29.06.2011


За время правления Путина-Медведева в России впервые за сто лет начало сокращаться городское население: пусть и незначительно – с 95,9 млн. человек до 95,7 млн., но важен сам факт. Число городов с 2002 года выросло всего на 1, а посёлков городского типа упало более, чем на 600. По западным меркам в России не более 40-50 городов, а городского населения – всего около 50%.
На диаграмме вверху видно, как прекратился и даже пошёл вспять рост городского населения в 2002-2010 годах. Этот процесс зафиксировала и Перепись населения 2002 года. На диаграмме внизу видно, что численность горожан падала большими темпами, чем сельчан:

На официальном сайте Переписи-2010 можно ознакомиться с её предварительными данными. Из них видно, что основную массу российских городов cоставляют малые – с численностью до 100 тысяч человек (таких населённых пунктов всего 2222). А вообще средняя численность города в стране составляет около 23 тысяч человек.
В годы медведевско-путинской «стабилизации» стало резко уменьшаться именно число малых городов. На диаграмме внизу можно увидеть эту динамику:

Блог Толкователя уже сделал целую подборку по умирающим городам России. Чтобы понять, как это выглядит, можно посмотреть в соответствующих текстах:
Умирающий город Балей
Российско-китайское приграничье глазами немца: поселок Мирная в Забайкалье
Суммарные потери городского населения за счет естественной убыли в 1992-2002 годы составили 6187 тыс. человек (5,7%), а за 2003-2008 годы – 2729 тыс. человек (2,6%). Миграция продолжала увеличивать число горожан, хотя значение её заметно снизилось по сравнению с 1990-ми годами. В целом за 1993-2002 годы число городских жителей возросло за счет миграционного прироста на 4095 тыс. человек (+3,8%), а за 2002-2008 годы – лишь на 1133 тыс. человек (+1,1%). В последние годы величина миграционного прироста постоянно нарастала, но до 2008 года не достигала уровня, способного компенсировать естественную убыль горожан.
Впрочем, и 73% городского населения в стране – величина достаточно условная. Учёный урбанолог и экономгеограф Симон Кордонский так описывал урбанистические тенденции в современной России:
«Когда мы говорим о городах, то хотел бы напомнить о теме, которую я пытался разрабатывать. Это распределенный образ жизни.
Отходничество — это одна из форм этого распределенного образа жизни. Его городской вариант выглядит несколько иначе — это когда есть городская квартира и дача. И обустраивается дача как поместье. Получается обратная форма отходничества. Сейчас вокруг городов сформировалась очень мозаичная система расселения. Есть дачи горожан. Есть дома, которые строят отходники. И есть дома, которые строит местная власть. И есть опять же рентное население, которое этой местной властью обеспечивается.
Города — это не место, где живут. Это место, куда приезжают работать отходники, а из городов городское население, напротив, стремится уехать на дачи. Городов в традиционном смысле слова у нас нет. Были слободы, которые сейчас рассасываются по пригородным зонам за счет распределенного образа жизни. Сейчас «в реальности» это некое административное пространство, а «на самом деле» — нечто совсем не городское в традиционном смысле этого слова.
Очень интересный процесс идет сейчас. С одной стороны, опустынивание территории страны, исчезают поселения, целые районы лишаются населения, которое уезжает. Старики доживают, молодежи нет. С другой стороны, идет вторичная урбанизация — вдоль трасс. Труднодоступные села, даже с социальной инфраструктурой (школы и т.д.), которая поддерживалась сталинской и даже еще столыпинской политикой расселения, — эти села сейчас пустеют. Народ переезжает к трассам и городам. Формируется принципиально новая схема расселения и, следовательно, поместного контроля. Но эта система такова, что экономика в ней невозможна».

