► Эдиг Ход демонстрирует весенние модели на Paramount Pictures
Раз - и по мановению руки упитанная Марлен Дитрих превращается в голубого ангела, а неброская Грета Гарбо - в загадочного сфинкса. Кто сыграл в судьбах голливудских звезд «Золотого века» такую исключительную роль? Кому было под силу сотворить из обычной женщины богиню, которой подражали миллионы?

Новорожденный Голливуд относился к одежде актеров предельно просто: в чем пришел, в том и будешь сниматься. Конечно, это не распространялось на костюмные фильмы из жизни Древнего Египта или Дикого Запада - в этих случаях одежду и реквизит брали напрокат в каком-нибудь театре. Жанр большинства ранних шедевров кинопроизводства сводился к камерной драме, герои которой одевались точно так же, как зрители в зале синематографа. Но лучше.


Это презрение к костюму тем более удивительно, что практически все отцы-основатели крупных студий начала века успели до романтического увлечения синематографом потрудиться на ниве производства и продажи одежды. Создатель старейшей кинокомпании Universal Карл Леммле был управляющим в магазине мужского платья. Адольф Цукор из Рагапюипі Pictures начинал карьеру с ученика скорняка, дойдя до владельца мехового бизнеса. Metro-Goldwyn-Mayer лишила мир сразу двух гениев легкой промышленности, уведя Маркуса Лова с меховой фабрики, а Сэмюэла Голдвина - с должности продавца перчаток.

Традиция сниматься «в своем» в мужской киномоде продержалась аж до 40-х годов, когда Кэри Грант и Фред Астер продолжали заказывать для съемок дорогие костюмы. За свои, между прочим, кровные. Дуглас Фэрбенкс и Джон Гилберт в 20-х, Гэри Купер и Хамфри Богарт в 30-40-х - все они дружной вереницей тянулись на лондонскую Севил-роу. Сшить смокинг или фрак в Anderson&Sheppard.Gieves&Hawkes, Непгу РооІе&Со или в Kilgour означало не просто попасть в касту джентльменов, но и подтвердить определенное положение в обществе. «Фраки, как «форды», - писал Esquire в 1936 году, - это предмет гордости и модель, которая редко меняется». Может быть, именно из-за консерватизма мужской моды традиция снимать актеров в их собственных костюмах и продержалась так долго.

Хотя она распространялась не на всех. Было в армии экранных героев-любовников одно исключение.

Комедия страстей и пощечин.

Единственным актером кино в 20-х годах, на которого работал личный дизайнер одежды, был Рудольф Валентино. Звали дизайнера Наташа Рамбова, урожденная Уинифред Шонесси.

Ее родители разошлись почти сразу после Ее рождения, и мать то и дело выходила замуж. Чтобы девочка не путалась под ногами, ее из родного Солт-Лейк- Сити отправили учиться в закрытую британскую школу-интернат, где она несколько лет изучала историю и языки, а заодно увлеченно занималась балетом и рисованием. Девочка подросла, тут как раз грянули 10-е годы XX века, а с ними эйфорическое увлечение Дагилевскими сезонами. Образ русской балерины, а вовсе не историка или лингвиста, становится для Уинифред жизненным ориентиром, и она возвращается в Америку, чтобы поступить в труппу Федора Козлова, основателя Impcrial Russian Ballet Company. Но трудно порхать по сцене и чувствовать себя Анной Павловой, если тебя зовут Уинифред Шонесси. Неполное какое-то перевоплощение, никто не поверит в то, что ты - подлинник, а не подделка. И она становится Наташей Рамбовой.

Во время одного из турне по Америке труппа приезжает в Лос-Анджелес, город-синема, и здесь Козлов знакомится с режиссером Сессилем де Миллем. Эстетика русского балета с костюмами а-ля Бакст и тягой к экзотике находит приятное понимание со стороны де Милля, у которого маниакальная тяга к выспренности. Его обзывали певцом ванных комнат за кадры с пафосными дамами в мраморных купальнях, за потакание зрителям, то обмирающим от блестящих на солнце римских легионеров, то трепещущим от вида императорских апартаментов. Два творца ударили по рукам, и вот уже Теодор Кослофф эффектно заламывает руки и поражает зрительниц демоническими взглядами в новой картине де Милля. А то, что на нем надето, - работа Наташи Рамбовой.

Надо сказать, что Рамбова сама редко шила костюмы, чаще покупала их в салоне своего любимого Поля Пуаре, а затем декорировала или видоизменяла по своему вкусу. А пристрастия ее раз и навсегда сформировали художники Дягилева - Бакст, Бенуа, Добужинский, Билибин: юбки-абажуры, расписные шаровары, парчовые чалмы, вышивки в народном стиле.

Настоящим подарком для Рамбовой оказалась встреча с Аллой Назимовой. Которой (встречи) могло и не быть. Дело в том, что сначала с Назимовой познакомился Козлов. Она как раз собиралась снимать «Саломею» с собой в главной роли. Козлов предложил ей свое участие в качестве хореографа и художника-оформителя.

В тиши мастерской Рамбова сделала несколько эскизов, и с этими эскизами Козлов отправился на встречу с Назимовой, неосмотрительно прихватив с собой Наташу. Разговор шел на русском, и Назимовой даже в голову не пришло, что автор прекрасных динамичных рисунков не ее новый друг Козлов. Выяснилось это на стадии обсуждения, когда Назимова попросила кое- что скорректировать, и Наташа тут же быстренько принялась вносить поправки.

Истинный герой вышел из сумрака, жадный Карабас был посрамлен, а Назимова предложила Наташе бросить своего кукловода и поступить к ней на должность художника по костюмам с жалованьем в 5000 долларов за фильм и полной свободой творчества. Хотя вряд ли можно было назвать свободу «великого немого» полной, ведь костюмы нужно было делать с учетом их контрастности, представляя, насколько эффектна их графика. Если в жанрах немого кино доминировали комедии страстей и пощечин, то в вопросах одежды - игра объемов и цветовых пятен.

Сотрудничество с Назимовой было суперуспешным, творчество било кастальским ключом, коктейль из Голливуда и Бакста приносил славу и прибыль, но тут в жизни Рамбовой снова случилась встреча, с мечтой о которой засыпали тысячи женщин.

Обстоятельства этой встречи не совсем чисты. Рамбова, как и все окружение Назимовой, была молчаливой свидетельницей бурного романа подруги с секс-символом немого кино Рудольфом Валентино. Полнейшей неожиданностью для Назимовой было бегство подруги и любовника в Мексику. Там они и поженились.

Правда, скоро выяснилось, что предыдущий брак Валентино - самый короткий в истории Голливуда, продлившийся всего шесть часов - еще не был расторгнут, и молодожену пришлось для начала стать героем судебного разбирательства. Но истинная любовь преодолела это неожиданное препятствие, и вскоре Наташа Рамбова и Родольфо Альфонсо Раффаэлло Пьетро Филиберто Гульельмиди Валентино д’Антоньолла пошли по жизни рука об руку.

Шли, впрочем, недолго. Рамбова взяла на себя роль стилиста звезды, денно и нощно следя за каждой деталью экранной внешности Рудольфо. То она раскрашивала тело мужа хной, делая из него подобие фавна Нижинского, то обряжала его в чалму с перьями и алмазами и павлинообразные шаровары. Ей хотелось расширить его приторное амплуа, сделать его более фантазийным и образным. Валентино был не то чтобы против, но, кажется, не совсем понимал, чего хочет его талантливая жена. Бывшему жиголо было вполне комфортно в лайковой шкурке героя-любовника. А потому, смиренно поучаствовав некоторое время в экспериментах над собственной внешностью, он втайне от жены подписал контракт со студией Famous Players-Lasky, предложившей ему ровно то, что Валентино умел лучше всего. «Кто запудрил мальчику мозги? Почему он не посоветовался со мной?» - грозно вопрошала художница, в одночасье лишившаяся своего лучшего холста. На что агент Валентино и киностудия United Artists, занимавшаяся дистрибуцией, обвинили ее в желании сделать из Валентино «пуховку для пудры», вместо того чтобы подчеркивать его мужское начало, которое так ярко проявлялось в мелодрамах. Ну и все. Супруги как-то вдруг охладели друг к другу. Рамбова хлопнула дверью и удалилась в бизнес, открыв собственный магазин готового платья. Имя ее, впрочем, не было потеряно для мира кино. В ее магазине одевались популярные актрисы того времени - Бела Бонди, Алин Макмагон и «девушка с ужаленными пчелой губами» Мэй Мюррей.

С уходом Рамбовой орнаментальная и экстравагантная мода навсегда покидает Голливуд. На смену костюмности приходит стандарт. На экранный образ героя стало влиять то, что принято и модно в обществе. Например, когда модельер Жак Пату в 1929 году неожиданно удлинил платья и заразил новой модой весь мир, Голливуд отправил тысячи рулонов отснятой пленки в корзину, чтобы не выглядеть в глазах публики ветераном, плетущимся в арьергарде.

