Стало понятно, отчего у меня вчера вечером покалывало сердце, но на свою беду все свои вчерашние ощущения я принял за порождением алко-наркотического опьяненья или за нестрашные его последствия, и внимания на них я как-то особо не обратил. А сердце вчера, значит, всерьез болело. Помню, принажало на него в такси, когда я пытался объяснить молодому чурке-таксисту, куда же я хочу ехать. А ехать я хотел домой. Дома и умер, не найдя в себе сил раздеться и побоявшись спать на кровати, которая качалась подо мной попавшим в шторм кораблем. Уснул, чтобы проснуться уже мертвецом, в своем любимом кресле… ...До того момента, как во сне я увидел мать, мне снились другие мертвые — мне снились белые лица тех, кто ушел чуть раньше ее, тех, к кому я не был столь привязан и кого едва ли любил, но они почему-то стояли передо мной поодиночке или же парами и всем своим видом иллюстрировали разложение и смерть. Я пытался говорить с ними, но они угрюмо молчали, сжав поеденные гниением губы в подобия саркастических усмешек, а стеклянные их глаза смотрели как-то мимо меня, мне за спину, но, что они там видели, я не знал: по дурацкому закону этого кошмара шея моя не гнулась, как бы я там не порывался повернуть голову и глянуть через плечо. Когда же мне это неожиданно удалось, там был луг, посреди которого стояла, ласково глядя на меня, мама, и я, открыв объятья, бросился к ней… …За окном начиналось утро, и я наслаждался рассветом, не желая упустить эту, вероятно, последнюю возможность полюбоваться восходом солнца. Мне было интересно, когда же меня выдернут из этой комнаты: раз уж стало ясно, что разум после смерти таки живет, то законно было предположить, что куда-то его дóлжно отправить. Надеждами на рай я не льстил своему самолюбию, побаиваясь лишь того, что меня оставят тут на три (девять? сорок?) дней любоваться недолгим горем близких и поминальным обжорством знакомых, чего я никогда на дух не переносил. Коротая время представлениями поминальных картин, я как-то само собой перешел на размышления о своей жизни и пришел к выводу, что жил мало, весело — и зря. Но разве же я был одинок в этом неумении жить? И разве же я знал, что все закончится для меня так быстро? Просто однажды в сказке Нил умирает. Знай я, что я вот-вот и умру, я точно прожил бы отведенное мне по-другому… …Поупражнявшись в самооправданиях, словно репетируя свою речь для Последнего Суда, и поразвлекав себя изучением своего левитирующего состояния, дабы выяснить, что дальше, чем на метр от тела, я никак не могу отлететь, я стал терзать себя перечислением всех неоконченных дел, которые, чего греха таить, и не собирался заканчивать. За этим занятием я встретил приход дня. Где-то шумели машины, на которых мне уже не ездить, топали каблучками дамские ножки, не провожать мне которые уж моим похотливым взглядом, крылись матом соседи, не стрелять у которых мне больше денег до стипендии, — всё это было уже не моим, и это раздражало, но не злило. Пожалуй, только умерев, я понял по-настоящему, что такое спокойный взгляд на жизнь: это когда раздражает, но не злит, и даже раздражает как-то очень уж терпимо, как-то не по-человечьи, словно нужно, чтоб раздражало, и поэтому раздражает, а могло б и не раздражать… …Когда кварцевые часы на серой стене показали девять, ко мне вошел брат и бесцеремонно смахнул мои черновики со стола, как смахивает метлою пьяный дворник рваную осеннюю листву с тротуара… — Я посижу тут у тебя, — сказал он, даже не заметив, что мне уже все равно, где он собирается сидеть, — А то отец не в духе, я сел делать черчение на кухне, так он меня в пешее эротическое путешествие отправил. Он-де собрался завтракать, и не хер, понимаешь, занимать тут кухонный стол. Кухонный стол