Ещё подробнее разъясняется реальный уровень урбанизации России в книге «Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен». Тезисно доводы урбанологов выглядят так.
Начиная с середины XVIII века до 1880-х годов происходила деурбанизация России. Так, в 1742 году доля городского населения составляла 13%. В 1825 году – 9,1%, в 1856 году – 9%. Только в 1902 году Россия по этому показателю достигла уровня 1742 года.
Причины деурбанизации понятны: основным экспортным товаром России с конца XVIII века становится зерно (до этого – железо), и у правящих классов не было никакого резона развивать неконкурентоспособные отрасли промышленности.
Интересно, что деурбанизацию, архаизацию в России тогда воспевали как западники (прообраз современных либералов), так и славянофилы (прообраз нынешних патриотов).
Славянофил Киреевский писал: «Мы должны желать, чтобы правительство не позволяло фабрикам заводиться. Тем более что на их заведение нет ни денег, ни народа». А западник Огарёв вторил: «Наши города только правительственная фантазия, а в действительности они не имеют ни значения, ни силы. Торговля наша производится посредством подвижных рынков – ярмарок. Вся наша жизнь в сёлах!». И это середина XIX века, когда Европа высочайшими темпами покрывалась железными дорогами, фабриками и заводами.

Но даже официальная цифра 13% городского населения в начале ХХ века некоторым учёным кажется завышенной. Так, книга экономиста Григория Гольца «Культура и экономика России за три века, XVIII–ХХ вв. Т. 1. Менталитет, транспорт, информация (прошлое, настоящее, будущее)» ставит крест на многих измышлениях пропагандистов о «процветающей царской России». Гольц провёл гигантскую работу, реконструируя долговременные статистические ряды, необходимые для выявления искажений официальной статистики.
Например, расчеты Гольца показывают, что на рубеже ХIХ и ХХ веков урбанизация составила 2% по сравнению с официально принятыми 13%, а в 1917 году – 3% при официальных 18% (Гольц справедливо полагает, что городской житель должен жить только «городским трудом», тогда как даже в начале ХХ века подавляющая часть горожан основное прокормление получала с огородов и даже от животноводства). Даже если ограничиться лишь этими данными из трехвекового ряда, то становится очевидным, что в ХХ век Россия вступила как крестьянская страна, не готовая ни к капитализму городского типа, ни к модернизации.
При Сталине была проведена насильственная урбанизация, однако этот процесс не привёл к появлению городов в западном смысле.
Более того, с закатом чуждого России сталинизма страна вновь встала на путь деурбанизации (или «рурализации», как выражаются авторы).
Так, в 1991-99 годах только в европейской части России в сельские населённые пункты было преобразовано 168 посёлков городского типа. Всего убыль городского населения за это время составила 620 тысяч человек.

Официальный уровень урбанизации в 73-75% явно завышен. Так, только в европейской части насчитывается 135 городов с численностью населения менее 12 тысяч – порог людности городов, установленный законодательно, на них приходится 15,8% от общего числа городского населения. В 16 «городах» население вообще было менее 5 тысяч (Плёс, Горбатов и т.д.), антирекордсмены среди них – «города» Чекалин и Высоцк, с 1 и 1,2 тысячами жителей соответственно.
Учитывая только эти показатели, уровень урбанизированности РФ должен быть отброшен до 58-60%.
Но и большинство остальных городов по западным меркам не являются таковыми. Авторы приводят пример моногородов. Например, город Копейск (73 тысячи жителей) в Челябинской области представляет собой конгломерат посёлков числом 22; город протянулся на 55 километров.
В 1996 году немецкий институт страноведения исследовал российские города. По принятым в Германии критериям, городами в России были признаны только 5 населённых пунктов: Москва, Тольятти, атомграды Сосновый Бор и Десногорск, Нерюнгри (в Якутии). 5 «европейских городов» на всю Россию!
С некоторой натяжкой, по немецким меркам, к городам можно также было отнести ещё 46 российских населённых пунктов (в т.ч. и Санкт-Петербург; больше половины этого списка – нефтедобывающие города, вплоть до самых «экзотических», типа Жирновска в Волгоградской области).
Согласно мониторингу немецкого института страноведения, 36% российских городов (в них проживало около 26% населения РФ) ни по каким критериям не могли быть отнесены к городам в западном понимании.
Таким образом, в западном понимании уровень урбанизации в России снижается вообще до 47-49%.