Лучшие друзья девушек

К тридцатым годам кинематограф перестал ориентироваться на немых старлеток с их большими наивными глазками. На смену утренней инфернальности Лиллиан Гиш приходит образ вечерней, зрелой и элегантной женщины, такой как Марлен Дитрих или Грета Гарбо. Юбки становятся длиннее, волосы благодаря моде на химическую завивку и перекись водорода кудрявее и блондинистее, а окружающий мир депрессивнее. И чем мрачнее становится на улицах, тем больше блеска на экране. До кризиса образцами для женщин были звезды театра и оперетты. Но как только кино заговорило, все стали делать жизнь с Джоан Кроуфорд или Джин Харлоу. И если эти богини появлялись на экране в платье от определенного модельера, на следующий день продажи в его магазине резко взлетали вверх. Для этого существовали титры, в которых указывалось имя автора нарядов. Надо сказать, что в начале 20-х годов рекламой одежды и предметов массового потребления усердно занимался Сесиль де Милль. Делал он это прямо в лоб и, нимало не стесняясь, вставлял в речь героев координаты правильного шопинга. Например, герой внезапно заявлял: «Кстати, обратите внимание на мою новую шляпу. Я купил ее сегодня в магазине готового платья Смита на Фигероу-стрит».

Именно предприимчивый режиссер де Милль был первым, кто понял, что зрителя волнуют не только страсти, но и наряды звезд. Еще в 1915 году он принял на работу художника по имени Клэр Уэст, по официальной формулировке, «для контроля за костюмами студии Famous Players-Lasky - будущего Paramount Pictures. Но в должностные обязанности мистера Уэста не входило собственноручное рисование эскизов и изнурительные примерки, а лишь подбор костюмов для того или иного фильма.

Кроме театральных костюмерных, можно было воспользоваться услугами Western Costume Company - базы, созданной в 1912 году коммивояжером по фамилии Бернс. За годы путешествий по Дикому Западу этот человек собрал внушительную коллекцию предметов индейского быта. Заработав на домик в пригороде Лос-Анджелеса, ушел было на покой, но тут ему довелось посетить синематограф, где как раз шла картина о борьбе ковбоев с индейцами. Увидев на экране кошмарный микс из шкур, одеял, бисера и перьев, мистер Бернс омрачился челом и пошел прямо к режиссеру Уильяму Харту, бывшему ковбою по прозвищу Двустволка Хикс, с предложением рассказать всю правду о том, во что на самом деле одеваются индейцы. Харт взял его консультантом, а за время производства картины слух о Бернсе и его коллекции распространился по всему Голливуду, так что на выходе из павильона его ждала очередь из режиссеров. Бернс быстро понял, что его ждет выгодное дельце, арендовал большой ангар, подкупил мебели и реквизита разных эпох и начал снабжать «великого немого».

Историческое кино прибарахлялось исключительно на базе Бернса. Но в конце 20-х стала очевидной необходимость в уникальных нарядах для каждого фильма. И главное - в сотворении неповторимого облика актрис, из которых с помощью нескольких метров парчи или органзы делали небожительниц. А превратить земное создание в неземное не так уж и трудно - нужно только скрыть недостатки внешности.

У Нормы Ширер ноги были, что и говорить, коротковаты, и модельер Гилберт Адриан шил для нее платья с завышенной талией, зрительно удлиняющие силуэт. Плечи Джоан Кроуфорд были несколько шире принятых стандартов, и, чтобы это скрыть, он сочиняет для актрисы наряды с пышными оборками на рукавах. В фильме «Летти Линтон» Адриан одевает Кроуфорд в белое платье с пышной юбкой с воланами, зауженной талией и огромными оборками на верхней части рукава, превращая барышню в эдакий розан благоухающий. Полмиллиона его копий были проданы универмагом Macy’s в течение нескольких дней после премьеры. Всем хотелось благоухать также - пусть на дворе самая смрадная из депрессий.

Время Гилберта Адриана - это эпоха облегающих вечерних платьев из тонких тканей. Поскольку цвета экран не передавал, эффектным наряд делало преломление цвета: стразы, вышивка серебром, пайетки и блестки играли с перьями и мехом - все это великолепие в целом называлось стилем «Одеон», а современные дизайнеры без труда опознали бы в нем дедушку гламура. Роскошные наряды напоминали больше всего вторую кожу, но кожу не простую, а очень дорогую.

А чтобы она не морщилась и не бугрилась, было изобретено эластичное нижнее белье. Специальные бюстгальтеры из латекса делали грудь более пышной, а пояса для чулок утягивали талию и бедра.

В общем, Гилберту Адриану со всех точек зрения повезло со временем, которое все, до последней секунды, работало на него. Родился он в Коннектикуте. Учился в Париже. Творить начал на Бродвее. Именно там его заметила Наташа Рамбова, начала заказывать у него одежду, и ей так понравился его стиль, что она принялась покровительствовать модельеру. Видимо, сильны были у миссис Рудольф Валентино материнские инстинкты: только разошлась с одним подопечным, как тут же нашла новый объект заботы. Объекту было немного за двадцать, но его нельзя было назвать неуверенным новичком - уже в 1925 году компания Metro-Goldwyn-Mayer подписывает с ним контракт.

Основная идея Адриана оказалась натуральным прорывом - одежда должна в первую очередь подчеркивать и развивать характер персонажа. То есть самое главное в кино - это крупный план, лицо актера. Костюм не должен затмевать его, не должен оттягивать внимание на себя, а лишь усиливать образ, как бы сотрудничая с внешностью. Лицо Марлен Дитрих, которому позволили бы жить своей жизнью, могло остаться незамеченным, если не «раскрыть» его с помощью мужского костюма или белоснежного манто, а сама Марлен - навсегда застрять в амплуа «девушки с Курфюрстендамм». Лицо - это просто лицо. Лицо в раме правильной одежды - это Образ, мифологическая «ледяная фрау», «железная лилия», «женщина со стальным позвоночником».

В конце 30-х Адриан начинает одевать Грету Гарбо, да так увлекается, что становится для нее суровым диктатором. Она в ответ проникается страстной ненавистью к его платьям, но одновременно впадает в такую зависимость, что не может расстаться с ними до конца жизни. Адриану удастся поймать самую сильную черту ее внешности - умение дарить холодный свет далекой звезды. И тут нельзя допускать никакой фальши: «Ни в коем случае нельзя надевать на Гарбо искусственные драгоценности, и не потому, что подделка будет заметна с экрана, а потому, что это исказит образ самой Гарбо, изменит ее игру». На изготовление нарядов для Гарбо студия тратила громадные средства, хотя главная фишка Адриана заключалась в использовании всего двух цветов - белого и черного, обрамленных бесчисленными оттенками серого. В итоге черно-белый мир Гилберга Адриана превращался в цветной вихрь, который завораживал и влюблял.

Своим учителем в профессии Гилберт Адриан считал главною художника студии Paramount Pictures Говарда Грира. Того самого, который одевал Полу Негри, Мэри Пикфорд, Луизу Брукс, Кэтрин Хепберн и Ингрид Бергман. И того самого, который сказал: «Нью-Йорк и Париж презрительно морщились, глядя на платья, созданные в Голливуде. Пусть. Возможно, они были слегка вульгарны, но в них была фантазия... Судьба забросила меня в этот карнавальный мир, и я купался в его поддельных бриллиантах, перьях и мехах и обожал каждое его мгновение».

Художник по случаю

Танцовщица Рамбова стала художником кино благодаря встрече с Сесилем де Миллем и Аллой Назимовой, Гилберт Адриан - благодаря опеке со стороны Нагаши Рамбовой. Молодого дизайнера из Нью- Йорка Трэвиса Бентона стали узнавать после того, как Мэри Пикфорд купила у него платье для своей свадьбы с Дугласом Фэрбенксом. Буквально в считаные дни Бентон стал руководителем костюмерного цеха студии Paramount Pictures.

Для Дитрих он делал костюмы в стиле избыточного великолепия, щедро усеивая их аксессуарами фальшивого голливудского блеска - стеклярусом и бисером, блестками и перьями. «Я хочу, - заявлял он, - чтобы вы все раскрыли рты от изумления. Но не вздумайте искать что-то подобное в магазинах!» Первым из всех модельеров он начал использовать для создания костюмов креп, аглас и шелковый шифон - популярные гафта и муар были слишком шумными для звукового кино, и один взмах руки мог заглушить ключевой диалог картины. Модели Бентона не тиражировались и не продавались в универмагах - именно с его творчества по-настоящему начинается «Золотой век» недосягаемого и неповторимого Голливуда.

