Письма Императора Николая Александровича, Императрицы Александры Федоровны и их детей из заточения родным и близким людям — своеобразный дневник жизни, страданий, непоколебимой веры в Промысел Божий, любви к России и надежды на ее возрождение.





Царское Село

Из письма Татьяны Николаевны — М. С. Хитрово
(бывшая фрейлина Высочайшего Двора, сестра милосердия Ее Величества лазарета в Царском Селе). 17 марта 1917 г.

«Сегодня утром у Анастасии — 40,1, у Марии — 38,7. Анастасия ничего не может есть, т. к. все идет обратно. Но обе страшно терпеливые и лежат спокойно. Анастасия еще глуха пока, так что приходится орать, чтобы она поняла, что говорим. Я уже почти совсем хорошо слышу, только на правое ухо не совсем. Помните, что Ваши и наши письма читаются».


Из письма Татьяны Николаевны — В. И. Чеботаревой (старшей сестре Ее Величества лазарета в Царском Селе). 9 апреля 1917 г.

«Милая Валентина Ивановна, Мама просит Вас дать на нашу пещерную церковь эту пелену и два воздуха, которые она сама вышила. И скажите о. Андрею, чтобы он это употреблял к лиловому облачению... Грустно, что теперь, поправившись, не можешь снова работать в лазарете. Так странно бывать утром дома, а не на перевязках.

Кто теперь перевязывает? Вы ли на материале и старшей сестрой? А врачи все на месте и сестры солдатского отделения? Ольга и Мария все еще лежат. А мы гуляем с Папой и работаем на льду перед домом, раньше были недалеко от Знамения, а теперь дальше, так что церковь не видно. Ну, всего хорошего, всем сердечный привет».


Из письма Александры Федоровны — А. В. Сыробоярскому (в 1916 г. — командир 15-го броневого дивизиона, полковник, трижды ранен, находился на излечении в Ее Величества лазарете в Царском Селе). 28 мая 1917 г.

«Все можно перенести, если Его (Господа) близость и любовь чувствуешь и во всем Ему крепко веришь. Полезны тяжелые испытания, они готовят нас для другой жизни, в далекий путь.

Очень много Евангелие и Библию читаю, так что надо готовиться к урокам с детьми, и это большое утешение с ними потом читать все то, что именно составляет нашу духовную пищу, и каждый раз находишь новое и лучше понимаешь.

Завтра в 12 часов молебен. Татьяне будет 20 лет уже. Они здоровы все, слава Богу. Надо Бога вечно благодарить за все, что дал, а если и отнял, то, может быть, если без ропота переносить, будет еще светлее. Всегда надо надеяться. Господь так велик, и надо только молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую Родину. Стала она быстро, страшно рушиться в такое малое время.

Вы видите, мы веру не потеряли, и надеюсь никогда не потерять, она одна силы дает, крепость духа, чтобы все перенести. И за все надо благодарить, что могло бы быть гораздо хуже... Не правда ли? Пока живы и мы с нашими вместе — маленькая крепко связанная семья. А они, что хотели?.. Да благословит и хранит Вас Господь на всех путях и да даст Он Вам внутренний мир и тишину».


Из письма Александры Федоровны — А. В. Сыробоярскому. 29 мая 1917 г.

«Как тяжело читать газеты... Где мы? Куда дошли? Но Господь спасет еще Родину. В это крепко верю. Только где дисциплина? Сколько гадостей о Нем (Государе) пишут... Хуже и хуже, бросаю газеты, больно, больно все время. Все хорошее забыто; тяжело ругательства про любимого человека читать; несправедливость людей и никогда ни одного хорошего слова.... Не позволят, конечно, печатать, но Вы понимаете, что за боль. Когда про меня гадости пишут — пускай, это давно начали травить. Мне все равно теперь, а что Его оклеветали, грязь бросают на Помазанника Божия, это чересчур тяжело. Многострадальный Иов. Лишь Господь Его ценит и наградит Его за кротость. Как сильно внутри страдает, видя разруху. Этого никто не видит.