не для моих гребаных чертежей. …Я был согласен, что кухонный стол не для гребаных чертежей, но выразить солидарность с отцом никак уже не мог. Я висел над своим остывшим телом, разглядывая свои “бесценные” черновики, словно мусор валяющиеся под братцем, носки на ногах которого смотрелись ровесниками крестовых походов… — А ты вчера хорошо набрался, — сказал мне он, водивший карандашом вдоль длинной линейки, — Как ты вообще в двери попал-то? …Я не помнил, как я попал в двери. Я вообще не помнил никаких дверей. Помнил только такси и свое героическое сражение с неустойчивой кроватью, победителем в котором вышла последняя… — А отца ты вчера хорошо на место поставил. Но он сёдня с утра опять бешенный такой. Струхнул он вчера, когда ты схватил его за рубашку… Давно нужно было это сделать, — он взялся за циркуль и вывел пару окружностей, одну из которых тут же стер, — Интересно, а если б ты ему по репе б дал, чё было бы, а? Не пошел же ж бы он в ментовку, а? …Я подумал, что пошел бы. Семейная лодка пять лет как разбилась о смерть матери, и те, кто крушение это пережил, оказались как если на острове каннибалов, где быстро адаптировались к местной кухне, и давно готовы сожрать друг друга теперь при первом удобном случае. Мне подумалось, что знал бы я вчера, что дам дуба, я бы устроил отцу и брату на память ночь св. Варфоломея с “хрустальной ночью” в паре… — Ленка звонила, — вспомнил так и не отшлепанный мною братишка, — спрашивала, где ты пропал. Я сказал, что не знаю. Только не злися, ради бога! Что я ей мог сказать, а? Ну, не умею я врать… Она, кажись, обиделась. Ты зашел бы к ней, а? …Лена-Леночка-Ленок. Иногда мне было с ней хорошо… Было в ней иногда что-то одухотворенное, что мне становилось порой как-то стыдно даже за то, чем я являюсь, и пробивало даже на стихи, писать которые женщинам я старался пореже. Но иногда она становилась просто бабой, одной из многих, с мелкими заскоками и суетным дерганьем у прилавка какого-нибудь магазина косметики или шмотья, с долгими моралитетками в чисто бабьей попытке переделать меня “под себя” и еще многим-многим, что приземляло и, что самое обидное, приземляло как-то очень уж резко, влепливало в землю выброшенным из рая Люцифером: порхал, порхал и — бумс! — упал. Но я ее (кажется?) любил, хоть и бежал от нее порою, как иудей от канонады. Всё, Ленчик, аллес звездаускас, как говорят в Гондурасе. Ты, пожалуй, действительно пожалеешь, что меня нету больше, но ты еще не вышла из возраста ходового товара, так что виноватым перед тобою я не окажусь. Венок покупать не обязательно, можешь ограничиться парой гвоздик. Черный платок тоже будет лишним, черное тебе не идет. Да и не вдова ж ты мне, как ни как, а?.. — Кажись, всё, — брат критически оглядел свой чертеж, — Есть идешь? Ну, как хочешь, а я пойду перекушу и на пары. Родитель, думаю, уже свалил. Я оставлю тебе супу. В холодильнике есть минералка, если голова болит. Давай. …Он хлопнул меня (труп) по холодному плечу и, весело насвистывая что-то из БГ (как бы не «К друзьям»), вышел из комнаты. Я остался тет-а-тет со своим бездыханным телом, думая, как хорошо бы было сейчас напиться, и тогда весь этот абсурд имел бы хоть какое-то право на существованье. Водка была в шкафу, полбутылки “Русского размера”, но руки и глотка были там внизу, а я был над ними, и они мне больше не принадлежали. Было бы чем — заплакал бы!.. …Весь оставшийся день меня никто не тревожил. Я наблюдал за тем, как все сильнее и сильнее искажаются черты моего лица, становившегося все более похожим на одну из тех масок, что видел я в своем предсмертном сне. Наступил вечер. В квартире кто-то отчаянно спорил и пару раз взывали ко мне, видимо, чтоб выступил судьей в их очередном конфликте. Я