В начале 30-х Говард Грир увольняется с киностудии, чтобы открыть собственный магазин на Родео-драйв. Его место занимает Трэвис Бентон. А ассистенткой Бентона становится миниатюрная, никому не известная барышня по имени Эдит Хед.

Барышне мало что доверяли, разве что ковбойские наштанники для категории horscopcra - вестернов. Следующей ступенькой в ее карьере стал grandmothcrclass - отдел бабушек, это когда ведущие дизайнеры замяты главными актерами, а ассистент работает с эпизодическими персонажами бабушек, тетушек и нянюшек.

Первые фанфары в честь Эдит Хед грянули случайно, в 1932-м, когда ее непосредственный начальник Трэвис Бэнтон отъехал на пару недель в Париж на показ моделей. Эдит предстояло в одиночку создать костюмы для Мэй Уэст - звезды своенравной, резкой в общении и весьма афористичной в диалоге. Новенькой актриса дала точнейшие указания: «Мои платья должны сидеть достаточно свободно, чтобы доказать, что я дама, и быть достаточно узкими, чтобы показать, что я женщина». Эдит оказалась понятливой. Вернувшийся из Европы Бэнтон застал благодушно воркующую Мэй и как будто увеличившуюся в росте прежде незаметную ассистентку, которая справилась с задачей на сто процентов.

А ведь не отправься Бэнтон в европейское турне, Эдит Хед могла так всю жизнь и промыкаться в чернорабочих. Для Бэнтона и Грира она была самозванкой, проникшей в волшебный мир кинематографа с черного хода, да вдобавок еще и вруньей.

Обман действительно имел место. Эдит совсем не умела рисовать и никогда не думала, что посвятит этому жизнь. Окончила Стэнфордский университет со степенью магистра по романским языкам. Преподавала французский в колледже искусств. А среди ее учениц были дочери знаменитого и столь неожиданно значимого для этой истории режиссера Сесиля де Милля - причина его значимости в том, что умел этот не самый гениальный режиссер оказываться в нужное время в нужном месте. Летом 1924 года Эдит стала подрабатывать у дочек режиссера репетитором. Как- то девочки взяли ее с собой на съемочную площадку отца. Впечатление было сильным. Настолько сильным, что, когда Эдит наткнулась на газетное объявление о том, что киностудия ищет художника но костюмам, она решила откликнуться. Пришла на собеседование к Гриру с портфолио, полным рисунков. Не своих - одолженных у знакомых студентов колледжа. Грир пришел в восторг и даже сказал, что никогда не видел столько таланта в одном портфолио. Эдит Хед получила работу. Через несколько дней обман, естественно, раскрылся, но Грир, против ожидания, не уволил ее, а, отсмеявшись, наскоро научил делать наброски. А через некоторое время укатил в Европу, оставив наедине с опасной Мэй Уэст. После первого успеха Эдит досталась Барбара Стэнвик, дама с фигурой весьма сложной. Хед окутала ее золотой парчой и, как именинный пирог, посыпала сверху стразами - и вот уже Голливуд встречает свой новый секс-символ.

В 1938 году Бэнтон покидает кино, и главным дизайнером студии Paramount Pictures становится Эдит Хед - единственная женщина своего времени на таком посту. Она стала первой, кто понял, что профессия художника по костюмам - это и есть настоящая карьера, в отличие от ее предшественников, которые, поработав на «фабрику грез», возвращались к профессии модельера, производящего одежду по собственному вдохновению, а не по заказу киностудии.

Многолетняя работа Эдит в должности, которая представляла собой помесь функций психиатра, художника, модельера, портного, историка, медсестры и агента по продажам, принесла ей настоящий успех. Со многими клиентами её связывала дружба - Эдит умела не только одевать, но еще и слушать, а главное, молчать по поводу услышанного. Она создала стиль звездам, которым потом подражали целые поколения, - от Бетт Дэвис и Авы Гарднер до Элизабет Тейлор и Грейс Келли. Только с одним Хичкоком она сделала 11 фильмов! А ведь началось все с детства, когда ее лучшими друзьями были игрушечные собачки, ослики и кошечки, которых она увлеченно драпировала в разноцветные тряпочки.
Если бы дядюшка Оскар раньше почтил своим вниманием художников по костюмам, то и Рамбова, и Адриан, и Грир, и Бэнтон получили бы не одну статуэтку. Но номинация появилась только в 1949-м.

В первые годы премию вручали отдельно за черно¬белые и отдельно за цветные фильмы. В 1949-м Эдит Хед была номинирована в обеих гаммах и совершенно уверена в победе, хотя бы, как она говорила, за одно умение выживать. Получила за черно-белую «Наследницу». С этих пор ее выдвигали на «Оскар» 25 раз, и 7 раз она уходила с церемонии в обнимку с дядюшкой Оскаром. В свободное от церемоний награждения время Эдит Хед работала по 16 часов в день, делая по 50 фильмов в год. И так 44 года подряд.

Платье на грани нервного срыва

Мэтры высокой моды редко проникали в киномир. Шанель еще в 30-е дала понять, что американский лоск ей противен. Кристиан Диор имел опыт работы с Хичкоком в «Страхе сцены» с Марлен Дитрих, но одевать Брижит Бардо в фильме «Невеста слишком хороша» отказался, чтобы не оскорблять чувства своих аристократических клиенток - одеваться из тех же рук, что шьют для какой-то актриски! А вот Юбер де Живанши не погнушался и во многом сломал этот стереотип. Хотя поначалу стал жертвой самообмана. Когда ему позвонили со студии и спросили, не хочет ли он поработать с мисс Хепберн, он с радостью согласился. Но при этом был уверен, что речь идет о Кэтрин Хепберн, которую почитал как символ элегантности. Когда ошибка открылась, он даже не хотел встречаться с той, кому суждено было стать его музой. Разговор о кино все же состоялся, и юная Одри так очаровала кутюрье, что он не только придумал ей гардероб, но и через некоторое время выбрал ее лицом своего первого аромата L’ Interdit.

И в кино он, конечно, задержался только ради нее.

И сделал большинство костюмов для «Римских каникул» и «Сабрины». Правда, его даже не упомянули в титрах, и «Оскар» за «Сабрину» получила Эдит Хед. Но ему досталось больше, чем награда, - муза, которая всем своим обликом демонстрировала, что его искусство имеет все шансы пережить его самого. Немножко больше, чем какой-то «Оскар», не правда ли?

Кино все чаще радует цветом и дает все большую свободу дизайнерам. Эпоха неуловимо меняется, и музой послевоенных десятилетий «Большого Голливуда» становится его главная блондинка Мэрилин Монро.

В 1948 году на съемках «Хористок» - первого фильма, в котором у Мэрилин была главная роль, она познакомилась с модельером Жаном-Луи Берзаултом. В шестидесятых они работали вместе на двух последних ее картинах, и Берзаулт символически замкнул рамки ее карьеры. Сотрудничество оказалось взаимовыгодным. Мэрилин пополнила список звездных клиенток Жана-Луи, а он создал для нее самое знаменитое свое платье - то, в котором она выступала перед Джоном Кеннеди на его дне рождения.

Обратившись к модельеру, Мэрилин поставила задачу как только она одна и умела: пошить «то, чего ваще не может быть». И чтобы это была такая тряпка, которую может надеть только одна девушка в мире - Мэрилин. Берзаулт пересмотрел все фильмы с Монро, потом представил себя зрителем в зале. И поступил в соответствии с мужской логикой: каждый, кто увидит эту барышню, будет далек от мысли завернуть ее в материю. Скорее, наоборот. Платье на день рождения Кеннеди стало для Жана-Луи Берзаулта орудием в битве за мужскую мечту - раздеть Мэрилин.

Он нарисовал эскиз платья с эффектом обнажения. Теперь встал вопрос: из чего можно сшить это чудо? Нашел во Франции какую-то кустарную шелкоткацкую фабрику и заказал там воздушную и легкую ткань телесного цвета - не прозрачную, но совершенно невесомую, вроде паутины. Делалось это на миниатюрных станках, практически вручную. Затем ткань доставили в дом Монро в Бренвуде, где и разыгрался третий акт четырехактной пьесы о платье. Выкройку делали прямо на Мэрилин, которая для этого часами простаивала на табурете с бокалом шампанского в руке - нужно же было девушке чем-то подкрепляться!

В результате получилась текстильная модель тела Монро - с юбкой-макси, без рукавов, с открытой спиной. Застегивалось это чудо анатомической мысли на молнию и множество микроскопических крючков телесного цвета. Белья под платьем наряд не предусматривал - платье не потерпело бы ничего, что встало бы между ним и телом актрисы.