Разве будет другим показывать, что внутри делается; ведь страшно свою Родину любит, как же не болеть душой, видя, что творится. Не думала, что за три месяца можно такую анархию видеть, но надо до конца терпеть и молиться... Молиться, чтобы Он все спас. А Армия... плачешь, не могу читать, бросаю все и вспоминаю страдания Спасителя. Он для нас, грешных, умер, умилосердится еще, может быть. Нельзя все это писать, но это не по почте, и новый комендант (полк. Кобылинский) цензор, не будет меня бранить, я думаю, а Вы не теряйте веру, не надо, не надо, а то уже не хватит сил жить... Если награда не здесь, то там, в другом мире, и для этого мы и живем. Здесь все проходит, там — Светлая Вечность. О, верьте этому!

Царство зла теперь на земле. У кого совесть чиста, тот и клевету и несправедливость легче переносит. Не для себя мы живем, а для других, для Родины (так это и понимали). Больше, чем Он (Государь) делал, невозможно. Но раз сказали для общего блага... Но не верю, что Господь не вознаградит за это. А те, которые так гнусно поступили, им глаза будут открыты, у многих это уже и есть.





Психология массы — страшная вещь. Наш народ уж очень некультурен — оттого, как стадо баранов, идут за волной. Но дать им понять, что обмануты,- все может пойти по иному пути. Способный народ, но серый, ничего не понимает. Раз плохие везде работают на гибель, пускай хорошие стараются спасти страну. Плохие не станут лучше, но зато есть где-то хорошие, но, конечно, слабые «капли в море», как Вы их называете, но все вместе могут быть со временем поток очищающей воды и смоют всю грязь.

Надо кончать. Всегда за Вас молюсь. Храни Вас Бог. Всего, всего наилучшего, скорейшего выздоровления и душевного спокойствия«.


Из письма Александры Федоровны — М. М. Сыробоярской (мать А. В. Сыробоярского). 4 июня 1917 г.

«Погода стоит очень хорошая. Дети уже очень загорели, особенно Мария. Жизнь та же самая, учатся каждый день, надо побольше догнать, так как зимой болели, и притом время скорее проходит. ОН (Государь) и Алексей по утрам часок гуляют. От двух до пяти все, а Он с девочками от семи с половиной до восьми. Все-таки много на воздухе, и им это полезно всем.

Физическая работа для Государя необходима, с детства к этому привык. С покойным отцом (Александром Ш) вместе лес пилили и рубили, так Он и теперь со своими людьми делает. Иногда, если хорошие солдаты, то помогают нести дрова.

Теперь у Него есть много времени читать, что последние годы редко удавалось. Он страшно историческую и военную литературу любит, но трудно после стольких лет быть без бумаг, телеграмм, писем... С покорностью, без ропота все переносит, Его касающееся, но как за Родину страдает... за Армию — это Вы и Александр Владимирович сами понимаете.

Невыносимо тяжело видеть эту быструю разруху во всем... обидно, больно — вся работа пропала. Один Господь может еще любимую Родину спасти, и я не теряю эту надежду, хотя много еще тяжелого придется перенести.


Есть хорошие люди (хотя их мало). У меня вообще давно мало доверия к людям, слишком много зла видела в свою жизнь, но я Богу верю, и это главное. Ему все возможно. Но пора кончать. Храни Вас Бог. Крепко целую«.


Из письма Ольги Николаевны — З. С. Толстой (рожд. Бехтеева — сестра поэта С. С. Бехтеева, жена полковника П. С. Толстого). 6 июня 1917 г.

«... теперь в саду началась рубка сухих деревьев, пилим дрова и т.д. Огород процветает. Ели вчера нашу первую редиску. Она очень красная и очень вкусная».


Из письма Татьяны Николаевны — З. С. Толстой.23 июня 1917 г.

«Мы по вечерам после обеда все тоже работаем, и Папа нам читает. Мы теперь кончаем шестой том книги „Le comte Monte-Cristo", Alexandre Dumas. Вы знаете это? Страшно интересно. А раньше читали про разных сыщиков; тоже интересно».


Из письма Ольги Николаевны — В. В. Комстадиус (жена генерал-майона Н. Н. Комстадиуса. Содержала в Царском Селе лазарет для раненых).

