Воспоминания о Мастере

Летом будущего года исполнится 30 лет со дня смерти Виталия
Георгиевича Тарасова, носившего среди омских шахматистов прозвище
―Маэстро‖.

А. Л. Фельдман показал мне номер журнала
―Шахматы в СССР‖ за 1951 год. Журнал открывала передовая статья
―Моральный облик советского мастера‖. Там был типичный для советских
времен ‖разбор полетов‖, то бишь дебоша и пьяной драки, устроенной
гостиничном номере тремя неразлучными друзьями: В. Тарасовым, Р.
Нежметдиновым и Р. Холмовым. Позже, когда мы сошлись поближе,
Тарасов часто сетовал: ―Вот, видишь ли, дрались Холмов с Рашидом, я их
разнимал, а пострадал в итоге только я‖. После этого случая Р. Нежметдинов выпал из триумвирата, но о Р. Холмове Маэстро никогда не
отзывался негативно.

В советские времена было принято хвалить до нимба, а гнать – до гроба.
За этой первой дисквалификацией, в дальнейшем последовали и другие.
ставляющая шахматной партии.

Теперь о втором прозвище Виталия Георгиевича – Змей Горыныч.
Прозвище это во многом основано на недоразумениях. Дело в том, что
Тарасов имел своеобразную манеру общения с другими людьми. Хотя он в
достаточной мере обладал трудным искусством выслушивания собеседника,
все же в беседе предпочитал монологи (естественно, свои). В перерывах
между фразами он иногда вставлял: ―Все, что я говорю, можешь проверить –
опубликовано‖. В свои монологи он часто вставлял в оригинале
древнеримские изречения, с авторством и без. Вот некоторые из его
любимых:
memento mori – помни о смерти;
vino in veritas – истина в вине;
res sacra miser – нищенствующий священник;
transita gloria mundi - так проходит земная слава;
veni, vedi, vici – пришел, увидел, победил (Цезарь);
mulier tum bene olet,ubi nihil olet – женщина пахнет хорошо, когда она
ничем не пахнет.

Любил он также ввернуть какое-нибудь острое словцо. Словцо это иногда
задевало собеседника или третье лицо. Но, смею заверить обидевшихся на
него, что не было никакого намеренного желания обидеть, а лишь действовал
принцип: ради красного словца не пожалеет и отца. Я говорю это с
достаточными основаниями, поскольку и сам имею любовь к древним
афоризмам и бряцанию родными словесами. Мне ли не понять человека,
обладающего сходной манерой общения. И остается пожалеть, что этого не
смог понять покойный мастер Лев Белов, человек далеко не хилого
интеллекта. Однажды он довел разговор до рукоприкладства, причем
пострадавшим, по признанию Маэстро, был именно он.

Всю весну 1977 года Тарасов провел в Монголии, куда нанялся для
перегонки лошадей в СССР. Вернулся он оттуда посвежевшим и окрепшим.
Если бы в этот момент он оставил в покое свою давнюю и верную любовь –
алкоголь, то прожил бы значительно дольше. Но любовь оказалась сильнее.
Читатель, без сомнения, уже догадался, что общались мы не только за
шахматным, но и за ресторанным столиком, или просто за бутылкой вина.
Оба мы были, что называется, выпить – не дураки. В такие наши встречи
Маэстро часто жаловался на свою 77-летнюю тещу, которая спит и видит, как
бы загнать его в гроб или сдать в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий).
Для молодого читателя поясню, что в СССР существовали такие тюремно-
лечебные учреждения. Пьющий человек помещался туда на годик-другой без
всякого решения суда, достаточно было заявления близких родственников
или решения трудового коллектива (читай: администрации цеха или
учреждения). Не скажу о трудовой эффективности, но из разговоров с
людьми, прошедшими все круги этого ада, я сделал вывод, что лечебный
эффект ЛТП был близок к нулю.

Вскоре после приезда из Монголии Маэстро был-таки помещен в какую-
то лечебницу (с подачи ли тещи или как там получилось – он предпочитал мне
не говорить). В последний раз мы увиделись в шахматном клубе
Нефтезавода, приблизительно за месяц до его смерти. Выглядел Виталий
Георгиевич – хуже некуда. Жаловался мне, что пичкали его всякой дрянью,
которая, видимо, ускорила распад печени от цирроза. И в самый разгар
жаркого лета 1977 года Мастера не стало.

шахматистам.рф/Bases/Enz/T/TARASOV/informacija.pdf