А вокруг уже распространялись слухи и вились организаторы торжества, подозревавшие неладное. Наконец спросили у Монро напрямик, в чем она собирается поздравлять мистера президента. Мэрилин ничего не утаила - открыла шкаф и продемонстрировала строгим экспертам скромное вечернее платьице из скромного сатина. Наряд был одобрен, организаторы отвязались, а Монро продолжила готовить меткий удар.

19 мая 1962 года за кулисами Madison Square Garden Мэрилин ждала своего выхода, закутавшись в меха. Как только объявили ее выход, меха были сброшены. Платье заиграло всеми шестью тысячами бриллиантовых блесток. У публики перехватило дыхание - все решили, что Мэрилин вышла поздравить президента голой. Пока зрители приходили вссбя, Монро уже пела свое Нарру Birthday, Mister President, обратившись к ложе Кеннеди.

Но какие были овации! Совсем другую реакцию у зрителей вызвал еще один исторический наряд Монро - то самое белое «улетающее» платье. Сделал ею модельер Уильям Травилла, с которым Монро работала над образами аж для семи фильмов, и в их числе «Джентльмены предпочитают блондинок», «Как выйти замуж за миллионера» и «Зуд седьмого года». Для последнего белое платье и шилось.

Свидетелями взлета юбки в вихре теплого воздуха из вентиляционного люка были с одной стороны 5 тысяч случайных прохожих, а с другой - муж Мэрилин Джо Ди Маджо. И нет бы снять все быстренько и разбежаться по домам, так нет - на Мэрилин напал редкостный склероз, она забывала слова, да-да, там еще и слова были, и режиссер Билли Уайлдер бился в истерике, снимая сороковой дубль. Зато толпа была в полнейшем восторге, свистела и улюлюкала - потом этот дубль все равно пришлось переснимать в павильоне студии 20 th Century Fox из-за этого безумного шума. В результате бюджет фильма раздулся нечеловечески, Монро и Ди Маджо развелись,а платье, изготовленное Травмллой вручную из шелка цвета слоновой кости, спустя полвека, как и прочие знаковые платья Монро, продали с аукциона за 4,6 миллиона долларов, что на полтора миллиона превзошло бюджет фильма даже в раздутом состоянии.

И Берзаулт, и Травилла были хорошими друзьями Монро, и обоим суждено было увидеться с ней за несколько дней до смерти. К Берзаулту она обратилась сама - намечался повторный брак с Джо Ди Маджо, и понадобилось новое свадебное платье. Травилла случайно встретил её в ресторане: Мэрилин была не в себе и даже не сразу его узнала. Он было собирался написать ей письмо о том, как это неприятно и обидно, но не успел.

Самым кассовым фильмом с Мэрилин Монро стал «Некоторые любят погорячее», и в нем образ Монро держал в своих руках проверенный дизайнерский кадр с раскатистым именем, наполовину состоящим из псевдонима, Орри-Келли, тоже гений и оскароносец. В Голливуде приезжий из Австралии мечтал сделать карьеру актера, даже снимал одно время квартиру на пару с Кэри Грантом, но карьера не задалась, и ради заработка Орри-Келли подрядился оформлять фрески, потом вывески. В результате он попал на Бродвей в качестве оформителя и как-то очень скоро втянулся в кинопроизводство. Сделал в итоге более 300 фильмов, среди которых и такая классика, как «Мальтийский сокол», «Касабланка», «Мышьяк и старинные кружева», «Оклахома!» и куча фильмов со смешными названиями типа «Мать носила колготки». «Дипломированная медсестра». «Клубничная блондинка» или «Богатые всегда с нами». Работал, как вол, пил, как лошадь, и в результате пережил Мэрилин всего на полтора года, а мог бы, как и она, жить да жить. Гроб его на похоронах несли Кэри Грант, Тони Кертис, Билли Уайлдер и Джордж Кьюкор. И, возможно, роняли настоящие, не актерские слезы.

По крайней мере, у одного из них, Тони Кертиса, были для этого все основания. Совсем недавно Орри-Келли делал костюмы для скандального «Некоторые любят погорячее». Кертис и сам работал в молодости в ателье мод и потому совершенно справедливо раскритиковал костюмы, которые смастерил для Дафны и Жозефины другой костюмер. Кертис и так был расстроен, поскольку ему хотелось, чтобы картина вышла в цвете, а Билли Уайлдер, который ее снимал, тяготел к черно-белому кино. И был нрав - на цветных пробах Кертис и Джек Леммой выглядели как пара разудалых трансвеститов, а фильм, между прочим, совсем не об этом.

А тут еще и платья, сшитые на женскую фигуру со всеми этими выточками в ненужных местах, совершенно не подходящие для образов музыкантш поневоле. Тони Кертису категорически нельзя было рисковать своей внешностью, ведь на студию Universal ежедневно приходило 10 тысяч писем с просьбой выслать локон с его головы. Актер пришел к Уайлдеру и спросил его с последней прямотой: «Кто шьет платья для Монро? Пусть он шьет и нам с Джеком!» И Уайлдер прогнулся - главным образом потому, что редко хороший актер согласился бы в пуританской Америке конца 50-х сыграть Дафну или Жозефину. Так Орри- Келли стал одевать не только Монро, но и Кертиса с Леммоном, для которых он сделал простые платья без талии с длинными рукавами.

Но и жозефинистые наряды мужчин, и обтягивающие платья Монро, которые для пущего облегания зашивали прямо на ней, страшно оскорбили рядового американского зрителя. На родине кукурузного виски Jack Daniel’s, в штате Теннесси, на него поставили ограничение «только для взрослых», во «всеамериканской житнице» Канзасе вообще запретили. А для Тонн Кертиса этот фильм стал лучшим за всю его шестидесятилетнюю карьеру в кино и на телевидении. Да и для Мэрилин Монро тоже.

Очень скоро, в середине 60-х «Золотой век» Голливуда тихо подойдет к концу. Одновременно потухнет и блеск старой аристократии. Недаром все это время киноактеры и светские львы одевались у одних портных - большой Голливуд всячески претендовал на роль фабрики новой аристократии. Разница между настоящими аристократами и знаменитым артистом кино часто проявлялась только в вопросе подлинности бриллиантов, да и то не всегда. Важно, что мир кино - это узкий круг избранных, пропуском в который может служить прежде всего красота и редкая правильность черт. Ну и немного таланта, но в золотую эру кино талант считался делом наживным.

Увы, выстроенная на Голливудском холме цивилизация в конце концов была уничтожена новыми племенами. Не варварскими, нет, хотя многие восприняли его именно так, но время мини и химии потребует другого киносознания, и бриллианты, боа, валики из волос, белокурые локоны, накладные ресницы и летящие вечерние платья из натуральных тканей в новой эстетике станут неуместны. С тех пор Голливуд пережил несколько ярких эпох, но ни одна не сравнится по размаху с той, что началась практически у колыбели кинематографа и продлилась целых четыре десятилетия, вплоть до середины 60-х. Во многом этому способствовали люди, которые, собственно, и придумали большой голливудский стиль. Это они, подлинные мастера иглы и портновского метра, - лучшие друзья девушек, понявшие, что актеров встречают и провожают исключительно по одежке, изобретали для них немыслимые талии, декольте, шлейфы и палантины. «А в случае сомнений. - как говаривал Трэвис Бентон, - отделка мехом!»

Наталья Вишнякова. Журнал «STORY»

ertata

• Десерт съедают всухомятку. Кофе пьют позже.

• Регистрируют вместо брака ПАКС — Гражданский договор солидарности. Он не накладывает на партнеров обязательств друг перед другом, а налоги уменьшает. Если все же решают пожениться, то делают это лет так через десять после совместного проживания.

• Приглашенные на день рождения гости платят за себя, а потом еще сбрасываются на оплату счета именинника. Если праздник проходит дома, приходят со своим угощением и бутылкой вина.

• Не дарят цветы артистам после концертов.


• Необычная фонетика французского языка может привести к сложностям в понимании имен собственных: ДА ВИНЧИ = ДЁ ВЕНСИ, МОЦАРТ = МОЗАР.

• Заканчивают официальные письма не банальным «С уважением», а «Примите уверения, месье, в совершеннейшем к Вам почтении».

• Обмениваются рукопожатиями по утрам со всеми коллегами. При этом четко помнят, кому уже пожимали руку, а кому нет. Повторное приветствие может обидеть человека, он решит, что в первый раз его просто не заметили.

• Во время беседы постоянно перебивают друг друга. Это не проявление невоспитанности, а доказательство заинтересованности в разговоре.

• Французы называют мобильный телефон portable, что переводится как «переносной».

• Не употребляют на ночь фрукты и соки, так как считают, что содержащиеся в них витамины возбуждают и могут лишить сна. Но спокойно пьют вечером кофе.

• Не уступают место пожилым людям в транспорте, хотя в вагонах есть специально отведенные «места для пассажиров старше 70 лет». Дело не в плохом воспитании, а в излишней вежливости — французы боятся обидеть, указав пожилому человеку на его возраст.