Примерно 40% населения городов связаны с сельским хозяйством, а у 18% «горожан» доход от работы на земле вообще превышает доходы от видов городской деятельности.
Авторы книги на примере даже высокоурбанизированной Московской области показывают, что здесь 35,8% территории городов занимает сельская местность – с огородами, садами и постройками для содержания скотины (вплоть до 5,4% территории подмосковных городов, занятой пастбищами).
Рурализация уже коснулась и средних российских городов. Кроме увеличения сельскохозяйственных территорий в городе, появления всё большего числа людей, живущих в городе трудом с земли, это ещё и уменьшение уровня самой городской цивилизации. В частности, авторы указывают на уменьшение уровня обеспеченности канализацией в средних городах – и так с очень низких значений. Например, в таких городах, как Борисоглебск (Воронежская область) канализацией оборудовано 44% жилого фонда, в Новошахтинске (Ростовская область) с населением 103 тысячи – 46%. Не говоря уже о российских районных центрах: например в городе Холм Новгородской области канализацию имеет всего 5% жилого фонда.
Кстати, городские бытовые условия в России имеют только 56-59% населения, тогда как в целом городское население, напомним, по официальной статистике составляет 73-75%.

Это ещё раз позволяет сказать, что реальная урбанизация России находится на уровне 50-56%. А по западным критериям городов – и вовсе ниже, на уровне 47-49%.
В России сформировался многочисленный слой дачников, полугорожан, или «отходников» в терминологии Симона Кордонского.
Официальная статистика говорит о 35 миллионах дачников в России. Это около 40% всего городского населения. Однако в эту цифру не включены горожане, имеющие в собственности деревенские дома, а также самозахваты земельных участков. Только эти две категории дают ещё минимум 5-10 млн. землевладельцев.
Именно эти 40-45 миллионов горожан формируют т.н. «мелкособственническую Россию», благодаря которой кормятся не только они, но и остальные жители урбанизаций. Не колхозы, как в советское время, и не латифундии, как сейчас, обеспечивают пропитание россиян, а именно вот такие мелкие огороды и делянки по 4-6-10 соток. Даже официальная статистика Росстата показывает, что дачниками, фермерами и на приусадебных участках деревенских жителей производится 90% общего урожая картофеля в России и 80% – овощей. А также 95–97% меда, шерсти, плодов и ягод. Да и мяса и молока «частники» дают немало: 36 и 40% от общероссийского «вала».

Блог Толкователя уже писал про опрос ВЦИОМа, в котором 81% респондентов признался, что дача для них – это важный источник пополнения семейного котелка овощами. Именно столько людей выращивает на своей земле овощи на прокорм в малых городах, в сельской местности их доля подавляющая – 91%. 89% людей старше 45 лет также используют дачи как мини-плантации по выращиванию овощей.
А опрос ФОМа показывал, что «заготовки делают 82% наших сограждан, не делают – только 18%». 66% опрошенных обычно делают заготовки из продуктов, выращенных или произведенных в личном подсобном хозяйстве, подавляющее большинство опрошенных (80%) делают заготовки только для себя и своей семьи, и лишь 2% – как для себя, так и на продажу. При этом заготовки играют значимую роль в рационе многих россиян: для 12% они являются основным питанием, для 43% – существенной добавкой к магазинным продуктам. Половина опрошенных (54%) уверены, что не смогли бы обойтись без заготовок (среди жителей сел – 75%).
Не запасаются продуктами на зиму 42% москвичей и 28% жителей других городов-миллионников. Среди же жителей малых городов таких – только 10%.