никогда не мог быть объективным, да они никогда и не прислушивались к моим словам, им был я нужен так, для проформы. Вот и сейчас, позвав меня и не получив ответа, они тут же забыли обо мне и продолжили свою перепалку на полтона выше. Где-то хлопнула дверь. Теперь стал слышен голос мачехи, у которой никогда не хватало ума не лезть в эти стычки и которая из-за этого всегда выходила крайней. Так будет и в этот раз, подумал я. Мне было глубоко плевать на нее, лишь временами я жалел ее за ее непроходимую глупость, из-за которой она везде и всегда находила себе проблемы. Веселое трио их голосов еще с час звучало на кухне, после чего все разбежались по своим комнатам, ненавидя друг друга. Меня больше не вспоминали… …Стало совсем темно, и я понял, что заснуть мне не удастся: сон — физиологический процесс, а моя физиология осталась подо мной и уже проявляла признаки разложения. Ха-ха, вот она мечта всех и каждого — однажды ты умрешь и полюбуешься на свою смерть со стороны, сможешь увидеть позднее раскаянье близких и неожиданное уважение друзей. Я наблюдаю себя мертвым, но никто так и не заметил, что я умер. Налюбовался, мать вашу!.. Утром зашел отец… — Ты опять в кресле спал? — спросил он, и тон был какой-то вкрадчивый, если даже не заискивающий, — Мне нужно с тобою поговорить. …Он поправил ворот потертой рубахи и присел на край стола. В волосы его — как я не замечал раньше? — уже прокралась первая седина, а глаза были глазами битого пса — большие и печальные… — Я понимаю, — начал он, — что позавчера я был не прав, но и тебе не стоило распускать руки, а? Я, как ни как, твой отец… Ну-д ладно… Я… э… вот что сказать хотел-то, ты повлияй как-нибудь на брата, а. То что он на меня дергается, я-т привык, но к Надежде Вадимовне… э… Она же ему ничего не сделала вчера, а он ее по матери и по бабушке взгрел… Мне стыдно было… Тебя-т он слушает, поговори с ним, а. Он встал и пошел прочь из комнаты, но у двери обернулся: — Ты б носки выстирал бы, а то в комнате не то что пахнет, а уже пованивает. Стыдно, взрослый уже, а носки постирать не в состоянии. …Он вышел, тихо прикрыв за собою дверь. На столе зазвонил сотик. Полминуты пиликал Моцарт: звонила Ленчик… …Где-то заиграло радио, и Бачинский пьяноватым голоском принялся прикалываться над очередной дозвонившейся дамой, хотевшей выиграть фирменную майку и новый альбом какой-то группы халтурщиков от рока. В диалог влез Стилавин и доунижал звонившую до конца, после чего объявил, что та всё-таки не выиграла ни майку, ни альбом, с чем я ее мысленно и поздравил… …Потом запел Григорян. Про маленькую девочку в окровавленной ванной. “Спи сладким сном, не помня о прошлом…” Вот поспать “маленькому мальчику”, ничего не помня, было бы просто замечательно, но почему-то не получалось… …До обеда моим развлекателем было радио, а после обеда пришел брат. Он упал на мою койку и закурил сигарету… — Вот уж суки, — сказал он, не уточнив, кого же он имеет в виду. …После этого принялся рассказывать о своих проблемах в колледже, то и дело интересуясь моим мнением, и, не дождавшись ответа, переходил уже к следующему пункту своего повествования. Потом встал и взял трубку, чтобы позвонить, и тут заметил упущенный вызов… — Ну, чё ты над ней издеваешься? — спросил он меня, — Девчонка переживает, а ты! Алкоголик гребаный! Что ты, что папочка — два в одном, или правильнее одно в двух?! …Он что-то еще ворчал, когда уходил, забрав телефон и мою зажигалку. Окурок его сигареты вяло тлел в пепельнице. Сколько ни учил его тушить окурки, так он и не научился… …Ни обедать, ни ужинать меня никто не звал. Впрочем, так всегда и было… …Вечером заглянула мачеха и спросила, не видел ли я ее книгу. Не получив ответа, она исчезла за