• Рассматривают большинство недомоганий как побочное проявление дисфункции печени. Поэтому для профилактики пьют много минеральной воды, которая, по их мнению, промывает печень.

• Занимают в кинотеатрах любое понравившееся место — билеты без нумерации, понятий VIP и «стандарт» нет.

• Гуляют с детьми на кладбищах. Они играют роль парков. Пока дети резвятся, бегая по дорожкам, родители могут присесть на лужайке и спокойно перекусить сэндвичами.

• Не водят детей в школу по средам. Раньше этот день предназначался для религиозного воспитания. Сейчас — для внешкольного образования: музеев, спортивных секций, музыкальных и художественных курсов.

• Обращаются к коллегам на работе не по именам, а непременно добавляя к имени «месье» или «мадам».

• Свободно читают ноты, этому учат в обычной школе.

Журнал «Вокруг Света»

ertata

Православные храмы. Церковь Успения Богородицы (автор Бенуа) и часовня-склеп.
После Октябрьской революции Россию покинули более миллиона наших соотечественников, и в политическом отношении в изгнании оказались представители всех дореволюционных партий — от крайне правых до крайне левых. Возникали и новые организации, например Русский национальный комитет, в президиум которого входили и богослов Карташов, и журналист Бурцев, и П. Струве, и один из князей Долгоруковых. Создавались в эмиграции и военные организации: Русский общевоинский союз со всеми его корпусами и дивизиями, союзами офицеров, Георгиевских кавалеров, гвардейцев и офицеров Генерального штаба; Фонд спасения родины, Зарубежный союз инвалидов и другие, а также земляческие и профессиональные объединения… Значительная часть творческой и научной интеллигенции в Париже, Берлине, Риме и других западноевропейских городах не просто вела борьбу за существование, но и пыталась служить какой-то идее. Одни, особенно в первые годы после революции, призывали к «крестовому походу против большевиков», другие считали себя чуть ли не наследниками герценовского «Колокола» — реальной оппозицией коммунистической власти. Но во все времена лучшие представители русской эмиграции видели свою задачу «в служении России, независимо от существовавшей в ней политической системы», и потому оставили по себе добрую память.


В Париже русские эмигранты довоенного времени создали самый большой и самый богатый центр русского расселения. После революции оказалась за границей и княгиня Вера Кирилловна Мещерская. В поисках заработка она открыла в Париже пансион, в котором обучали хорошим манерам девушек из богатых американских семей. Среди ее воспитанниц была некая мисс Дороти Пэджей, оказавшаяся не только богатой, но и доброй девушкой. Она стала допытываться у В.К. Мещерской, чем можно помочь и что могут сделать ее деньги. И княгиня рассказала своей американской пансионерке о тяжелом положении стариков-эмигрантов и престарелых людей, не имеющих семьи и родных. И тогда мисс Д. Пэджей в местечке Сент-Женевьев-дю-Буа, располагавшемся в 30 километрах от Парижа, купила прекрасный особняк с флигелями, службами и садом, ранее принадлежавший одному из наполеоновских маршалов. Здесь княгиня В.К. Мещерская организовала так называемый Русский дом, который вместе с флигелями сразу же заполнился постояльцами. Из бывшего посольства Российской империи в Русский дом привезли портреты государей и государынь и даже тронообразное кресло, в котором однажды когда-то сидел последний русский император.

Мисс Д. Пэджей заботилась о своих подопечных как могла, например, присылала из Америки подарки, а на Рождество — гусей и индеек. Однажды она приехала из-за океана и в день взятия Бастилии решила порадовать русских старичков. На грузовиках, с немалым риском для их хрупкого здоровья, она повезла всех — 250 человек — в Париж смотреть фейерверк на Сене.

В столице накупила шампанского и всякого угощения, сняла виллу с видом на Сену, чтобы салют был хорошо виден, так ей хотелось «дать обедневшим русским аристократам, хоть на один день, иллюзию их былой привольной и богатой жизни».

Когда Русский дом перестал вмещать всех желающих, они стали селиться на квартирах поблизости от него. Постепенно Сент-Женевьев-дю-Буа обрусел, как и некоторые другие пригороды Парижа. Рядом с Русским домом находилось сельское французское кладбище, на котором с левой стороны от входа был отведен участок земли для захоронения русских. Первые русские могилы появились здесь в 1927 году, а впоследствии возникла необходимость в церкви, и общими усилиями был приобретен участок земли рядом с кладбищем. Проект церкви в честь Успения Божьей Матери, возводимой в традициях новгородско-псковского зодчества XVI века на общественные пожертвования, выполнил архитектор и художник А.А. Бенуа. Внутреннее убранство храма тоже сделано в русском стиле. Церковь расписывали сам художник и его жена, принимал участие в росписи храма и граф Шереметев, который в то время служил при храме в скромной должности псаломщика. Строгий двухъярусный иконостас расписан художниками-прихожанами Львовой и Федоровым. Небольшая белая церковь была торжественно освящена митрополитом Евлогием в 1939 году.

Митрополит Евлогий (Василий Семенович Георгиевский) родился в селе Сомове Тульской губернии в семье священника. Получил высшее богословское образование, после революции жил и работал в Сербии и Германии, служил архиепископом Волынским. В апреле 1921 года он был возведен в сан митрополита и до конца своей жизни возглавлял православную церковь в Западной Европе. С осени 1922 года митрополит Евлогий жил во Франции, содействовал созданию Русского православного богословского института, мечтал вернуться со своей паствой на родину, но умер на чужбине и был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа.

В склепе храма впоследствии упокоились А.А. Бенуа с супругой, протоиерей Д. Троицкий, принимавший участие в строительстве церкви, а также архиепископ Кассиан, ректор Русского православного богословского института в Париже, и другие.

Справа от храма, в зелени кустов и деревьев, расположилась звонница с маленьким куполом над двумя аркадами. В них разместилось 6 колоколов: в правой — один большой, в левой — пять других, разных размеров, размещены в две высоты.

Храм в честь Успения Божьей Матери был первой кладбищенской церковью на русской земле. Позже в этой церкви стали отпевать и на этом кладбище хоронить умерших не только из Сент-Женевьев-дю-Буа, но и из Парижа и более отдаленных мест Франции. При храме долгое время действовало Попечительство русского кладбища, объединявшее родственников и друзей тех, кому дорога русская культура. Основой деятельности Попечительства были забота о кладбище, могилах и сохранение памяти о погребенных в них. А церковь не прекращала совершать молитвенные поминания об усопших — панихиды, простые заупокойные службы и торжественные поминовения.

В тяжелые годы Второй мировой войны церковь и Попечительство возвели вокруг кладбища каменную ограду и ворота церковного участка. После войны был построен домик, в котором могут разместиться на отдых прибывшие паломники. На стенах домика — изображения последнего русского императора и членов его семьи, фотографии зарубежных владык Русской православной церкви, архитектора А.А. Бенуа, а также литографии с видами Москвы и Санкт-Петербурга и изображением коронации императора Николая II; в углу — икона Николая Чудотворца, перед которой всегда горит лампада. У входа в домик укреплены две мраморные доски, на одной из которых сделана надпись: «Отдохните, укройтесь от непогоды и молитвенно вспомяните подумавшего о Вас».

Весь комплекс зданий находится на земле, приобретенной Епархиальным управлением, и является русской собственностью. Территория же самого кладбища, выросшего со дня своего основания в два раза, принадлежит местной муниципальной власти, и русским кладбище можно назвать условно. В настоящее время, когда предместье Сент-Женевьев-дю-Буа из рабочего поселка превратилось в город, потребность в местах для погребений увеличилась, и теперь среди русских могил можно увидеть и французские захоронения. Местные жители строго контролируют погребения православных на Сент-Женевьев-дю-Буа. Если раньше места для погребений продавались сроком на 100 лет и даже навечно, то теперь это правило отменено.

Название «Сент-Женевьев-дю-Буа» обычно переводится как «Святая Женевьева Лесная». Давным-давно тут были леса, а теперь шелестят под французским небом почти белоствольные и почти русские березы эмигрантского русского кладбища. Когда-то люди с ужасом говорили, что страшно умереть на чужбине: жить здесь и то тяжко, а вот быть зарытым в чужую землю — это уж совсем горестная судьба. Здесь, на кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа, покоится прах многих русских людей; на обелисках, именах, стелах высечены имена тех, кто составляет цвет отечественной культуры, работавших во славу ее, даже оказавшись вне родины. Писатели и поэты И. Бунин, 3. Гиппиус, Д. Мережковский, Б. Зайцев, Г. Иванов, художник К. Коровин, С. Лифарь и многие-многие другие… Волей судьбы они оказались за границей, но не растворились на чужбине, потому что всех их объединяла великая русская культура, которую они хранили в своих сердцах и которой продолжали служить и вдали от родины. Историк и богослов И. Федотов назвал служение русской культуре самой важной частью жизни эмигрантов: «Быть может, никогда ни одна эмиграция не получила столь повелительного наказа — нести наследие русской культуры. Он дается фактом исхода, вольного или невольного, значительной части ее активной интеллигенции… И вот мы здесь, за рубежом, для того… чтобы восстановить полифоническую ценность русского духа».