12 июля 1917 г. «Милая Вера Владимировна! Сердечно тронута и благодарю Вас за добрые пожелания. Все мои шлют Вам привет. Огород наш процветает. Мы также помогали уборке сена, и я немного научилась косить. Всего Вам хорошего».


Из письма Татьяны Николаевны — Великой княгине Ксении Александровне. 20 июля 1917 г.

«Спасибо тебе огромное, дорогая моя Крестная, за письмо. Рада, что вы все, слава Богу, здоровы, и за тебя, что ты, наконец, можешь иметь всех твоих мальчиков у себя. Мы тут все ничего. Папа получил твое письмо в день его отъезда, а больше — нет. Мы все хотели написать — да не знали, можно ли и как. Так как учителям к нам нельзя ходить, то уроки идут домашним способом. Мама и Папа тогда нам дают. С Настенькой читаем и играем на рояле.

Мы ходим в лес, где Папа с нашими людьми спиливают сухие деревья и колют на дрова. Мы помогаем и их носим, и складываем в сажени. Эта работа уже около 2-х месяцев, а раньше сами копали грядки, и вышел очень хороший огород, с которого едим. Грядок вышло около 60. По вечерам Папа нам каждый день читает вслух, а мы работаем или что-нибудь другое делаем.

Мы вчетвером ходим теперь бриться, т.к. волосы страшно лезли после кори, и у Марии больше полголовы вылезло — ужас, что такое, а теперь так удобно. Много очень и часто думаем о вас всех. Да хранит вас всех Господь».


Из письма Татьяны Николаевны — Великой княгине Ксении Александровне. Июль 1917 г.

«Грустно, что мы не будем с вами в августе. Мы тут все ничего, только Мама не очень хорошо себя чувствует последние дни, так как было жарко и сердце из-за этого болит. Мы гуляем каждое утро и днем еще. Наши люди с нами ходят днем, т.к. смотрят за порядком. А другие помогают нам пилить старые сухие деревья. Ну и, конечно, несколько стрелков с винтовками и дежурный обер-офицер. Все как полагается Арестантам...

До свидания, моя родная, милая тетя Ксения. Христос со всеми вами».


Запись в дневнике Государя: Воскресенье, 30 июля 1917 г.

«Сегодня дорогому Алексею минуло 13 лет. Да даст ему Господь здоровье, терпение, крепость духа и тела в нынешние тяжелые времена! Ходили к обедне, а после завтрака к молебну, к которому принесли икону Знаменской Божией Матери. Как-то особенно тепло было молиться Ее Святому Лику со всеми нашими людьми. Ее принесли и унесли через сад стрелки 3-его полка...»

Отъезд Царской Семьи был назначен в ночь на вторник, 1 августа 1917 г. К часу ночи все собрались в полукруглом зале. Ночь проходила в томительном ожидании, только в пять утра подали автомобили, и Царская Семья, конвоируемая отрядом кавалерии, покинула Александровский дворец. Поезд был подан к маленькой станции Александровская, в трех верстах от Царского Села. Без десяти минут шесть 1(14) августа поезд отошел от станции.


Тобольск

6(19) августа 1917 г. — 7(20) мая 1918 г. Из письма Татьяны Николаевны — Великой княгине Ксении Александровне. 18 сентября 1917 г.

«Ужасно приятно, что у нас есть балкон, на котором солнце греет с утра до вечера, весело там сидеть и смотреть на улицу, как все ездят и проходят. Единственное наше развлечение. Из наших окон очень красивый вид на горы и на верхний город, где большой Собор.

По воскресеньям бывает обедница в зале, были два раза в церкви. Ты можешь себе представить, какая это была для нас радость после 6 месяцев, так как ты помнишь, какая неуютная наша походная церковь в Царском Селе. Здесь церковь хорошая.

Одна большая летняя в середине, где и служат для прихода, и две зимние по бокам. В правом приделе служили для нас одних. Она здесь недалеко, надо пройти город и прямо напротив, через улицу. Мама мы везли в кресле, а то ей все-таки трудно идти. Грустно, что у нее все время сильные боли в лице, кажется, от зубов и потом от сырости.