дверью так же внезапно, как и появилась… …Ночь прошла быстрее предыдущей. Вероятно, потому, что я не перебирал в памяти прошлое, а придумывал какой-то рассказ, который мне никогда уже не написать. К утру тело мое и вовсе раздулось, а лицо превратилось в маску Шрека, приобретя зеленоватый оттенок. Наверное, я вонял. Дни и ночи были жаркими… …Утро осветило мою комнату, где прошла большая часть жизни. Здесь я любил, ненавидел, мечтал и ночи напролет писал свою любовь, ненависть и мечты. Стол, кровать, кресло, шкафчик и пыльный коврик. Нелепые картинки на грязноватых стенах. Под креслом и около стола была лужа: я потек на пол. Мутная жидкость намочила листки рукописей. Буквы поплыли синими пятнами по коричневому фону дешевой писчей бумаги... Однажды умереть, а потом суд? Или сразу ад? Сегодня стало по-настоящему страшно смотреть на это всё и понимать, что мир более помешанный, чем мне казалось прежде. Если можно было бы представить ад, то он был бы именно здесь, где пыткой стало оставаться и наблюдать разложение того, что ты глупо считал важнейшей частью самого себя — твоего тела. Да, я был не особо хорошим человеком, если судить мерой всеобщей морали, но заслужил ли я такое наказание и кто столь жесток, чтобы наказывать таким вот образом?! Моя фантазия, при всей ее иногдашней жестокости, даже самому страшному врагу, имейся такой у меня, не придумала бы подобного кошмара. Я ограничился бы жуткой смертью, щедро даруя забвение после ее ужасов, ибо при всех своих достоинствах и недостатках каждый из нас в любом случае заслуживает лишь растворение во мраке Нихила, так как сама жизнь уже и так является для большинства наказанием за образ жизни. Мало кому дарован в жизни покой, а из метаний и сомнений разума и состоит самая жестокая пытка — пытка быть, не зная, для чего же ты есть… …Голоса, невнятные и нервные, дошли до моего сознания, и я стал прислушиваться чем-то, что заменяло мне, бестелесному комку злости, уши… “Наверное, что-то пишет…” “Я звонила вчера…” “Ну, а я-то при чем…” “Ты говорил ему, что я…” “Ему бесполезно что-то говори…” “Так он у себя, да?..” [— Ленчик! Леночка! Солнышко! Приди и посмотри, что стало со мною! Хоть ты увидь то, чего они не видят: меня больше нету, я распадаюсь на кусочки и теку вниз гнилостной жижей. Если не ты, то кто еще тогда заметит, что в этом кресле сидит уже не человек, а куча гниющего мяса! Я так больше не могу. Сперва меня это даже забавляло, а теперь мне сттттррррааашшшшнннноооо! Умирать страшно всегда!!!] Вошла и, как ни в чем ни бывало, уставилась на меня: — Вот ты где! — она неровным шагом подошла ко мне и влепила мне пощечину. …Мой глаз вытек из глазницы и серой великаньей слезой прополз по щеке. Боже, как быстро я разлагаюсь!.. — Сволочь! — сказала она, сузив глаза до узких бойниц призрения, — Я ждала тебя, а ты поперся к этим скотам пьянствовать! Сколько водки, б…ей и травы нужно тебе, чтобы нажраться раз и навсегда, а?! [— Хватило, уже хватило! Уже нажрался, нажрался “раз и навсегда”! Ты не видишь, да? А я уже всё. Звездаускас, как говорят в Преисподней, ха-ха-ха-ха-ха…] Ее начали бить рыданья: — Я, дура, думала из тебя что-то получится. Думала, писатель — это трудно, но как-то почетно, что ли… Думала, ты чего-то добьешься, а ты! Ты хоть одну рукопись отнес куда? Ты хоть в одной редакции был? Писал хрень неизвестно для кого и жрал всё, чем только можно расплавить мозги! Что ты хорошего написал? А на меня у тебя всегда нет времени, ты всегда занят своими сочиненьями, твою мать, козел! И что? Тут она заметила валяющиеся на полу листки и, брезгливо поморщившись, сказала: — Вот! Вот и вся твоя работа, мастер хренов! Написать что-нибудь и в пьяном виде облевать написанное! Ты не только это