С другой стороны, дачные сообщества – это вовсе не оплот архаики, как это принято думать. В отличие от городов, где политические свободы были частью отброшены самими горожанами, а частью растоптаны президентами РФ (начиная от №1 и кончая №3), места скопления огородов являются последним оплотом демократии в России. Садовые товарищества в России остались единственными ячейками общества, куда не пробралась пресловутая «вертикаль власти». Выборы в садоводствах в подавляющем большинстве случаев проводятся честно и без административного ресурса, никаких ячеек партии власти там до сих пор нет, никто народ насильно не сгоняет на официозные мероприятия и молебны, а все важнейшие вопросы жизнеустройства решаются там при помощи прямой демократии, как в Швейцарии – простым поднятием рук на «референдумах».
Возможно, сельская жизнь сделает горожан в России более счастливыми. И даже больше – явится предпосылкой появления гражданского общества в стране: ведь в отличие от города, в деревне людям приходится полагаться только на свои силы и силы своих соседей: на помощь ЖЭКов, видеописем к президенту на Youtube, погромов и Селигеров-Антиселигеров рассчитывать не приходится.
Использованы картины русских наивных художников: Александра Лобанова, Павла Леонова, Ивана Селиванова.
На этой фотографии показано, как художник Иван Селиванов приехал показывать и рассказывать горожанам о жизни пейзан:
 

ttolk.ru

22.03.2012
Дальняя английская колония – Фолклендские острова, является одной из богатейших территорий в мире, с подушевым ВВП в 65 тыс. долларов. Ее богатство построено только на овцах, рыболовстве и средневековой морали. Какую пользу из их опыта могли бы извлечь россияне?
Фолклендские острова вошли в мировые новости в 1982 году, когда на эту глухомань в Южной Атлантике, отдалённую заморскую территорию Британии, напала Аргентина. Англичане за 2,5 месяца победили латиносов, но последние до сих пор напоминают о себе островитянам – минами. Аргентинцы перед уходом установили на Фолклендах до 80 тыс. сухопутных мин, и британские сапёры всё ещё отыскивают их (в общей сложности за 30 лет после окончания войны на минах подорвались 12 мирных фолклендцев).
А в феврале этого года к Фолклендам вновь проявили интерес СМИ – британский принц Уильям приступил к службе на этих островах. Причём он служит не под своим королевским титулом герцога Кембриджского, а под воинским званием лейтенанта авиации Уэльского. В качестве второго пилота он входит в экипаж поисково-спасательного вертолета Sea King из четырех человек. Служба принца Уильяма на Фолклендах имеет символическое значение – таким образом Англия ещё раз хочет показать, кому по праву принадлежат эти острова.
Нас, россиян эта глушь интересует по простой причине – она хорошо показывает, как по-человечески, лишь на рыболовстве и сельском хозяйстве может жить община белых людей. Без служило-карательного сословия и прочих элементов «суверенной демократии».
В принципе, Фолкленды – это тоже, как и Россия, колония. Правда, не сырьевая. Её главная польза для метрополии – служить стратегической военно-морской территорией, чья главная цель – контроль за Южной Атлантикой. На Фолклендах находятся две английские базы, на которых служат около 1500 человек.