А так все остальные здоровы. Что делаете целый день — как проводите время? Сидим все вместе по вечерам, кто-нибудь читает вслух. Завтракаем тоже все вместе, а чай пьем одни. Буду ждать от тебя писем. Всего, всего хорошего. Храни вас всех Господь. Целуем всех крепко, крепко; крепко, как любим. Молимся за вас. Любящая тебя очень, твоя крестница Татьяна».


Из письма Александры Федоровны — А. А. Вырубовой. 20 декабря 1917 г.

«Только обещайся мне сжечь все мои письма, так как это могло бы тебе бесконечно повредить, если узнают, что ты с нами в переписке. Люди все еще совсем сумасшедшие. Были в церкви в 8 часов утра. Не всегда нам позволяют. Занята целый день, уроки начинаются в 9 часов.

Закон Божий с Татьяной, Марией, Анастасией и Алексеем. Немецкий три раза с Татьяной и 1 раз с Мари и чтение с Татьяной. Потом шью, вышиваю, рисую целый день с очками, глаза ослабели, читаю хорошие книги, люблю очень Библию...

Грущу, что они могут гулять только во дворе, за досками... Он (Государь) прямо поразителен — такая крепость духа, хотя бесконечно страдает за страну, но поражаюсь, глядя на Него. Все остальные члены семьи такие храбрые и хорошие и никогда не жалуются... Маленький (Алексей) — ангел.

Я обедаю с ним, завтракаю тоже, только иногда схожу вниз. Священника для уроков не допускают. Во время служб офицеры, комендант и комиссар стоят возле нас, чтобы мы не посмели говорить. Священник очень хороший, преданный.

О, Боже, спаси Россию! Это крик души и днем и ночью — все в этом для меня — только не этот постыдный, ужасный мир... все должны страдать за все, что сделали, но никто этого не понимает... Учишься теперь не иметь никаких личных желаний. Господь милосерд и не оставит тех, кто на Него уповает. Какая я стала старая, но чувствую себя матерью этой страны и страдаю, как за своего ребенка, и люблю мою Родину, несмотря на все ужасы теперь и все согрешения.

Ты знаешь, что нельзя вырвать любовь из моего сердца и Россию тоже, несмотря на черную неблагодарность к Государю, которая разрывает мое сердце, но ведь это не вся страна. Болезнь, после которой она окрепнет.

Господь, смилуйся и спаси Россию!... Страданье со всех сторон. Сколько времени никаких известий от моих родных. Но удивительный душевный мир, бесконечная вера, данная Господом, и потому всегда надеюсь. И мы тоже свидимся — с нашей любовью, которая ломает стены. Я временами нетерпеливая, сержусь, когда люди нечестны и обижают тех, кого люблю. Целую, благословляю, молюсь без конца«.


Из писем Николая II своей сестре, Великой княгине Ксении Александровне. 23 сентября 1917 г.

«Дорогая моя Ксения, недавно получил я твое письмо от 23 марта, ровно полгода тому назад написанное. В нем было два образка, один от тебя, другой от М. Труб. Благодарю за него сердечно и ее тоже. Давно, давно не виделись мы с тобой. Я тоже надеялся, что тебе удастся заехать к нам до Крыма. А как мы надеялись, что нас отправят туда же и запрут в Ливадии, все-таки ближе к вам. Сколько раз я просил об этом Керенского.

Мы постоянно думаем о вас всех и живем с вами одними чувствами и одними страданиями.
Да хранит вас всех Господь. Крепко обнимаю тебя, милая моя Ксения, Сандро и деток.
Твой старый Ники».


5 ноября 1917 г.

Милая, дорогая моя Ксения. От всей души благодарю тебя за доброе письмо от 15 окт., доставившее мне огромную радость. Все, что ты пишешь о здоровье Мама, теперь успокоило меня. Дай Бог, чтобы силы ее вполне восстановились и чтобы она берегла здоровье свое.

Мы только что вернулись от обедни, которая для нас начинается в 8 часов при полной темноте. Для того, чтобы попасть в нашу церковь, нам нужно пройти городской сад и пересечь улицу — всего шагов 555 от дома. Стрелки стоят редкою цепью справа и слева, и когда мы возвращаемся домой, они постепенно сходят с мест и идут сзади, а другие вдали сбоку, и все это напоминает нам конец загона, так что мы каждый раз со смехом входим в нашу калитку. Я очень рад, что у вас сократили охрану — «дюже надоело» и вам, и им, понятно. Бедные, сбитые с толку люди».