Популярной и любимой в среде русских эмигрантов была «Зеленая лампа» — литературно-философское общество, созданное 3. Гиппиус и Д. Мережковским. Из старшего поколения его охотно и часто посещали писатели И. Бунин, М. Алданов, М. Цейтлин, философы Л. Шестов, Н. Бердяев, С. Франк, Н. Лосский и другие.

Многие десятки тысяч русских нагрянули во Францию изможденные революцией и потерями, и с ними — испуганные и захиревшие дети. Надо было поправлять здоровье и скорее учить их. В Париже оказались и молодые солдаты, юнкеры и офицеры, которые не успели получить образования в России, уйдя на фронты Гражданской войны из-за парты. И тогда представители «беженской России» со всей самоотверженностью взялись в первые же годы изгнания за дело просвещения молодого поколения, совершив этим великий подвиг. Первая волна русской эмиграции не только выжила, но сумела в этой потерянности и бедности вырастить хороших детей, дать им образование и сохранить в их душе, памяти и в языке великую Россию.

Во французской столице действовали различные школы, курсы, русские гимназии, кадетский корпус, консерватория, институты и т. д. Например, только русская гимназия, принадлежавшая Обществу помощи детям русских эмигрантов, до своего закрытия в 1961 году выпустила около 1000 юношей и девушек. Среди них были и те, кто в годы Второй мировой войны сражался в отрядах французского Сопротивления.

Особое чувство вызывает участок кладбища, где похоронены участники Белого движения. И как пронзительно справедливы слова князя С.Е. Трубецкого из воспоминаний, написанных им в эмиграции: «Будет ли наш прах покоится в родной земле или на чужбине — я не знаю, но пусть помнят наши дети, что где бы ни были наши могилы — это будут русские могилы и они будут призывать их к любви и верности России». На каждой из них установлен какой-нибудь символ: Андреевский флаг из голубых и белых цветов, изображение русского ордена, восьмиугольный крест с крышей и золотыми куполами-луковками.

На Сент-Женевьев-дю-Буа расположены полковые участки алексеевцев, корниловцев, казаков, моряков, которые лежат в могилах плечом друг к другу, как когда-то шли в боях. А еще есть участки тех, кто хотел, чтобы их вспоминали как кадетов, и потому на каждой могильной плите здесь лежит погон кадетского корпуса, сделанный из цветного фарфора. Дроздовцы из 1-й бригады русских добровольцев, созданной генерал М.Г. Дроздовским на Румынском фронте, Добровольческой армии, носили на своих малиновых погонах вензель. В марте 1918 года отряд выступил из города Яссы на соединение с Добровольческой армией Л.Г. Корнилова и прошел 1200 верст с боями и сражениями, лишениями, опасностями и невзгодами.

Сам генерал-майор М.Г. Дроздовский в бою под Ставрополем был ранен и 14 января 1919 года умер от заражения крови в ростовском госпитале. Тело его было перевезено в Екатеринодар и похоронено в Войсковом соборе. В марте 1920 года в город, уже занятый красными войсками, ворвался отряд дроздовцев и вывез гроб своего командира, чтобы над ним не совершилось надругательство. Тело М.Г. Дроздовского морем переправили из Новороссийска в Севастополь и похоронили в сокровенном месте, которого теперь уже никто не знает…

А уцелевшие в Гражданскую войну дроздовцы и на чужбине сохранили верность своему полковому братству: все они похоронены рядом. Сначала над их могилами возвышалась трехарочная звонница, но к 1987 году она обветшала, и ее заменили новым памятником. Однако, как и прежде, на нем выделяется бело-малиновый крест с вензелем дроздовцев и надписью «Яссы». Все долгое парижское лето могилы «дроздов», как они сами себя называли, украшают белые и малиновые флоксы.

В центре Галлиполийского участка кладбища возвышается памятник, подобный тому, который некогда стоял неподалеку от Галлиполи — небольшого турецкого порта в Дарданеллах, где после эвакуации из Крыма разместились части Добровольческой армии П.Н. Врангеля. Здоровье людей, высаженных в буквальном смысле слова на голом месте, было подорвано перенесенными тяготами, лишениями и неизбывной тоской по родине, и потому на местном кладбище со временем стали появляться русские могилы. Их становилось все больше и больше, и русских изгнанников стали хоронить на месте старого армянского кладбища, где (по преданию) хоронили пленных запорожских казаков и русских солдат Крымской войны.

У обитателей галлиполийского лагеря возникла мысль увековечить память своих соотечественников, умерших на чужбине, и решено было соорудить им памятник. Автором проекта и одновременно строителем стал Н.Н. Акатьев, подпоручик Технического полка. Для сооружения памятника по приказу генерала А.П. Кутепова каждый должен был принести хотя бы один камень. И потекла «бесконечная вереница людей, согнувшихся под своей добровольной ношей, в том числе седых стариков и малых детей, с тихими и серьезными лицами приходивших на кладбище». Было принесено 24 000 камней.

Памятник, торжественно открытый в середине июля 1921 года, напоминал одновременно и древний курган, и шапку Мономаха, увенчанную крестом. Но через 28 лет землетрясение разрушило памятник, и его уменьшенную копию как дань памяти всем участникам Белого движения в России было решено установить на русском кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа. И как когда-то камни, на этот раз деньги были собраны русскими людьми, уже рассеянными по всему миру. Проект воссоздания Галлиполийского памятника бесплатно выполнили супруги Бенуа — Альберт Александрович и Маргарита Александровна.

Памятник был торжественно открыт воскресным днем 2 июля 1961 года в присутствии множества людей. На мраморной доске была сделана надпись: «Памяти наших вождей и соратников». Другая мраморная доска с краткой историей памятника прикрывала замурованную нишу, куда были вложены списки «в рассеянии скончавшихся» участников Белого движения. А по восьмиугольному цоколю памятника шли посвящения генералу Л.Г. Корнилову и всем воинам корниловских частей, адмиралу А.В. Колчаку и всем морякам российским, генералу Маркову и марковцам, казакам, генералу М.Г. Дроздовскому и дроздовцам, генералу А.И. Деникину и первым добровольцам, генералу М.В Алексееву и алексеевцам, генералу П.Н. Врангелю и чинам конницы и конной артиллерии…

Ни один из вождей Белого движения, чьи имена увековечены на памятнике, не нашел на кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа своего последнего места упокоения. Некоторые из них приняли смерть в России и остались там без могил и крестов. Прах М.В. Алексеева, умершего в Екатеринодаре, удалось перевезти в Сербию, а А.И. Деникин и П.Н. Врангель были погребены далеко от парижского кладбища. Здесь же стражем могил русских воинов возвышается только Галлиполийский памятник.

Расширяться русскому кладбищу некуда, ведь вокруг — не своя земля, и тогда новопреставленных хоронят в чужих могилах. Так, Александра Галича и его жену Александру Николаевну захоронили в могиле некоей Магдалины Голубицкой. В чужой могиле сначала был похоронен и кинорежиссер Андрей Тарковский, но потом французское правительство купило отдельное место для его могилы, в которой он теперь и покоится.

Похоронен на Сент-Женевьев-дю-Буа и полковник русского генерального штаба Б.И. Дуров — потомок знаменитой героини 1812 года кавалерист-девицы Надежды Дуровой. Б.М. Носик в своей книге «Привет эмигранта, свободный Париж!» рассказывает, как встретил генерала еще при жизни на кладбище Сент-Женевьев-дю-Буа у заранее заготовленной могилки, где тот читал какую-то рукопись. Почтенный старичок, которому было уже далеко за 90, отвел писателя в Русский дом, где доживали свой век очень старые люди.

На Сент-Женевьев-дю-Буа существует специальный участок, который называется «Мемориал российских военных моряков», а также на кладбище выявлено 21 захоронение русских военных летчиков.

100 Великих Некрополей

В 2000 году во Франции с визитом был В.В. Путин. Последним пунктом программы официального визита российского президента было посещение кладбища Сен Женевьев-де-Буа. Перед вылетом на Родину Владимир Путин с супругой побывали на русском кладбище.

Никто ранее из советских или российских лидеров сюда не приезжал. К тому же, произошло это в День Всех Святых, когда французы обычно приходят на кладбище для того, чтобы навестить могилы своих родных.

