Согласно семейным рассказкам, дед мой играл на многих инструментах: мандолина, гитара русская, гитара испанская, аккордеон, баян, флейта, кларнет. Еще, гласит семейная история, любил театр, устраивал постановки во всех квартирах, где проживал, обожал женщин и обладал изысканным вкусом в отношении литературы, манер, женщин (о-ляля), поэзии и манер. Манеры, говорят, его выдавали. Слишком был эстетом, слишком любил красоту и правильность форм, увлекался точными науками, но при этом очень хорошо рисовал. Ах, хочется сказать именно ах, моя бедная бабушка, его жена, его вдова. Она всегда была красива и изящна. даже накануне своей смерти в 86 лет, в ней было что-то такое непонятное, неосязаемое и это больше, чем красота. Французы говорят, что это "шарм", но я не знаю транскрипции. В ней было что-то удивительное и уникальное всегда и при всех обстоятельствах. И, надо сказать, она не то что не вышла замуж после его ареста (хотя, как гласит семейная история, в нее всегда кто-то влюблялся), она даже не допускала ни мысли ни действия, чтобы приблизить к себе кого-то. Как она мне как-то сказала, ей никто не был нужен, кроме Роберта, но она знала (а документов не было и информации не было и было много всего), что она его больше не увидит. И сначала, как говорила она, ей не было больно, потому что это страшно, смириться с тем, что ты не увидишь любимого человека, потом, ей показалось, что его расстреляли сразу, и она его мысленно похоронила и занялась выживанием, потом, она почувствовала, что он жив, потому что, как она сказала, она почувствовала, что он думает о ней.Потом, она получила какие-то странные послания, якобы от него (по моим документам он умер уже в это время), но как она рассказывала, ей было очень больно, потому что ей очень захотелорсь поверить, что он до сих пор жив, а это было в 43-44 году, но физически она чувствовала, что его нет, очень давно нет, и зная методы работы тогдашнего НКВД, она старалась (и ей это удалось) не дать никакой эмоциональной реакции.