24 января 1918 г.

«Дорогая милая моя Ксения. Сегодня день твоих именин, хотя я не нашел этого в календаре. Поздравляю Тебя от всего сердца и шлю мои пожелания Тебе здоровья и всех благ. С утра я ощущал потребность поговорить с Тобою письменно именно сегодня. Как часто мы проводили этот день вместе всей семьей и при иных обстоятельствах, более счастливых, чем нынешние. Бог даст, и эти пройдут. Живем по-прежнему тихо и постоянно вспоминаем о дорогой Мама и вас милых. Все дети с нового года переболели легкою краснухой.

Теперь давно здоровы и продолжают выходить во всякую погоду. Последние дни были очень холодные, сильнейшая буря с 25-30-градусными морозами. Ветры проникают даже в дом, и температура некоторых комнат доходила до 7-8 градусов тепла, например, в зале и в моем кабинете. Но ко всему привыкаешь, одеваемся мы тепло и по утрам сидим в валенках — пока печи не растопятся. Отлично.

Время от чая до обеда обыкновенно занято репетициями разных пьес в разных комнатах, которыми занят весь наш кружок. Время проходит так незаметно. До сих пор играли французскую пьеску, теперь разучиваем русскую и английские. Я собираюсь играть с Ольгою и Мари в забавной шутке Чехова — «Медведь». Надеюсь, насмешим остальных. Хорошее упражнение для памяти. Ну вот, пока все. Христос со всеми вами. Всею душою Тебя любящий. Твой старый Ники.


Из письма Ольги Николаевне — Великой княжне Ксении Александровне. 6(19) февраля 1918 г.

«Тетя Ксения, милая, дорогая, я так обрадовалась твоему длинному письму. Слава Богу, что у вас в Ай-Тодоре все благополучно, у нас — также, пока что жаловаться нельзя. Солнце светит почти всегда, и здесь оно какое-то особенно яркое. Сейчас уже темно, но луна светит сильно и масса ярких звезд. Очень хорошие закаты. Снегу прибавило за последнее время, и гора наша процветает. То совсем небольшая, в уровень забора, но и это хорошо, так как сверху видим проходящих и проезжающих. Иногда некоторые останавливаются и глазеют, и если часовой сердитый, то он гоняет их вовсю.

Мы сейчас же и сами скатываемся, во-первых, чтобы не набиралась толпа, а потом, чтобы нас оттуда самих не попросили, что довольно скучно, но пока все благополучно. Иногда к нам приходит покататься мальчик Миша, которого взял на воспитание один из взводов 1-го полка, раз приходил другой, 4-го полка, или взводные собаки.

Как видишь, гостей немного, но милые. Пишу тебе, сидя в коридоре на сундуке, оно как-то теплее и уютнее.

Пора идти ко всем. Буду играть в бридж с Триной, Валей и Евг. Серг. Остальные играют в безик или работают. Папа читаем вслух Лескова.

Пора идти на репетицию. Всех обнимаем и шлем лучшие пожелания. Храни тебя Господь.
Твоя Ольга.


Из письма Александры Федоровны — А. А. Вырубовой. 13(26) марта 1918 г.

«Господь Бог дал нам неожиданную радость и утешение, допустив нам приобщиться Св. Христовых Тайн, для очищения грехов и жизни вечной. Светлое ликование и любовь наполняют душу.

...Подумай, была 3 раза в церкви! О, как это утешительно было. Пел хор чудно, и отличные женские голоса; «Да исправится» мы пели дома 8 раз без настоящей спевки, но Господь помог. Так приятно принимать участие в службе. Батюшка и диакон очень просили нас продолжать петь, и надеемся устроить, если возможно, или удастся пригласить баса. Читаю газеты и телеграммы и ничего не понимаю.