Посетители муниципального кладбища городка Сен Женевьев-де-Буа встретили прибытие кортежа российского президента аплодисментами. Владимир и Людмила Путины воспользовались боковым входом Сен Женевьев-де-Буа, а не основным входом и, таким образом, оказались сразу в русской части, у мемориала борцам французского сопротивления. Здесь, среди прочих, похоронена русская княжна Вика Оболенская, казненная фашистами во время Второй Мировой войны. Президентская чета возложила цветы к мемориалу.

Прогулка Владимира Путина и его супруги по кладбищу должна была продлиться полчаса. Было точно известно, что президент подойдет к могилам Оболенской, Ивана Бунина и Рудольфа Нуриева. Однако времени на осмотр могил Владимиру Путину потребовалось больше. Глава России пожелал взглянуть и на захоронение убийцы Распутина Феликса Юсупова, и на могилу поэтессы Зинаиды Гиппиус. Чета Путиных также посетила могилы Александра Галича и режиссера Андрея Тарковского. Маршрут прогулки пролегал и мимо захоронения белогвардейцев генерала Корнилова и бойцов его подразделений.

К этим могилам президент возлагать цветы не стал, но, тем не менее, отметил, что помнить мы должны всех русских, захороненных здесь и умерших вдали от родины: "Мы все должны помнить, никогда не забывать о том, что мы дети одной матери, и имя ее Россия".

Посещение Владимиром Путиным Сен Женевьев-де-Буа произвело небольшой фурор. По мере продвижения по территории кладбища, вокруг делегации российского президента образовалась целая толпа. На выходе президента окружало гораздо больше людей, чем в то время, когда Путин только вошел на кладбище.

На прощание Путин подошел к группе местных жителей и пожал некоторым руки. После чего сел в автомобиль и выехал в сторону аэропорта Орли. Вечером президент России вернулся в Москву.

Владимир Путин у могилы Веры Оболенской (1 ноября 2000 года)
Начиная с 1960 года местные власти систематически ставят вопрос о сносе кладбища, мотивируя это тем, что земля нужна для удовлетворения общественных нужд. По нормам французского законодательства любое погребение, независимо от значимости, которую имел усопший при жизни, сохраняется лишь до истечения срока аренды земли, в которой он лежит. По русским захоронениям этот срок истекал в 2008 году, но в ситуацию вмешалось правительство России и выделило 692 тысячи евро на содержание и погашение задолженности перед Францией за аренду 648 кладбищенских участков.

28 февраля 2008 г СМИ сообщили, что Россия заплатила Франции за аренду кладбища Сент-Женевьев-де-Буа.

Французская сторона получила средства, выделенные Россией за аренду мест на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, где похоронены русские эмигранты, среди которых многие известные деятели русской культуры, сообщил мэр этого города Оливье Леонард.

По его словам, платеж в размере 692,712 евро, который попал в городской бюджет Сент-Женевьев-де-Буа, позволил погасить задолженность по арендной плате за 648 русских погребений на кладбище. Кроме того, эти средства также покроют арендную плату на несколько лет вперед: для более старых захоронений - до 2011 года, для остальных - до 2040.

"Уже несколько лет назад посольство России во Франции и мэрия Сент-Женевьев-де-Буа начали совместную работу, чтобы прояснить вопрос со статусом русских захоронений на французском муниципальном кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа", - сказал советник по культуре русского посольства в Париже Алексей Голуб.

Он отметил, что, по французскому законодательству, земля под кладбищем принадлежит муниципальным властям, которые взимают арендную плату за нее. "Поскольку за многие русские могилы некому было платить, например, из-за того, что у умерших не осталось наследников, мэрия должна была эти захоронения ликвидировать, а на их месте хоронить других людей. Это обычная практика для муниципальных кладбищ", - сказал Голуб.

Он добавил, что чтобы не допустить этого, Россия заплатила за аренду - "это разовый добровольный взнос в качестве поддержки соотечественников".

Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа (СПРАВКА)

Русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа изначально было обычным французским муниципальным кладбищем. "Обрусело" оно лишь после того, как в городке в 1927 году появился "Русский дом", который сразу сделал из Сент-Женевьев-де-Буа своеобразный эмигрантский анклав.

"Русский дом" существует до сих пор - сейчас это обычный дом престарелых, в котором русских меньше половины. Заведуют им француз Николя де Буайю, который, впрочем, стремится сохранить этот центр русской культуры во Франции - ведь де Буайю внук основательницы "Русского дома" княгини Веры Мещерской.

Сейчас "Русский дом" финансируют местные власти. В нем живут 72 человек, причем, по словам де Буайю, только 40% из них русские. В 1995 году здесь построили современное здание, в котором находится библиотека и администрация дома. Тем не менее, помещения двадцатых годов сохраняются здесь нетронутыми.

Большая часть захоронений на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа русские. Среди них есть ухоженные могилы, на которых стоят свежие цветы - в частности, Ивана Бунина или Андрея Тарковского. А есть и заброшенные, с покосившимися крестами, на которых даже не разобрать имени похороненного. Тем не менее, все русские могилы на кладбище сохраняются.

В 1930-х годах, за многие могилы на тридцать лет вперед заплатил "Русский дом". Однако когда сроки аренды подошли к концу, он уже не мог продолжать этих выплат - просто потому что нет такой строки в бюджете дома престарелых, финансируемого французским государством. Именно поэтому понадобилось вмешательство России, поскольку аренда недешевая - около 620 евро за 45 лет для одной могилы.

"Муниципальные власти всегда рассматривали православную часть кладбища как совершенно выдающийся памятник, историческое место, которое необходимо сохранять", - подчеркнул мэр Сент-Женевьев-де-Буа Леонард.

Для городка населением в 30 тысяч человек русское кладбище действительно стало важным культурным памятником, ведь его ежегодно посещают около 30 тысяч туристов. По словам мэра города, часть российских денег будет потрачена на благоустройство кладбища.

Посольство России во Франции также собирается в дальнейшем следить за судьбой русского наследия в Сент-Женевьев-де-Буа. "Есть идея - основать на базе "Русского дома" культурно-архивный центр. Там ведь накоплено большое количество архивных материалов, просто дневников русских жителей Сент-Женевьев-де-Буа", - сказал Голуб.

newsru.com. 2008 г.

Читай ещё:

Белая акация против свастики
Рыцарский подвиг княгини


ertata

За время оккупации Ирака в США было вывезено 90 тысяч антикварных ценностей

Возврату не подлежит

Когда накануне вторжения глава иракской Национальной комиссии по культурному наследию д-р Донни Джордж предупреждал, что американцы хотят захватить «не только нашу нефть, но и нашу историю», коллеги подняли знаменитого археолога на смех. Представители просвещенного Запада шли освобождать колыбель евроазиатской цивилизации от власти кровавого тирана, несли измученному народу Ирака свободу и демократию. Что могло случиться плохого?

В трагедию какого масштаба вылилась эта кампания для населения Ирака, рассказывать никому не нужно. Однако даже на этом фоне последствия войны для мировой археологии и культуры выглядят катастрофой. Десятки тысячелетних памятников древнейших цивилизаций Шумера и Вавилона были повреждены или уничтожены, а крупнейшие исторические музеи страны вычищены до основания. По оценке Министерства туризма и древностей Ирака, в 2003-2004 годах из страны было вывезено 130 тысяч культурно-исторических ценностей, причем вернуть пока удалось всего около 10%. По большей части, перехватить награбленное получилось только в соседних Ливане и Сирии, однако львиная доля пропавших ценностей не задержалась на Ближнем Востоке и продолжила путь на другие континенты.

«В Соединенных Штатах незаконно находится 90 тысяч принадлежащих Ираку археологических артефактов, – утверждает министр туризма и древностей Лава аль-Самисм. – И Вашингтон отказывается их возвращать».


Крупнейший скандал разгорелся осенью 2012 года, когда были обнародованы свидетельства переводчика, лично наблюдавшего за погрузкой ящиков с архивами иракских евреев в американские транспортные самолеты. «Большинство ценнейших документов из собрания еврейской общины Ирака датируется периодом Вавилонского пленения (6 век до н.э. – прим. ред.), – рассказывает представитель Министерства туризма и древностей Али Абдул Хасан. – Но самое интересное – это театр, который устроили американцы. На встрече с делегацией Ирака они заявили, что столкнулись с трудностями выбора партнера в переговорном процессе, так как на эти объекты претендует не только наша сторона. В результате они выдвигают совершенно невыполнимые условия – мы должны позволить им оставить архивы на неопределенное количество лет для проведения исследований и экспертизы».