В остальном же люди на этих островах предоставлены сами себе. Здесь суровый климат, позволяющий в нашем случае не обращать внимания на «паршевские заморочки» в виде дефицита тепла. Летом температура тут редко поднимается выше +14-15, зимой она – чуть выше нуля. Но такой климат очень благоприятен для овцеводства, он позволяет пасти животных круглый год. Правда, постоянно дующие ветра и дефицит летних температур не дают расти большим деревьям, развивать плодоводство и полноценное огородничество (и тем более – выращивать здесь зерновые).
Фолкленды держат почётный мировой рекорд – тут самое большое число овец на душу населения: на 3 тысячи островитян – 520 тысяч голов, или по 175 штук на человека. Фактически – это и есть основное богатство островов, да ещё немного – рыболовство. На экспорт ежегодно поставляется 1,5-1,6 млн. килограммов шерсти.
В единственном городке Порт-Стэнли проживает около 2 тыс. человек, но на такое мизерное число приходится 7 пабов. Пожалуй, это тоже один из мировых рекордов, но по концентрации таких заведений на душу населения. На Фолклендах находится лишь три кирпичных здания, все остальные строения – деревянные (в том числе Парламент и другие управленческие заведения).
Исполнительная власть на Фолклендах принадлежит назначаемому английской королевой губернатору. Его консультирует Исполнительный совет из 5 членов. Законодательная – формируется путём выборов, в результате которых избираются 8 депутатов. Кроме них в парламенте состоят исполнительный директор и финансовый директор территории. Партий на острове нет, и все парламентарии беспартийные. Каждый избиратель может голосовать за пятерых кандидатов на острове Восточные Фолкленды (на последних выборах было 12 кандидатур, в парламент проходят пятеро), на острове Западные Фолкленды – сразу за троих (было 6 кандидатов, проходят трое). Победители определяются простым большинством: к примеру, на Восточном острове занявший 1 место получил 17,7%, а последнее проходное, пятое место – 10,3%.
На островах работают двое судей – один из автохтонов, разбирающий мелкие уголовные дела, коммерческие и гражданские, и один Главный – приезжающий из метрополии раз в год вершить серьёзные уголовные дела. Автохтонный судья одновременно является и следователем. Раскрываемость преступлений на Фолклендах – 95%. В тюрьму островитян отправляют в Англию, а по делам малой и средней тяжести (типа краж или нанесения побоев) в основном приговаривают к обязательным работам длительностью 1-6 месяцев. Тут есть и автохтонная тюрьма на 13 камер, но она обычно пуста.
Экспорт с островов составляет 120-140 млн. фунтов-стерлингов в год, импорт – около 100 млн. Третья статья дохода на Фолклендах, после овцеводства и рыболовства (его основу составляют кальмары – до 200 тысяч тонн в год), – выпуск почтовых марок и монет. Они дают до 15 млн. фунтов в год, и эти деньги идут полностью в местную казну.
Несложно подсчитать, что на 1 фолклендца приходится 40 тыс. фунтов экспортных доходов (около 55 тыс. долларов). Это один из самых высоких показателей в мире. Для сравнения: в России на 1 человека приходится около 4 тыс. долларов экспорта, в Германии – около 15 тыс. Уровень подушевого ВВП на Фолклендах один из самых высоких в мире – около 60-65 тысяч долларов в год.