Мир, а немцы все продолжают идти в глубь страны,- им на гибель. Но можно ли так жестоко поступать? Боже мой! Как тяжело! Одну неделю сидели вечером одни, вышивали, и Он (Государь) читал нам о Св. Николае Чудотворце. Помнишь, мы вместе читали его жизнь? Father читает для себя теперь весь Ветхий Завет.

Исповедывались у другого батюшки (о. Владимир Хлынов), тот, который теперь всегда служит; была общая молитва с нашими людьми. Благословляю и нежно целую. Всем привет».

Из письма Ольги Николаевны — Великой княжне Ксении Александровне. 1(14) апреля 1918 г.

Душка, милая Тетя Ксения. Вот обрадовались твоему письму. Спасибо большое. Столько времени не было от вас известий, а слухов в газетах так много, что — вот и все.

У нас пока все слава Богу, более или менее благополучно. Сюда понаехало, конечно, много пакостников и т.д. красногварда и пр., ну и держат нас опять строже. Из того дома перевели всех сюда, порядочно тесно, ну да ничего, Бог даст... Погода весенняя: снег хорошо тает и воды всюду много. Солнце отлично греет, и мы уже начали загорать. Сегодня было 7 град.в тени и сильный ветер. Да, мы все ужасно вас жалеем и массу хорошего мысленно говорим. Могу себе представить, как тяжело было покидать Ай Тодор... И Вам даже нельзя видеть Т.О. и Ирину. Такое свинство, но ничего не поделаешь.

Была у нас утром в 11 час.30 мин. обедница, и вчера всенощная. Интересные новости. Знаешь, наших людей больше выпускать не будут, чтоб было как в Царском Селе. Не понимаю зачем; когда нас с прошлого года совершенно так же и держат, и для чего других так притеснять, совершенно не понимаю, и, по-моему, ни к чему.

Как забавно одеты, т.е вооружены красногв. — прямо увешаны оружием, всюду что-нибудь висит или торчит.

Вам, наверное, тоже делают вещи, так сказать, для Вашей пользы, да? Надеюсь, Вам удастся поговеть на Страстной? Теперь кончаю. Авось, получишь это письмо. Все крепко, крепко Тебя целуем и обнимаем. Храни Вас Бог. Твоя Ольга».


Из письма Александры Федоровны -А.А. Вырубовой. 8(21) апреля 1918 г.

«Родная моя! Горячо благодарим за все: яички, открытки, маленький — за шоколад, птичку, за чудный образ — стоял за службой на столе. Спасибо маме за стихи, ноты, книжку. Всех благодарим. Снег шел опять, но яркое солнце. Ножке Алексея медленно лучше, меньше страданий, ночь была лучше, наконец. Ждем сегодня обыска; приятно.

Не знаю, как с перепиской дальше будет, надеюсь, возможно. Молись за твоих дорогих. Атмосфера электрическая кругом, чувствуется гроза, но Господь милостив и охранит от всякого зла. Сегодня будет обедница, но все-таки трудно не бывать в церкви. Ты это лучше всех знаешь, мученица моя маленькая. Не посылаю через А., так как она обыска ждет. Грустно вечно твои письма жечь; от тебя все такие хорошие, но что делать? Не надо привязываться к мирским вещам...

Ужасно грустно, что Осоргин погиб, а кто еще? Сколько несчастных жертв! Невинные, но они счастливее на том свете. Хотя гроза приближается — на душе мирно — все по воле Божией. Он все к лучшему делает. Только на Него уповать. Слава Ему, что маленькому легче. Храни тебя Христос. Благословляю, обнимаю, ношу в сердце, желаю здоровья, крепости духа. Всем привет от вечно тебя любящей старой М».


Екатеринбург

Из письма Марии Николаевны — З. С. Толстой. 4(17) мая 1918 г.

«Ужасно было грустно, что нам ни разу не удалось быть в Соборе и приложиться к мощам св. Иоанна Тобольского».


Из письма Ольги Николаевны:

«Отец просит передать всем тем, кто Ему остался предан, и тем, на кого они могут иметь влияние, чтобы они не мстили за Него, так как Он всех простил и за всех молится, и чтобы не мстили за себя и чтобы помнили, что то зло, которое сейчас в мире, будет еще сильнее, но что не зло победит зло, а только любовь».

Источник: http://www.pokaianie.ru/