облевал, — ты все и всех облевал! Ты меня облевал! Будь ты проклят! Я ухожу! …Сотрясаемая мелодрамными рыданьями, она ушла, сильно хлопнув дверью. Я услышал, как она зло огрызнулась на какой-то вопрос брата и послала всех нас, мужиков-козлов-тупорылых, по матери… …Я беззвучно выл от ужаса, дергаясь всем своим “я” в попытке оторваться от тела, к которому был привязан невидимой веревкой… В эту ночь у меня начала отслаиваться кожа. Сентябрь 2004 - 24 февраля 2009 г. Тэги: однажды, рассказ, умрешь Кому нужна война?2016-07-14 14:31:29Кому нужна война? Кому нужна война? Запись Кому нужна война? впервые появилась FOTOVARKA. Тэги: война, война?, жизнь, земля, знать, истории, любопытно, нужна, рассказы, рассуждения, фото, хочу Женщина2016-07-14 13:32:10... /> Серёжа решился рассказать всё отцу. Он ... Серёжа обо всём рассказал. Врач помрачнел. + развернуть текст сохранённая копия У Серёжи в кровати завелась женщина. Он сперва убеждал себя, что ничего страшного, что женщина сама рассосётся. Однако женщина не проходила. Более того, женщина начала распространяться. Она быстро распространилась по всей комнате, заполнила собой кухню и ванную. Даже вторую комнату не удалось спасти, сколько бы Серёжа в ней ни прятался и ни окуривал её.
Ни кошка, ни собака, специально пойманные и принесённые домой, не изгнали женщину. Серёже становилось всё хуже и хуже. Теперь, после смены, ему приходилось убирать за кошкой и выгуливать собаку. Серёжа решился рассказать всё отцу. Он поговорил с ним как мужчина с мужчиной, и отец ответил, что дело плохо. Что это уже не просто женщина, это жена. Надо было раньше начинать её выводить. Теперь простыми средствами тут не поможешь. На его просьбу вывести жену отказом ответили в СЭС и ЖЭКе. В специальном журнале для холостяков Серёжа прочитал совет, что жену можно вытравить носками. Однако, сколько Серёжа не разбрасывал по квартире носки, жена не вытравливалась. Вытравились сами носки, вся грязная одежда, да и вообще вся грязь, к которой Серёжа так привык и без которой всегда быстро впадал в депрессию. У Серёжи началась аллергия. Раньше он любил девушек. Сейчас, после каждого, даже случайно брошенного взгляда, у него вспухало лицо, трескалась губа, появлялись рубцы на щеке. Девушки стали шарахаться от Серёжи, узнав, что у Серёжи женщина. Они сказали, что это заразно, что у них тоже может начаться аллергия, а им не хочется иметь поврежденное лицо и проплешины в волосах. Друзья посоветовали лечиться водкой. Сказали, что она неплохо жену выводит. Якобы Вася именно так жену и вывел. Однако, если раньше у Серёжи голова немного болела только по утрам, то теперь порою начинало ломить всё тело сразу при попытке осушить хотя бы пару стопок. Промежуток, наполненный радостью, ранее составлявший 7-12 часов между первой стопкой и похмельем, стал бесконечно мал. Серёжа заметил, что жена – очень едкое явление. Она разъедала самые нужные вещи. Она их буквально растворяла. Первым делом растворились все свободные деньги. Затем растворились друзья, а потом растворилось Время… Серёжа решился на отчаянный шаг. Он не спал всю ночь. Его мучил страх. Он всегда боялся боли, острых орудий, кровь; ему неприятно было думать, что люди в специальной форме будут задавать ему бесцеремонные вопросы… Но он решился. Он подошёл к спящей жене. Он долго смотрел на неё и дрожал. Потом выскочил из дома и побежал в больницу. Он долго мялся в кабинете врача. - Доктор, у меня это… Ну, Вы как мужчина должны меня… Это очень стыдно и интимно… Нет, я не могу так! Пусть медсестра выйдет. Как ни ругался врач, как ни уговаривала медсестра, ничего они от него не добились. Медсестра вышла, и Серёжа обо всём рассказал. Врач помрачнел. - Откровенно говоря, я тоже