Ровно по тому же сценарию развиваются переговоры о возвращении 10 тысяч (!!!) иракских исторических артефактов периода Шумера и Вавилона, неожиданно обнаружившихся весной 2013 года в американском Корнелльском университете. Основное требование американцев – оставить ценности для изучения на несколько лет. «Министерство отказывается принимать подобные условия и настаивает на немедленном возврате ценностей, незаконно вывезенных из страны во время оккупации Ирака армией США», – повторяет министр аль-Самисм. По международным соглашениям историческое наследие является собственностью всех граждан Ирака и должно быть возвращено без каких-либо условий.

Вавилонское изгнание

О том, что ничего хорошего ждать от просвещенных представителей Запада жителям Месопотамии не стоит, стало ясно в первые же дни оккупации. Свое отношение к историческому наследию американцы выразили предельно четко – устроили военную базу Camp Alpha прямо на раскопках Вавилона. «Этому памятнику более 5000 лет, мы собираем информацию о нём буквально по крупицам, здесь каждый камень бесценен, – сетует хранителя музея Вавилона Мухсин Мухаммед. – Но когда американцы вошли в город, они первым делом разместили здесь свой лагерь. В музейных стенах! Здесь взлетали и садились огромные вертолёты, солдаты в качестве бесплатных сувениров выковыривали камни с печатью Навуходоносора.

А вы знаете, что когда пришли американцы, хранителям запретили заходить на территорию музея? Один наш сотрудник, Мухаммед Фархуд, не хотел уходить, так его месяц продержали в карцере за неподчинение военному положению, а потом отправили в тюрьму Абу-Грейб. При освобождении его предупредили, чтобы он никому об этом не говорил. У нас сохранился документ из международного Красного Креста, подтверждающий факт ареста».

Расположение базы прямо среди тысячелетних зданий повергло в шок не только сотрудников музея – в ЮНЕСКО была создана специальная комиссия по оценке нанесенного Вавилону ущерба. В докладе отмечается урон, причиненный историческим зданиям, в результате эксплуатации вертолетов и тяжелой техники, а также 60-метровые траншеи шириной и глубиной 2 метра, вырытые прямо в местах раскопок. Под давлением международного сообщества американцы вывели базу, но только в декабре 2004 года, то есть через полтора года. Бригады мародеров к тому времени давно завершили свое дело.

«Когда нам разрешили вернуться в музей, – продолжает Мухсин Мухаммед, – перед нами был уже совсем не тот Вавилон, что раньше. Мы с самого начала обратили внимание, что вместе с гружеными грузовиками приезжали и абсолютно пустые машины. После того, как нам разрешили войти в наш же музей, их уже не было. Как и ценностей в залах».

Багдадский журналист Ахмед Меджит, шеф-редактор радиостанции «Аль-Марбед», подтверждает слова Мухсина: «Военные базы не случайно разворачивались именно в исторических местах. После вторжения на территорию Ирака в 2003 году американская армия начала заниматься несанкционированным изъятием и вывозом из страны тысяч предметов старины, что полностью противоречит международным конвенциям и соглашениям о сохранении исторических ценностей во время военного и оккупационного положения».

Звездно-полосатые копатели

«Из 15 тысяч экспонатов Национального музея в Багдаде нам удалось вернуть только около 4 тысяч, – рассказывает руководитель информационного центра музея госпожа Танхид Али. – В экспозиции зафиксировано ограбление в 42 местах, в хранилищах – в тысячах. Было страшно. Где-то шёл дым, повсюду были навалены осколки. Солдаты свободно ходили по залам как по супермаркету, брали то, что им нравится! Примечательно, что расхитители знали, где и что брать, имели схемы запасников музея, спецоборудование для взлома хранилищ».

После того, как было вывезено все наиболее ценное, в музей проникли мародеры, которые уже тащили все, что попало под руку, били и крушили экспонаты. Среди похищенных и уничтоженных редкостей были и те, что относятся к древнейшей цивилизации Шумер – их возраст оценивается в 5 тысяч лет. Коллекция, которая собиралась многими поколениями ученых, была уничтожена за два дня.

«Мы понимали, что нам неоткуда ждать помощи, – продолжает госпожа Али, – и обратились к американскому командованию. В ответ на наши просьбы они подогнали к воротам музея танк, который простоял там пару часов, дал залп, а затем благополучно уехал. Как вы понимаете, это никак не спасло коллекцию музея. Мелкие предметы старины выносились буквально в карманах, то, что невозможно было унести, разбивалось на части».

«Были нарушены два важнейших условия, предусмотренные международными соглашениями и конвенциями, – убеждена д-р Ламия Аль-Килани, специалист по цилиндрическим печатям древнего вавилонского периода и первая в Ираке женщина-археолог. – Первое – это обязательство по защите мировых музеев и культурных объектов, второе – обязательство воздержаться от использования мест, имеющих культурное и историческое значение, в качестве укрытия или других оборонительных сооружений. Фактически получилось так, что американцы после оккупации создали разные комиссии по промышленности, сельскому хозяйству, образованию и здравоохранению, но почему-то забыли включить сюда комиссию по древним объектам и историческим местам Ирака.

В результате страна лишилась тысяч наименований исторических ценностей, и скорее всего, безвозвратно. Конечно, мы надеемся на лучшее, но факты против нас – большая часть из возвращенных предметов была обнаружена сразу после войны, с каждым годом количество найденных предметов неуклонно уменьшается».

«Преступление не ограничивается только разграблением Вавилона или Иракского национального музея в Багдаде, – говорит господин Абдулджабар, в 90-е годы руководивший работами по восстановлению Вавилона. – По сути, задачей оккупантов было разрушение наследия цивилизаций Междуречья в целом – 15 тысяч древних исторических мест подверглись вторжению и разграблению. Эти организованные грабежи продолжались более 6 месяцев. Американские войска охраняли нефтяные объекты, но не древние памятники и исторические места. В это время с сопредельных территорий в Ирак одна за другой приезжали якобы экспедиции, возглавляемые американскими «специалистами». Однако после их «раскопок» оставались только пустые ямы».

Бесценная история

По убеждению экспертов, большая часть украденных артефактов сразу перекочевала на черный рынок. Спрос на исторические ценности растет с каждым годом, уровень цен – зашкаливает. Например, самый дорогой исторический артефакт, когда-либо официально становившийся предметом торга – это найденная недалеко от Багдада фигурка «Львица Гуэннола» 3-го тысячелетия до н.э. В 2007 году 8-сантиметровая каменная статуэтка была продана на аукционе Sotheby’s за 57,2 миллиона долларов!

В данном случае сделка была чистой, однако даже крупнейшие аукционные дома не брезгуют выставлять на продажу украденные в Ираке ценности. Например, в 2008 году с торгов Christie’s в Нью-Йорке только в последний момент были сняты уникальные золотые серьги из сокровищ, найденных при раскопках ассирийской столицы Нимруда на севере Ирака. Но это, скорее, исключение – ценности, ушедшие на черный рынок, крайне редко появляются в открытой продаже.

Косвенным доказательством того, что под прикрытием армии иракские музеи грабили арт-дилеры черного рынка, можно считать и обращение с историческими ценностями. С одной стороны, были похищены, в том числе, многотонные каменные статуи, для погрузки и транспортировки которых требовалась тяжелая техника. Однако, как только экспонат получал повреждение, грабители тут же теряли к нему интерес. Так, знаменитая статуя «Вавилонский лев» была обнаружена возле ворот одного из храмов в провинции Даяла с отколотой головой – разбитая скульптура сильно потеряла в стоимости, а потому была брошена на дороге. Та же участь постигла урскую арфу с головой быка, правда, грабители предварительно оторвали все фрагменты, сделанные из чистого золота.

На этом фоне особенно циничным выглядит шоу, которое американцы устроили в 2006 году из передачи Национальному музею статуи шумерского царя Энтемены. Обнаружение и возвращение 4,5-тысячелетней скульптуры преподносилось, как результат небывало сложной многоходовой операции спецслужб. Однако при этом почему-то забыли упомянуть, что статуя была расколота. «Черные» арт-дилеры просто избавились от нее на территории Сирии.

К сожалению или к счастью большая часть похищенных артефактов пребывает в целости и сохранности, но только не на своих законных местах в музеях Ирака, а у частных коллекционеров, преимущественно в США. «У американцев всегда был особый интерес к древней Месопотамии, - говорил покойный ныне д-р Донни Джордж. – И они готовы на все ради пополнения своих коллекций». Как показала новейшая история, в том числе на грабеж. Особенно когда есть такое замечательное прикрытие, как военное вторжение с благой целью «установления истинной демократии».

Стрингерское Бюро Международных Расследований.
Freelance Bureau of International Investigation

Читай ещё:

Вавилонская башня нового мирового порядка


ertata

Антарктида — самый холодный, самый загадочный и самый высокий континент Земли. Население Антарктиды хоть и не постоянное, но состоит из ученых и исследователей. Как они выживают в нечеловеческих условиях и почему возвращаются вновь? Все ответы – в фильме Владимира Соловьева.





ertata