Такие сверхдоходы позволяют Фолклендам иметь бесплатную медицину и образование – каждый молодой человек может уехать бесплатно учиться в вузы метрополии. Безработица тут составляет 1%, а пособие по ней в среднем – 700 фунтов (1000 долларов) в месяц.
Значительными земельными угодьями (до 20% пастбищ и около 90 тыс. овец) и овец управляет общественная компания Falkland Landholdings. По сути – огромный совхоз. Это, к слову, о том, что общественная или государственная собственность, якобы, неэффективна, и в «свободном мире» от неё избавляются. А вообще всё поголовье овец приходится на 84 фермы, каждой из которой управляет конгломерат из нескольких семей.
На островах выходят две еженедельные газеты, конкурирующие друг с другом (каждая – тиражом по 500-600 экз). Фолкленды также являются мировым лидером по интернетизации: глубина проникновения сети в домохозяйствах составляет 95,9% – по сравнению с 95,0% в ещё одной овцеводческо-рыболовной державе – Исландии (2-е место в мире), 85% в метрополии (Великобритании) и 36% в недавнем агрессоре – в Аргентине.
Пока в Евросоюзе только стремятся осуществить программу 20-20 (к 2020 году вырабатывать 20% энергии за счёт альтернативных источников), на Фолклендах её уже реализовали: 20% за счёт ветрогенераторов там вырабатывали в 2009 году, перспектива на 2020 год – 40%. Впрочем, при отоплении жилищ по-прежнему используется торф (он даёт до 70% тепловой энергии на Фолклендах). Как в России дрова, так и на Фолклендах торф заготавливают сами люди, никаких централизованных организаций по отоплению нет.
На Фолклендах продолжает сохраняться клановая система, всё население – это 40-50 больших семей, каждая с определённой специализацией, сохраняемой на протяжении 100-150 лет. Так, потомки норвежцев в основном занимаются рыболовством, выходцы с Британских островов – овцеводством, самых первых поселенцев – французы (2 клана, около 15 семей) предпочитают заниматься управлением. Самыми бедными считаются выходцы из Гибралтара и Мальты (примерно 30 семей), в основном они выделывают кожи. На островах действуют старые, средневековые правила – не приближаться к чужим животным ближе, чем на 6 ярдов (5,5 метра), обязательно спрашивать разрешение на прохождение по чужим территориям. За мелкие преступления, не доводя их до суда, виновный может откупиться перед пострадавшим. Ещё одно негласное правило – участвовать в выборах в парламент, занимать чиновничьи посты могут люди, чьи предки обосновались здесь минимум 4 поколения назад.
Какой урок из жизни Фолклендов могут извлечь россияне? Во-первых, не надо стыдиться аграрного статуса страны и даже «охоты и собирательства» (рыболовства). Такой же статус кроме Фолклендов, к примеру, имеют Исландия и Гренландия, и даже целиком Новая Зеландия. Там нет развитой науки и промышленности, больших городов, низкая плотность населения, холодно и очень далеко не только до основных центров мира, но и вообще «большой земли». Но при том все эти территории в разы богаче российских аналогов (к примеру, жителей Мурманской или Архангельской областей). Значит, дело не в типе хозяйствования, не в огромных расстояниях до основных рынков сбыта, не в плохих климатических условиях, а в способах перераспределения и системе участия автохтонов в хозяйственной деятельности.
Последнее – это «во-вторых». На Фолклендах (а также в Гренландии и Исландии) нет монополий, доступ к ресурсам – земле и морю – более-менее равен для всех. Фактически большинство производителей – мелкие собственники, на основе семейных или клановых предприятий. Но при этом, как на Фолклендах, существуют и крупные общественные хозяйства. Важно также отметить и глубоко укорененное в сознании автохтонов уважение к чужой собственности, наличие неформальных, часто средневековых понятий о честности и морали. Всё это в совокупности ещё даёт и очень низкий уровень преступности (в 10-20 раз ниже, чем в России).
Что могло бы стать для простых россиян тем ресурсом, обладание которым позволило бы чувствовать себя белым человеком? Общенародной промышленной собственности их в ходе «приватизации» уже лишили. Но остались земля и главное – лес, пока находящийся в госсобственности. На тех же Фолклендах на каждого жителя в среднем приходится около 3,5 кв. км пастбищ. То есть на семью из 3-х человек – 10 кв. км. Почему бы и россиянам вне крупных городов, на малозаселённых территориях (Сибирь, русский Север, Нечерноземье) не раздать по столько леса? При ежегодной рубке на 10 га (этого хватит на 100 лет работы – к этому времени созреют деревья с первых порубок) можно иметь 1000 кубометров леса-кругляка, примерно на 30-50 тыс. долларов.
В-третьих, важно сочетание развитого местного самоуправления и одновременно – присмотра за автохтонами из управленческого центра, состоящего из людей «старых денег и старой морали». Фактически – институт «благородных воспитателей».
В-четвёртых, обязательно нужна социальная справедливость в таких глухих, тяжёлых для проживания углах. Бесплатные медицина и образование, социальные пособия, досуговые центры. Никакого либерализма, культа больших денег и успеха. И ещё – ограничение потребления крепкого алкоголя.
Может ли это всё (или хотя бы частично) однажды произойти в России? История одной из беднейших, населённых не слишком «продвинутыми» людьми, бывшей территории России – Финляндии, показала, что может. Бывшие россияне всего за 50-60 лет смогли из забитых крестьян и собирателей превратиться в относительно качественных бюргеров.

ttolk.ru