запустил это дело. Сперва я обнаружил у себя женщину. Думал, так пройдет, но она быстро прогрессировала в жену и приобрела хроническую форму… Они обнялись и проплакали 15 минут. Врач прописал ему здоровый образ жизни, больше проводить время на работе. Серёжа стал заниматься спортом и продвигаться по службе. Сначала ему это нравилось, однако он стал замечать, что жена размножается. Приходилось всё больше и больше работать. Однажды по телевизору показали психолога и сказали, что он занимается женой. На следующий день Серёжа побежал к психологу и сказал, что у него жена. А психолог сказал Серёже, что на самом деле не всё так плохо. На самом деле это не у него жена, это он у жены. Утром Серёжа проснулся, обрадовался миру и подумал «пусть мучается» с широкой улыбкой на устах. Вот такие хорошие люди – психологи. Лучезар Готовченко 2 худ. Vicky Mount Тэги: женщина, копипаст, мужчина, рассказ Александр Васильевич Суворов2016-07-14 13:06:27Александр Васильевич Суворов Александр Васильевич Суворов Запись Александр Васильевич Суворов впервые появилась FOTOVARKA. Тэги: александр, биография, васильевич, знать, история, любопытно, рассказы, суворов, хочу Помощь или попрошайничество2016-07-14 00:00:00Помощь или попрошайничество + развернуть текст сохранённая копия Помощь или попрошайничество Столкнулся в Сети с интересной историей, а главное - реакцией на эту историю, ну и подумал, что это всё достойно обсуждения. Итак. Есть такая журналистка Алина Фаркаш. Алина пишет статьи в разнообразные журналы, ведет свой блог в ЖЖ, где у нее не один десяток тысяч подписчиков, также активно пишет в свой Facebook, где у неё более тридцати пяти тысяч подписчиков. Алина с мужем и двумя маленькими детьми жила в Москве, а потом в какой-то момент они всей семьёй переехали в Израиль. Ну, знаете, когда у тебя есть маленькие дети, а ты смотришь на то, что происходит в стране - понимаешь, что если сам еще ну как-то сдюжишь, доживешь, то вот детей - откровенно жалко. Они этого не заслужили. Тем более что и сама Алина работала на удалённой работе и могла жить где угодно, и у её мужа была удаленная работа. Собственно, у меня были примерно такие же соображения, когда я своего сына увозил в Испанию, но сейчас не будем отходить от основной нити разговора. Алина с семьей поселилась в Израиле продолжила писать для различных изданий и в том числе выпустила целую серию статей о том, как в этой стране приживаются новые репатрианты, к числу которой её семья и относится. Переезд в чужую страну, да еще и с маленькими детьми - это всегда серьезный стресс, но Алина не унывала, старалась адаптироваться к новым условиям окружения и, как обычно, писала в блоге обо всем, что у них там происходит. далее ...Тэги: рассказ
Главная / Главные темы / Тэг «рассказы»
|
Категория «Политики»
Взлеты Топ 5
Популярные за сутки
300ye 500ye all believable blog bts cake cardboard charm coat cosmetic currency disclaimer energy finance furniture house imperial important love lucky made money mood myfxbook poetry potatoes publish rules salad seo size trance video vumbilding wardrobe weal zulutrade агрегаторы блог блоги богатство браузерные валюта видео вумбилдинг выводом гаджеты главная денег деньги звёзды игр. игры императорский календарь картинка картон картошка клиентские косметика летящий любить любовь магия мебель мир настроение невероятный новость обзор онлайн партнерские партнерских пирожный программ программы публикация размер реальных рубрика рука сайт салат своми событий стих страница талисман тонкий удача фен феншуй финансы форекс цитата шкаф шуба шуй энергия юмор 2009 |
Загрузка...
Copyright © 2007–2024 BlogRider.Ru | Главная | Новости | О проекте | Личный кабинет | Помощь | Контакты |
|